К проблеме вязки сук на южном крае Сибирской платф

Озабоченность

      Не сомневаюсь, что каждому из нас доводилось видеть человека до крайности озабоченного существенной проблемой, на которую уже потрачено столь много и душевных и физических сил, что здоровье напоминает:
- дескать, пора бы и притормозить, подумать об отдыхе где-нибудь на природе отечественных, да и иноземных краёв, отменно ухоженных и обходительных, которыми столь богата наша планета.
      – А что? имеем право!  Только вот дела суетные (да не просто бытовые какие-то заморочки, а бизнес, бизнес – чёрт бы его побрал!) достают тебя. И при том,  в ту самую минуту, когда ты уже настроен на приём музыки высших сфер; да так, что готовность реализовать свои, не на шутку разыгравшиеся, потенции у тебя -  ну просто зашкаливает!

      Скажу сразу, что в тот день был существенно озабочен и я. Да ещё  и не  один. Супруга моя сопровождала меня в нашем деле, поскольку стрессоустойчивость моя к этим временам обратилась почти что в ноль, и любые моральные  нагрузки,  даже мало-мальски обозначившие себя, запускали во мне механизм генерации глупостей, удивлявших и меня самого.
      - Как же так?  А вот так вот!  – бывало, устрою я сам себе допрос с пристрастием.
      Вот и надлежало спутнице моей обеспечить надзор за моими ходами на театре необходимых действий, дабы задуманная нами операция совершилась успешно, без досадных сбоев и потерь.
      По правде говоря, и надзирательница моя не лишена была своих, столь же занимательных, особенностей. Так что совместным нашим вылазкам на люди случалось быть забавным.


Тяжмаш

      В ранешные времена место, где развернулось наше действо, было обнесено довольно высоким забором, скрывавшим от досужих взоров тайны сугубого производства - настолько серьёзного, что от железнодорожной станции, украшавшей вид центральной части города, по единственному его мосту через легендарную красавицу-реку проложены были рельсы специальной колеи. По ночам, когда уходил на ночлег последний трамвай и лишь редкий автомобиль крадучись спешил прошмыгнуть по своим делам, здесь открывалось движение. Затрапезный мотовоз тягал  туда-сюда платформы с грузами, назначение которых было понятно только посвящённому кругу лиц.
       За забором этим что-то громыхало, пар поднимался к небесам – шла нешуточная симфония труда людей, имевших достаточные основания беспрепятственно преодолевать посты охраны на заводских проходных. 
       Иногда стороннему наблюдателю случалось разглядеть на обширной территории заводского рудного двора терриконы из смятых металлоконструкций, бесформенных глыб металлургического скрапа, да и прочего чего, говорящего о том, что не всё гладко в здешнем тяжёлом машиностроении.

       Довелось и мне как-то побывать в цехах этой городской индустриальной достопримечательности - в пору, когда дела в нашем государстве пошли не так, как это было предначертано планами грандиозных свершений.
      В республиках, где сконцентрированы были производства круга моих служебных интересов, народ почувствовал волюшку. В результате возросла аварийность на производстве, а бдительные лица из высшего командования силовых структур на свой лад разглядели в мирных заводчанах злоумышленников, например тех, что под прикрытием изготовления цилиндров к установкам перевозки штанг для нефтепромысловых качалок –  исхитрились готовить нелегальные миномётные стволы.
      Так это или не так – пойди, разберись, если у нас чего ни коснись: макароны или папиросы, цилиндры и прочее – всё  в единый миг можно настроить на выпуск оружия.
       Центр стал прессовать эти  республики, те в ответ, бросили работать и принялись митинговать. Таким образом, поставки нефтепромыслового оборудования и запчастей к нему оттуда прекратились.
       А  без них – что за работа на родимых  российских просторах? Всплывшая было иллюзия о многообещающей конверсии российской оборонки -продержалась не долго. Уже тогда  мне интересно было предположить - хватит ли выдержки у наших генералов специальных машиностроений переждать временное поветрие неофитов от  безбрежной демократии. Время показало, что хватило больше чем на пару десятилетий. Впечатляющая стойкость народных благодетелей! Теперь, когда и наши мозги метнулись в сторону, где живёт гордость и патриотизм, мы знаем, что на их боевом пути открылся-таки зелёный свет;  наш бронепоезд  уже набирает неслабый ход туда, где нас, по обыкновению, не ждут.
      Только нам-то какое дело до их проблем?!
      Выживать нам надо при любых раскладах нешуточных  игрищ нашего отечества.
 
