Авдеев и конкурсы

               
                Авдеев и конкурсы


  Ох, уж эта весна 1992г. Казалось, что снег так быстро растаял  именно благодаря  гайдаровским реформам.  Повсюду , на всех углах возникали стихийные мини-рынки. После   долгих  лет  задавленности советской властью,  в наших людях прорвалась склонность к предпринимательству, искренняя и открытая.  Жители  торговали чем -угодно: запасами   старого хозяйственного мыла, пищевой содой, халатами, пододеяльниками, носками. Тут же продавали импортную колбасу из гуманитарной помощи,  вяленую рыбу домашнего производства и еще Бог знает что. Наступил весенний праздник свободы торговли. У прохожих изменились  лица: впервые за десятилетия появились улыбки, люди шутили, смеялись, и никто ничего не боялся. Хотя, неправда, все боялись роста цен в магазинах и бешеного  падения рубля.
   В эту сумбурную весну воскресным утром ко мне  пришел Михаил Авдеев  в новом плаще, под которым был брючный костюм, рубашка и галстук. При виде такого антуража я чуть не онемел. Все таки спросил, мол не взяли ли Михаила Петровича советником губернатора Титова?  Миша ответил, что надо идти на литературный  конкурс, который проводит сам Юрий Борисович Орлицкий.  Я знал Орлицкого, но не представлял масштабы   этой личности и не предполагал, что для Авдеева, Самары  и всей России это знаковая фигура. С Юрой  я познакомился в 1986г., когда вернулся из ташкентской командировки. Вдохновленный своим бардовским успехом в Москве и Средней  Азии,  я сдуру ходил по  местным радио и телестанциям, где показывал свои песни. Мне говорили разное: кто-то  хвалил, другой пожимал плечами. Помню пел для известного  куйбышевского ведущего  молодежных телепередач Григория Самуиловича Эйдлина. Тот говорил:" Хорошая песня, ну-ну еще посильнее. Вот тоже хорошо, но еще бы покруче, поярче,  а вот эта - отлично, хоть сейчас записывай, но по цензуре нельзя". В конце- концов  Григорий заявил сурово:"Пойди к Орлицкому, может он оценит и поддержит".  Направляли   по тому же адресу и многие другие, в том числе радиожурналистка Елена Хигай. Он слушала мои песни и поговаривала,  мол хорошо, но без Орлицкого никак, да еще бы вторую гитару для аранжировки  и побольше джазовых аккордов.  "Что же это за ком с горы",-  подумал я. Пора увидеть явление.
     Сидел уникум  во Дворце культуры 4 ГПЗ, что на улице Мичурина, и давал оценку, а также рекомендации.  Я удивился, почему такой большой человек, литературовед со степенью, а не в университете принимает посетителей?  Людмила Дмитриевна Никольская к.ф.н. преподаватель  литературы в КГУ объяснила, мол пути Господни неисповедимы и не все  прямые дороги - кратчайшие.  Я съездил к Орлицкому, показал песни. Тот дал  мудрый совет, мол научись  из творчества извлекать деньги, и все будет тип топ, например, открой клуб  авторской песни  в Пушкинском народном доме  или кружок в школе №12, что на Арцыбушевской, собери вокруг себя молодежь, убеди их в своем таланте и поведи   девушек и юношей стройными колоннами  к солнцу творчества. "Вот я так и поступаю,- учил мэтр,- сижу в 4 ГПЗ и учу  молодые дарования рифмовать и ямбы с хореями покорять". Я все понял и пошел своей дорогой. С тех пор прошло 6 лет, многое изменилось в городе. Однако Орлицкий  так и оставался  во главе поэтической жилы, что   являлась  альтернативой местному Союзу писателей. Такое особенное положение придавало Юрию  ореол святости и кажущуюся оригинальность.  Для меня , уже получившему некоторый  жизненный опыт, было ясно, что его поддерживают определенные  силы. Этот человек здесь в Самаре представляет  интересы определенных кругов.
  Несмотря на понимание ситуации, я решил не оставлять  поэта Авдеева без  моральной поддержки. И так,  весенним воскресным утром  1992г.  трамвай  пятеречка  вез нас  в юношескую библиотеку, что на проспекте Ленина. Там Юрий Борисович проводил творческий  турнир. Публики собралось немало.  Молодежная литературная Самара бурлила. Увидев нас, Орлицкий сказал, чтоб  политических стихов здесь не было. Тема - любовная  лирика, так как город устал от   социальных потрясений.  Миша как на зло собирался декламировать  про зеленую жижу  ленинских мозгов. Немного подумав, мы оба  перестроились.  Дождавшись своей очереди, я  выступил с таким стихотворением:
    Золотые цветы

Само солнце упало к нашим ногам
И разбилось на тысячи желтых цветов.
Это, кажется, виделось нам
В одном из детских забытых снов.

