V Шутка Отца Морей. 10. Я не боюсь

       ЗАПРЕТНАЯ ГАВАНЬ.

       Часть 5.
            ШУТКА ОТЦА МОРЕЙ.
       Глава 10.
            Я НЕ БОЮСЬ.

   Някка встретила толпами восторженных горожан, громкими криками, колокольным звоном, который заглушал бравые марши оркестров. Мы шли по улицам, и нам бросали под ноги поздние цветы. Някка горько пахла последними кустовыми астрами, и сладко – сдобой и  фруктами. Море, прелые опавшие листья и целебные источники вносили свои нотки в знакомый букет. Запах вскопанной в садах и огородах земли щекотал ноздри. Особо, по-осеннему, пахла пыль, прибитая недавним коротким дождём. Обнажённые ветви плели сложный узор на фоне разнообразия крыш. И всё блестело от солнечных лучей. Уходящие причудливые тучи служили декорацией блеску, пестроте и обилию оглушающих звуков. Мой родной город! Таен вытирал счастливые слёзы. Он едва не выколол мне глаз волшебной палочкой, которую зачем-то сжимал в кулаке.
   - Ребята, - совершенно по-человечески смеясь, сказал наш король, вам сейчас один путь – во дворец. А там уж как-нибудь разойдётесь потихоньку.
   - Под покровом ночи, - хохотнул дядя Иванко. Он как раз выудил из толпы и прижал к себе тётю Маринку, которая тянулась обнять сразу и мужа, и сына, и всех, кто подвернётся.
   - Вы живы? Убью паразитов! – с таким воплем бросилась к нашей компании матушка Тилле и Вилли. Мальчишки моментально спрятались у меня за спиной. Конечно, её не пускали за оцепление, но мы попросили пропустить.
   - Что удумали! – плакала она, целуя сыновей и мужа. – Выдрать ремнём этих неслухов!
   - Так-так-так, - протянул я, обращаясь к юным авантюристам. – Кто-то мне говорил, будто мама вам разрешила отправиться на помощь Рики. И будто даже вам напутствие сказала. Аж я растрогался. Отвечайте, балбесы.
   Вместо балбесов, однако, ответила их родительница:
   - Так они ж чисто теоретически спрашивали. Если бы, говорят, необходимо было на помощь мчаться, и всё такое… Я и ляпнула им что-то возвышенное. Но тоже чисто теоретически. Кто ж знал, к чему это приведёт. Нет, записку они написали. Ты подумай только, Миче, клялись, будто Рики прислал Тилле письмо. С Запретной Гавани. Возможно ль такое?
   - Было письмо, - подтвердили Рики и оба непослушных сына.
   - Было, - кивнул я, вспомнив рассказ младшего братца.
   - Убью паразитов, - закончила соседка, чем начала. После чего ухватила Тилле и Вилли и прижала к себе.
   - Ты подумай, Миче, - сказал мне попозже их отец, - какие у меня мальчики. Один помчался на помощь товарищу, как только понял, что тому туго приходится. Второй, чтобы за младшим приглядывать, в авантюру ввязался, в этот заговор мелкоты. Не оставил на произвол судьбы и никому не наябедничал. И девчонки твои каковы, а? Мичика с Лалой. Ого! Вот так малявки у нас! Как не гордиться? Тебя распирает от гордости? Меня прямо жуть как! И ведь проявили себя! А? Ты слышал?
   - А то! Даже видел, – ответил я, с содроганием вспомнив Красную Воду.
   - Хулиганы! – с нежностью проворковал сосед и потрепал сорванцов по лохматым головам. Его жена попросила:
   - Ладно, Миче, скажи, пусть нас выпустят. Негоже нам с мужем во дворец идти. Будем ждать дома с угощением. Заходите, что ли, потом.
   - Где наши с Рики мама и папа? – крикнул я им вслед.
   - Со вчерашнего дня не видела.
   - Таен! Таен, малыш! – окликнули нашего друга из толпы, и мы узнали госпожу Лили. Хотели позвать и её к нам, но народ оттеснил директрису приюта.