      Короче, посылает меня шеф на разведку здешней местности. Задача – найти производителя хотя бы того же фланца переходного  для превентора к колонной головке.
      В заводоуправлении  Тяжмаша сказали – иди в такой-то цех, с ними договаривайся, они теперь отдельный кооператив.
      Цех  этот найти было нетрудно по внешним признакам изжившего себя былого промышленного зодчества. Был  он весь заполнен  станками, множество которых выстроились в линии – целые улицы станков. Были из них такие, что стояли наособицу. Центр же цеха занимал карусельный станок. У него сбоку была  примонтирована конструкция рабочего места продвинутого станочника с креслом, дисплеем и клавиатурой; в кресле том сидел товарищ в телогрейке и валенках.  Время от времени  пролетарий новых времён обращал свой взор на обрабатываемую махину размером с крестьянскую избу; с детали там ручьём стекала стружка, которую лениво отгонял от себя  могучий резец. Монитор же числового программирования процесса металлообработки ничего, однако,  не отображал. В этом, видимо, и не было особой необходимости, потому что невиданных размеров штангель  ожидал своей участи дедовским способом замерять исполинскую деталь, покоясь  рядом, на столе из не строганых досок.
     Кооперативный начальник выслушал меня, поскрёб затылок.
     – Сделаем – говорит - твои хромоникелевые блины, но из литья, потому что нет подходящих  поковок.
     - Как же – говорю - а вдруг  микротрещины или даже каверны? Учти, у нас давление  под семьсот – припугнул я. Кооператор в отказ. Я уговариваю. В общем сделали. Правда, из десяти фланцев – один бракованный (ошибка разметки осей  в один миллиметр – это уж потом выяснилось, при монтаже на скважине).

     А тут уж дела по всей стране совсем пошли наперекосяк. Рухнула не только наша контора. 
     Теперь  на месте завода нет никакого забора; а о том, что был когда-то руддвор, мне напоминает только - выступающая из тротуарных плиток торговой площади с бордюрами, газонами, местами для отдыха и развлечений – глыба оплавленного металла.
     Глыбу эту не удалось извлечь при устройстве площади. Теперь она -  как памятный знак былых времён, понятный исчезающему племени совдеповских могикан.
     А вокруг - сверкающие здания торговых корпусов. Недавно даже мостовые краны из-них выкинули, чтобы на фоне блистательных бутиков не портили своим видом  торговые интерьеры.

    Наш же с супругой нынешний интерес  меркантилен – оптовый рынок продуктов завлекает своей относительной дешевизной. А мы планируем  закупить партию продовольствия  на всё лето - для жизни за городом, на фазенде, даче, садовом участке (как угодно назови это место наших пристрастных упражнений).

     Мой дауншифтинг  там весьма не патриотичен. С некоторых пор я оставил всякие попытки повлиять на ход отечественной истории, полагая, что ничего кроме вреда они не принесут при сегодняшнем помрачении умов и смехотворных амбиций. Это – без меня. Я же продолжаю жить, так согласуя свои запросы со щедростью родной природы, чтобы было хорошо и мне и ей – земле наших отцов, матерей и их сородичей  - вплоть до неведомых мне колен.


