Круг замкнулся. Глава 61

ГЛАВА 61

ВСТРЕЧА ПРАВНУКОВ.
КРУГ ЗАМКНУЛСЯ. ПУТЬ

   Долго думал Иннокентий Николаевич Земсков, правнук Николая Иннокентьевича, о том, как бы хорошо напечатать «Синюю тетрадь» прадеда своего. Да как это сделать? Во сколько издательств он уже обращался, даже с готовым макетом, и в писательские организации, и в разные известные литературные объединения и клубы, вплоть до тех, кто замахивался на русскоговорящую среду за рубежом. Но все безрезультатно. «Неполиткорректно,— отвечают,— нетоллерант-но, а потому не вписывается в совре-менную парадигму…» И получалось, хочешь издать, издавай за свой счет. А это, если сделать хорошо: в твердом переплете, с фотографиями и всего-то триста экземпля-ров, будет стоить, исходя из объема книги, например, в Питере примерно пятьдесят-шестьдесят тысяч. Дороговато это для Иннокентия Николаевича. Ведь профессор нын-че, даже в СПГУ, по зарплате приравнен к дворнику в том же С.-Петербурге. Вот потому и решил Земсков поискать другие пути-выходы. Подумал, а не попробовать ли на родине прадеда — в Патрусевской области, поискать спонсоров, заинтересовать трудом земляка.
   Уже имея предварительный негативный опыт в попытках опубликования через адми-нистративные каналы, он не стал терять на это время и купил «Желтые страницы» региона. Потратив день, Иннокентий Николаевич составил длинный список потенциаль-ных спонсоров и стал обзванивать их, вернее секретарш, интригуя очень интересным и выгодным для фирмы предложением, дабы записаться на прием. Причем художествен-ная натура не позволяла ему идти по списку последовательно от первого номера до последнего, а толкала на произвольный выбор. Так он действовал в течение полудня, записавшись к десятку руководителей фирм в разные дни следующей недели, когда вдруг его внимание привлекла фирма «Патэспо», вернее фамилия генерального дирек-тора — Курилов. «Ба! Курилов ведь фамилия Григория, того самого крестьянина, а затем рабочего, из села Юзинка, где родина прадеда, с которым тот встретился перед войной, в сороковом году, и имел с ним продолжительную беседу, о чем напи-сано в «Синей тетради»,— подумал Иннокентий Николаевич.— А вдруг этот директор —  потомок того Курилова?»
   Он поднял трубку телефона. Милый женский голос проворковал: «Алло!». Зная, что телефонное восприятие может быть обманчивым, Земсков классически деликатно, но и несколько отстраненно отрекомендовался, тем не менее, допустив в течение разго-вора определенные интонации, дающие понять даме на том конце провода, что собе-седник каким-то десятым чутьем узрел ее красоту и неповторимую индивидуальность.
   После непродолжительной паузы, когда, надо полагать, обладательница  милого голоса решала вопрос с шефом, было назначено рандеву на завтра с утра, то бишь в 11-00 (раннее утро для деловых людей).
 
   Встреча Курилова и Земского, подобно той, когда два дальних родственника, ни-когда ранее не видевшиеся, вдруг пересеклись на жизненных путях-дорогах, вызвала обоюдный всплеск эмоций. И каждый, как водится при этом, старался рассказать не о себе, что обычно происходит при встрече старых друзей и близких, а про общих знакомых. Так Андрей Васильевич вспомнил о своем прадеде Григории и о помещике Земскове, к которому прадед всю жизнь относился с глубочайшим уважением за его доброту к крестьянам и к нему самому, о незабываемой встрече Григория Степановича с Николаем Иннокентьевичем на ВСХВ (ныне ВВЦ) тогда в 40-м. Он знал обо всем этом из рассказов бабушки Агрофены Григорьевны и отца, когда тот еще жил с ними, и помнил до сих пор. А гость поведал Курилову о своем прадеде, полным тезкой кото-рого являлся, о его взглядах, жизни и особенно о периоде после встречи с Григори-ем и до самой смерти в сорок пятом.
   За воспоминаниями незаметно пролетели три часа. Дела не могли ждать, и Курилов назначил встречу через неделю, чтобы, не торопясь, познакомиться с содержимым тетради Земскова, согласовав с гостем день и час. И еще Андрей попросил разреше-ния у Иннокентия Николаевича дать почитать рукопись жене и друзьям, так как всег-да любил принимать решение коллегиально. Земсков не возражал.
   В назначенное время Земсков был в офисе.
   — Приветствую вас, Иннокентий Николаевич!— радушно встретил его Курилов.— Зна-комьтесь, моя супруга, Юлия Александровна, и друзья Игорь Владимирович и Виктор Борисович,— представил он своих.
