Лесная Девушка

12+

Раскисшая от проливных дождей пятьдесят третьего года насыпь Аксёновской узкоколейки «поехала»: шпалы «играли», рельсы расползались. Молодой машинист Александр, который впервые вел состав самостоятельно, умирал от страха.

– Сейчас паровоз кувыркнется – и мне хана, – в отчаянии думал парень. – Вон ямищи какие по краям дороги. А я еще и с девкой ни разу не спал.

– Не бойся, Саша, – вдруг сквозь стук колес услышал он из-за спины, – жизнь у тебя будет длинной. И женишься ты на Катерине, по которой два года уже сохнешь. И детей нарожаете. Двух дочек и трех сыновей. Правда, все это сбудется при одном условии. Ты должен мне пообещать, что никогда не станешься измываться над своей женой – ни трезвым, ни пьяным; и никогда не изменишь ей.

«Лесная Девушка», – понял парень. Он знал, что с ней лучше не разговаривать. Баба – она и есть баба. Никогда не угадаешь, какое слово ей не поглянется. Если взовьется, тогда беды не миновать. Александр молчал. Пауза затягивалась.

– Ну что, обещаешь? Или язык от страха проглотил? – снова донеслось из-за спины.

- Обещаю, - прошептал Александр.

- Тогда слушай. До пятого километра быстро не гони. Тут ветку вольные вели. Насыпь не шибко плотно клали. Через три километра, как дойдешь до пятого, как минуешь кривую березку – ничего не бойся. Там, до самого Аксёнова,  дорогу вели мы – зэки. Не за совесть работали, за страх. И разбуди своего кочегара на тендере. Пусть дрова к топке таскает.

С того года каждый аксёновский машинист знал, Александр же не мог промолчать о встрече с Лесной Девушкой, как кривую березку у пятого километра проскочишь, значит, жив будешь. Не зряшная примета, ведь паровозы на Аксёновской железной дороге с рельсов часто слетали.

А таинственную молодую дивчину, что время от времени людям на глаза в тайге попадается, называют по-разному: Хозяйкой Аксёновской Тайги, Хозяйкой Аксёновских Лесов, Девушкой с пятого километра, но чаще всего именуют все-таки Лесной Девушкой, хотя она иногда принимает и облик много повидавшей на своем веку старой женщины. Почему она может быть такой разной – от соблазнительной юной красавицы до грозной старухи - никто не знает. К каждому встречному у неё свой подход, который простым земным людям не понять, и даже пытаться не надо.

По характеру она прямо как родная сестра известной Хозяйки Медной Горы. Сибирскую Лесную Девушку, как и уральскую Хозяйку Медной Горы, нельзя вызвать никакими заклинаниями, она является только по собственному желанию. Мечтать о встрече с ней не возбраняется, но случится желанная встреча или нет, решает сама Девушка. С ней, как и с Хозяйкой Медной Горы, человеку первым заговаривать никак нельзя. Не по чину. Начать разговор или не начать – во власти самой Девушки. Сталкиваются с ней люди на полотне узкоколейки часто, да не часто могут похвалиться разговорами с ней. Обычно стоит и смотрит сурово. Взгляд – как наказание за грехи. Какие? Не скажет. Сам, мол, помучайся и  догадайся.

А сила у Девушки – как у юных фей. На Руси, так уж повелось, бабы, наделенные волшебной силой, делятся на злых и добрых – на колдуний и целительниц. Первые могут только пакости творить, вторые – только добро делать. Есть еще знахарки, которые умеют творить и добро и зло по мелочи, но за деньги. Не водятся на Руси почему-то всесильные бескорыстные феи, которые могут и хорошему человеку по доброте душевной помочь, и негодяю ради торжества справедливости окорот дать. И было у нас до недавних пор всего одно исключение – Хозяйка Медной Горы. По поведению – вылитая заморская  фея. Теперь, слава богу, появилась вторая добрая волшебница – аксёновская Лесная Девушка. От медведя защитит, от негодяя спасёт, от дурного глаза прикроет.

Но откудова она взялась?

О том и пойдет сказ.

Сейчас уже забыто, что в сороковые и пятидесятые годы прошлого века заготовленную древесину из тайги часто вывозили железнодорожными составами. Не было еще мощных грузовиков с длинными прицепами. Леспромхозы строили специальные – до сотни километров длиной – узкоколейные железные дороги. Одна из таких узкоколеек, теперь уже заброшенных, Аксёновская, лежит на севере Омской области – в Усть-Ишимском районе.

