О снисхождении в любви

Теория самовосприятия Дэрила Бэма (1972) утверждает, что люди начинают понимать, что можно чувствовать в определенных обстоятельствах, не раньше, чем побывают в этих обстоятельствах.

Поэтому приманки тщеславия и легкой наживы сохраняют притягательность почти для всякого, кто однажды не поддался им, – с тем, чтобы потом навсегда отшатнуться от них.
Потребность в самоуважении – острЕйшая потребность человека, но ощутить это большинству удается, лишь потеряв уважение к себе.

Поэтому никто не вступает в новую эру жизни, никто не приветствует судьбоносную Встречу и Любовь с большей благодарностью и восторгом, чем человек, вынужденный стыдиться своего прошлого – не важно, дней, месяцев или лет.

И даже если стези порока оставлены им задолго до чудесной Встречи, он видит в ней незаслуженную божественную награду.

Точнее всего отражают этот восторг слова из сказки Клайва Льюиса «Племянник чародея» – слова кэбмена Фрэнка, который попадает из серого Лондона в чудесное царство Аслана: «Знал бы, что такое бывает, лучше бы жил».

От избытка чувств человеку хочется плакать слезами благодарности и раскаяния. В несколько иной связи пишет об этом в романе «Петер Каменцинд» Герман Гессе:  «Потускневшие краски старинных картин и сегодня еще излучают волшебство такого блаженного покоя, что тебя внезапно пронзает боль и ты чувствуешь потребность излить в слезах свои грехи и свою нечистоту».

Первый порыв побуждает душу открыть все, чем омрачено ее прошлое, с тем, чтобы объяснить всю меру своего счастья и своей благодарности за радостный контраст настоящего с минувшим. Но в этом порыве есть и стремление убедиться, что знание любящего о неприглядном прошлом не уменьшит силы его любви. Стремление, говорящее о недостатке доверия к любящему, и желание переложить тяжесть прошедшего на его плечи.

Исповедь в прошлом имела бы значение и смысл, если бы душа, озаренная счастьем, оставалась все той же, но счастье полностью перерождает и преображает душу. Новое состояние и поведение человека в сотни раз более соответствует его внутренней природе. И даже если внешние манеры, по инерции, еще напоминают о прежнем образе действий, они уже никогда не приведут душу и тело к падению.

Герой «Новеллы грез» Артура Шнитцлера невольно поцеловал руку молодой уличной женщины, которая неожиданно повела себя  очень деликатно и изысканно. «Она взглянула на него удивленно, почти испуганно, потом засмеялась счастливо и смущенно. «Как будто фройляйн», – сказала она.

«В силу счастливой случайности, вышло так, что из тысяч мужчин, которые прошли через жизнь Сюзанны, Федорченко оказался именно тем, который был ей нужен. Она настолько подчинилась ему, что в его присутствии невольно начала говорить с неправильностями и теми нефранцузскими интонациями, которые были для него характерны. Итак, с этой стороны Федорченко не могло ожидать никакое разочарование» (Гайто Газданов, «Ночные дороги»).

 «Лилли за несколько лет скопила четыре тысячи марок. Теперь она собиралась выйти замуж. Ее жених знал о ее прошлом, и ему это было безразлично. За будущее он мог не беспокоиться. Когда одна из таких девиц выходила замуж, на нее можно было положиться. Такая становилась верной женой».

«Лилли ушла, нагруженная подарками. После свадьбы ей уже нельзя будет сюда приходить. И, будь я проклят, лицо ее стало совсем иным. Словно сгладились те резкие черты, которые проступают у каждого, кто сталкивается с человеческой подлостью. Ее лицо стало мягче. В нем впрямь появилось что-то от молодой девушки».

«Пока у нее еще были деньги, все шло как по маслу. Лилли была прекрасна, и ее прошлое не имело значения. Когда же муж выудил у нее все, он вдруг решил, что проститутка не может быть его женой. Он, видите ли, ничего не подозревал и был потрясен, узнав о ее прошлом. Так потрясен, что потребовал развода. Я смотрел на окаменевшую от страшного разочарования Лилли. Ее лицо было более холодным и безжизненным, чем у мертвеца» (Эрих Мария Ремарк, «Три товарища»).

Когда друг Спартака Арторикс признается в горячей любви к сестре Спартака Мирце, девушка с болью отвечает, что не сможет стать его женой, несмотря на всю страсть, которую он ей внушает, и умоляет юношу не бередить расспросами ее раны. На протяжении всего романа остается неизвестной причина горького отказа Мирцы от брака с любимым, и лишь на последних страницах, где Арторикс готов убить себя, мучимый жестокой тайной, несчастная Мирца в слезах и смятении дает свой ответ: «Арторикс, я не могу быть твоей женой, потому что я недостойна тебя… я умираю от стыда… Но я предпочту бесчестье перед тобою… предпочту лишиться твоего уважения ко мне, чем видеть твою смерть!.. Рабыней… понуждаемая плетью, истязаемая горячими розгами, я поневоле принадлежала другим!..» 
«Арторикс с волнением смотрел на полотнище, за которым скрылась девушка, потом вышел со вздохом удовлетворения: ведь то, что Мирца считала непреодолимым препятствием, ему таким не казалось» (Рафаэлло Джованьоли).

Лучший образец мужского поведения в литературе – это действия Артура Томсона в «Истории одного путешествия» Гайто Газданова. Его возлюбленная Виктория, движимая тем же чувством, что и Мирца, внезапно скрывается от Артура, но ему удается найти ее и жениться на ней, ни словом не упомянув никогда о ее печальном прошлом.

