S6

 И закрывал себя рукою бедный молодой человек, и много раз содрогался он потом на веку своем, видя, как много в человеке бесчеловечья, как много скрыто свирепой грубости в утонченной, образованной светскости, и, Боже! даже в том человеке, которого свет признает благородным и честным...
                Н. Гоголь “Шинель”

Чего в столице больше церквей или аптек? Банков! Их количество давно превысило численность фармконтор и душеспасительных заведений. Банки множились и пухли, оставив не у дел веру и медицину. Тресты поглощали мелких банкротов, обращая их долги в свои прибыли. А массы бесполезных людей обретали тёплое место сообразно способностям.

В одном из таких неисчислимых банков работал молодой Доминик - ему посчастливилось родиться в век социальных реформаций, когда простые имена временно вышли из моды.

Не будем называть банк, дабы не компрометировать финансовое учреждение, лишь дадим ему нелепый псевдоним типа: “Invisible TREST” (и не сомневайтесь, в реальной жизни он назывался не менее нелепо). Сей Доминик к банковской службе не относился, а был обыкновенным системным администратором. Представителей его ремесла часто путали с программистами (с титанами и профессионалами), отчего сами программисты хрипели и харкали, а тщеславные сисадмины гордо потакали обывательскому заблуждению, дабы на подольше растянуть сладкое бремя респекта.

По утрам зеркальный небоскрёб засасывал людей как цыплят, и Доминик не умел мириться с пугающим конвейером. Сегодня он, как всегда, помедлил... унял свои фобии и... очнулся уже в прохладном вестибюле. За девять секунд, на бешеном лифте он возносился на сороковой этаж, пока не закладывало уши, и у двери в офис прикладывал магнитную карту к мигающему глазу по имени - “Invisible TREST”.

Небоскрёб, прозванный “колбой”, был насквозь прозрачный, и Доминик, виляя меж рабочих мест, любовался раскатистым городским пейзажем. Он воображал себя “супергероем”, парящим над обыденностью и суетой; залетал в прохладные переулки, позволял себе подмигнуть девчонкам и снова взмывал под кучные облака... Затем неминуемо цеплял угол стола, с которого падал принтер.

– Димон! Аккуратнее, ты чё?! Смотри куда прёшь!!

– Я не “Димон”, я Доминик.

Хохотали все! Все кто это слышал, а кто не слышал, хохотали тоже. Скотское стадо нуждалось в жертве и Доминик добросовестно исполнял свою роль. Характеризовать его непросто. Непросто за отсутствием выпуклых черт. Из индивидуального у него мерцали пара прыщей на худой шее, и весь он был не то что б не ладный, а какой-то никакой. Сутуловат, глазаст, неразговорчив и ходил, не касаясь пола.

На рабочем месте он обязательно находил разную гадость: флешки с вирусами, винчестеры с чёрными кластерами, корпоративные смартфоны залитые портвейном. Дружный коллектив взамен обязанностей развлекался выдумкой осложнений для Доминика. Этим полезным и незаменимым людям казалось, что Доминик чрезмерно празден и его непременно нужно занять. Ему на стол наносили курган однообразного мусора - бумажные стаканы после кофе и прочую дрянь. С днём рождения его не поздравляли. Корпоративов он избегал сам.

От повседневной травли Доминик заслонялся верным другом. Он берёг его в потаённом кармане (никто не знал в каком) и несколько раз в день прикладывал к уху... Тогда на обратной стороне сверкала эмблема - серебристое яблочко, аккуратно надкушенное с одной стороны. Раз или два в неделю ему велели переустановить Windows или восстановить жёсткий диск, и он безропотно повиновался, не слыша ни единого “волшебного” слова в свой адрес. Остальное же время Доминик елозил пальцем по жирному экрану, за то ежемесячно получал триста североамериканских долларов, что весьма немного, как для столицы, но и весьма немало, как для сисадмина.

 В этот день (а точнее в эту пятницу), его ждала большая работа - у секретарши директора кредитного отдела отказала мышка... После обеда и перекуров люди лениво стекались в “колбу”, где уже витал тревожный дух. Стол Доминика был завален мусором, убрать который было некому… Самого незаменимого, самого нужного человека в нужную минуту не оказалось. Все стали взволнованы; во-первых стало некуда утилизировать грязную посуду, а во-вторых секретарша директора кредитного отдела ни за что не догадается заменить батарейку в мышке. Над слаженной работой “Invisible TREST” нависла нешуточная угроза...
 
 Случается такая жара, когда мурашки по коже, - эта пятница была именно такой. Доминик, покинув “колбу”, тревожно шагал, не замечая светофоров. Чуть не угодив под троллейбус, он осмотрелся и... Зашагал ещё тревожнее: “Ничего, ничего... Такое случалось и раньше... Не дёргайся. Всё поправимо...” Доминик не заметил, как его объехал мотоциклист, звуконепроницаемый шлем его запотел от проклятий! “А если..? Нет, нет! Не думать об этом. Просто не думать, всё обойдётся...” Справа раздался трамвайный треск, и кто-то сильно одёрнул его за рубашку... Перед носом Доминика прогрохотали два красно-жёлтых вагона. Он обернулся сказать: “Спасибо”, - но сзади никого не было. Тогда троллейбусные сирены, трамвайный грохот и мотоциклетная брань развеялись и впереди на старинном фасаде, меж двух кариатид, засияли аккуратно надкушенное яблоко и надпись: ”Сервисный центр”... Дверь была не вращающаяся (как на “любимой” работе), и не такая, как в метро (норовящая тебя убить), и не автоматическая (открывается чёрт знает от чего и от чёрт знает чего закрывается), а такая, за которой скучал: обычная, нормальная дверь на петлях. Доминик шаркнул пыльным кроссовком об колючий коврик и вошёл. Из-за reception торчала недружелюбная лысина.

