Счастье есть

Коротко стриженный человек в майке-тельняшке и полосатых спортивных штанах сидел на скрипучем деревянном стуле за компьютером. Без конца клаця мышкой, он нервно пытался что-то отыскать. То и дело он вскрикивал: «Твою мать! Да где же она». И, по всей видимости, не находя того, чего искал, продолжал все сызнова. «Клац! Клац! Клац! Клац!».

В комнате было накурено. Рядом с клавиатурой на столе стояла обрезанная банка из-под «блэйзера». По всей поверхности был рассыпан пепел. Антон, так звали сидящего за компьютером, курил уже пятую сигарету. С тех пор как он вернулся из Украины, его нервы явно сдавали.

- Антон, ну хватит уже курить, а? Сколько можно, ну в самом деле, - сказала Лена.

Девушка лет двадцати сидела на диване в углу и копалась в мобильном телефоне. На ней был  розовый спорткостюм. Русые волосы собраны в пучок на затылке. Не с сказать, чтобы она была слишком привлекательной, но в общем и целом, девушка была довольно милая. Периодически она кашляла. Ее легкие уже не могли бороться с таким количеством дыма. Осознав, что реакции на ее замечание не последует, Лена встала и подошла к окну. Подняв раму, она оперлась на подоконник и продолжила копаться в телефоне.

- Твою мать! - вновь вскрикнул Антон и ударил кулаком по столу. Пепел из импровизированной пепельницы еще больше рассыпался по поверхности, несколько окурков упали на пол. Но Антон не обращал на это внимания. Лена тоже.

Спустя пару минут, глядя в телефон, Лена улыбнулась и вновь обратилась к молодому человеку.

- Антош, смотри, Катька Андреева такую прикольную фотку выложила! - девушка было попыталась показать телефон Антону, но тот зло оттолкнул ее руку и крикнул:

- Ты дура, что ли? Не лезь ко мне со своей херней! Не видишь, я занят!
Лена не обиделась, лишь хмыкнула в ответ, пожала плечами, а затем, не закрывая окна, снова дошла до дивана и присела, скрестив по-турецки ноги и прислонилась спиной к стенке.

В это время Антон, очевидно, убедившись в тщетности своих поисков, включил музыку и пошел на кухню…

Из колонок начал доноситься звук гитары, а позже и голос. Это была армейская песня про отряд, который то куда-то шагал, не взирая на гранаты и трассеры. Война — основная тема всех песен, который слушал Антон после возвращения. Примечательно, что сам на тему войны он никогда и ни с кем не говорил. Однажды Лена, случайно переключая каналы, наткнулась на новости из Сирии, там показывали солдат, обстреливающих позиции боевиков, и плачущих детей. «Вот им там заняться нечем»,- легкомысленно, совершенно не придавая значения смыслу слов, зачем-то сказала она. В это время Антон, как сейчас, был на кухне. Лена услышала, что там что-то разбилось. Затем в комнату вбежал рассвирепелый парень и покрыл ее крепким матом. «Чтобы я, сука, больше от тебя этого дерьма не слышал! Поняла? Поняла?!», - этими словами он завершал свою красноречивую тираду, держа девушку за волосы и прижимая ее голову к подушке. Лена плакала, искренне не понимая, что такого она сделала. Потом всю ночь она просидела в ванной, вытирая слезы. Он к ней даже не зашел, не говоря уже об извинениях.

«Антон резко изменился. Я не понимаю, что с ним произошло», - жаловалась она подруге, то и дело шмыгая носом. - Когда мы с ним познакомились, до этой чертовой поездки, он был настоящим ангелом. Понимаешь, мы ходили с ним в кино, гуляли, пили вино, встречая рассвет, дурачились — словом, у нас были идеальные отношения. И вот теперь такое».