   — Ну и погода!— сказал Земсков, снимая мокрое от дождя пальто.
   Была первая декада февраля, когда в средней полосе России положено было быть морозу пятнадцать — двадцать градусов и вьюге, но уж никак не пяти тепла и дождю.
   — Да, сейчас невозможно предугадать, какая погода будет. Светопреставление!— согласился Курилов.
   — Такое ощущение, что земная ось сместилась — в Америке морозы под тридцать, а у нас ростепель!— воскликнула Юлия.
   — Ну, сразу уж и земная ось! Просто на планете все взаимоувязано, и с каждым годом внимательному наблюдателю все заметнее, как климат и стихии зависят от от-ношений между государствами и народами, духовного состояния большинства людей, их нравственности. Важно, что превалирует — добро или зло, светлые, чистые мысли, желания и эмоции или наоборот.
   — Мой муж — философ,— улыбнулась Юлия, обращаясь к Земскову.
   — Я согласен с Андреем Васильевичем и склоняюсь к тому, что Земля — это косми-ческий организм, в котором, как и в человеческом, все друг на друга влияет.
   Загудел чайник, и Юлия Алексеевна пригласила всех в соседнюю комнату к столу, накрытому для чаепития.
   После первых глотков приятного ароматного чая, располагающего к неспешной бе-седе, Земсков спросил:
   — Друзья,— ведь я могу вас так называть?— и после утвердительных кивков про-должил: — что вы можете сказать по поводу рукописи?
   — Хорошая, красивая сказка,— медленно, как бы подбирая не только слова, но и звуки, проговорил Перерушев.
   — Игорь!— вскинул брови Курилов, а Леонов недовольно засопел.
   — Ничего-ничего,— Игорь Владимирович, кажется?— продолжайте, мне интересно мнение всех присутствующих,— остановил его Земсков.
   — А я думаю, что все, написанное в тетради, можно реализовать!— не выдержал Леонов.
   — Виктор, я тоже часто мечтаю, что хорошо бы вот это было, да вот так сде-лать...— глотнув чая, сказал Андрей.— Понимаешь, изложенное в тетради — это иде-ал, что принято называть «светлым будущим». Но как будет, одному Богу известно.
   — Ну, вот уже и Бога притянул,— чувствовалось, Леонов сел на любимого конька.— Просто нужно, имея политическую волю, взять и ввести необходимые изменения разом. Вот и все! И всем будет хорошо!
   — Ты что, революцию предлагаешь?! Ну, ты даешь! Мы это уже проходили, нет, не нужно нам никаких революций!— возмутился Перерушев.
   — Да, хватит нам всяких катастроф, крушений и разорений! Этого всего уже до-статочно было в стране. Не нужно этого!— поддержал Курилов.
   — Вы уж больно горячи…— не ожидая такого накала страстей и обращаясь к Леоно-ву, проговорил Земсков.
   — Да я же не снизу предлагаю, а сверху…— стал оправдываться Виктор.
   — Сверху, снизу — все одно, резкие перемены влекут за собой многое, вплоть до хаоса,— констатировал Андрей.
   — К тому же частная собственность — самая эффективная форма хозяйствования,— подключился Игорь Перерушев.
   — Это уже другая тема, Игорь,— перебил его Курилов.— Безусловно, есть доказа-тельства в пользу частной собственности. Форд, например, в свое время добился многого, наш Демидов… Но здесь можно сильно поспорить, так как в каждом конкрет-ном случае она может быть полезной или нет для общества.
   — А назовите мне хоть одного созидателя-производителя в России из частников в наше время? Нету-ти!.. Вот карманы набивать, да счета в загранбанках умножать, стараясь не платить ничего в казну,— это, пожалуйста! А кто помельче — сплошь посредничество, то бишь, перепродажа, делание денег из воздуха или услуги — и все!— Леонов встал, вы вылил из чайника остывшую воду в раковину, и, налив све-жую, включил его.
   — Согласен,— поддержал его Андрей.— Но уже есть, хотя и немногие, а другие примеры. Что касается нашего советского прошлого, то часто очень эффективной оказывалась именно коллективная и государственная собственность.
   — Да, космос, ядерный щит, наука, образование, целина…— включилась в разговор Юлия.
   — И многое-многое другое, что наше поколение хорошо помнит,— сказал Курилов.
   Но в последние годы в СССР все шло уже по инерции, без энтузиазма, что называ-ется, валилось из рук,— промолвил Земсков.
   — Само собой, все уже всем надоело!— Перерушев заварил себе чай и сделал знак сделать то же другим. Но Юля взяла продолжение чаепития на себя.