   - Я зайду к вам! – только и успел крикнуть Таен, привстав на цыпочки. Теперь это давалось ему легко, как всем. Госпожа Лили, конечно, не узнала бы изменившегося Таена, но его имя так и летало над толпой, и потому она его специально высматривала и выкликала.
   Понятное дело, королеве не пристало носиться по городу, она ждала нас во дворе дворца и сразу бросилась навстречу. Там были и наши с Рики родители, и Натины тоже. И все наши маленькие дети: Розочка, Арик и Мурик, и сыновья братьев Корков, и Инара с Терезкой – жёны Кохи и Хрота. Аня и Сая с дочками и Натины сёстры, племянники и зятья. И, глядите-ка, даже Лесик Везлик, опередивший нас ради свидания с семьёй. Через двор спешили мои многочисленные тёти и ещё более многочисленные двоюродные сёстры, которых, видимо, впустили через садовую калитку. Пошло тут веселье с новой силой, и очень радостной была эта встреча. Мы замечательно провели остаток дня, обедали, рассказывали о наших приключениях, а старшие дети и Мичика – шёпотом мне на ухо – о времени, проведённом здесь под домашним арестом. Эти впечатления до сих пор были у них очень яркими. Я пытался представить, насколько дикие слухи разлетятся по городу, когда команды кораблей отпустят на берег.
   Под вечер, усталые, мы стали прощаться. Кто-то оставался во дворце, кто-то ехал домой. Молодые Корки и Лесик, остановившийся в доме приёмной дочки, махали руками от ворот дворца, провожая нас. Им никуда ехать не надо – только площадь перейти. Первыми свернули к Нижнему парку экипажи Натиного семейства. Затем, у ворот моего дома, с нами простились Мале и наши с Рики родители. Рики обещал маме и папе, что придёт с Мичикой чуть попозже, вот только проводит Тилле и Вилли. Перекусят там чем-нибудь и придут. Да нет, они не голодны, но всем известно, какие торты печёт мама его друзей. Аарн и Сая не стали обходить участки. Им удобнее попасть в свой двор через мой сад.
   - Давай, Таен, заходи, будь как дома, - пригласил я. - Это, правда, не дом твоего детства, тот сгорел. Но ты можешь узнать голубятню и деревья в саду. Устроим тебя и Канеке вон в той башенке.
   Наш друг был молчалив и очень впечатлён возвращением.

   *
   Только мы его и видели наутро, этого Таена. Он благополучно улизнул от корреспондентов всевозможных изданий, которые осаждали мой дом и дома моих близких. Таен отправился навещать дорогие сердцу уголки и всех своих знакомых. И это очень понятно, что ему хотелось побродить по дорогим местам сначала одному, и только потом уже – вместе с нами.
   Несколько дней прошло тихо и мирно, если не считать назойливого внимания корреспондентов, всяких зевак и любопытствующих. Я до того расслабился, что на радостях закатил праздник с танцами и угощением, с пением позорных песен, с тостами в честь всего подряд, но большей частью – в честь Таена, Аарна и Лесика, предотвративших вторжение, в честь Канеке и Кануты. Праздник длился два дня. При этом детям велено было ходить в их старую школу, чтобы они не думали, понимаете ли, что им всё позволено.
   Таен, загадочно ухмыляясь, поведал мне, что он устроился на работу. Устроился он в журнал, который не был падок на сплетни, зато печатал статьи об удивительных явлениях, о дальних странах и научных открытиях. Таен взялся делиться познаниями о Запретной Гавани, и, кроме того, убедил хозяина журнала, что необходимы ещё статьи смешные, на злобу дня – тогда отбоя от читателей не будет.
   Дети послушно ночевали там, где положено: Рики с родителями, Лала во дворце. Старались быть ласковыми и покладистыми. Правда, после школы, они всё равно крутились возле меня и моей мастерской или возле Хрота с Аарном и народными сказаниями всех времён. С этим ничего сделать было нельзя. Я до того соскучился по своей работе, что в первый же день занялся ею. Хотел сделать Нате хороший подарок.
   Я поднимал флаг над домом и принимал людей, желающих погадать. Рики установил рядом собственный, пониже, и поднимал его, когда был свободен. Кто хотел, шёл ко мне, а кто хотел или не мог ждать – к нему.