Катя Андреева, подруга Лены, настаивала на том, что они с Антоном должны разорвать отношения. После одного случая, когда Антон сильно избил девушку, Катя примчалась к ним домой, но молодой человек еще с порога показал, что если она подойдет ближе, ей тоже несдобровать. Катя грозилась вызвать полицию. На это Антон сказал, чтобы она не лезла не в свое дело. «А если позвонишь, я прямо сейчас задушу ее, а потом сам себе перережу вены, поняла? Мне терять нечего», - прорычал он. Катя ушла. Спустя два дня Лена ей позвонила и сказала, что у нее подтек под глазом и легкое сотрясение мозга. «Но Антоша успокоился, все нормально. Не переживай», - тихо сказала она и повесила трубку. 

...Антон вышел из кухни, держа в руке бутылку водки и один граненый стакан. В другой была тарелка, на которой лежали шматки сала и соленые огурцы. Не глядя на Лену, он подошел к столу и сел. Стряхнув на пол пепел, он поставил тарелку и стакан. Открыл бутылку «Столичной» и налил себе граммов сто.
Что-то буркнув себе под нос, Антон выпил. Затем закусил огурцом и сделал музыку громче.

Хриплый голос вещал о долге и патриотизме, с завидной периодичностью повторяя слова «смерть», «убить» и «любовь». Каким образом последнее обрело себе столь незавидных компаньонов — не понятно. Хотя в России оно всегда так. Страна — загадка. Патриотизм здесь впитывается с молоком матери, говорят в телевизоре, народ мы высокодуховный, то есть обладаем некими скрепами. Их-то и должно хранить. А если не умеешь — научим. Хуже, если не хочешь. Тут уже, брат, не обижайся. Можно и казачьей нагайкой схлопотать, а можно...Впрочем, лучше этого не знать. Счастье — в неведении, как говорил герой «Матрицы». В конце концов, кто сказал, что розовые очки — это ужасно? Вот именно. Находятся лишь те, кто настырно требуют их снять. А, может, мне и в них хорошо? Жить в провинции у моря — мечта безродных космополитов и бесталанных художников, мы же, патриоты, носители священной миссии, - как говорит Киселев, - гордимся тем, что хотим жить в Империи. Могучей, как Посейдон. Ну, или как Пересвет, - кого как воспитали.

- Сходи за сигаретами, - загасив последний бычок, сказал Антон Лене. Это не было просьбой, это был приказ.

Лена послушно встала, пошла в коридор, обулась и вышла.

Антон остался один. На деревянном стуле, за грязным столом и заляпанным компьютером. В комнате, несмотря на открытое окно, было затхло. Они с Леной жили в однокомнатной квартире в пятиэтажке в спальном районе. Поначалу девушка даже выращивала цветы. Но когда Антон вернулся — это стало бессмысленно. Каждый день — как на фронте. Крики, ругань, алкоголь, пьяные дебоши, разбитая посуда. Почему она не уходила? Сложно, сказать. Наверное, любила. Женщин вообще понять практически невозможно. Их логика работает как генератор случайных чисел: просчитать можно, но прежде либо сломаешь голову, либо бросишь это пустое занятие, тысячу раз чертыхнувшись.

Возможно, Лена рассчитывала, что со временем все вернется на прежние места. Слушала, как он смешивает ее с дерьмом после очередной пьянки, а сама в тайне мечтала, что вот завтра, а может, через неделю, да черт с ним — через год, - Антон станет прежним. Добрым, заботливым, чутким и нежным парнем — таким, каким он был, когда они только познакомились. Он интересовался книгами, любил поэзию, даже писал ей стихи. Думал, что после Украины поступит на заочку филфака. Боже, подумать только, во что он превратился! Время шло, но ничего не менялось. Кажется, с каждым днем он все больше терял над собой контроль.

«Очередной удар по мирным жителям нанесли каратели-бендеровцы этой ночью. Десятки людей пострадали, двое погибших. Среди них — восьмилетний ребенок. Когда же вампиры напьются крови? Этому нужно положить конец», - трубным голосом вещал диктор федерального телеканала.