– Здрасьте...

 – Здрасьте... Здрасьте. – ответила лысина не поднимая головы.

Не желавший показывать лица, раскладывал пасьянс - карта не шла, и нераскаявшаяся лысина выблёскивала напускной раздражительностью. Повисла удушающая пауза. Щёлк... Щёлк. Щёлк-щёлк!

– Я это... Тут, кароче... Гаджет, кароче, того...

– Чего, того? – раздражённо переспросило потное рыло, показавшееся из-за стойки.

– А-а, Димон, снова ты со своим барахлом!?

– Доминик, – поправил Доминик. – Я Доминик.

– Да я вижу, шо ты -“Доминик”. Чё там у тебя?

Доминик, затаив обиду, бережно протянул телефон. Он так несуразно выражался от того, что боялся запнуться. Даже не так - он стеснялся бояться мнимого заикания, хотя в уме рассуждал довольно ровно.

– Это, экран того. Не врубается. С утра работал, а в обед раз и погас! Я пальцем туда-сюда, включил-выключил, перезагрузил. Ни фига не пашет.

 – Та я ж те давно говорил: твой гаджет не жилец, где ты этот хлам откопал? Это ж прошлогодняя модель, ещё и Б/У ! Ты ж четвёртый раз уже приносишь!

– Может его это.. Того… Ну подчинить, кароче? Плёночку обновить?

 – Да хули тут чинить? Если экран погас - значит шлейф расплавился, вон жара какая. А шлейф - это кранты! Новый экран дороже твоей мобилы выйдет.

– А может.. Перепрошить как нибудь, а..?

– Плёночку? – лысый покачал бритой башкой. – Не-е! Надо новый брать!

Доминик ощутил тошноту и зыбкость пола - симптомы боксёрского нокдауна.

– Как, новый. Но-овый..?

– Новый! Через нашу контору можешь взять. Официальный с гарантией. Я те, так и быть, скидочку сделаю, – лысый достал каталог и принялся подсчитывать.

– Во гляди - пятьсот баксов! Тебе за четыреста девяносто сделаю.

– Четыреста девяносто? – бормотал Доминик.

– Да, а если ещё чехол модный, так снова те же пятьсот выйдет! От этого можешь аккумулятор оставить. А со старьём нечего возиться, только зря время и деньги переводить, – лысый уселся обратно за карты.

 Из прохладного помещения Доминик вышел скорбный и растерянный. Вязкий воздух мешал думать. Он брёл в безразличном направлении абсолютно не туда куда следует, а куда следует - не понимал.

Его огибали мотоциклисты и мотоциклистки справа и слева, в шлемах и без. Его вид был так жалок, что его отказывались даже бить. Трамваи трезвонили в каждое ухо из-за любого угла. Его рубашка от спасительных одёргиваний пришла в негодность.

Но Доминик в те минуты был выше всех банальных опасностей мира - он искал выход! Да, и ещё бормотал себе под нос: “Пятьсот баксов. Где такие бабки взять? Пятьсот… ксов.”

 И темнело как-то мучительно, и вечер наступал какой-то липкий, не свежий. Раскалённый город балагурил и пульсировал; отовсюду звучали галдёж и визги, бутики и салоны слепили витринами, летние кафе проливали разноголосую музыку и среди этого пятничного разгула, среди этой сияющей распущенности Доминик не находил себя.

 Не находил, пока не остолбенел перед гипнотическим светом рекламы: - “Iphone 6S, скоро в твоём городе”.

“6S! Уже 6S? ”- он сглотнул, несмотря на пересохшую глотку, и достал свой S5. Включил. Телефон вздрогнул, но в чёрном экране Доминик по-прежнему видел своё отражение.

“Я должен. Должен по любому. Хоть кровь из жопы - но я должен!!”, – твердил он себе до тех пор, пока лицо его не тронула та решительная краска после которой, как говорят: - “нет пути назад”. Рассеяность и скорбь разом куда-то девались, дух его крепчал ежесекундно, и перед лицом всего пьяного человечества стоял одержимый и счастливый своей одержимостью человек! Он обрёл то, что другие обретают крайне редко, а он ещё ни разу. Доминик обрёл ЦЕЛЬ! Все музыки вместе с уличным шумом потухли. Люди побросали кальяны, отставили мохито и смотрели на Доминика, как на личность, переполненную внутренним содержанием. Сигареты в замерших руках догорали и тухли. Все, кто жевал - жевать перестали, кого тошнило - утёрлись и уставились на Доминика, как на спасителя. А звёзды. Звёзды торжественно падали щедрыми пучками.

