Хруцкий. Цветы и плоды

    Я помню эти чудесные цветы и плоды со времени, которое для каждого из нас было, есть и будет  началом всех начал. То есть с самого раннего детства.  С того самого времени,  когда мы только - только начинаем постигать мир осмысленными ощущениями.
   
  Сегодня,  напрягая всё мое воображение, я пытаюсь нырнуть на самое дно моей памяти сквозь уже огромный пласт времени и вернуться к первоистоку  движения реки моей жизни. Я достаю с этого дна драгоценные жемчужины   в виде случайных и ничем непримечательных видений и картин. И самым ярким, волшебным видением передо мной, не поверите,  встает вот эта самая картина с плодами и цветами.
 
  Явилось это чудное видение и накрепко осталось в памяти  из самой  Третьяковки. Я, конечно, в те годы   знать – не знал , и думать не мог, что пройдёт время  и я буду ходить в музей светлой памяти Третьякова  не простым случайным  посетителем. Что я буду работать в нем. Буду приобщать наших гостей, преимущественно французов, к истории нашей живописи.

                *****

    Мне дорога эта картина ещё и потому, что  из всего множества живописных образов мира Третьковки, этот холст Хруцкого явился пред моими детским очами первым. Самым первым. То есть с тех пор, когда детское сознание во всем своем природном напряжении начинает постигать живой мир, в который великий случай или само божье провидение позволило всем нам  войти.

     Этот  яркий натюрморт  вы и поныне можете увидеть  в одном не очень большом зале музея.  Идите в  этот славный музей и усладите ваши  очи живописной роскошью природы и  восхититесь мастерством художника, который столь мастерски нам её показал.

   Конечно в те годы я  не знал, что есть такая Третьяковка.   Да и как бы я это мог знать. Был слишком мал.  Я не знал даже и того, что это картина  - лишь копия не самого лучшего качества, оригинал которой находился  не так уж далеко от моего дома.  Не знал я, конечно, и художника.  Да и подумать также не мог, что всё это живописное изображение   есть творение одного  человека, давно уже закончившего свой земной путь. А для меня это и вовсе не было картиной.  Это сама природа явила себя в таком чудесном своём воплощении. Такое нерукотворное воплощение.Ну совсем как и Спас Нерукотворный. А так же как и весь видимый бескрайний мир – не есть творение человека. Это понимал даже и я в те времена – пятилетний ребёнок.   
 
    Всё равно как, к примеру,  не удивляйтесь, Буратино тоже не мог себе представить,  что живописный, излучающий свет очаг, озаряющий его убогую нищую каморку живым светом , - это тоже было творение неведомого художника.
               
                *****

  Но как же случилось так, что наше тесное пространство  крохотной комнаты в коммуналке  наполнялось  радостным, волшебным  светом, исходящим от репродукции с изображением необыкновенной красоты плодов и цветов. Всё просто. Купил её отец мой на Даниловском рынке в простеньком фанерном обрамлении. Видимо и его тоже, недавнего фронтовика,  совершенно неискушенного в искусстве живописи, поразило это красочное природное изобилие. Вот  и решил он эту красоту принести домой. И повесил он её над моей кроваткой, прикрыв ею обрешётку, ставшей видимой от осыпавшейся штукатурки. Захотелось ему украсить наше, как я понимаю теперь, совершенно нищую и убогую каморку необыкновенной красоты картиной.
   
    Напрягитесь и представьте себе тоже, что должен был испытывать и чувствовать ребенок четырёх-пяти лет при созерцании этого чудесного видения над его головой, когда он вот только-только открывал глаза в ранний утренний час. Или засыпал под сенью этого сказочного видения. 

    А в моих детских  глазах это  была не просто картина. Совсем нет.  Это была живая сказка. Это было красочное живое свидетельство того, что на свете существует и иной мир, далёкий и недоступный. Мир притягательный, волшебный, который втягивал меня в свое магическое пространство со страшной силой.

