Коса Лусичи 31

                39
         Папаша его был американцем. Один из тысячи искателей косы Лусичи, приехавших на остров. Он пробыл с его матерью всего неделю, а потом ушёл в поход. Их было семеро, и ни один из них не вернулся из джунглей Тагиулька. Когда он родился, мать назвала его Фредом Корки в честь отца в надежде, что он вырастит таким же высоким и красивым. Но её мечте не суждено было сбыться. Он уродился в мать, коренную гуварауайку, и та не простила ему этого. Как только он научился разговаривать и самостоятельно одеваться, она перестала уделять ему внимание, сосредоточив его на поиски спутника жизни.
         Предоставленный самому себе, Фред вместе с другими ребятишками стал профессиональным попрошайкой. Благо туристов на острове было предостаточно. Затем, повзрослев,  стал тащить всё, что плохо лежало, и после продавать это скупщикам. Однажды он увидел, как из одного бара выкинули разбушевавшегося парня. Тот был настолько пьян или избит, что так и не смог подняться, и завалился спать прямо на земле. Недолго думая, Фред проверил его карманы и нашёл пачку денег. Это ему понравилось, и теперь его излюбленными местами обитания стали окрестности баров, где он терпеливо поджидал пьяниц, возвращающихся домой, и обчищал их карманы. Позже, набив на них руку, он перекинулся на карманы трезвого населения.
         К двадцати годам, став к тому времени профессиональным вором-карманником, Фред Корки скопил небольшой капиталец и уехал в Штаты. Американская разгульная жизнь сразу захлестнула его,  он пустился во все тяжкие и уже через полгода  загремел на три года в тюрьму за то, что залез в карман влиятельной особе. Позже  он ещё дважды посещал это казённое заведение.
         После третьей отсидки он направился в Нью-Йорк. Там в это время должен был проходить какой-то международный конгресс учёных. А учёные, как известно, народ богатый. Он решил обчистить кого-нибудь из них и затем залечь на дно. Разгульная жизнь, всегда заканчивавшаяся тюремным сроком, ему уже порядком надоела. Дружки, которыми он обзавёлся ещё в первое посещение тюряги, сделали ему новые документы на имя Лумбы Фрейза. С ними он и пришёл в отель, где были забронированы места для делегатов конгресса. Гостей было много, обслуги не хватало, и его с радостью приняли на временную работу.
         В первый же день работы он попался. Утром к ним в отель приехал берлинский профессор барон фон Эзенштайн. По указанию администратора Лумба отнёс его чемоданы на четвёртый этаж. Чемоданы были большие и, судя по весу, набитые до отказа. Чаевые он получил меньше, чем обычно, и потому сразу смекнул, что это очень богатый клиент. То, что богатые все жмоты, он усвоил ещё с детства, когда был попрошайкой.
         После обеда Лумба отнёс чемоданы наверх ещё одному клиенту, который поселился недалеко от немецкого барона. Получив чаевые, он направился к лифту. Проходя мимо номера берлинского профессора, он остановился. Он видел, как час тому назад немец покинул гостиницу, причём при нём была только одна трость. Следовательно, два его огромных чемодана сейчас находились в номере без присмотра. Соблазн обогатиться был настолько велик, что Лумба не удержался. Вскрыть замок было делом нескольких секунд. Проникнув в номер, он без труда нашёл чемоданы, которые стояли не распакованными там, где он оставил их утром.
         Распаковав чемоданы, он вывалил их содержимое на кровать и стал выбирать. Боле менее ценные, на его взгляд, вещи  складывал обратно в один из чемоданов, ненужные отбрасывал в сторону. Неожиданно среди вещей он обнаружил внушительного вида портмоне.
         -  Ничего себе! - обрадовался он, когда проверил его содержимое; тот был просто утрамбован стодолларовыми банкнотами. - Вот повезло-то!
         Но он ошибся. Ему не повезло. Не успел он захлопнуть чемодан, как заявился его владелец. Он был одет в чёрное пальто, чёрный костюм и чёрный котелок. Чёрные солнцезащитные очки скрывали выражение его глаз. А руки в чёрных перчатках сжимали тяжелую трость с массивным набалдашником.
         Фрейз понял, что попался и попытался сбежать. Но ему не удалось. Удар трости по шее не только пресёк эту попытку, но и ввёл его в состояние прострации. Когда он очнулся, то был уже привязан к стулу. Стул стоял напротив кресла. А в кресле сидел всё тот же человек в чёрном.