 Это Доминик видел уже под утро, во сне. Блуждая из ванной в уборную, из уборной в кухню, он сочинял план. Прежде урезать расходы до максимума, но для этого нужно подытожить необходимый минимум, что оказалось непросто, ведь вся его зарплата - по доллару, по копеечке - была расписана ежемесячно с учётом сезонных нужд. За чашечкой утреннего кофе было решено отказаться от кофе, а заодно от чая и сахара. “Боржоми” сменила “Трускавецкая” (увы, без воды человеку никак нельзя). Без осенней обуви можно было обойтись так: до первых заморозков доходить в сандалиях, пусть с позором - в носках, а в ноябре сразу перейти на ботинки. К чёрту интернет и домофон! Контрацепцию тоже к чёрту! Доминик выбросил просроченные презервативы, что таскал в кармане с молодых ногтей. “Да и надо бросить курить!” – придумал и сразу вспомнил, что в жизни курил лишь дважды. “Та-ак, дальше квартплата и аренда, -подождут месяц не сдохнут! - зимой перекрою с тринадцатой зарплаты.” Экономить оказывается непросто, сколь потребности твои ничтожны.

 Итак, нужной суммы не набиралось. Не доставало каких-то четырёхсот долларов. И даже когда Доминик заменил батарейку в мышке секретарши - директор кредитного отдела в кредите отказал. “Invisible TREST” отвернулся от него. Это обстоятельство ломало и тактику, и стратегию. Убивало вкус к самой жизни. “А ведь у меня есть законный отпуск!” – очень кстати вспомнил Доминик: – “А если откажут - возьму деньгами. Четыре лета пашу на этих уродов, хоть один месяц отдыха мне обязаны обеспечить?”

 Да! Дух Доминика в высшей степени окреп, а цель согревала его в любом отчаянии. И через трое суток в его квартиру въехали двое командированных поляков, а сам субарендодатель - Доминик поселился в брезентовой советской палатке, на берегу зловонного городского озера. Его навещали бомжи, голодные утки и патрульные, которым приходилось платить.

– Та я это. Отдыхаю. – объяснялся Доминик. – Ну, отдохнул и вали!

Неделю он кочевал с места на место, и совершил открытие - пыльная столица вовсе не край озёр, а таковых парков в столице раз и обчёлся.

 Ночами он высовывал голову из палатки, слушая трели сверчков и скрежет катамаранов. Людской гомон долетал по воде звонко и легко. Доминик считал голубые экранчики в руках невидимых гуляк. Под утро прятал изъеденное комарами лицо и некрепко дремал. О таком отпуске мало кто мечтает, но тяготы Доминик переносил стойко, ведь знал, какая награда его ждёт; через пару недель поляки заплатят ему две сотни и всё. Лишения кончатся, бессонный август минет и начнётся ровная, сытая жизнь как прежде, только лучше, ведь он обретёт нового “друга”.

 Десятого сентября, в пятом часу утра Доминик скомкал палатку и направился домой. Ком сырого брезента он затолкал в мусорный бак, взял у вахтёра ключи и поднялся к себе. Первым делом осмотрел все горизонтальные поверхности в поисках денег. На подоконнике он нашёл две сотни не долларов, а евро. “Какие порядочные люди - эти поляки”, - подумал Доминик откручивая кран в душе. Горячую воду до сих пор не дали, но последний месяц он так закалился, что не ощутил и малейшего дискомфорта. Дрожа от волнения и холода, он оделся в чистое, сунул накопленное в передний карман джинсов и неспешно отправился на встречу лучшему дню своей жизни.

 
 Доминик вернулся офис. Явление его, равно как и трёхнедельное отсутствие, осталось незамеченым до тех пор, пока публично не обнаружилась новинка.

– Э-эй, глядите-ка Доминик заимел вещь! – воскликнул старший коллектор.

Офисный коллектив вместе с уборщицей и охранником окружили Доминика.

– Хорошую вещь обмыть надо! – галдели хором.

– Ну-у? – Куда сегодня пойдём?

– Да! Да! Куда нас пригласит Доминик? Может в боулинг или... Нет, нет наверно кататься на пароходе по Днепру! На стриптиз!? Ха-ха-ха-а !! Друзья! Ведь мы забываем, что развлечения выбирают по карману, так что думаю если мы куда и пойдём кататься, то не дальше фуникулёра. ХА-ХА-ХА !!

Офис трясло от восторга, лишённого натуральности и веселья, - один только наигранный издевательский хохот.

– Друзья! Мы забываем, что не все люди имеют время развлекаться. Наш Доминик... наша Золушка совершенно не имеет времени на досуг, ведь у него пропасть неотложных дел. Например убрать му-усор! Ха-ха..

На Доминика сыпались бумажные стаканы напополам с конфетными обёртками. Он цепенел, как какой-нибудь жук, которого, если тронуть, так он тут же прикидывается недвижимым и мёртвым. Его раскручивали на стуле, а он молча сопел и упирался путанными ногами в ковролин. Он оказался в сердце вихря из ненавистных рож, и каждая эта рожа норовила заглянуть ему в лицо, чтоб разглядеть, достаточно ли он страдает?

– А кто-нибудь видел Доминика с девушкой, а?

– Никогда!

– А может он не любит девушек?

– Ха-ха-ха !!

Больше всего Доминик хотел провалиться сквозь все сорок этажей и исчезнуть как угодно - лишь бы сейчас и сразу!

– Хватит! Перестаньте! – провозгласил некрепкий, но уверенный женский голос.

К весёлой компании подступила невесёлая девушка, костлявенькая и вся в веснушках.

– Смотрите-ка ещё недели не проработала, а уже такой тон берёт. Какая отважная... Как там тебя..? Девочка! Ха-ха-ха!


 – Жанна! – ответила отважная девочка.

– Меня зовут... – она приблизилась к зачинщику экзекуции - к седеющему коллектору - и пристукнула его по руке, в которой он удерживал стакан.