   — Конечно, партократия ничего не хотела делать. Индивидуальная собственность была сильно ограничена, а малая коллективная — в зачаточном состоянии,— Андрей достал из шкафа еще одну коробку конфет и предложил собеседникам.— И когда в 85-м открыли шлюзы, хлынуло все, что было заперто в душах: инстинктивные желания, зависть, патологическое накопительство и стремление обладать,— чем больше, тем лучше,— что долгие годы задвигалось в закоулки подсознания, подальше от людей и собственных мыслей.
   — Да, и в тех положительных примерах, которые вы привели, и в отрицательных, везде «королем» является человеческий фактор,— согласился Иннокентий Николаевич.
   — Проще говоря, качество человека,— добавил Леонов.
   — Совершенно верно!
   — Поэтому, сколько ни меняй внешние формы, а все будет зависеть от качества людей,— сказал Курилов.— Будет оно соответствующим — будет работать новое, не будет… дальше не продолжаю. Вот пример, уж насколько жестким было законодатель-ство в 30-е годы, но даже под угрозой расстрела с полной конфискацией работали «цеховики», то есть люди, организовавшие подпольное капиталистическое производ-ство на уровне небольших фабрик. А что уж говорить про шестидесятые — семидесятые годы, когда эти самые «цеховики» проникли и на территории государственных заводов и фабрик, когда махровым цветом расцвела фарцовка и спекуляция валютой.
   — Андрей, ну, ты и загнул!— по старой памяти по-приятельски обратился к нему Виктор Леонов.— Да пока этого качества дождемся, уже никакие формы не нужны будут — солнце потухнет!— в шутку добавил он.
   — Нет, изменения, конечно, должны происходить, но постепенно и осторожно. Как при игре в шахматы,— укрепил защиту, то есть работоспособную контролирующую вер-тикаль власти, опирающуюся на идеологию возрождения национальных интересов страны,— сделал шаг вперед, и так далее,— рассудил Курилов.
   — Так об этом же и Николай Иннокентьевич, дед мой, пишет!— воскликнул Земсков-внук.— Знаю, читал и полностью согласен! И с тем, что параллельно и опережающими темпами должно всеми средствами — религия, образование, литература и искусство, что в совокупности можно назвать Духовной Культурой или культом Света,— идти вос-питание людей. Другого пути нет, иначе пропасть!
   — Хорошо сказали, Андрей Васильевич!— Земсков взял тетрадь своего деда.— Так издадим рукопись?
   — Нет, Иннокентий Николаевич.
   — Почему? После всего того, что вы сказали…
   — Мы все четверо ознакомились с содержанием тетради, труда  профессора Инно-кентия Николаевича Земскова, и голоса наши распределились так: Виктор Борисович — за публикацию, Игорь Владимирович — против, так как считает это все «сказкой». И мы с женой против.
   — А вы-то почему?
   — Зачем?
   — Ну как же? Значит, профессор Земсков зря писал…
   — Почему? Мысль сама по себе жива.
   — Да.
   — Пусть все идет своим чередом по воле Свыше!— сказал Курилов.
   — Ну, а мы-то, мы-то, что? Будем, сложа ручки, сидеть и ждать, пока наступит светлое будущее?!— воскликнул Леонов.
   — Зачем же? Не забывая о себе, своем благополучии и благосостоянии, все мысли, слова, чувства, поступки и труд в реальном деле направлять к благу людей, начиная от места, где живешь, и так далее. Вот и все!— ответила ему и на немой вопрос Земскова Юлия.
   Курилов обнял жену и поцеловал в щеку.
   Все заулыбались, стало тепло и уютно комнате, как будто и не было долгих дебатов на волнующие всех темы.
   Андрей незаметно вышел из комнаты и спустился по лестнице вниз. Увидев в окош-ке вахтерской Богомолова, подошел и спросил:
   — Виктор Николаевич, что нам нужно делать, чтоб наступило светлое будущее?
   — Так еще Серафим Саровский говорил: «Стяжи в себе дух мирен — и многие вокруг тебя спасутся». Это задача человека — спасение. А в общем плане — да будет на все воля Божья!
   — Воистину так! Курилов вышел из здания. Он не сел в машину, чтобы ехать до-мой, а решил пройтись пешком. Несмотря на позитивную атмосферу, воцарившуюся в конторе перед его уходом, и контакт с Богомоловым, от всех этих «идеологий», от «за» и «против», от споров Андрею было немного не по себе.