         Барон фон Эзенштайн всегда старался разрешить свои проблемы сам и к помощи полиции прибегал только в исключительных случаях. Для достижения своих  целей он не брезговал ни чем, даже противозаконными деяниями, поэтому у него было немало помощников в криминальной среде. Он собирал на них компромат и после умело пользовался им.
Вот и сейчас, прежде чем вызвать администратора или полицию, он решил сначала расспросить воришку, а уж после решить, что с ним делать.
         -  Как зовут? – спросил он Лумбу.
         -  Чингачгук – Большой Змей, - не задумываясь, с некоторым апломбом, ответил тот, назвав погоняло своего бывшего сокамерника.
         Лумба решил разыграть из себя крепкого орешка. Что этот учёный может ему сделать, кроме того, как вызвать полицию? Тут тяжёлая трость резко опустилась на его левое плечо да с такой силой, что едва не сломала ключицу. От боли у Фрейза помутнело в глазах, и он невольно заорал. Но человек в чёрном тут же прервал его крик, ловко заткнув ему рот тростью.
         Глянув на суровое и решительное лицо профессора, Лумба понял, что тот может расправиться с ним сам, не прибегая к помощи полиции. Желание показать себя крутым парнем мгновенно испарилось, уступив место страху. Он всегда боялся людей сильней его физически и духом.
         -  Больше не будешь умничать? – спросил его барон.
         Не имея возможности ответить из-за присутствия во рту трости, Лумба отрицательно поморгал глазами. Тогда барон вытащил изо рта трость и повторил  вопрос.
         -  Как звать?
         -  Лумба Фрейз, - ответил Лумба.
         -  Хорошо, - профессор сложил руки на набалдашнике трости и упёрся о них подбородком. – А теперь рассказывай.
         -  Что? – не понял тот.
         - Всё. С самого начала. Где родился, где жил, чем занимался, как докатился до такой жизни.
         И Лумба Фрейз выложил ему всё, как на исповеди. И про Гуварау, где он родился, и про бессердечную мать, и про отца-неудачника, и про косу Лусичи, и трудное детство на острове, и про разгульную жизнь в Штатах, и про три отсидки. В общем, всё. Вплоть до сегодняшней минуты.
         Профессор внимательно выслушал его. Ни один мускул не дрогнул на его  лице, хотя внутренне он весь ликовал. Он знал этот островок и его легенду о золотом стержне. Он даже участвовал в его поисках, благодаря своему давнишнему приятелю из Швеции Томасу Адмудсону.
        Когда-то давно, когда в Германии к власти пришёл  Адольф Гитлер и стал притеснять евреев, его родители уехали в Швецию. Там он и родился. Там же он подружился с соседским мальчишкой Томасом Адмудсоном. Они вместе росли, вместе пошли в школу. А когда стало известно, что русская армия разгромила нацистов в пух и прах, и заставила их капитулировать, его родители вернулись на родину, в Берлин. Там он окончил университет и посвятил себя изучению древней истории мира.
         Томас узнал  про легенду о золотой косе в 1974-м  году, когда прибыл на Гуварау в качестве туриста, и сразу заинтересовался ею. Он опросил всех местных старожилов-аборигенов, даже не побоялся посетить дикарей, живущих в джунглях, чтобы как можно больше узнать об этой легенде. Два года он анализировал собранные материалы о косе Лусичи, а потом в 1976-м году собрал экспедицию и пригласил принять в ней участие его, барона фон Эзенштайна. До этого они лишь обменивались редкими письмами. Он, конечно, был удивлен такому предложению, но согласился сразу, так как в ту пору был молод, горяч и жаждал приключений.
         Поход был крайне неудачным. Они кое-как добрались до речки, за которой,  по утверждению Томаса, должен был находиться золотой стержень.  Обшарили всю местность в  радиусе несколько километров, но так ничего и не нашли. Зато на обратном пути заблудились и постоянно подвергались нападениям дикарей. Несколько человек погибли, несколько пропали. Из пятнадцати человек, в Нренгууп вернулись всего восемь.         
         Но это не остановило его приятеля. Через четыре года этот неугомонный малый собрал новую экспедицию и опять позвал его. Но он отказался. К тому времени он организовал весьма доходный, хотя и не совсем честный бизнес. Пристраивался за какой-нибудь научной экспедицией, незаметно вместе с ней добирался до конечной цели, а потом, улучив момент, забирал у них из под носа найденные предметы, в основном, дорогостоящие. А после продавал их состоятельным коллекционерам.