 Кипяток выплеснулся ему на живот, тонкая рубашка потемнела, и трагично запахло дешёвым кофе. На крик примчалась неотложка и увезла пострадавшего в ожоговый центр, где на его варёное чрево будет пересажен немалый клок кожи с мозолистой задницы.

– Он сам на себя вылил... Случайно. – такие показания давала Жанна прибывшей на место полиции. Остальные свидетели подтвердили, опасаясь новой силы, обозначившей себя так непредсказуемо и лихо.

 Вечером Доминик и Жанна спускались вместе на лифте.

– Тебе, это... Не нужно было лезть. Я бы сам разрулил, как-нибудь.

– Да ладно, меня этот хрен давно бесит! Ты просто - повод.

 Если лифт спускается со скоростью свободного падения - беседа не успевает набрать нужной инерции, звучит звонкий щелчок! Двери бесшумно распахиваются и они без сожаления прощаются ровно до следующего неизбежного завтра.

Доминик воспарил над раскалённой землёй. Он вынимал гаджет, творил сэлфи, и на каждом углу немедленно подключался к wi-fi и постил в Инстаграм и Фейсбук. “Надо будет ещё палку купить, а то неудобно”.

 Довольный, он не сразу пошёл домой, а зачем-то петлял парком, где провёл в аскезе и лишениях три недели. По пути он купил шаурму и пиво, затем отыскал то самое место, где примялась и пожелтела трава от его недавней жизнедеятельности. “ПоUSEвши” нового “друга”, он с удовольствием поужинал и стал прокручивать в голове происшествие: отчего людям не дышится без агрессии, ненависти или неурочного геройства? Зачем люди так неспокойны и грубы? Почему бы всем просто не оставить его - Доминика - в покое. Перестать замечать, так как не замечает их он. “Если мне плевать на всех, то почему бы им не отвечать мне тем же?”

Обнаружив себя сумерках, Доминик бросил рассуждать.

– Вот безделица! – он достал свой Iphone. – Гаджет, если подумать, то нафиг не годен, а поди ж ты - все хотят поиметь!

 Вечер усугублялся. В кустах полыхнул яркий свет. Голубой луч шарил сквозь ажурную листву, пока не ослепил Доминика. Прыгающий фонарь с хрустом продирался сквозь заросли.

– Та-ак, сержант Будилов, ваши документы.

 – Нету документов. – Доминик заслонился от света рукой.

 – Вообще нету?

– Вообще есть. При себе нету.

 – А шо мы так поздно гуляем?

 – Да так, с работы иду..

– Шо-то рожа у тебя знакомая, – сержант присветил Доминику в лицо.

– Точно он! Ну шо будем делать с тобой, “турист”?

 – А чё со мной делать? Не надо со мной ничего делать. Я уже уходить собирался.

– Куда?

– Домой.

– А дом далеко?

 – На бульваре Перова.

 – Ого! А шо ж ты так далеко от дома гуляешь и без палатки? Не страшно?

Доминик соображал, что добром эта встреча не кончиться: -“Шакалы, а вам чего от меня надо?”

– Денег нет, – выпалил Доминик.

– А мы не продажные.

Доминик не мог видеть, но по интонации услышал, как по ту сторону фонаря скрежещут хищные клыки. Их шакальи улыбочки, их кровожадные пасти он так живо представил, что даже поёжился: - “Вот бы сейчас Жанну сюда, интересно, что б она им ответила?”

– Ну так я пойду..?

 – Куда?

– Домой.

 – Мы тебя проводим.

“Начинается...”

– Спасибо я сам это... Как ни будь, того... Дойду.

 – Классный у тебя телефон...

Фонарь погас и в жуткой тьме у Доминика вдруг перебило дыхание. Через миг он понял, что его ударили в живот, и это стало последним воспоминанием за тот теплый сентябрьский день.

 
 Через пелену и звон Доминик приходил в себя. Гадкий свет и тягучие голоса опутывали воскресающее сознание. Слева, в растерзанных лохмотьях шевелился бездомный - он стенал и смердел. Справа корчилась старуха. Из её вёрткого черепа торчали клочные седины склеенные красной марлей. Доминик привстал.. Голова кружилась, остального тела он не ощущал.
– Нельзя вставать, лежи!

“Лизать?”, -подумал Доминик: “Что лизать?”. Он поворочал распухшим языком.

– Ладно, не хочешь лежать давай заключение составлю.

К нему на кушет подсела немолодая женщина и поводила молоточком перед лицом Доминика - его затошнило. Она резко придвинула таз ногой и прикрикнула:

– Блевать сюда! Так, никакого телевизора. Читать забудь. Две недели абсолютного -слышишь? - абсолютного покоя.

Жрать поменьше и пореже, как поправишься к невропатологу зайдёшь. Запомнил? Вот список таблеток. Всё, свободен!

 К бомжу, что валялся слева, пришёлся молодой хирург, обёрнутый в шуршащий целлофан, двумя пальцами он приберёг изогнутую иглу заправленную нитью.

– Света, чего сидишь ?! –сквозь влажную маску рявкнул хирург. – Вставь ему в зубы чего ни будь.

Света вынула из кармана жёванный-пережёванный резиновый жгут и затолкала бомжу в беззубую пасть. Тот стал подвывать от каждого шва, что накладывал ему хирург на раскуроченное брюхо.

