Дядя Коля

Прошло пару недель с тех пор как мы вернулись домой. Настало время когда мы без опаски начали выходили во двор, переходить без страха быть сбитыми снайпером улицу и радовались новостям об окончании войны. Уже не дрожала земля под нашими ногами, не гремели стекла на окнах. Мы перенесли вещи с подвала в дом, принимали душ согревая воду в железном ведре и потихоньку начинали жить как нормальные люди с нормальной психикой. Люди возвращались домой из разных частей света, родственники всхлипывая обнимали друг друга, старики душили внуков в объятиях и одаривали детей смачными поцелуями. Многие дома на нашей улице были окутаны сетью траурной вуали, в доме на углу убили брата, у соседей отца, а выше на поперечной улице опустел весь дом. Наш двор изрядно потрепало, кое-где разбитые окна, где-то снесло крышу, сквозь сотни дыр бетонного покрытия некогда гладкого асфальтового двора пробирались зеленые побеги силачей-сорняков. Дядя Коля сын старой бабы Маши приходил к нам чинить крышу. Баба Маша в моей памяти всегда останется старушкой в засоленном фартуке и с газетными кульками набитыми ароматными семечками. На голове она всегда носила голубенькую косыночку и даже летом на ней можно было увидеть теплые шерстяные носочки. Во дворе у них росло чудесное абрикосовое дерево с самыми вкусными на свете красными абрикосами, и баба Маша позволяла мне обрывать их еще зелеными и чертовски кислыми.
Многие русские с нашей улицы продавали свои дома и поспешно уезжали куда-то к родственникам в Россию. Слухи о том, что "люди в масках" отнимают у русских жителей дома и квартиры, а их самих находят после где-то в заброшенной канаве пронеслись со скоростью света, распространяя за собой вибрирующую волну паники и страха.

— Здеся мой дом! — кричал дядя Коля размахивая молотком с крыши нашего дома, — здеся я родился и здеся пусть хоронят. Да и мать уже стара, куда ж я её повезу, помрет еще в дороге.

— В посёлок они не полезут, побоятся — успокаивал папа дядю Колю, — да и мы вас в обиду не дадим. Что, не чужие мы здесь. Все свои, все соседи родные.

После нескольких дней непрерывного постукивания да подпиливания, дядя Коля почти закончил с ремонтом и возился над последними "штрихами" забивая контрольные гвозди и бесстрашно прогуливаясь на скользкой крыше двух-этажного дома. Лет сорока пяти, не по годам потрепанный и исхудалый, редкие седые волосы скомканные в грязные клочья, свой аванс он пропил еще за долго до окончания работы, жаловался на жестокую реальность и необходимость употреблять(за неимением гербовой...) зеленую и ядовитую на вид жидкость одеколона. После окончания работы он должен был получить оставшуюся сумму и уже давным давно знал как и где он её "отпразднует".

Не помню зачем меня папа послал в дом, но не успела я шагнуть за порог как услышала непонятный глухой стук — так трескаются спелые арбузы когда падают на асфальт забрызгивая все вокруг красными каплями сока. Я услышала потерянный голос папы, который растерянно твердил лишь, — Коля! Коля! Коля! — я выбежала во двор и поняла, что то был не стук, так отозвалось тело дяди Коли разбившееся об асфальт. Он лежал на боку на холодном дырявом бетоне, выбросив одну руку далеко вперед. Огромная багровая или даже совсем черная и блестящая лужа медленно покрывала пространство рядом с его головой, я даже уловила запах сырой и еще теплой крови в воздухе. На лице моего отца смешались смятение и страх одновременно, он в панике побежал через улицу за Мусой нашим соседом, а я стояла у головы дяди Коли и с каким-то не здоровым любопытством наблюдала как багровые капли собирались в лужу и растекались по трещинам в асфальте.

Через несколько секунд возвратился папа с соседом, Муса тащил за собой не большой лист фанеры, на который они положили почти бездыханное тело дяди Коли. Наверное в этот момент я испытала нечто на подобие шока, так как не совсем помню каким образом они поместили фанеру с человеком на сидения УАЗИКА, а помню лишь как папа на ходу крикнул мне "Убери кровь!"... кровь измарала ему руки и одежду, они умчались в больницу.

Мне не ведомо как бы поступили другие десятилетние дети в такой ситуации, но в то время я писала стихи и вела уже второй дневник своей красочной жизни. Ухватив покрепче зеленый резиновый шланг я попыталась было смыть эту жижу напором воды, но кровь уже застыла и превратилась в грязно коричневые листы, по консистенции чем-то похожие на листы липкой, нагревшейся на солнце резины. Не долго думая, я посыпала пятнистый бетон порошком и взялась соскабливать это вязкое месиво жестким полотенцем. Асфальт я очистила, лишь в некоторых дырявых прощелинах виднелись кровяные остатки.

Дядя Коля умер не сразу. Его старая мать и мои родители навещали его несколько раз в неделю, через пару месяцев его не стало. После его смерти баба Маша собрала свои нехитрые пожитки, погрузила старенькую мебель на кузов "ЗИЛ-а" и как говаривали уехала к родственникам в Россию. В их дом поселились новые люди и к зиме срубили абрикосовое дерево.