Антон сидел на прежнем месте и смотрел на голубой экран. Перед его глазами мелькали кадры боевых действий. Залпы «Града», автоматные очереди, горящие дома, плачь женщин, стон раненых.

«Ирландия официально признала однополые браки. Гейропа продолжает бесславный путь к своему концу. Закат близок. Пусть для нас это станет примером. Сейчас, как никогда, мы должны сплотиться вокруг традиционных ценностей. Православие, духовность, семья, патриотизм», - сюжеты менялись один за другим, голоса комментаторов порой срывались на визг. Потоки информации били по воспаленному мозгу, как раскаты грома. Антон перепрыгивал с канала на канал, но суть оставалась прежней. Самый жесткий наркотик в мире — медиапропаганда. Ты видишь то, что, казалось бы, происходит у тебя на глазах в режиме реального времени, но что-то мешает анализировать. Что-то подталкивает к «правильному» ответу. И ты уже не уверен, действительно ли дважды два — четыре? Антиутопия 21 века. Мы дадим то, что тебе нужно, только сначала включи телевизор.

Прошел час, Лена не возвращалась. Антону хотелось курить. Он вылил остатки водки в стакан и выпил. Потом подошел к вешалке в коридоре и попытался снять олимпийку. Она зацепилась за что-то. Несколько раз дернув, олимпийку все же удалось снять. Правда, вместе с крючком.

- Бл..дь! Этого еще не хватало! - выругался парень. Затем высвободил крючок из ткани и положил на полку. Он почувствовал резкую нужду в свежем воздухе, накинул кофту, взял ключи и вышел.

Осенний ветерок приятно обволакивал тело. На улице уже не было жарко, но и до холодов пока было далеко. Солнце било по глазам. Антон прищурился, но через минуту обвыкся. Он пошел в сторону вокзала. Там был павильон, в котором можно было купить сигарет и выпить пива.  Дорога лежала через сквер. Он решил не тратить деньги на маршрутку. Да и денег, собственно, особо не было. Двести рублей: пачка сигарет и две стакана светлого нефильтрованного.

Антона пошатывало, водка давала о себе знать.  И курить хотелось не по-детски.
Впереди, возле белоснежного Porsche, стоял мужчина в светлом твидовом пиджаке. Дорогие часы, шестой айфон, золотая цепочка на запястье, туфли из крокодильей кожи. Сразу видно — жизнь удалась. Краем глаза Антон заметил на пассажирском кресле гламурную блондинку. Между ее нежных пальчиков торчала тоненькая сигарета, она медленно подносила ее к своим  темно-бордовым губкам, аппетитно затягивалась и, прикрыв глазки, выпускала струйку сиреневого дыма.
 
«Долбанная бл...дь!» - подумал Антон и двинулся в сторону хозяина Porsche.
- Слышь, угости сигаретой, - обратился он к мужчине.

Тот не отреагировал. Он разговаривал по телефону и не заметил Антона.

- Э, оглох, что ли? - на тон выше спросил парень и слегка коснулся его плеча.

- Простите? - прикрыв динамик ладонью, кивнул мужчина.

- Сигаретой угости, простите, - передразнил Антон.

- Можно было и повежливее, - добродушно ответил мужчина, протягивая пачку «Парламента».

Антон достал две сигареты и вернул пачку обладателю. Мужчина лишь покачал головой, но ничего не сказал. Видимо, понимал, что портить себе день мордобоем с агрессивным, да к тому же подвыпившим незнакомцем, не самый лучший сценарий на эту солнечную субботу. К тому же, в машине его ждет 17-летняя студентка Ксюша, которая сегодня сделает для него все что угодно. Так что — проблемы ему явно ни к чему.

В это время Антон прикурил и двинулся вглубь сквера.