– Или хочешь остаться? – переспросила Света.

Если б Доминик мог помотать забинтованной головой он бы обязательно помотал, а так просто встал и пошатываясь вышел.

 Коридор был переполнен насильственным страданием, прислониться и передохнуть было нельзя - вдоль стен тянулись каталки с покорёженными телами. Воняло палёной шкурой, кровью и йодом. Доминик сфокусировался на часах, висевших далеко-далеко, в конце коридора, и не отрывая глаз от стрелок, зашаркал к выходу.

 Десятидневного отсутствия Доминика опять никто не ощутил, никто кроме отдела кадров, неусыпно ведущего свою невидимую работу. Свой стол он нашёл в подозрительном, даже излишнем порядке: ни мусора, ни “зараженных” гаджетов, только белый не заклеенный конверт без единой надписи. После сотрясения чтение давалось большим трудом потому он отложил его на попозже: – “А чего может там премия? Не-е, больно тонкий, худой конвертик”. Доминика никто не задирал, даже по служебным нуждам к нему не обращались. Образовалось желанное состояние покойного социального вакуума, где он осторожно дышал своим особенным, личным воздухом. Блаженно это было и чудно. В обед его всё-таки замучило любопытство, и он развернул конверт. Сухонькая бумажка извещала об увольнении по статье - “самовольный прогул и низкая коммуникабельность”.

Из двух недель, положенных законом, оставалось четыре дня, но то, чтоб завершить дела и убраться. Директор кредитного отдела пояснил так:

– Я ничего личного к вам не питаю но.. Рассудите сами: инцидент с коллектором - а это телесные средней тяжести. Отсутствие на рабочем месте, следователь вас дважды уже спрашивал - это не считая того случая с ожогом - так три выходит. Связи с вами нет, невозможно дозвониться! Ну и плюс ваша конфликтность. Извините, ну не вливаетесь вы в наш коллектив. – в итоге он загнул четыре пальца, а пятым указал на дверь.

 Вернувшись Доминик переписал с компьютера что-то личное, оглядел офис в поисках Жанны и не обнаружив единственного человека с которым стоило попрощаться, покинул офис навсегда.
 
 Избавление от бренных страстей пришло к Доминику скорее чем к монаху. В маниакальной охоте и в предсмертном капризе, в нездравом уме и в неясном сознании он желал одного - ничего не желать впредь! Вытесняя из остывающего нутра всё привычное, он вздувался пустотой и упивался своим неизмеримым положением. В тесноватых и неудобных координатах евклидового пространства точка его физики расплывалась и меркла.

Лицо его перестало рефлектировать, а единая мечта отшелушилась и опала. Доминик больше не желал. Не было надобности.. Ценность мечты выяснилась в предвкушении, в то время как объект вожделенного фетиша был этой ценности начисто лишён. А предвкушать более не придумывалось, искомое счастие теперь пролегало по ту сторону материи.

“Вот истинная добродетель - она в нежелании. Нежелание равно - независимость! И во имя чего бородатые старики слепнут в кельях? Что ищут бритоголовые дети в горах? ” Навязчивый и липкий мир наконец отторг его бесповоротно, а буддистская нега оглушила. Но ненадолго..

 Доминик вдохнул собственную непричастность к событиям мира.. Вдохнул ещё.. Потом ещё и.. - Усомнился… “По сути-то ощущение не из приятных. Паришь беспилотным облаком и ни чего не касаешься, и тебя ничего не касается, и всё мимо, и ты не в цель, потому что если мир - дерьмо, то и ты не пуля. Ни брызг тебе, ни аппетита. Зелёная тоска”. Вспыхнувший свет спадал с его лица, кровь густела, мыслеформы обретали прежнюю тяжесть. “А тут ещё и Iphone отобрали. Не-не-не, надо как-то о себе заявить! Если справедливость не даётся как объективная категория, то индивидуум вправе устроить её по своему разумению и нраву: - мы не можем ждать милостей от природы, взять их наша задача!” Потаённая злоба едкими каплями просачивалась в сердце, замещая блаженную пустоту. По телу вновь пробежала уже знакомая дрожь, дрожь неотступной решимости. Решимости, которая рано или поздно разрешиться чем-то очень значительным. Духу хватит, хватило бы таланту выдумать чего похлеще! Но воображением Доминик похвастать не мог. Одно дело добыть банальных денег, а другое - учинить “НЕЧТО” гениальное (на меньшее он был не согласен).. И досадовал, что линейной комбинаторикой и бытовой смекалкой тут не обойдёшься, ибо имени “ЭТОМУ” человечество пока не придумало, зато твёрдо знал - деянию сему надлежит пройти с максимальным треском и резонансом, иначе падкий до сенсаций, глупый жестокий мир просто не внемлет.
 
 Одно было ясно - в области прекрасного ему делать нечего. Что остаётся? Что остаётся амбициозному индивидууму, не способному созидать? Остаётся безобразное разрушение.. А такое ли безобразное? Ведь если подойти к проблеме умственно..? Сладкую жуть наводил Доминик пока только сам на себя.