   Часто всей компанией мы шли гулять по городу или отправлялись кататься по окрестностям – это, по большей части, ради Таена, конечно. Я был рад, что он живёт в моём доме. Это всё уравновесило в моей жизни, всё встало на свои места. Я вдруг до конца осознал, что мне его страшно не хватало с самого детства.
   Уже ветер был наполнен зимним холодом, стылые, долгие дожди мыли мостовые, а мы ещё жили в Някке. Но уже всё чаще обращались мыслями к Верпте, где давно не были, и где ждали дела, о которых мы получали известия. Я поймал себя на мысли, что думая об этом крае, называю его домом.
   - Не пора ли домой?
   - Отправимся на каникулах.
   - Ура! – прыгала Мичика. – Я люблю Верпту.
   - Что делать мне? – спросил Таен. – Поехать с вами?
   - Ты остаёшься, - сказал я, стараясь подражать тону Чудилки, когда он не просто Петрик, а Петрик Охти.– Кто-нибудь должен жить в доме, чтобы он не пустовал.
   - Но это не значит, что я к вам не приеду когда-нибудь. Я теперь могу путешествовать.
   - Само собой.
   Таену не хотелось покидать Някку. Было бы не честно заставлять его так быстро покинуть город, в который он стремился много лет.
   Теперь следовало задаться вопросом: едет ли с нами Петрик? Мы с Лёкой пошли и спросили.
   Чудилка тоже был беззаботным, спокойным и легкомысленным в эти дни.
   - Почему вы спрашиваете? – удивился он. – Где вы – там и я. Я хочу на Верпту. Соскучился. Мадинка тоже. Она уже готовится к отъезду, насколько я знаю.
   - А Лала? – осторожно поинтересовались мы.
   Что за судьба у девочки! С кем она теперь? Поймёт ли Таен, если она уедет с Петриком? Поймёт ли Чудилка, если она останется с братом, с которым очень подружилась за это время?
   - Я поеду на Верпту, - сказала она, сверкнув глазами. – Что за странные вопросы, в конце-то концов? Вы – моя семья. А Таена я просто люблю.
   Будни сменили эйфорию, вызванную возвращением и встречей. Лёгкие уколы беспокойства, которые тревожили меня в первые дни, стали сильнее. Иногда я ловил себя на мысли, что и впрямь схожу с ума: мне казалось, что происходит что-то, от чего зависит моя дальнейшая жизнь, но на что я не могу повлиять. А вы ведь знаете, что это лишь одержимым фантазиями о преследовании мерещится, будто что-то затевается против них. Потом я стал замечать, что когда усиливается тревога, моих родителей, ни тех, ни других, нет со мной. Мало того, часто я точно знал, что они в этот момент вместе находятся, скажем, во дворце. Я не находил себе места в беспокойстве о собственном здоровье. Моё состояние стало бросаться в глаза, и Таен прицепился ко мне, требуя ответа о том, что со мной происходит. Выслушав, он отправился на кухню, и принёс мне, тихо сидящему у стола, кастрюльку с водой:
   - Давай посмотрим.
   - Это невыносимо! – сказала в кастрюльке моя мама, Роза Аги. – В следующий раз он вовлечёт Петрика в ещё большую беду. И его, и Рики.
   - Несмотря на все заслуги, Петрик ведёт себя неразумно, когда он вместе с Миче, - подхватил папа Арик.
   - Петрик всегда бросается за Миче куда угодно. Не размышляет ни мгновения. Взять хотя бы этот случай перед отходом кораблей. Это смелый поступок нашего сына – то, что он попытался помочь брату. Но он мог погибнуть! Я не вполне понял, что произошло. Я далёк от магии. Я видел, что оба мальчика храбры, отважно сражаются, и многое сделали для Запретной Гавани, но Петрик рискует собой постоянно. И всё из-за Миче.
   Это мой родной отец говорил, передвигаясь в кастрюльке от окна своего кабинета к креслу, в котором сидела королева.
   - И этот странный талант – выуживать отовсюду безвестных родственников! – воскликнула она. – Это же ужас что такое!
   - Да уж, - согласились с ней Роза и Арик, - Таен – это просто предел всему. Старикам его нам навязать не удалось, так Миче из-за моря в свой дом приволок.