Элитная Зольда и одноглазый кобель

 
      Вот теперь - о суках.
      Мои познания в этой области даже и поверхностными не назовёшь. Да и ни к чему мне погружаться в глубины специальных знаний по этой проблематике, ведь речь идёт о наших постоянных спутниках в жизни на этой планете. Собаки, кошки -  они живут с нами и без каких бы то усилий с нашей стороны; правда, если только  быт наш достаточно ладно устроен. Не помню, чтобы когда-то я был озабочен особенным уходом за этими тварями. Ну, покормить, ну прибрать что-то там. И всё. Свои проблемы ими решаются уж самостоятельно.
       Разумеется, мне известно о существовании особой отрасли человеческого познания мира, которая посвящена изучению всего, что связано с собаками.
       Есть кинологи. Да и не только теоретики.
       Когда я, волею случая, оказался в числе довольно высокого уровня менеджеров фирмы, по всей стране гремевшей своими достижениями, то однажды там, на планёрном совещании,  все мы вынуждены были обсуждать чрезвычайное происшествие, случившееся прошедшей ночью. Выпущенные, по обыкновению,  вовнутрь двойного ограждения территории центральной базы свирепые сторожевые псы нашей кинологической службы были украдены неизвестными злоумышленниками.
       - Как же так?! – всплывал с трудом сдерживаемый вопль возмущённого сообщества менеджеров производства
       - Собаку любой злобности можно подчинить себе человек – отвечал на лаконичную эту инвективу наш штатный кинолог.
       Конечно, кинологи знают своё дело.
       Мои же познания в области кинологии предельно фрагментарны.

      Помню, сижу я в ожидании выхода на смену у окна нашего балка. На улице слегка пуржит. Это значит - тепло поддаёт океанский муссон. Несколько поселковских ребятишек – всех их не больше десятка будет – высыпало на улицу в поисках занятий.  Двое из них нашли себе дело напротив моего окна. Они заняты двумя сцепившимися собаками; они тянут каждую в свою сторону; они недоумевают - почему это не вполне получается. Что-то мешает. Они  на четвереньках вползают под собак, и, обнаружив там каким-то образом образовавшуюся связь, оставляют связку в покое и находят себе другое занятие. Обычное дело – собачья свадьба.
       Так да не так.
       Приехала однажды в наше селение, где царила свободная собачья вольница, молодая супружеская пара, да привезла с собою диковинную собаку. Говорят – овчарка.
       Это событие, конечно же, немедленно становится предметом обсуждения в обществе, родом свой деятельности обречённое на изоляцию от материковых проблем непроходимыми пространствами гор и тундр.
      И вот гуляет новоявленная  хозяйка элитной своей собаки, да крепко держит в руке поводок. Собака эта, Зольда, несмотря на то, что размером с телёнка будет, ещё молода и, оказывается, её надо беречь по обязательным причинам: во-первых, молодости – ей надо набрать сил для воспроизведения качественного потомства; во- вторых, ей нужен достойный, генетически выверенный, партнёр для случки, чтобы и впредь сохранять породистость потомства. Ну, и так далее.
       Ни о чём из этих премудростей не подозревают разного рода поселковые кобеля, только чутьём своим природным приведены в возбуждённое состояние: девочка созрела. Так что хозяйке Зольды надлежит быть начеку, чтобы вовремя пресечь  недостойные посягательства  на их любимицу со стороны безродных вожделенцев.

       Чаще всего прогулочный маршрут Зольды прокладывался вдоль по улице из утонувших в сугробах  балков. И вот там, где жили механики, на куче заготовленного для топлива кедрового стланика, взял себе за обыкновение возлежать механиковский пёс Кардан. Был он беспороден и дремуч, формы имел никак не выраженные, лохмат, да ещё и одноглаз  - другой был им утрачен во время дружеских потасовок в неопределённое время.
      Пёсик этот приметил Зольду давно, но ничем не обозначил окружающим свой к ней интерес, только умостится, бывало, на возлюбленной своей лёжке, придаст своей позе предельную смиренность, да глазом своим сканирует, эдак, окружающие пространства. Ну что тут такого особенного? Не лежать же с закрытым глазом.
      И вот однажды вышла хозяйка с Зольдой на променад, да аккурат на траверзе лёжки одноглазого наблюдателя повстречала женщину другую, с которой не видались уже больше часа. За это время у обеих накопилось немало тем для разговора, вот поэтому их беседа не только затянулась, но и увлекла  настолько, что Зольда на поводке оказалась как бы наедине с опасностями, отовсюду грозящими всякой девице пубертатного возраста.
      Бесшумно одноглазый покинул свой скрадок.  Молодецким прыжком Кардан оказался там, где начиналась томная красавица.
      Дело сладилось в единый миг, так что возвратившаяся  в реальность хозяйка только и могла констатировать – всё пропало!