Первые её рельсы начали укладываться летом 1948 года. А первыми рабочими при её прокладке стали заключенные. Позже в подмогу им пришлют репрессированных из числа западных украинцев. Дорога от прииртышской деревни Луговая-Аксёново шла на север – к речкам Кайтымка и Малая Бича. Начинавшись одной линией у деревни Луговая-Аксёново, которую позже переименуют в поселок Аксёново, в тайге она делилась на несколько направлений.

Так как дорогу строили заключенные, то их не жалели.  Куда они, зэки, из-под охраны денутся? Тех, кто умирал от истощения и непосильной работы, закапывали тут же  –  в насыпи. Говорят, что если вечером в одиночестве пойдёшь по полотну узкоколейки, то обязательно услышишь плач и стон, рвущиеся из-под шпал.

Дорога велась среди болот. По гривам. Грива – штука извилистая, а узкоколейка должна быть прямой как стрела. Поэтому полотно шло без изгибов, связывая локти грив одной линией. Когда же насыпь спускалась с крутояра в болото, то в низину приходилось вбухивать тысячи тонн песка, чтобы достичь следующего берега гривы. Из двух карьеров на берегу Иртыша денно и нощно месяцами подряд вывозили песок на лошадиных повозках. Дорожная лента над мшистой равниной порой поднималась до двенадцати, а то и пятнадцати метров в высоту. Иногда не слежавшийся песок полотна вдруг начинал течь вниз, засыпая сосны, берёзки, багульник, смородинник и зэков, копошащихся у основания полотна.

Очередной обвал случился в мае 1949 года на пятом километре дороги. Мастер отправил бригаду зэчек на трамбовку в глубокий каньон, образованный крутым склоном гривы и десятиметровой стеной насыпи.

– Полотно только вчера насыпали. Дайте песку улежаться хотя бы пару суток, – вступила в спор с мастером одна из баб. – Чуть-чуть тронем бока – и насыпь поедет. Там бежать некуда. Нас, как в могиле, на два метра с вершком закроет. 

– Невелика убыль, – небрежно отмахнулся мужик. – Страна большая. Других пришлют. Вам, дурам, о другом надо помнить. Наряд не выполните – без ужина останетесь.

– А теперь, ты, запомни, гад ползучий, - вдруг потеряла всякий страх баба, – ежели с нами что случится, я тебя, мертвая, с этого света сживу.

Мастер угроз не испугался:

- Меня тут за последний год много и по-разному пужали. Если бы каждый раз труса праздновал, то до сих пор и на километр бы от Аксёново не отошли.

Мастер был из первых переселенцев, из тех, кто еще в 1947 году в числе тридцати работников высадился в прибрежной деревне Луговое-Аксёново с катера «Буревестник». Вместе с другими, ведомый начальником лесопункта Константином Петровичем Кругловым, рубил просеки, намечал направление будущего железнодорожного полотна.

Он же весной следующего года встречал пароход «Казахстан», плавучую иртышскую тюрьму, из трюмов которой на свет божий выползали, подгоняемые конвойными, истощенные мужики и бабы.

Их, не дав людям отдохнуть от долгого тяжкого пути, быстрым шагом, почти бегом, погнали в тайгу. В полукилометре от иртышского берега разделили на бригады и заставили пилить растущий тут же столетний сосняк. Вкапывались в землю столбы, их связывали общими прожилинами, к прожилинам прибивались заостренные сверху плахи из распущенных тут же продольными пилами бревен. Ограда росла на глазах. Конвой безжалостно бил прикладами карабинов каждого, кто засыпал на ходу, и забивал насмерть любого, кто от усталости не мог подняться.

За сутки зэки построили для себя клетку – огороженный тыном квадрат таежной земли размером двести на двести метров. Только тогда несчастным позволили делать шалаши и дали время поспать. Потом они строили бараки для себя и рыли глубокие землянки для охраны; в землянках тепло сохраняется лучше, чем в щелястых бараках.

Потом из невольников отобрали тех, кто посильнее, и повели их вглубь тайги за 16 километров от Аксёново. На берега речки Кайтымки, ее название с татарского переводится как «Поворачивай обратно». Там невольники снова ставили бараки и рыли землянки.  Не прошло и двух недель, как зэки отстроили тюремный лагерь, которому дали название поселок Кайтым.

Полотно узкоколейки заключенные принялись прокладывать одновременно из Аксёнова и Кайтыма навстречу друг другу. Разгружали привезенный на конных телегах песок, трамбовали насыпь, клали шпалы, крепили к ним рельсы.

Платформы с лесом по новым рельсам застучали уже через год. Нет, узкоколейка не была построена на все плановые шестнадцать километров. Но до пятого километра от леспромхоза, куда к разъездным путям тянули на лошадях заготовленную в округе древесину, рельсы уже подвели. По этому же участку дороги и песок для насыпки остального полотна на платформах повезли. Чем больше песка, тем быстрее и выше возводится насыпь… И тем чаще она осыпается, потому что не успевает сама собой под собственным весом утрамбоваться.