Худшим из персонажей, соответственно,  я считаю ханжу Гарольда Митча из пьесы Теннесси Уильямса «Трамвай «Желание».
Таким чуть было не становится мягкий и добрый Арнольф Архилохос Дюрренматта, но дух любви возвращает ему покой.

Чтобы коснуться сердца Архилохоса, Эрот берется вещать устами старика президента:  «Хлоя Салоники  была владычицей в царстве темных инстинктов. Самая знаменитая в городе куртизанка. Но вот она отвернулась от всех и ушла к вам.
Будем надеяться, что вы примиритесь с фактами, которые покажутся вам мелкими и несущественными, если вы найдете в себе силы поверить в любовь Хлои. Чудо, которое свершилось с вами и с ней, возможно только благодаря любви; без любви это чистый фарс. Представьте себе, что вы идете глубокой ночью по узкому мосту над пропастью, точно так же, как магометане идут в свой рай, балансируя на острие меча…

Судьба осыпала вас милостями. А как трактовать причину этих милостей — ваше дело. Причина может быть двоякой: во-первых, любовь, если вы в нее верите, во-вторых, зло, если вы не верите в любовь. Любовь — чудо, единственное чудо, которое время от времени встречается на земле. Зло — вечный спутник человека. Праведник проклинает зло, мечтатель хочет его исправить, любящий его просто-напросто не замечает. Только любовь способна воспринимать милость судьбы такой, какая она есть».      
Президент умолк, и Архилохос впервые опять подумал о Хлое без отвращения и злобы.

А потом, в окрестностях Пелопоннеса, вновь найденная Архилохосом Хлоя произносит перед ним речь о любви, почти совсем как некогда Диотима перед Сократом:
«Мне надоело мое ремесло, это тяжелый хлеб. Печаль не оставляла меня. Я мечтала о любви, мне хотелось заботиться о ком-то, делить с другим не только радости, но и горе. И вот однажды, когда мою виллу окутал густой туман, беспросветно пасмурным зимним утром, я прочла в «Ле суар» объявление: грек ищет гречанку. И я тут же решила, что полюблю этого грека, только его, и никого больше.
Я пришла к тебе в то воскресное утро ровно в десять с розой. Я не собиралась ничего скрывать и надела самое лучшее, что у меня было. Я хотела принять тебя таким, какой ты есть, но и ты должен был принять меня такой, какая я есть. Ты сидел за столиком робкий, беспомощный. Тут все и случилось: я тебя полюбила. Но ты думал, что я честная девушка, ты совершенно не знал жизни и никак не мог догадаться, чем я занималась, а я не посмела разрушить твои иллюзии».

Истинно любящий прощает тому, кого любит, больше, чем тот сам прощает себе.

Допустим, что Лиза и Сережа («Полет» Газданова) ровесники и не родственники, и ничто не  мешает их будущему счастью. Всепоглощающая любовь полностью вытесняет из памяти Лизы прежние мужские образы. При вынужденной встрече с бывшим тайным мужем она становится по отношению к нему воплощением отчужденности и враждебности.

«Она до сих пор не знала такой всеобъемлющей, такой счастливой любви. Как большинство женщин, Лиза мечтала всю жизнь об исключительной любви: испытать чувство, в котором можно раствориться, почти что исчезнуть, почти что умереть и забыть себя. Тогда она стала бы женственной, исчезла бы ее резкость, ее любовь к самостоятельности, ослабели бы и стали нежными ее мускулы, вообще было бы полнейшее и счастливое перерождение, и та, прежняя Лиза, с ее постоянным сдержанным раздражением – оттого, что это все не приходит, а время идет, – с ее неудачными и случайными романами, в каждом из которых она чувствовала свое превосходство над мужчиной, – эта Лиза перестала бы существовать и возникла бы другая, не похожая на эту и бесконечно более счастливая».

«И вот теперь, вместо этого неправильного, ненастоящего существования, – такая замечательная жизнь. Какая глупость – жить столько лет и ничего не знать об этом!»

«Целый огромный мир, в котором до сих пор проходила ее жизнь, сместился и исчез. Лиза вспомнила теперь о нем, но от него остались только самые элементарные представления: холод, тоска, пустота и то, что как будто бы все звуки потонули в нем, не получая отклика, – этот мир был почти безмолвен и безжизнен. Теперь она все видела по-иному, так, точно у нее были другие глаза. Эта вторая и единственно настоящая жизнь началась с того вечера, когда она впервые поцеловала Сережу».

Для чего следовало Лизе нарушать безмолвную мистерию любви  мучительным рассказом о мелком и жалком прошлом? Истинная любовь настигает душу, как освежающая и очищающая гроза, не оставляя от прошлого камня на камне. И преступно вносить в священный храм ясных чувств мутный и мелкий сор давно отринутого с презреньем.

Самые захватывающие сюжеты в литературе и в жизни связаны с полной «переменой участи» героев. Вера в чудо и надежда на счастливый исход всех испытаний – лучшая надежда и вера, и «Любовь стоит того, чтобы ждать».

Все рассмотренные выше примеры касаются снисхождения любящего сердца к прошлому погибающей, но возрожденной любовью  души. Внешняя индифферентность к ошибкам, синхронным с приходом настоящей любви («Циники» Мариенгофа), представляется мне абсурдной.

Владимир в «Циниках» занимает по отношению к Ольге позицию не мужчины, а ее младшей робкой подруги. Он не верит ни во что, кроме телесной оболочки своей жены, и, вероятно, думает, что своим преступным попустительством спасает ее от голода и смерти, тогда как истинный муж прежде всего призван хранить вверенную ему Богом душу.

Чтобы в самом деле любить человека и верить в него, надо верить в Создателя этого человека.


17 августа 2015 года

Рисунок Е. В. Хафизовой