“Ну что можно? Ну можно памятник сломать.. Какой? Зачем? Да и за вандализм придётся расплачиваться годами юности в тюрьме? Хотя Ленина сломали безнаказанно! Ответственность так и не пала на сотни буйных голов, а я индивидуалист мне дороже выйдет. Нарисовать Джоконде усы? Уже было. Нужно что-то большое и бессмысленное.. Хотя нет смысл нужен. А лучше протест! Но против чего? Против тупости, против непроизводительного времяубийства..” – так немного разогнавшись с мыслью Доминик нащупал нить и потянул дальше: –“Против денежной зависимости и офисного рабства, против субординации и потребления, против мутного течения не дающего жизни никакого достоинства, против рекламы и абортов (а это здесь причём?)” – на секунду задумался Доминик и продолжил: – “Против сребролюбия и посредственности, против всего, что принято считать великим и неколебимым, против конформизма и подхалимства, против мелочности и бесстыдства, против собственной сирости и ничтожества! И это ещё далеко не все…”

 Сотрясение мозга часто даёт осложнения - можно стать слюнявым идиотом, а можно пылким анархистом склонным к беззаконию и крайностям. Поскольку слюнявым идиотом Доминик прожил четверть века, то настал черёд Марса. Воинствующая беспощадная планета взошла в юной не оправившейся голове, предвосхищая огонь и кровавое мерцание. Объект для своей идеи он уже избрал..

 Таким Доминик спустился в интернет-кафе где просидел до самого утра, по крупицам выведывая в сети технические возможности для неотвратимого перфоманса..


 Неделю, или около того, Доминик провёл в научных изысканиях. Сперва он дерзнул произвести порох в кустарных условиях, так как для его покупки не имел ни соответствующих документов, ни соответствующих денег. В “Эпицентре” он заказал две коробки каминных спичек. Соскоблив зажигательные головки (размером с черничную ягоду каждая) - он произвёл тазик почти чистой серы, которую цельные сутки усердно толок напополам с углём. Затем добавлял селитру и пробовал поджечь. Эффект выходил не тот: горение проистекало медленно, света выделяло мало, вся энергия вещества обращалась в клубы безобидного дыма. Вариант второй: выпарить из хозяйственного мыла глицерин как это делал Брэд Питт в “Бойцовском клубе”. Но, как у Брэда Питта что-то не выходило. Вязкий студень не желал детонировать ни от ударов ни от сжатий, а только разбрызгивался и прилипал. Доминик насилу избавился от него вместе с кастрюлей. Вариант третий, он же последний - свинцовый сурик и алюминиевая пудра в равных пропорциях. Универсальная детонация - несильный удар или воспламенение от ничтожной искорки делали эти два вещества наиболее подходящими. Сыпучие фракции легко смешиваются и так же легко добываются в старом хозяйственном магазине, где по древнему маркетингу сперва оплачиваешь в кассу, а после идёшь к прилавку менять чек на товар.

“В каком беспечном мире мы живём! Кто бы мог подумать, что на ряду со швабрами и мясорубками продаются такие опасные вещи”, – думал Доминик протягивая чек: – “Не сказать что б мясорубка прям такой уж безопасный предмет, но всё таки..”

 Он приготовил пробный образец - комок размером с каштан перетянутый изолентой. В дырявом кармане он лелеял его в потной ладони и разыскивал подходящее безлюдное место. Найдя, швырнул комок о стену и..!

 И место перестало быть тихим и безлюдным. Набежали оглохшие дети, за ними пыхтели оглохшие постарше, глухие старухи свесились с балконов. Всем было страшно любопытно - что так грохнуло? Тяжеловесный серый дым осел в клумбу обнажив рваный ожог на стене бойлерной. На Доминика никто не глядел - никому в голову не приходило, что он способен наделать столько шуму. Злу, в понимании обывателя, надлежало иметь вид лихой и свирепый, а Доминик такого имиджа не носил, от чего выходил втройне опасней вооружённого хама.

 Вернувшись домой, он на глаз отмерял того и того.. Отпилил у лампочки колбу и оберегая хрупкую спираль аккуратно припаял к патрону провод, на обратном конце которого болтался штепсель и реле с таймером. Таймер он установил на пять минут и весь потрох уложил в пакет со смесью. Завязал так что б наружу торчал только провод с вилкой. Пожевал несвежий крекер, тихо попил чаю и прилёг. Недоброкачественное печенье больно переваривалось в оголодалом теле отчего сон никак не крепчал. Тогда он зажёг свет и перепаковал пиротехнику. Переставив таймер на две минуты он как будто, унялся и пробовал спать по новой.

 Будничным утром к зеркальному небоскрёбу приближался человек с коробкой под мышкой. Он был хладнокровен собран и дисциплинированно постояв на светофоре, ринулся дальше. Без раздумий он миновал вращающуюся дверь, предъявил охране коробку от “Iphonе” и отрекомендовался курьером интернет-магазина. Взмыл на лифте на сороковой этаж и к двери с надписью “Invisible TREST” приложил магнитную карту-ключ которую по рассеяности так и не сдал.

 В офисе ничего не переменилось. Его узнали как-то беззлобно; справлялись о делах и виновато улыбались. Выражали сожаления, что мол: - “Так вышло”, что мол: - “Они не хотели, просто шутки зашли далеко” - и прочая формальная чушь. “Формальная, но похоже без лицемерия...” – не без удовольствия отметил он. “Обваренный” коллектор протянул руку:

– Ты извини.. Мы это, переборщили немного.. Вообщем извини… О, снова Iphone !? – коллектор заметил коробку. – Новый что ли? А с тем что?

– Да ничего. Глючил, по гарантии поменяли.

– Кофе хочешь?