Лондон-Париж. Трудные поиски еврокобеля


      Между тем на оптовке Тяжмаш возникли проблемы и у меня с подружкой. Потребности нашей, экзальтированной не на шутку парочки,  сложились в одну смысловую корзину и возбудились там до такой степени, что имеющейся  наличности оказалось недостаточно.
      Но – не беда – в шаговой доступности имелся и банкомат.
      Несколько их стояло в самом здании банка, но там сложилась очередь человека в три-четыре. А ведь был еще аппарат, установленный в отдельной пристройке за стеклянными дверьми, которые открывали вид одинокого мужчины, лихо там манипулировавшего сенсорами.
      Я встал у входа. Хотя пристройка и была весьма просторна, но всё же влезать в интим отношений гражданина и банкомата было не в моих правилах.
      Время шло, а гражданин всё не оставлял своих упражнений; я и уж стал  подумывать о смене позиции ожидания  у неутомимых  банкоматов, как небесный голос за моей спиной обратил ко мне свой вопрос.
      А не последний ли я в этой очереди? Конечно я и, конечно, последний – возник в моей голове язвительный ответ, а глаза уже совершили моментальную фотографию обладательницы ангельских обертонов.

     Пришелица была лет самых обольстительных – ни глупая юность, ни налёт накопившихся грехов неизбежной зрелости не обнаруживали себя в ней ни уже и ни ещё. Её  время было именно то, когда человек только начинает себя на поприще общественно полезной деятельности, когда амбиции безмерны, а неудачи ещё не выработали привычку к осторожности. Тогда весь мир - у ног вступающего на тропу исканий; а степень доступности удалённых перспектив – вопрос всего лишь времени.
Но далеко не безмятежна была пришелица, а заметно было, что  пришлось уже ей познать те приступы усталости  с описания которых мы и начали свой поход для встречи с незнакомкой.
      Раздался бодрый ринг тон айфона. Хозяйка его привычно вперила вопросительный свой взгляд в его экран, и гримаса неудовольствия набежала на прекрасное её лицо, которое тут же преобразилось в нарочитое радушие.
      Разговор начался - без слащавой любезности, но и разухабистость видавшего виды дельца как бы не существовала в природе нашей бизнесвумен.

      Ох, уж эти телефонные разговоры - как они засоряют окружающую среду своими противоестественными миазмами! А ведь выделения более органичные для живого организма мы научились же, если не сдерживать, то уж совершать под прикрытием камуфлирующих средств.

      Вот и  пришлось мне стать невольным  слушателем переговоров удалённого заказчика с нашей бизнесвумен.
      Из услышанных  с нашей стороны тирад, я понял, что у заказчика проблема.
      Его сука созрела вполне и подошёл срок вязки. Самостоятельные поиски достойного ей партнера в пределах региона оказались безуспешными и тогда было решено обратиться к услугам специалистов. Те обнадёжили реальностью исполнения, но проблема до сих пор не решена.
      Сейчас заказчик резонно озабочен – ведь сука не может сдвигать свои биологические ритмы – и уже выказывает нетерпение.
      В северной Европе – отговаривается исполнительница –подходящего найти не удалось; то же и в Центральной. Есть ещё претендент в Италии. Туда я вылечу послезавтра.