…Мастер послал зэчек трамбовать склоны насыпи – и они пошли. Куда им деваться? Не подчинишься приказу или не выполнишь норму - пайку на треть, а то и наполовину срежут. С половинной пайкой на второй день норму совсем выполнить трудно. И снова половинная пайка. Прямой путь в доходяги, а потом - в мертвецы.

Послал мастер зэчек трамбовать склоны насыпи – и они пошли. И завалило их. И никто по ним не плакал. Из списков заключенных, вроде как умерших от разных болезней, вычеркнули их – вот и вся память. 

А мастер вскоре начал примечать, что будто бы судьба специально стала над ним зло подшучивать. Шишка из лап белки на сосне выпадет - обязательно ему по затылку съездит; ронжа летит, нужду в воздухе справит – обязательно на мастера угадает. И так каждый день. Смеются над мужиком вокруг все кому не лень: от вольных работников до затюканных зэков.

Потом стало хуже. Пойдет мужик смотреть, как заключенные лес валят – и чудом жив останется. Лесину чуть-чуть больше половины пропилили, а она вдруг падает – и прямо на мастера. Отскочить успевает, но ветки лицо до крови издерут. Или идет по краю насыпи, а она под ним, давно слежавшаяся, вдруг ухает вниз – у мужика одна голова из песка торчит. Вытащат его рабочие, отряхнут, а сами тут же отойдут подальше. Понимают: суроченный мужик, не набраться бы от него порчи.

Дальше-больше. Стала к мастеру та баба, погибшая по его вине и грозившая ему карами, попервости во сне приходить, а потом и наяву являться.

– Что, – зло выговаривает, – выслужился? Плохо тебе? Так я над тобой еще не изголялась по-настоящему. Дождешься большего. Загниешь живьем. 

– Уйди от меня, проклятая, – машет мужик руками. Только от него не баба, а подчиненные отскакивают.

- Не уйду, – не боится его криков бывшая зэчка. – Меня сюда наш председатель колхоза за богом данный дар избавления от хворей сослал. Людям я помогала: мужику какому от чахотки вылечиться, бабе какой с родами справиться. Он же меня из-за дел своих непотребных боялся. Вот и написал кляузу, будто я зерно с тока таскаю. Тебе жизни не даю, и ему не дам. Живой зла никому не чинила, а мертвой меня на всех вас, подлецов, хватит.

Пошел мастер по бабкам снадобье от злопамятной зэчки искать, только все без толку. Не находилось в округе сильнее целительницы, чем погибшая. Свихнулся мужик. Голоса разные, которые у нас в Сибири «хмельниками» зовутся, стали в тайгу ночами заманивать. Нашли его однажды утонувшим в болоте.

Глядя на судьбу мастера, и остальное начальство – от охранников до инженеров леспромхоза – поласковее стало. Но не само собой, не беспричинно. Топает иной вертухай в сумерках по шпалам – вдруг перед ним девка статная из темноты появляется. Слова не скажет, только глянет зло – и охраннику довольно. Тот зенки разом в землю: мол, знаю, Девушка, свою вину, знаю. Зря сегодня заключенного из второго отряда наотмашь в ухо ударил.

Назавтра задобрить обиженного старается: кусочком сахара угостит или махорки на цигарку отсыплет. 

В пятьдесят третьем году, после смерти Сталина, прошла по России большая амнистия. Тюремные бараки в Аксёново и Кайтыме враз в рабочие общежития превратились. Мало кто из заключенных после амнистии домой подался. Наоборот, жен и мужей в Аксёново вызывали. В леспромхозе заключенным было плохо, а вольным – хорошо. Зарплаты большие, в магазинах полки товарами забиты, дома под жилье строились быстро.

Не стало прежнего зла, холода и голода, а Лесная Девушка, как свидетельство минувших страшных времен, осталась. До сих пор является людям. Помогает найти дорогу заблудившимся, укоряет (взглядом – и этого хватает) жадных охотников. Но чаще всего учит терпению в горе, поведав, сколько времени до светлых денечков осталось. Человеку в горе для поддержки надо немного: скажи ему пару теплых слов – и поможешь пережить трудную пору. Лесная Девушка о том хорошо знает. Сама при жизни много настрадалась.


ПРИМЕЧАНИЕ. Новелла создана в сентябре 2015 года по мотивам рассказов жителей поселка Аксёново Усть-Ишимского района Омской области. Дата последней правки: 15 ноября 2015 года.