Вдоль аллеи по краям простирались лавочки, на которых сидели мамаши с колясками и старушки с газетами. Детишки повзрослее играли в классики, кружили на машинках и пускали мыльные пузыри. Рядом с памятником советскому авиаконструктору толпилась молодежь повзрослее. Антон заметил, что неформального вида парни и девушки сжимали в руках какие-то плакаты и решил подойти поближе.

«Миру — мир!», «Нет — войне, да — свободе!», «Пули убивают любовь!» - такие надписи были нанесены на ватманы разноцветными красками. Девушки с большими тоннелями в ушах и проколотыми губами поочередно зачитывали какие-то послания  миру. Типа: «Люди, одумайтесь, посмотрите куда ведут нас политиканы. Мировые корпорации порабощают нищих и обездоленных, скажем политике — нет! Скажем да — солидарности и братству».

На фоне провинциального городка эти пафосные речи звучали крайне комично. Впрочем, несколько зевак все же заинтересовались пикетом. Спустя несколько минут подошли еще активисты. Две девушки с короткими черными волосами и дико затюнинговаными лицами развернули радужный флаг. Тут уже прохожие начали реагировать куда активнее, чем прежде.  Меньше чем через минуту пикетчиков обступили женщины и мужики, которые до этого мирно выпивали у забора под елками. Лица у всех были агрессивные.

- Да это ж пидоры! - раздался крик в толпе зевак.

- Не пидоры, а лесбиянки, - участливо поправила толстого мужика кучерявая женщина.

- Да один хрен — агенты Госдепа! - подхватила старушка. - Я по телевизору видела, как этих охломонов вербуют. Продаются за доллары и кока-колу.  Вам-то самим не стыдно?

- Бабушка, не горячитесь. Вы же даже не знаете, из-за чего мы сюда вышли. Может, послушаете, прежде чем давать оценки и вешать ярлыки? - спокойно ответила на обвинения черт знает в чем одна из девушек.

Но слушать ее никто не собирался. Откуда не возьмись в толпе возмущенных появилось несколько человек в банданах, которые тут же налетели на активистов. Антон заметил, что и мужики с женщинами не остались в стороне.

- Вали их, вали! - кричали ребята в банданах.

Не понятно, что с ним произошло, но у Антона вдруг возникло непреодолимое желание приобщиться к народному гневу. Он выбросил окурок, залетел в толпу, нашел там парнишку-  как ему показалось, более менее крепкого, - и заехал ему локтем в висок. Парень вскрикнул и повалился на бок. Антон не остановился и начал избивать его ногами. Бил изо всех сил: под дых, по ребрам, по голове. Несчастный парень стонал, все его лицо было в крови, - казалось, еще немного и он испустит дух. Но беде сегодня не суждено было произойти. На помощь к активистом подоспело подкрепление. С десяток крепких парней в черных футболках и камуфляжных шортах так же, как несколькими минутами ранее Антон, врезались в толпу и принялись расталкивать нападавших.

- Разошлись все! Сейчас нах..й всех перебьем, - кричал один из подоспевших, выхватив из поясной сумки травматический пистолет.

При виде оружия нападавшие замерли. Те, что были в банданах, было попытались выбить пистолет, но тут же получили металлическими прутьями по шее и рукам.

- Саня, вызывай ментов, - обратился к товарищу один из подоспевших активистов.

- Думаешь, они их примут? Да ладно тебе, они и палец об палец не ударят. Посмотри, в других городах казаки ребят прямо на глазах полиции метелят, а те делают вид, что не видят. Успокойся.

- Ребят, вызывайте полицию, примут-не примут, сколько это может продолжаться, в конце концов, - взмолилась одна из девушек, та, что с тоннелями. - Все напишем заявления, не отреагируют, подадим в суд.

- Да, - иронично покачал головой крепкий парень в красной бейсболке, - в суде, можно подумать, тебя услышат.