      Да это и  была сказка. И я это, конечно, понимал.  Понимал то, что, как и в сказке, всего этого необыкновенного изобилия в жизни не бывает. Потому как в те нелегкие послевоенные  годы, голодные годы, никогда в реалии, в жизни  ничего подобного я не видел. И не мог видеть.

   Ну вот кроме что  лимона,  золотистая  круглая срезанная долька которого покрывала воду  в стакане. А еще виноградины и желтые груши. Сладкий сок этих груш, кажется, едва-едва   удерживается внутри них под тонкой нежной кожицей. Мне такие груши иногда мама моя покупала иной раз на том же Даниловском рынке.

   И все так достоверно, всё так по-настоящему,  что появлялось в моей душе   почти и неодолимое желание откусить от этой груши. А  ещё и муха, севшая на одну из груш.  Вредная такая. К ней так и тянулась моя ручонка, чтобы смахнуть  разносчицу заразы   со сладкого, сочного  плода.

    А цветы! Какая роскошь! Какая необыкновенна красота! Кроме васильков и колосьев пшеницы – все мне было неведомо. Сказка! Расти они могли только в очень дальних краях, или, скорее всего, в райском, волшебном, недоступном  саду. Да и сегодня одни названия этих цветов звучат  волшебной музыкой. Нарциссы, гиацинты, ирисы, пионы. Казалось, что  волшебная сказка излучала не только свет, но от неё также исходил чарующий аромат плоти цветов и плодов, наполняющим им наше тесное бедное жилище. 

                *****

   Красота, а это что? Не знаю. А кто знает? Но знаю, что только человек наделён кроме ума еще неизъяснимой способностью  отличать, что в видимом мире красиво и что некрасиво.

      Красота – вещь, которой никто пока не дал четкого, если хотите, математического определения. Да и как поверить и постичь красоту математикой и четкими безупречными формулами. Я и до сих пор не могу понять, каким таким способом человек, и только человек во всем мире и всей вселенной может отличить, что в ней красиво и что безобразно. Причем доступна эта способность самым удивительным образом даже  и ребёнку с самых ранних его лет.

     Она притягивает к себе своим волшебным видением. Она наполняет душу радостью и очарованием. Будь то цветок простенький, вроде ромашки, или роскошный пион.

    И как же бездушная природа могла создать такое роскошное видение, непостижимое сочетание необыкновенных форм и ярких, нежных переливов цветов. Какой божественный художник необыкновенной кистью и всем своим обильным воображением создал её. Эту красоту.

                *****

    Много позже я узнал, что этот  живописный жанр называется натюрморт. От французского nature morte  То есть «мертвая природа» по-русски. Я ещё подивился тогда, вспоминая это видение на обшарпанной стене. Ну какая же это мертвая природа, внутренне возмущался я.  От одного этого слова – мертвая - веет мрачной тоской и неподвижностью. А надо сказать , что мое  детство прошло как раз вблизи Даниловского кладбища. И потому слово «мертвое» мне было уж как понятно с самых юных моих лет.  Но в этой  картине всё – живое. И всё в ней движении. И всё в ней уложено и установлено живым человеком, его тёплой рукой, державшую кисть.  Он вот только что отошёл от стола с белой скатертью весь в умилении от разложенных им плодами и цветами со всей тщательностью и  вкусом.

   А потом позже  я узнал, что этот живописный жанр, больше известным как натюрморт,  назывался еще и по-иному на другом языке. «Тихая жизнь» -  так его назвали ещё с конца 16 века голландцы. А они знали толк в описании плодов и цветов. И они были правы. Чтобы убедится в этом, сходите в наш Пушкинский музей в зал Малых голландцев.  Насладитесь этими чудными картинами  и убедитесь в правоте названия «Тихая жизнь».  При этом  я считаю, что наш художник Хруцкий нисколько не уступил в мастерстве своим учителям. И для меня «Цветы и плоды» - это действительно тихая, безмолвная жизнь. И почувствовал я это ещё ребенком во всем моём детском воображении.      