Все как будто бы повторялось,
Но теперь уже наяву.
Видно будущее доверялось
Прошлому моему.

Одуванчиков желтых поляна-
Это встреча на пять минут.
Почему же счастья так мало
И стрелки часов не ждут.

Солнце светит на небе устало,
Одуванчиков белый пух.
Золотистости как не бывало,
Ветер все по земле раздул.

Но осталась одна надежда,
Что на будущий год, весной
Золотистым цветком, как прежде,
Расцветет одуванчик мой.

Упадет само солнце к ногам,
Разобьется на тысячи желтых цветов.
Это, кажется, виделось нам
В одном из старых забытых снов.   
      Вслед за мной вышел  Авдеев. Он поднялся на сцену, переваливаясь с ноги на ногу в ботинках 46 размера, напоминая огромного медведя гризли. Поэт начал ударно:
Звукоряд угасавшего сада,
Опрокинутый в белую ночь,
Акварелью печального взгляда
Мне припомнить сегодня невмочь.
А хотелось бы музыкой вспомнить
И в молитву неспешно облечь-
Этот сад, этот сон, эту полночь,
Это пламя негаснущих свеч.
х х х
Ветер убаюкивает город,
Задувает лунную свечу.
Очертанья Смольного собора
Я во мгле уже не различу.
Кто поверит в то, что это было,
В то, что этот вечер догорал,
Что под ветром, дующим с залива,
Лунный свет в Фонтанке умирал.
х х х
Печальная принцесса
С загадкой на лице
Средь сказочного леса
В сиреневом дворце.
Горит твоя загадка-
Два синие огня-
Как светлая лампадка
На сердце у меня.
х х х
Ты появилась ниоткуда
И засмотрелась в глубь пруда.
Сковала зимняя остуда
Твою улыбку в бездне льда.
И вот уж светится звезда-
Твоей улыбкою оттуда,
И, отразясь в хрустальных льдах,
Твоя улыбка светит всюду.
   В зале раздались аплодисменты. Кто-то крикнул: " Миха, молодец, давай еще!"  Орлицкий аж покраснел, вспотел , встал и заявил, что Питер далеко от Самары, да и любовной лирики здесь не видно, значит не по теме. Авдеев стоял на сцене как ледокол перед айсбергом. Он заложил левую руку за спину, а правую выбросил вперед как эсеровский оратор на митинге:
Мы небесного зова заждались,
Очарованных звуков зари.
Надо мною свисают дождями
Соловьиные ноги  твои.

Ты течешь сквозь меня, отражаясь,
Опрокинута в звездную твердь,
И горят надо мною пожары
Твоих юных упругих огней.
Когда трубы- над нашим балетом-
Запоют, возвещая восторг,
Полетим  по Вселенной валетом,
Проливая  по капле огонь.

Беспросветная мгла во Вселенной
И Земля, как огромный клубок.
Мы раскрутим его постепенно,
Чтобы путь указал нам с тобой.

И за что ты такая дана мне,
Стихотворных оргазмов  маньяк.
Твои ноги -во мгле- соловьями
Будут петь на плечах у меня.
Далее поэт отметил, что эротическое стихотворение написано 19 октября 1983г.
   Кто-то из комиссии возмутился, мол,   в зале присутствуют несовершеннолетние, а тут звучит такое. Авдеев не смутился и заявил, что у него есть покруче.
Над тобою, соловьиною
Я склоняюсь как хочу
И стихами как травинками,
Твои губы щекочу.

Твои русые пожары
Разметались по плечам.
Ты во мгле пылаешь жарко-
Новогодняя свеча.

Треугольник журавлиный
Твой- над щелкой -запоет,
И лопатки- точно крылья-
В душном сумраке - вразлет.