- Да прекратите вы пререкаться. Вызывайте! - скомандовала вторая девушка.
Антон стоял позади мужиков, которые пытались понять, что происходит и кто все эти люди. Очевидно, что загреметь в отделение им не очень-то хотелось, а алкоголь не позволял до конца вникнуть в ситуацию.

- Эй, мы тут вообще-то с агентами Госдепа разбирались, - не выдержал усатый работяга.

- Я тебе сейчас нос сломаю, уважаемый. Так сказать, с приветом от Интернационала, - подошел к нему крепкий парень с прутом в руке. - Ты бы хоть послушал, что до тебя донести хотят, прежде чем кулаками махать. Небось, работяга на заводе? Работаешь за копейки в три смены, а по выходным бухаешь, как свинья. Тебе самому за себя не стыдно?

- Да вас же Америка наняла, - не унимался тот.

- Какая, к черту, Америка, мужик? Тебе телевизор окончательно мозги выпилил. Ладно, не очкуй, сейчас менты приедут, разберемся.

Антон заметил, что нападавшие в банданах испарились. «Пора и мне», - подумал он, и незаметно попятился к забору. Пока противоборствующие стороны декларировали друг другу программы и выясняли, кто на кого работает, Антон перемахнул через забор, и сел на скамейку и закурил последнюю сигарету.

***

Мимо проносились иномарки. По тротуару спешили прохожие. Здесь никому не было дело до того, что происходит за забором. Вдалеке, на газоне, раскинув плед, нежилась парочка. «Вот кому хорошо, - подумал Антон. - Сидят себе, щебечут какие-то слова, целуются, радуются погоде и друг другу». Тут он вспомнил о Лене. Достал телефон, нашел ее в записной книжке и нажал «вызов». «Абонент недоступен или находится вне зоны доступа сети», - ответил въедливый голос.

- Дура, еще и телефон выключила, - выругался Антон.

Затем он вспомнил, куда шел, поднялся и двинулся вдоль забора.

Антон шел по асфальтированной дорожке, обращая внимание на надписи, нанесенные краской. В последнее время их стало больше. Люди как будто впали в зависимость от желания публично выразить свои мысли. Причем — обезличено. Кажется, Оскар Уайлд заметил, что стоит дать человеку маску и он скажет вам правду. Но это все политика. Она так осточертела. Ничего, кроме агрессии и желания довлеть над кем-то. Даже эти ребята с лозунгами о мире и любви. Все кровавые режимы начинали свое становление с требований справедливости, равенства, демократии, свободы. Дай им волю, они установят памятник Свободе на костях «угнетателей». Естественно, этих самых «угнетателей» будут назначать они сами. И что же тогда будет мерилом справедливости? Ценности, убеждения, идеологии и догмы — все это и есть то, чем мы оправдываем свои безумства. Толстой призывал к милосердию, просил повесить его, вместо «восторженных друзей человечества», пробивающих брешь в стене тирании. И что из этого вышло? Эренбург со своей, безусловно, праведной ненавистью к фашизму пришел к тому, что возненавидел всех немцев. На каждого орла есть своя решка, а судьба всегда играет краплеными картами. 

Но о чем говорили они, уличные правдорубы? «Счастье есть», «Прав тот, кто счастлив» - эти  или подобные надписи есть почти в каждом городе. Везде оно — счастье.  Мы пишем о нем обезличено, этакий посыл миру, погрязшему в безверии от собственного отражения в зеркале. «Эй, ну ты что? Проснись, открой глаза, вдохни аромат свободы! Люби и будь счастлив». Так, что ли? Ясно одно: рецепта счастья пока не изобрели. Все условно и относительно. Эйнштейн был гений, но кто-нибудь задавался вопросом, был ли счастлив он сам?..

- Привет, Антох, ты чего это тут? - раздался из-за спины знакомый голос.