    К слову сказать,  было в нашей комнатушке  и ещё одно изображение. В рамке под стеклом. Отец мой был фронтовиком – инвалидом, чудом оставшимся живым. За что я, понятно, сам должен благодарить судьбу. Он был коммунистом. В партию он вступил на войне. Потому в пространстве между окон висел портрет Сталина. Вождь на этом портрете разжигал свою трубку. И всем нам казалось,  что и он тоже был членом нашей семьи.

                *****

      Мой первый дом,  мое первое место пребывание на Земле.  На  шестнадцати квадратных  метрах были втиснуты  письменный стол и ещё один круглый  стол обеденный, изготовленные столяром-кустарём. А еще была большая железная родительская кровать и моя маленькая деревянная, над которой и сияла вся эта красота. 

 Из всех, как говорят, удобств  была в каждой коммунальной обители только кирпичная печь.  Печь не только обогревала нас.  На ней же  готовилась и еда,  когда не было в доме, чем заправить керосинку.  Все ж остальные удобства -  во дворе при любой погоде. Я, маленький человечек от горшка два вершка,  не испытывал при этом  никаких неудобств. Поскольку я еще не знал тогда , что все удобства могут находиться в тепле и уюте внутри жилища.         

   Как давно это было! В послевоенные голодные годы.  В то время, когда люди наши только выходила из-под смертельного  удара ужасной войны, которая изменила наше  сознание.

   Дом наш находился тогда  в дальнем Замоскворечье  Он даже и в те времена давно уже отжил  отпущенный ему век. Но всё ещё жил весь наполненный коммунальными жильцами.  Дом всё-таки жив, пока в нём живут люди, каким бы ветхим он ни был.  Ныне по  незыблемому закону бытия он справедливо   исчез  с лица Земли. Ушёл  в небытие, как если бы его и не было. Остался лишь в памяти его жильцов. Да и то только тех, кто жив и пребывает ещё в этом мире.  И картина тоже пропала. Но осталась она в памяти, как одно из самых светлых пятен моего детства.

  А тогда, как любое  живое существо, кряхтя и со скрипом, дом тяжко нес свое бренное существование на Земле. Его неудержимо  клонило в одну сторону, да так, что окна одной стороны  уже коснулись земли и стали врастать в неё.  И существовал он только потому, что жильцов его до появления хрущевских построек просто не было куда переселить.   Был он когда-то до революции не то мастерской, не то фабрикой. Бывший хозяин  жил тут же рядом в другом деревянном доме. Одноэтажном. У хозяина, понятно, фабрику отобрали. Да и самого хорошо уплотнили. Ну  а кустарную фабрику переделали в жилой дом с коммунальными квартирами. Вот в одной из них и прошло моё незабвенное
детство.

                *****
   
     Война тогда только кончилась. Вы удивитесь, но  моя детская память не доносит  и поныне до моего сознания человека, уже хорошо пожившего, какой-то особый победный  дух того времени. Нет. Ныне живущим, и особенно еще не далеко продвинувшимся по дороге жизни, может казаться,  что  победный дух должен был бы светиться в лицах и глазах, во всем настроении живущих почти 70 лет назад. Ну а как же. Победили! Пронесло! Смерть обошла стороной. А скольких не обошла. В каждой семье были и убитые, и покалеченные.
   
    Но теперь то жизнь продолжается.  И не довлеет более страх смерти и душевной боли. И радость вроде бы должна была переполнять всех нас. Да ещё и какая. Выжили и вынесли. И все позади. Но уверяю вас, не было всего этого. Не было радости в глазах. А что было?  А было то, что оставалось ещё  на лицах  напряжение. Ну как у человека, которого только что сняли со стола после сложнейшей операции. Легкость и осознание великого исторического подвига придет потом, и будет только пребывать в последующие годы. Поэтому не надо удивляться тому, что праздник Победы был у нас учрежден годы спустя.   
 
   
    Почему так? И я об этом думаю всё больше. Идет время. А мы только по прошествии времени  всё явственней начинаем осознавать и ощущать всю меру опасности и трагизма уходящего всё дальше от нас того времени. Большое видится на расстоянии.