   - Ужасный человек, отвратительный урод, с душой мутной и задумками странными. На Миче всегда смотрел так, будто это сам Радо. Не к добру, - дополнила моя мама. Но брат, к моему удивлению, её укорил:
   - Зря ты так, Розочка. Таен славный. Неплохой, в сущности, мальчик. И заметь, сейчас он здоров.
   - Себе на уме. Стоян, тебе откликнется ещё твоё благодушие. Уродец правильно делает, что старается не попадаться нам на глаза.
   - Не надо так, Роза. Таена обижать не позволю.
   - Милый!.. – возмутилась королева.
   Раздался стук, и вошёл Петрик. Судя по выражению лица, он понимал, что его позвали не для того, чтобы восхищаться его смелостью и преданностью.
   Но даже я не ожидал того, насколько тяжёлым и унизительным будет для моего родного дружка этот домашний суд. Да, мы предполагали, что его обвинят в том, что он зря тратил время на враждебном в ту пору континенте. Что это он, невзирая на обстоятельства, должен был совершить то, что совершили другие: уничтожить громострел, убить чудовище на болоте, предотвратить вторжение флота Моро в наши воды. Это он, а не я, должен был в Фикве первым выступить с башни и суметь отвратить сердца аборигенов от великого Муравия. Петрик обязан был прихлопнуть Муравия, а он позволил это сделать мне. Он позволил себе быть контуженым в городке с типографией. Он так и не догнал Рики, подверг мальчика суровым испытаниям, а сам занимался неизвестно чем. Он ошибся в своих опытах с магией, когда по его вине Ната и Таен вдруг вдвоём устремились на север. Понимает ли Петрик, что была брошена тень на репутацию честной женщины, замужней дамы? Если бы Миче повёл себя иначе… Он всего лишь мужчина, а мужчины ревнивы… Всегда Миче. А что же Петрик? Ему не следовало ли проявить себя с лучшей стороны? Или он, наследник престола, надеется, что славы можно достичь, постоянно таскаясь хвостиком за младшим братом? И прочее, и прочее. Моего брата не забыли обвинить и в том, что он плохо влияет на всех остальных членов нашей компании.
   Несправедливость обвинений была очевидна, была страшна и отвратительна. Петрик слушал, опустив голову. И, кстати, защищая Таена, он не мог признаться в том, что на болоте была разыграна пьеска, а чудовище убито в пещерах лично им. В своё оправдание он сказал одно только:
   - Я вам всё рассказал, как было. Вы вечно толкуете, что мне из-за Миче угрожают опасности, но желаете, чтобы я был как Миче и подвергался им сам. Рационального здесь ни капли. И, кстати, подумайте, может ли человек оказаться в двух местах одновременно: руководить, например, боем во Вратах Сна и разбираться с Моро в прОклятом замке. Я думал, отец всё правильно поймёт о том, что, почему и в каком порядке происходило. Он был на Запретной Гавани, кое-что видел, слышал, что говорят. Ему делать выводы. Если вы немного отвлечётесь от позорного отношения к Миче, то сможете мыслить рационально. Я не хочу с вами разговаривать. Устал.
   С этими словами он вышел из кабинета и затворил за собой дверь.
   - Что я говорила! – воскликнула королева и поспешила следом.
   - Что я говорил! – сказал Таен. – Ты видишь, Миче, кто болен. Явно не ты.
   - Но почему? – спросил я Познавшего Всё. – Почему они так относятся ко мне? И к тебе. Я столько лет задаю себе этот вопрос! Я не понимаю.   
   - Я тоже, - признался Таен.
   На следующий день я пришёл к Петрику и спросил, как его дела.
   - Отлично! – ответил мой родной дружок, умело маскируя душевную боль. – Замечательно. А как у тебя?
   Подсмотренная сцена заставила меня опуститься на землю. Я зашёл к Лёке и пожаловался ему на то, что Петрика обижают в его собственном доме. А потом отправился к себе, вверх по улице, и вдруг остановился. Я почувствовал, что не могу больше так жить. Меня охватило желание что-то изменить, что-то узнать, чего-то добиться, встряхнуть как следует этих людей, защитить Петрика. От того, что я слышал, становилось плохо лично мне.