Нежно выпью твои губы
И восторгом опалю,
И журавок твоих русых
Я любовью накормлю. (19 октября 1983г.)
   Зал разделился, как ельцинский парламент. Большинство  скандировало:"Давай еще!"  Авдеев воспользовался ситуацией   и продолжил:
Ты услышь эту песню и внемли-
Это ангелов трубы трубят.
Я спущусь с поднебесья на землю,
На которой познал я тебя.

Ты взберешься ко мне на качели
Огневые восторги познать,
Чтобы трубы, валторны, свирели
Нам с тобой подпевали опять.

Чтоб зигзаги певучего тела
Отражала бездонная твердь,
Чтоб нам пристально в очи глядела
Как и ты - обнаженная смерть.

Чтобы мы обвенчались ногами-
В наших играх шальных на полу,
И чтоб в ночь улетели огнями -
Освещая вселенскую мглу.
х х х
Дикий сумрак ужасен и страшен,
Но сегодня я снова с тобой.
Я тебя как Пизанскую башню
Наклоню под таким же углом.

Пусть прольется горячая плазма.
Мы сольемся в единый восторг,
И в певучем порыве оргазма
Полетим на иную звезду. (19 октября 1983г.)

  Когда Михаил Петрович  спускался  со сцены под аплодисменты, я  понял, что на конкурсе нам ничего не светит.  Однако  поэт-бунтарь  уперся как бычок и  не хотел уходить, дожидаясь результатов.  Итоги были следующие: Авдеев - первое место с конца, а я сразу вслед за ним.  Потом мы закупили в универсаме вино "Вукузани" по 19 рублей за бутылку, и сами  не заметили  как оказались  в Мишиной квартире на восьмом этаже. Расслабившись, Авдеев  придумал экспромтом  такую байку: в Одессе на Привозе тетя Сара торговала яйцами;  одно с прилавка  упало, но не разбилось, а покатилось-покатилось и скрылось из виду. По дороге  оно обросло    волосами и попало в Самару на плечи одному литературоведу, которого мы все хорошо знаем. Миша предложил тост за то, чтобы яйцо  не покатилось дальше. Потом Михаил задумался и сказал, что в Самаре еще остались настоящие ценители поэзии. Я спросил, о ком он говорит, уж не обо мне ли? Миша  возмущенно замотал головой и жестко заметил , что выдающиеся самарские литераторы- это Виталий Лехциер, который пишет то волной, то лесенкой, а также Сергей Лейбград. Вот к ним пойдем со своим творчеством, они оценят.
   Тут позвонил Владимир Клименко, работавший в то время корреспондентом в газете "Волжская Заря". Он предложил сделать репортаж о творческом турнире Орлицкого.  На эмоциональном порыве мы написали фельетон, который заканчивался такой сценкой: когда вышли  из юношеской библиотеки, то увидели  на улице поддатого паренька, который , держась за фонарный столб, приплясывал и выкрикивал:" Трататушки- тратата, тралялюшки- гоп цаца". Мы поняли, что это был тоже поэт, только до конкурса  дойти он не сумел. При публикации материала моя фамилия случайно затерялась, зато Миша помимо гонорара , получил еще и премию  за юмор и актуальность. На эти неожиданно свалившиеся деньги,  мы купили испанского портвейна в бумажных пакетах и  хорошо посидели целую  ночь  на восьмом этаже в "Шанхае". В этой уютной квартире  под голос   Юрия  Морфесси    забывались все проблемы, и освобожденная душа летала над улицей Соборной. Из Авдеевских окон открывался такой волжский простор, такая красотища Жигулевских гор, что стихи сами рвались  на свободу. Миша не мог не стать поэтом:
                Но, видит Бог, есть музыка над нами...
                О. Мандельштам, 1921

Есть музыка над нами
И ты ее услышь,
Диктуемую с нами
И шелестом афиш,

Диктуемую ветром,
Метелью и дождем,
Пронизанную светом,
Единую - во всем.

Есть музыка у Бога-
Восторженно внемли.
Веди свою дорогу-
Как музыка велит.

Как музыка диктует-
Для творчества душа.
Стезю свою святую-
В мелодии ищи.(21. 10.1983г.)