– Я на минутку. Ключ вот пришёл вернуть. – он положил магнитную карту на свой бывший стол. – И забыл кое-что, так ерунда.
Он уселся и включил компьютер для виду. Сам же достал из коробки пакет, вложил его в мусорную корзину и воткнул вилку в розетку. Время пошло.. “Один.. Два.. Три.. Четыре..”

Чтоб не вызывать подозрений немного поклацал мышкой и собрался уходить. Вслед ему жалобно прощались. У выхода коллектор опять пристал:

– Ты это, вечерком заходи в “44”, мы там собираемся. Поболтаем, я угощаю!

– Спасибо.. – Доминик вцепился в ручку двери. “Сорок.. Сорок один.. Сорок два..”

– Стой!.. Ты ж Iphone свой забыл.

– Спасибо. – он натянуто улыбнулся и забрал со стола пустую коробку продолжая, про себя, считать секунды.

 Цифры на табло лифта никак не достигали сорока. Кабина несколько раз застревала на тридцатом этаже, где её сразу перехватывали и спускались в подземный паркинг. “Девяносто два.. Девяносто три..” Он метнулся к пожарной лестнице, но что б попасть туда опять надобилась магнитная карта. Хладнокровный юноша взмок от лихорадки и вся его напускная собранность выветрилась. “Сто одиннадцать.. Сто двенадцать.. Сто трина…” Неожиданно, но очень кстати, двери лифта распахнулись и он влетел в зеркальный бокс вдавливая кнопку с цифрой №1! Ещё нигде и никогда ему не было так уютно. Он один в целом здании понимал цену времени. “Сто восемнадцать.. Сто девятнадцать.. Сто двадцать!”

Когда лифт крепко тряхнуло он не испугался. Не выпуская пустой коробки из рук он знал: – “Всё идёт как задумано, а значит - как надо.”

 До первого этажа паника ещё не дошла. На улице работал хор автосигнализаций, а сверху сыпался триплекс. Он дождался пока осколочный дождь утихнет и пошёл домой.

 Навстречу стекались пожарные машины, слева - полиция, справа - реанимобили. Сирены трубили апокалипсис. Он шёл не оборачиваясь вынося пустую коробку под мышкой пока не решился бросить её и обернуться. Он увидел пол-дома снизу, сверху пол-дома не увидел - чёрное облако дыма упёрлось в атмосферу застряв на пол-пути к небу. Пыль оседала на головы зевак.

 Ожидаемого удовлетворения не ощущалось. Тогда он вернулся и стал приставать к репортёрам, выплёскивая густую тоску. Настороженные девушки, остриженные каре, недоверчиво прятали цветные микрофоны, операторы выключали камеры экономя электрический ток батарей - они не собирались ему верить. Тогда он потребовал у полицейских арестовать себя, но его даже не собирались задерживать, его подвели к реанимобилю и предложили укол. Он согласился на мятную таблетку под язык и набухая от горечи присел, придерживая дрожащими руками неумную голову..

 Доминик открыл глаза.. Пережитое во сне не казалось кошмаром, но и доблести не рождало. Что б не позволить времени расшатать себя заживо он сразу обулся и зажав коробку под мышкой (точно как во сне) ушёл “на работу”.

 На дворе стояла та пора, когда жара уже канула, а “бабье лето” ещё не утвердилось. Суетные люди кутались в жакеты, а Доминик утирал лоб допивая четвёртый кофе. Утро выдалось серым и всё вокруг выглядело серо. “Скоро мы раскрасим это уныние”, - бодрился Доминик. А бодриться было чего. Всякое очень недоброе дело зачинается на храбрости и безответственном бесстрашии коих на финал конечно не достаёт. Когда все приготовления добросовестно исполнены, наступает черёд задумчивости и во вчерашнее неколебимое сердце вгрызается червь. Щекочет и терзает, добираясь до совести, и тогда тревоги и телесная рябь играют против, и убедительных слов находится всё меньше, и убеждают они всё меньше ведь повторять их приходиться самому себе, а террорист с раздвоением личности себе верит меньше всего.

 По пути он прошёл неоткрывшийся сервисный центр. Бритоголового толстяка-хозяина он встретил возле метро, тот не спешил на работу.

– Идём кофе выпьем! – Спасибо. Я уже пил. – Та-а идем!

Толстяк прихлопнул его по плечу, и Доминику стало противно. “А впрочем куда спешить? Успеется..”

– Поздравляю! – сказал лысый. Он не смог улыбнуться, даже если б и хотел.

– С чем? – не понял Доминик.

Лысый хлопнул по коробке.

– Осторожней! – Доминик дёрнулся.

– Расслабь булки, S6 - давно не бомба, есть гаджеты покруче! Щас китайцы такие аппараты выпускают куда там. Американо с молоком, – лысый буркул в окошко откуда пахло горелым кофе.

– Тебе какой?

– Без разницы. Молока побольше.

Толстяк вынул свою лакированную башку из окошка:

– Двадцать восемь! Давай ты ж угощаешь, хоть так твой Iphone обмоем.

“Вот урод мелочный, может эту коробку ему занести?”, – Доминик протянул деньги. – “Нечего распаляться! Ты забыл, куда и зачем шёл в это пасмурное утро?”

– Чего у меня не взял, дешевле нашёл?

“Нет. Просто ты гадкий потный выродок и я тебя презираю!”

– Да, немного дешевле нашёл. – Палка нужна? Если нужна, то заходи. Да и чехол тебе справим обязательно, я тебе скидку нарисую. Ты ж сэлфи по любому делать будешь, а без палки неудобно! Знаешь как сэлфи по польски будет?