         А в это время его земляк  Курт Гильдебранд как раз собирался в Ирак на поиски одного из захоронений шумеров. Где-то в архивах Багдада он выкопал об этом сведения и теперь готовил экспедицию. Это было более реальное дело, чем поиски эфемерной косы. Он выбрал Гильдебранда и не ошибся. Он неплохо поживился тогда, в Ираке, тогда как Адмудсон сгинул в джунглях Гуварау.
        Однако коса эта всё же не выходила у него из головы. Томас не такой уж был дурак, чтобы гоняться за призраком. Он твёрдо верил, что золотой стержень существует, и это не давало ему, Эзенштайну, покоя. Вернувшись из Ирака и отдохнув пару недель, он попытался организовать поиски своего друга детства, а заодно и косы. Но капитан Карсон, военный комендант Гуварау, и губернатор штата мистер Португа равнодушно отнеслись к его начинаниям и всё заглохло.
        Глядя на маленького тщедушного гуварауайца-полукровку, распинавшегося о своей злосчастной судьбе, он уже знал, какую выгоду он будет иметь от этой встречи.
        Когда Лумба закончил свой рассказ, барон развязал его, дал ему ручку и бумагу и заставил изложить свою историю заново, но уже письменно. Пока тот пыхтел над бумагой, старательно выводя слова, профессор позвонил администрации и сообщил им, чтобы они не теряли одного своего служащего, так как тот помогает ему распаковывать вещи.
        После того, как жизненная повесть коридорного, начиная от младенца Фреда Корки и кончая вором-рецидивистом Лумбой Фрезом,  была закончена, барон фон Эзенштайн достал фотоаппарат «Полароид» и сделал несколько снимков Лумбы в анфас и профиль. Когда они проявились, он прикрепил их к бумаге. После профессор вылил чернила из золотой ручки «Паркер», вымазал ими пальцы воришки и откатал с них отпечатки, как заправский дактилоскопист. Все это он сложил в чёрную папочку и сказал Лумбе:
        -  Теперь ты можешь идти, Чингачгук – Большой Змей, и помни, если ты будешь вести себя не правильно, я отдам эту папочку полиции. От себя добавлю, что ты украл у меня двадцать тысяч долларов. С учётом твоего прошлого, думаю, лет двадцать ты заработаешь.
        -  Уверяю вас, сэр, я буду вести себя так, как вы скажете, - взмолился Лумба, которого вовсе не обрадовала такая перспектива, - только не говорите ничего полиции.
        -  Если будешь делать то, что я скажу, - продолжил барон, беспристрастно глядя на незадачливого воришку сквозь чёрные стекла очков, - то будешь жить, как у бога за пазухой. Понял меня, Лумба?
        -  Понял, сэр, - обрадовался тот,- я вам премного благодарен, сэр. Я сделаю все, что вы скажете, сэр, будьте уверены. Да я за вас…
        -  Я это запомню, - пообещал профессор, - а теперь иди, работай и не вздумай исчезнуть. Полиция всё равно тебя найдёт, и тогда я уже ничем не смогу тебе помочь. Так что всегда помни об этой папочке, - он хлопнул по чёрной папке рукой, обтянутой чёрной перчаткой, - и о том, что тебя ожидает из-за твоего неправильного поступка.
        Через три дня, сделав несколько необходимых звонков и встретившись с нужными людьми, барон фон Эзенштайн вызвал к себе Лумбу.
        -  Сегодня же ты вернёшься на Гуварау, - сказал он ему, встретив его в дверях, и вручил ему новые документы на имя Найка Сибионга,  билет на самолёт и пачку денег. – Вылетаешь через два часа, так что поторапливайся. А денег этих тебе хватит на первые год-два, дальше будешь зарабатывать сам.
         Душа Лумбы возликовала. Ещё бы! Его поймали на воровстве, но вместо того, чтобы отправить на тюремные нары, дали  билет и деньги, чтобы  вернуться на родину, где он не был больше двенадцати лет. Конечно, Гуварау – это не Штаты, зато там ему будет спокойнее и безопаснее. А с такими деньгами, при разумной трате, он сможет  безбедно прожить лет пять-шесть, не меньше.
        -  Спасибо, сэр! – с признательностью воскликнул Лумба. – Я вам очень благодарен, сэр! Да я…
        -  Прибудешь в Нренгууп, устроишься работать в полицию, - бесцеремонно оборвал его профессор. –  Проявляй там максимум рвения и усердия. Когда ты мне понадобишься, я тебя найду.