      Я ведь послевоенный ребенок. И все взрослые люди дома, которых я так удивительно помню всех, вот только-только перешли временную черту, когда стало спадать со всей страны напряжение в мыслях и чувствах.

                *****

    А кто же это был за художник, впервые приобщивший меня  к искусству живописи. Звали его Иван  Фомич Хруцкий. Родился он, ох как давно.  27 января 1810 г. Родился в семье священника греко-католика. Далеко от столиц. В Полоцке. По тем временам в провинции. Живописью увлекся с детства. Но надо думать так, что Бог поцеловал его в темечко. Наделил его чувством вкуса, воображением и усердием. То есть всем тем, что и сделало из него Художника. Даровитого мальчика заметили. Представьте себе, уже в 19 лет он брал уроки рисования у самого Джорджа Доу.  Напомню, этому художнику было доверено высшей властью написать портреты героев войны 1812 года. Он и написал их. Всего 329 поясных портретов генералов, включая портреты Кутузова и самого императора Александра Первого. Фотографии тогда не было. А так справедливо хотелось увековечить их зримые изображения на  века. Так чтобы благодарные потомки могли во всей исторической правде видеть спасителей Отечества. Вот у этого англичанина  и учился Иван Фомич. 

     А ещё он поступил  в Петербургскую Академию художеств. А там он учился у самых великих на то время. Что не имя – то сама слава нашей отечественной живописи. Воробьёв, Брюллов, Бруни.

     А после и к нему самому пришли успех и слава. Он сам стал весьма плодовит как художник. Работал в разных жанрах. Портрет, семейный портрет, пейзаж. Особенно хорошо ему удавались натюрморты. В чём мы убеждаемся, созерцая один из его лучших натюрмортов. «Цветы и плоды»  Я не знаю лучшее живописное изображение  чуда красоты, явленного нам художником на этой картине.  Именно за эту работу и был он награжден в 1835 г. Академическим советом большой серебряной медалью. А я дал бы ему самую большую золотую медаль  только за это живописное  чудо. А затем он был удостоен звания Академика живописи « за отличные труды в портретной, пейзажной и особенно живописи плодов и овощей».

     И на этом  все. В том же  1839 году Хруцкий перестает писать  натюрморты. А в 1845   покидает Петербург и уезжает в свое имение Захарничи  в Полоцком уезде. Вы понимаете, что он сделал? Я не понимаю. И это на высоте волны, вознесшей его к славе и признанию. Удивительно.  Что заставило его без всяких видимых и известных причин, уехать навсегда в «обитель дальнюю трудов и чистых нег».  Но Пушкин и в дальнем Михайловском остался  Пушкиным. И в дальней обители  муза его не умолкала.

  Правда, нельзя сказать, что муза художника так уж  совсем умолкла. Он продолжал что-то творить. Замечательные портреты, например. Но до высоты созданного им шедевра никогда уж не поднялся. Он так и остался в нашей общей памяти художником одной картины. Знают его ныне только  специалисты - искусствоведы. А ведь он ещё долго жил среди своих домочадцев в дальнем захолустье. Бог ему судил еще сорок лет жизни. И кануло бы его имя в черную провальную дыру, если бы не эта картина. И меня досада берёт за то, что так он безрассудно и глупо обошёлся с ниспосланным на него свыше даром.  И каких ещё замечательных полотен мы не добрали в Третьяковской галерее. 

 Но хорошо и то, что в ней есть это явленное им чудо.  Хотя бы потому, что этот холст над моей детской кроваткой  впервые стал настраивать мои душевные струны на чудную мелодию красочного света и добра. И впервые пробудил во мне тягу к красоте.

  И я благодарен судьбе за то, что мое послевоенное детство было озарено этой живописной сказкой.  Именно эти плоды и цветы стали отправной точкой в постижении того, что есть красота в нашей жизни. А там, где красота – там и спасение миру.  Кто это сказал?