– Как? – Самоёбка! Ха-ха! Да их только для того и берут и даже не догадываются что в нём до фига полезного: уровень, навигатор, да ещё разного..

 – Я пошёл.

– Давай. Заходи за чехлом.

 Доминик продолжил путь. Помехи не раздражали его, а даже наоборот. В другой день он бы ни за что не пошёл, но сегодня здоровье стало превыше и визит к невропатологу откладывать было нельзя. Коробку попросили оставить в гардеробе в обмен на номерок с цифрой 13.

– А можно другой ?

– Нет! – отрезала жирная гардеробщица и склонилась над кроссвордом. Следующий час Доминик просидел в очереди бессмертных стариков и уклоняющихся призывников. Те и другие источали маслянистый человечий дух. “ Это невыносимо!”, – резюмировал Доминик, покидая тяжкую атмосферу.

– Я это.. Кажется.. Номерок потерял.

– Шукай, – буркнула гардеробщица.

– Я.. Короче заплачу, дайте вон ту коробочку. Сколько стоит номерок? – Доминик полез в карман за деньгами.

– Японский лётчик-смертник? Раз, два три… Девять букв.

– Камикадзе?

– Молодец!

Шариковой ручкой она процарапала в сырой газете неслыханное слово и вручила приз.

– Эй, куда побежал, а деньги?!

 Опасный груз вернулся к скучающему хозяину и Доминик взялся навестить следователя. Нет он не рассчитывал что его телефон нашли и сейчас же вручат под музыку, нет! Ему нравилось тянуть время.. В милиции ему предлагали кофе и.. - не терять надежду. Выйдя от следователя и не обнаружив под мышкой ничего, кроме влажного пятна, он вернулся в кабинет. Над коробкой мялась пушистая овчарка, она виляла хвостом и принюхивалась.

– Мало тебе пропажи, ты ещё новый решил посеять! – следователь поднял коробку и собака залаяла.

 – Ша! Дура старая! Смотри не оставь ещё где ни будь.

 Людей на улицах прибыло. Людей полезных, серьёзных. Кишащие сверхтёплой массой все торопились оказаться в нужное время в нужном месте. Доминик следовал их примеру, так как больше идти было некуда. “Его место” было близко, он наблюдал это по вскипающей суете. Понимал, что приближается к сердцу если не мирового, то очень немалого зла. Зла отнимающего жизнь у людей покорных и благодарно незамечающих того, по капле, по секунде. На Бессарабке Доминик растворился в людском месиве, незаметно подкрадываясь к сорокаэтажной “колбе”.

Встречные одобрительно смотрели на коробку и улыбались. Он, что б не вызвать подозрений, улыбался в ответ. “Сейчас, сейчас. Дойти до угла, набрать воздуху и сделаться невозмутимым. Там светофор и всё.. Чего это мне перестали улыбаться?” На углу Доминик отдышался, придал лицу равнодушный вид как вдруг из-за угла выделились двое полицейских. Доминик помертвел удерживая равнодушие в лицевых мускулах.

– Сюда нельзя! – сказали они и принялись растягивать жёлтую ленту, преграждая путь.

Бледный Доминик отвернулся и решил обойти квартал с восточной стороны. Там то же самое: пёстрые ленты, полиция, возбуждённые собаки горячо и часто дышали, облизываясь фиолетовыми языками.

 “Засада, надо валить!” – думал он. – “Нет, ещё раз я не решусь. Другого шанса не будет. Надо зайти в лоб, прямо к главному входу.”

Он оббежал два квартала, и наконец перед ним открылась вся картина. Его родной небоскрёб был оцеплён, людей эвакуировали, но здание стояло невредимое. При всём недоумении одно он всё же понял -реализовать задуманное не удастся.

“Жаль..” – подумал Доминик.

Он ещё побродил вокруг да около в надежде отыскать хоть маленькую, хоть крохотную розеточку. Бывает же каменщики перекладывают плитку и на тротуаре валяется подключённый удлинитель, но сегодня подобного не случалось. Город, такой зависимый и живущий благодаря лишь одному электричеству, ничего не мог предложить.

И тогда они снова встретились. Жанна самодовольно курила - он узнал её карамельные веснушки и приблизился, желая рассмотреть каждую.

– Доброе утро.

– Доброе, – ответила Жанна как-будто не удивившись.

 – Ты чего здесь?

 – Мщу..

 – “Мщу”..? – Глагол такой, производное от слова – МЕСТЬ. А ты?

– Я тоже. – Меня уволили пока тебя не было. – она докурила и бросила окурок на дорогу.

 – И тебя?

– Что значит -“ и тебя”?

– Меня тоже уволили, когда тебя не было.

– Видишь нам нужно держаться вместе, – она улыбнулась и небо стало проясняться.

Доминик тоже улыбнулся в ответ. Улыбнулся как не улыбался, наверное с самого детства.

– А как ты мстишь?

– Позвонила и сказала, что дом заминирован. – Жанна показала простенький телефон.

– Клёво.

– Да ничего клёвого! Дурь одна..

 – Да я про телефон, моноблок кнопочный - класс!

– А ты как собирался?

– Что?

– Мстить.

 – А я не собирался, я случайно здесь. Пойдём, может, кофе пить?

– Пойдём, – она снова сказочно улыбнулась.

 – А что у тебя в коробке?
 
 Конец.