     В мановение ока всплывает в моём подневольном сознании картина,  сформировавшаяся вот только что,  очевидно, под влиянием навязчивых телесериалов, которые, несмотря предпринимаемые мной предосторожности, всё же прорываются в поле моего зрения.

      Тяжёлый аэробус  возникает на горизонте, словно бы всплывая из-под земли; он уже в самом конце глиссады, и цепкие его лапы-шасси готовятся к встрече с полосой; в зыбком мареве, исходящем от  горячего бетона он находит себе опору и тут же всей своей тяжестью прижимается к земле.
      Эффектная пробежка, разворот и остановка.
      Толпа его пассажиров растворяется в толчее аэровокзала. Однако нашу героиню встречает предупредительный джентльмен. И вот уже, проделав немалый путь по серпантину дороги на границе лазурного моря и гор в сиреневых тонах, лимузин с гостьей подъезжает к средневековому шале.
      А там, в сумеречном зале (он весь - образец  готического стиля: нарочито грубо обработанный камень, аскетичная обстановка)   лишь старинный гобелен со сценами охоты оживляет интерьер. На полотне среди невиданных растений на фоне старинного замка застыли в ожидании чуда оживления дамы, кавалеры, лошади, поверженный охотниками единорог и прекрасные собаки. Вот один – по всем признакам кобель – сдержано рассчитывает на щедрую награду за удачную  добычу.

     В зале напротив полотна – камин. Вдоль его  прохаживается пёс с повадками утомлённого аристократа. Он словно бы только что материализовался с гобелена. Кем он приходится тому персонажу на полотне? Соперник? Партнёр? Брат? Сын? А может это он сам? Несомненно - потомок, хранитель веков.
     Вот он видит, как анфиладу комнат - с портретами владельцев замка в простенках - проходит некая особа, уже издали принявшаяся изучающе осматривать пса.
     -Какая бестактность! – безусловно, подумает аристократ и, бросив в её сторону едва уловимый взгляд, уставшего от манер нового времени, существа, закончит свои нерадостные рассуждения безнадёжным:
     - Вот только тебя нам здесь не хватало, колхозница!..

     … Дверь отсека одиночного банкомата распахивается – потрошитель его денежных ящиков закончил свои дела; я же, ни мало не мешая, выхожу из темы аристократических проблем и устремляюсь к вожделенным сенсорам. Совсем скоро я становлюсь обладателем пары сине-зелёных купюр  и тут же поспешаю на рынок.
И вот уже наши дела в этом городе закончены. А леса, скрывающие от нелюбопытного взгляда недра, сформировавшиеся в горниле катастрофических миллионолетий в условиях субдукции южного края Сибирской платформы  –  уж нас заждались.

       Замудрёная концовка – не так ли?

       На этом бы и остановиться, но я измыслил ещё и нечто совсем  невразумительное - подобие комментария к рассказанному вот только что.

       Новые времена. Они всесильны. Сколько бы мы не тщились вернуть привычную затхлость старины, сколько бы мы не противились натиску беспардонной новизны – будет именно так, как сложится. А уж как – это не дано знать никому.
Можно только предположить, что энергия той же трубопроводной Силы Сибири, материализовавшаяся, в том числе и через вот такие микроканалы, как  забавно изготовленные, упоминавшиеся здесь, переходные фланцы к противовыбросовой арматуре, принесёт некую пользу и престарелым обитателям наших пределов. Если же такое не случится, (а для этого предположения есть некоторые основания, которые наш бронепоезд только усиливает),  тогда уж  - что же? -  остаётся надеяться на муравейник таких вот бизнес-менов да и – вумен тоже. Тогда не только  кобелям да сукам будет радость. Пусть же порадуются и налоговики и прочие насекомые нашего ненасытного государственного организма! Тогда и у меня и моей подружки воспрянет от увядания потаённая надежда на вхождение в чертоги радости хотя бы в день доставки пенсионного пособия.
       Как говорится – надежда умирает последней.
       Но, однако же, – не будем о грустном.
       29.09.2015 14:09