    Странно, я только сейчас осознал, что мои родители не очень баловали меня своим вниманием в эти дни. Как одни, так и другие. Они почти не говорили со мной, а если обращались – то как к маленькому ребёнку. Я не замечал этого в своих радостных переживаниях. Так вёл себя даже наш с Петриком папа Стоян, которого я уже готов был полюбить. Всё будет не так просто с нашим отъездом и в нашей дальнейшей судьбе, понял я. Но почему?
   Дети вырастают и разлетаются из дома. Они делают карьеру, путешествуют, спешат на помощь друзьям. Даже родители Тилле и Вилли поняли это и, по большому счёту, отпустили сыновей в опасное место, и теперь гордятся ими. Петрику, деятельному, умному, оригинальному, самостоятельному, тесно в столице. Здесь ему не хватает настоящих дел, ощущения того, что он действительно нужен, интересных целей и побед. Верпта даёт ему это, но… Его постоянно загоняют в какие-то рамки и пытаются отделить от меня. Что за причина?
   Я отступил в узкий проулок, в кусты, чтобы прохожие не заметили, что я торчу на одном месте, и не прицепились с вопросами.
   Это всё проклятые семейные тайны, сказал я себе. Проклятые прошлые дела и ошибки Охти, Корков, Пагов и, наверное, Аги. Враньё, интриги, боязнь потерять власть. Но я-то при чём?
   Если бы я тогда подумал немного о себе, как о королевиче, я бы догадался, наверное. Если бы я догадался, то поделился бы с Рики, конечно. И он открыл бы мне этот секрет. То, что случайно узнал из разговора наших с ним родителей, подслушав его через осколок волшебного кристалла. В море, в пути на Запретную гавань. Тогда я пошёл бы туда, куда следует, и напрямую задал бы вопрос. Всё равно, получил бы я честный ответ или нет. Я объяснил бы, что я не тот, от кого стоит иметь такую глупую тайну. Я поделился бы с Петриком, и мы посмеялись бы вместе над этой ерундой. И всё было бы хорошо, всё по-другому. Наверное. На самом деле не поручусь.
   Но я не думал о себе, как о королевиче, я думал о себе, как о Миче Аги, сыне ювелира, умеющем превращаться в белого пёсика. Я не догадался. В моей голове крутились какие-то нелепые мысли, обрывки разговоров, слышанные тогда, когда взрослые считают, что их малыши ещё глупы, и можно говорить при них о чём угодно. Я помнил о том, что недавно рассказал мне Петрик об откровении моего папы, что, мол, Роза, его жена, до сих пор оплакивает умершего младенца и сравнивает выросшего меня с воображаемым идеалом, и думал, что только это и имеет отношение к происходящему. Поэтому мои мысли увели меня в сторону от истины. А сам я развернулся и пошагал обратно, к дому моих родителей.
   Там было тихо, дети носились где-то. Папа посмеиваясь, читал тот самый журнал, в который устроился Таен. Мама что-то такое делала с нитками и разрисованной бумагой. Это хорошо, что они одни. Я сказал, что проголодался, а время как раз такое, что можно и перекусить нам всей семьёй.
   - Конечно, Миче, - ответили мне. – Попросим накрыть стол пораньше.
   На меня не смотрели прямо. Отводили глаза. Опускали взгляды в пол. Говорили трагически и заунывно. И какими-то примитивными фразами. Я помнил: так всё и было в эти дни, но я не придавал значения, сильно радуясь возвращению домой.
   - Что происходит? - спросил я. – Мне казалось, что хотя бы ты, папа, будешь мне рад. Или ты веришь в сказку, что я сумасшедший? Напоминаю: ты сам её придумал.
   Если бы со мной были Лёка или Чудилка, они приструнили бы меня, уговорили не лезть в бутылку. Пусть родители верят во что хотят.
   - Я? – засмущался папа. – Во что? Ты что?! Миче, ты не думай о сложном. Кушай ватрушки, пока горячие.