Антон не заметил, что он уже с полчаса сидит на бордюре, уставившись в одну точку.

- О, Леха, привет. Что-то я, кажется, залип, - пришел в себя Антон.

- Ну ты даешь. Я еду, смотрю, ты не ты? Сидишь, как бич на берегу.

- Ладно, забей. Ты-то сам тут откуда взялся?

- Да я вот машину взял, в такси работаю, - Леха показал на припаркованный у обочины «Пежо».

Лехе было 23 года. Недавно вернулся из армии. Они с Антоном школьные товарищи. Оба все 11 лет просидели на задней парте, особенно не напрягаясь. Зато были подающими надежды спортсменами. Что Леха, что Антон — КМС по боксу. Когда последний уехал на Украину, первый был в армии. Связь прервалась. И вот тут такая встреча. Каждый из них едва ли пожелал встретиться именно в такой ситуации. В детстве мечтали, что станут профессиональными боксерами, будут иметь кучу денег и славу. Девочки, вечеринки, иногда легкие наркотики.

- Ну, рассказывай, как поживаешь. Значит, в такси подрабатываешь? Кстати, у тебя сигареты есть? - поинтересовался Антон.

Леха достал пачку Winstone и протянул приятелю.

- Отлично, - обрадовался Антон. - Послал Ленку за сигаретами, а она куда-то пропала. Телефон вырублен. Ладно. Так, что ты там, как поживаешь-то?

- Ну вот говорю ж, в такси работаю.

- А потом куда?

- В смысле?

- Ну, в смысле, не будешь же ты всю жизнь в такси работать?
Леха хмыкнул и тоже закурил. Помолчав, затянулся, выпустил облако дыма, и заговорил:

- Почему не буду? Послушай, Антох, ты мне скажи, чем вот сейчас еще заниматься? Ты мне предлагаешь продавцом до конца жизни работать или охранником? Не, на хрен мне это надо.

Антон тоже затянулся. Потом пристально посмотрел в глаза приятелю.

- Ну, а что тебе надо?

- Я сейчас свободен — как ветер. Надо мной начальников нет. Захотел, проснулся в 10, захотел в 6, захотел весь день работаю, захотел нет. Работаю на себя, понимаешь, зарабатываю деньги. И никто мне не указ. Бывает, конечно, пассажиры попадаются разные. Но с дерзкими у меня разговор короткий, сам знаешь.

Антон сплюнул. Покачал головой и устремил взгляд в даль.

- Ну а дальше-то что? Так и будешь ездить? - спросил он, помедлив.

- Почему же. Заработаю  еще на одну машину, посажу водителя. Потом еще одну. И уже на меня люди будут работать.

Леха докурил сигарету и достал из пачки еще одну.

- Ну, а ты как? Сам-то что думаешь, по контракту пойдешь?

Антон скривил лицо.

- Ты с ума сошел, Лех? Что я там забыл. Да еще за 20 тысяч. Мне своей войны хватило. Уходил, думал, вернусь, поступлю на филфак, напишу роман. А сейчас вышел из дома, иду, чтобы выпить. И так каждый день.

Леха покачал головой и опустил глаза.

- Че, конкретно башню рвет?

- Да х..й знает, братан. Не понимаю, что со мной.

- Вот те на. Это я тебя на понимаю. Что стряслось-то. Ты же такой чувак всегда был ровный. На тренировки по голове настучат, так он после еще стихи умудрялся сочинять. У тебя баба такая клевая. Ты о ней подумай. Терпит тебя алкоголика. Мне тут общие знакомые говорили, ты уже и до рукоприкладства дошел...

- Какие знакомые? - уставился на товарища Антон.

- Да какая разница, Тох. Не начинай.

Антон встал, выбросил окурок.

- Какие еще знакомые? - он повторил вопрос, но Леха не отвечал. - Ладно, не хочешь, не говори. Сам узнаю...