        -  Хорошо, сэр!
        -  А теперь, Найк, иди, собирайся. С администрацией гостиницы я уже всё уладил.
        -  Благодарю, вас, сэр!
        -  И не вздумай надуть меня, парень. У меня руки длиннее, чем у полиции, - сказал он ему на прощание
        - Можете на меня положиться, сэр! – заверил его Лумба и выскочил из номера.
        Сияя от радости, как отполированный капот автомобиля, он спускался на лифте вниз, на первый этаж, в свою каморку, чтобы забрать оттуда свой нехитрый скарб и рвануть в аэропорт, и думал о том, какой же всё-таки идиот этот учёный. Чего он там всё грозит? Зачем ему куда-то убегать, когда ему так сказочно повезло? Вместо срока в тюряге он получил сытую и спокойную жизнь на Гуварау. Да кто же добровольно от этого откажется? Лично он - никогда!
        Когда спустя семь лет американский профессор Джон Купер предложил ему поучаствовать в поисках косы Лусичи на Гуварау, барон фон Эзенштайн сразу вспомнил о своём человеке на этом острове. Он отказал Куперу, сославшись на неотложные дела в Египте, а сам поспешил в Микронезию к Найку Сибионгу.
       К своему удивлению он нашёл его очень быстро. За это время тот успел из тщедушного воришки вырасти в солидного, всеми известного и  уважаемого начальника полиции штата полковника Сибионга. Он так вжился в роль начальника, обладающего большой властью, так привык, чтобы перед ним все лебезили и выказывали всяческое почитание, что и при встрече со своим благодетелем повёл себя, как всегда,  высокомерно и заносчиво. Но барон быстро поставил зарвавшегося протеже на место. Он молча достал из портфеля чёрную папку с компроматом и,  сунув её тому под нос, напомнил какой срок того ожидает.
         -  И не сомневайся, недоносок, - сказал после он полковнику, - я смогу добиться того, чтобы срок этот ты отбывал здесь, в Гуварау.
         Упоминание о его прошлом и о здешней тюряге сразу сбило спесь с Сибионга, и он мгновенно превратился в обиженного жизнью воришку Лумбу Фрейза.
         -  Извините, сэр, - виновато залепетал он, - просто я уже три года возглавляю полицию штата, так что…
         -  Ты меня приятно удивил, парень, - грубо перебив, похвалил его Эзенштайн. – Я и не ожидал, что ты так высоко взлетишь.
         -  Я всего лишь выполнял ваш наказ, сэр, - ответил тот, заискивающе улыбаясь, что он себе позволял только при общении с губернатором. – Я работал усердно и с рвением.
         -  Похвально. А теперь, Найк,  давай перейдём к делу…
         Барон рассказал полковнику, зачем он здесь и подробно разъяснил ему, что тот должен делать. Тот внимательно его выслушал, задал для приличия пару уточняющих вопросов и затем объявил, что он всё понял и сделает всё в точности, как от него требуется. Но на третий же день после их разговора, Сибионг облажался, отдав приказ об уничтожении «чокнутых», которые видели косу Лусичи.
        -  Болван! – выговаривал ему барон, сдерживая ярость. – Зачем ты хотел  убрать этих придурков? Для того чтобы найти косу, Купер обязательно захочет воспользоваться их услугами, потому что те знают к ней дорогу. Неужели не понятно?
        -  Я исходил из того, сэр, - отвечал на это полицейский, - что присутствие нашего человека в отряде Купера нам бы не помешало. Убрав «чокнутых», мы подсунули бы ему своего проводника. Думаю, это значительно облегчило бы нам слежку за ними.
        -  Заманчиво, но опрометчиво, - недовольно морщился профессор.
        -  Почему?
        -  Твой проводник знает, где находится коса?
        -  Нет, сэр. Но он несколько раз доходил до речки Сибукее.
        -  А дальше?
        -  Это всё, сэр.
        -  Вот именно. Так что будем придерживаться моего плана. И неукоснительно! – он посмотрел на полковника; тот утвердительно кивнул в знак согласия. – А план мой таков…

        Вспомнив вчерашний разговор с Найком, фон Эзенштайн криво усмехнулся, затем посмотрел на часы и тихо выругался. Полковник опаздывал, и это ему уже не нравилось. Откинувшись на спинку кресла, он прикрыл глаза и от нетерпения затеребил набалдашник трости.