   - Скажите мне, что опять затевается против нас? Против меня? – попросил я. – Или объясните, чего вы хотите от меня на данном этапе. Я должен публично признать себя невменяемым? Посыпать на главной площади голову пеплом? Я вернулся, но вы не больно-то рады. Я бы пережил. Я уже взрослый, любовь родителей теперь не имеет такого значения, как в детстве. Но я вижу, что это не просто отсутствие радости.
   - Как ты можешь так говорить, Миче? Мы тебя любим.
   - Нет. Это я вас люблю. И зачем-то вечно умоляю о взаимности. Ладно, я ухожу. Если хотите, после того, как посыплю голову пеплом, я торжественно отрекусь от принадлежности к семье Аги. И к семье Охти. Что мне стоит? Да ничего. От меня много раз отрекались.
   И пошёл к выходу, понимая, что я скотина, каких мало. И раз уж я таков, и притом сумасшедший, то что мне стоит задать следующий вопрос:
   - Скажите, тот мальчик, который должен был быть у вас вместо меня, он действительно умер? Или вы врёте и здесь?
   Мама и папа словно оцепенели. Смотрели на меня круглыми глазами и не мигали.
   - Как можно, Миче? Как можно лгать об этом? – начала, было, мама.
   Ещё миг, и я, наверное, наорал бы на них. Устроил безобразный скандал, потому что нервы у меня сдали. Но когда я направлялся к двери, родители Лёки как раз входили в столовую и слышали мои кощунственные вопросы. Дядя Иванко сгрёб меня огромными лапами и поволок из дома через двор и через улицу – к себе. Я был как в тумане и плохо соображал, что происходит. В меня влили вина, завернули в плед, усадили в кресло, пододвинули маленький столик и велели пить горячий чай. Зубы у меня стучали о край чашки, а родители моего друга Лёки, причастные к подмене младенцев и к нашей с Петриком разлуке, смотрели на меня с жалостью.
   - С тобой что-то не то, Миче, ты изменился, - тихо сказала тётя Марина. – Ты очень быстро выходишь из себя.
   - Всегда таким был, - упрямо возразил я. – Спасибо. Я пойду. – И остался сидеть на месте.
   - Не поднимай эту тему, мальчик, - попросил дядя Иванко. – Не поднимай никогда. Это тяжело. Особенно твоей маме.
   Покачиваясь взад и вперёд, я раздумывал, как им объяснить. 
   - Уже несколько лет я знаю свою историю, - глухо начал я и сильнее сжал чашку. – Но со мной ни разу не поговорили нормально. Ни мне, ни Рики не показали могилу этого мальчика, не сказали, какое имя ему подбирали. Не считаются с тем, что мы с братом, может, тоже горюем по нему. Я пугаюсь того, как ведут со мной эти четверо. И я знаю историю Таена. Всякое может быть. Всё что угодно можно ожидать от нашей семейки. Я ранен в сердце собственными родителями, и потому такие же подранки собрались вокруг меня. Отведите меня на кладбище и покажите могилу.
   - Миче, Миче, всё происходило в большой тайне.
   - Мы не можем этого сделать.
   - Только твои родители…
   - Которые Арик и Розочка…
   Я рассмеялся нервным смехом:
   - Мама так горюет всю жизнь, что не смогла по-настоящему полюбить меня. Но куда она ходит поплакать о том ребёнке, который оправдал бы её надежды? И, кстати, какие надежды? Какие? – уже кричал я, потому что душевная боль, мучившая меня так долго, выплеснулась наружу. – Я что? Урод? Бандит? Мошенник? Лодырь? Бездарь? Непочтительный сын? Сижу на шее у родных? Не могу содержать семью? Бунтую против существующей власти? В чём дело? Чего от меня хотят? Я просто ещё один сын. Бывает же так, что у родителей несколько детей, и все разные, и кто-то выживает, а кто-то нет.
   Прибежал Лёка, обнял меня, его родители выставили за дверь моих, явившихся по мою душу. Лёка же выскочил в холл и затолкал их обратно.
   - Вы можете сделать то, что он просит? – свирепо спросил у них мой друг. – Вы можете проявить уважение к человеку, который избавил Винэю от страшного зла и опасности? Отвести на кладбище и показать могилу вашего сына. Странно, что вы не сделали этого до сих пор. Едемте немедленно.