Леха положил руку ему на плечо.

- Слушай, Тох, соберись уже. Я намеренно не спрашиваю, что там у тебя было. Твое дело. Захотел бы — рассказал. Но с Ленкой-то будь помягче. Она-то в чем виновата? Она тебя тут ждала, думала, приедешь, поженитесь. Ты на себя посмотри, во что ты превращаешься.  Ты, кстати, работаешь где?

- Пока нет. Сейчас деньги закончатся, что с собой привез, буду думать. Ладно, брат, пойду я, а то магазин закроется.
Леха задержал его.

- Постой. Ну, мы договорились насчет Ленки?

- Да договорились, договорились.

- Вот и отлично. Может, тебя подбросить?

- Да нет. Я пройтись хочу. Свежим воздухом подышать.

***
Смеркалось. Он шел по тропинке. Слева высилась многоэтажка. В окнах уже загорался свет. Люди готовились к ужину. Неподалеку звенела гитара. Кто-то писклявым голосом неумело и не попадая в ноты заунывно затягивал «Романс» «Сплина». Антон вспомнил, как они с Ленкой были на концерте Васильева. Пили коктейли, обнимались. После концерта решили встречать вместе рассвет. Это было начало их отношений. Они взяли  с собой бутылку шампанского, плед, пластиковые фужеры и шоколадку. И отправились на крышу неподалеку от центра. На дворе стояло лето. Выразительно звездное небо создавало романтический антураж. Тогда она впервые позволила ему поцеловать себя. А дальше, все как в сопливых фильмах: он шептал ей на ушко приятные слова, одной рукой расстегивал блузку, а вторая скользила по ее горячим бедрам...

Они проспали не размыкая объятий и проснулись с первыми лучами солнца. «Я тебя люблю», - шептала она, покрывая его поцелуями. «А я тебя», - отвечал он.

...Антон, предавшись воспоминаниям, чуть было не прошел мимо магазина. К реальности его вернула дворняга, лаявшая на вышедшего из помещения пьянчуги. Антон зашел внутрь и попросил у продавца пачку «Кента» и литр пива. Но быстро осекся и сказал, что пиво не нужно. Женщина одобрительно кивнула и протянула сигареты.

- Начинаю новую жизнь! - радостно воскликнул он и постучал по прилавку.

- Правильно. Молодой еще спиваться, - кивнула женщина в синем фартуке и большим перстнем на правой руке.

Антон забежал в соседний павильон и купил букетик цветов. Он был настроен решительно. Сегодня он повернет свою жизнь в нужном направлении. Извинится перед Леной и все будет хорошо. Счастье есть, надо только нащупать путь. Начать нужно с малого. Непонятно только, где она, Ленка, бродит до сих пор.  Неужто эта пигалица Андреева все же убедила ее уйти. Хотя, по сути, она будет права. Но теперь-то это не имеет значения. Он все исправит.

К остановке подъехал троллейбус. Антон нащупал в кармане последние двадцать рублей. «Ну, посмотрим, не разучился ли я бегать», - подумал он и тут же пустился в погоню. Когда он добежал, троллейбус уже начал движение. Антон пару раз постучал по кузову, и водитель остановился. Двери распахнулись, парень заскочил внутрь, поблагодарив на ходу добродушного водителя, и плюхнулся на кресло у окна. В тайне он надеялся, что Ленка, его любимая зайка, уже дома. Просто обиделась, вот и выключила телефон. Как она будет счастлива, когда он вернется, вручит ей цветы, нежно обнимет и скажет: «Любимая, теперь все изменится. Я тебе обещаю».

От этих грез его отвлек сигнал эсэмэс. «Ну вот и она. Волнуется», - улыбнулся Антон и потянулся за телефоном. Сообщение было от Кати:

«Антон, Лены больше нет. Ее сбила машина. Врачи констатировали смерть на месте. Срочно перезвони».