   Мысли Андрея Васильевича крутились вокруг «Синей тетради». Содержимое ее гово-рило о хорошем и правильном, но… не реальном. Ведь что получается? Даже если допустить гипотетическую возможность, что Небесные Силы решат спустить «светлое будущее» свыше на нашу грешную землю, ничего не получится — люди, в большинстве своем, не готовы. И тогда придется силой насаждать новое. К чему это может при-вести — известно, уже есть опыт и его последствия. «До сих пор аукается, в том числе и в моих делах», — подумал Курилов. А если принять точку зрения Виктора Леонова, к чему может привести предлагаемое им? Ясное дело — к еще одному «каран-тину»! «Не дай Бог! Сколько крови было пролито, была жесткая, а порой и жестокая коллективизация, мобилизационная индустриализация небывалого напряжения сил и жертв народных, репрессии, сотни тысяч искалеченных людских судеб, в том числе и детских!» — проговорил вслух Андрей Васильевич. Идея же Игоря Перерушева и иже с ним о якобы «высшей разумности» свободного экономического рынка, о том, что он может все исправить, поправить и привести в «рай», то есть идея ультралиберализ-ма, которая уже «хорошо» показала себя в действии в нашей стране, да и нигде в мире никогда в чистом виде не применялась, — тоже не выход. «Что же остается, Господи?!» — взмолился он.
   И то ли в ответ на его краткое, но горячее обращение, то ли как плод длитель-ных, не только сегодняшних прямых, но и прежних косвенных размышлений, как на экране, предстал перед Куриловым длинный, идущий из-за горизонта путь, по кото-рому размеренно и неторопливо двигалось множество народа. Все они шли в одном направлении, ведомые впереди идущими людьми с высокоподнятыми головами, со взора-ми, полными веры и целеустремленности. Среди них были люди разных вероисповеда-ний, о чем свидетельствовали одеяния и предметы религиозного культа. Но особо выделялись — и шли они впереди всех — люди с распятиями на груди и православными иконами в руках.
   Андрей, как наяву, видел лица мужчин и женщин, стариков и детей — непохожих один на другого, но глядящих только вперед. Они шли и шли уверенно, так, будто твердо знали, куда и к чему идут. Он не только видел, но чувствовал их присут-ствие рядом, будто стоял у дороги, по которой они шли. И в то же время Андрей краем ума осознавал — вся эта дорога вместе с людьми проходила через него, была им самим.
   Видение было непродолжительным, но настолько ярким и сильным, что оставило в душе Курилова глубокий след. «А ведь прав-то Виктор Николаевич:  главное — это личное спасение, личное духовное совершенствование каждого, в том числе и как пример другим людям, и на основе этого их развитие. Тогда и совершенствование общественных институтов на основе всего хорошего и полезного, что есть в настоя-щем и было и в нашей истории, и за рубежом во все времена, будет идти неспешно, но устойчиво, имея под собой прочное людское основание, а не путем прыжков и падений,— утверждался в мыслях Андрей Васильевич.— Однако, при этом, чтобы не было отступлений в обратном направлении, укрепляя власть, необходимо всеми силами защищать то хорошее, что уже есть и будет, выявляя негатив и борясь со злом во всех его проявлениях, одновременно делая упор на положительных примерах, их ставя во главу угла. Это же касается и литературных произведений, положительное целе-полагание которых должно, несмотря на высвечивание недостатков, вселять в людей оптимизм. А то получается, как у некоторых, что кроме водки, половой жизни и зависти, у людей ничего в будущем не остается», — добавил он. И на душе от этого осознания у него стало легко и ясно. Даже былые все неприятности более не тяго-тили его, а воспринимались лишь как испытания.

   Дома в этот ранний час никого не было. Андрей зашел к себе в кабинет, открыл бар и, достав бутылку старого, еще советских времен, добротного армянского конь-яка, сел за стол. В три приема, не торопясь, с перерывами на сигарету, ничем не закусывая, он выпил мягкую, приятную, согревающую все внутри жидкость. Доза, ко-нечно, была велика. Курилов напился, что случалось с ним весьма редко, напился то ли от внезапно постигшего его озарения, то ли назло всем теориям, «светлому буду-щему», всяким конспирологиям, этой чиновничьей камарилье, охмурявшим его голову последнее время, и мерзкой слякотной, отнюдь не февральской погоде за окном. Коньяк разлился по всему организму, умягчив его, соединив в дурмане опьянения тело, разум и душу, приподнял над всем суетным, мелким, незначительным, как ка-залось теперь, и закрепил в нем новое постижение жизни.
   Курилов сладко потянулся, широко зевнул и, положив руки на стол, опустил на них голову. В уже охватившей его дреме, продолжая улыбаться, он произнес: «Завтра — то-о-олько реальные дела. Что-то надо производить… полезное. И чтоб ни-ни-ни-каких зацепок!..» — и заснул.
   Сон объял его, оторвал от окружающей реальности, погрузил в никуда. Но и в этом «никуда» его душа продолжала жить и взывать к добру, любви и справедливости. Уж такой он был человек — Андрей Курилов.
 
© Шафран Яков Наумович, 2015