   - Нет-нет, - залопотала мама, - так нельзя, нет.
   - Чего конкретно нельзя?
   - Это святое.
   - Слышишь, Миче? Это не про тебя честь.
   - Так нельзя говорить, Лёка.
   - Так вы не выполните его просьбу?
   - Нет-нет. Не сейчас. Сейчас невозможно. Это невыносимо! Немыслимо! Потом.
   - Обещайте.
   - Не нужны мне их обещания! – дёрнулся я.
   - Обещайте.
   - Ладно-ладно.
   - Хорошо.
   - Ну и всё. Миче, успокойся.
   - Я очень спокоен.
   - Оно и видно. Идём к нам с Аней. Идём.
   Он увёл меня в свою мастерскую и стал ругать, говорить о том, что я уже несколько лет не позволял себе таких выходок. Что если меня решили всё-таки во всеуслышание объявить сумасшедшим - зачем подпитывать сплетни и давать повод? Что за блажь на меня напала? С чего бы мне хотеть знать семейную историю? Это вовсе ни к чему, и семья не моя, и стыдно выпрашивать любовь, когда её нет. Всё было неплохо. Зачем я всё испортил? Это неминуемо отразится на Петрике и Рики, на всех прочих наших родных и друзьях. Разве была какая-нибудь причина закатывать истерику? Или я просто очень устал? Не успел ещё отдохнуть после всех приключений и дороги?
   - Причина? – спросил я. – Причина сейчас будет.
   На наружной лестнице, за стеклом, закапанным начинающимся дождём, маячил Таен. Лёка впустил его и показал на меня, как на несчастье какое-нибудь.
   - Орёте, как ненормальные, - прошипел наш Познавший Всё. – Радуйтесь, что дождь и народу нет, а то бы уже вся Някка на ушах стояла. Слушайте. ТАМ решили отправить Петрика подальше. В разные страны. В те и эти. Якобы на переговоры и укрепление дружеских связей. Завтра будет об этом объявлено.
   - А! Проходили уже! Известны нам такие приёмчики, - зло засмеялся я.
   - Ты откуда знаешь Таен? Подслушиваешь под окнами? Под дворцовыми тоже? Журналюга несчастный!
   - Не я, а Лала подслушала. Попросила меня передать. На всякий случай.
   Кроме меня, Таен никому не говорил о даре Милло. Поэтому сказал сейчас, что это Лале удалось подслушать.
   Когда всё решалось, меня и посетили все эти мысли, и неясное предчувствие беды толкнуло явиться к родителям с претензиями.
   - На всякий случай? - с горькой иронией, произнёс я. – И что, по-твоему, мы сделать можем?
   Сделать мы ничего не могли. Оставалось ждать, что предпримет Чудилка.

   *
   Прежде чем он пришёл к нам с этой вестью, появились статьи в газетах о необходимости этих самых дружеских связей и переговоров с туманными целями. И о том, что королевич отправляется в путь с этой почётной миссией. Я читал между строк: с тем, чтобы подальше быть от собственного брата, который представляет большую опасность для жизни и репутации.
   - Меня отсылают, - сказал он, возникнув на пороге гостиной, где «все наши» обсуждали эти отвратительные дела. – Мадинка и Арик едут со мной.
   Он был здорово под хмельком – я давно знаю за ним эту привычку: сообщать мне о семейных неприятностях в несколько нетрезвом виде.
   - Не о чем говорить, - продолжал он, цепляясь за косяк. – Вы остаётесь. Уезжайте на Верпту – целей будете. Я сказал «на Верпту»? Это правильно. Дела ждут. Большие и важные. Стоп-стоп. Не надо возражать. Не перебивайте. Слушайте сюда. Я не вправе нарушать вашу жизнь. Тащить с собой целый хоровод милых родичей – это нехорошо. Чужих жён с маленькими детьми. Да, Ната? А Мадинке куда деваться, если она моя жена? Всяких там Няккиных глав, всяких профессоров, и прочее – куда ж тащить? У каждого своя жизнь. Ты не станешь сейчас вскакивать и орать, да, Кохи? Ты останешься, и будешь хорошим мальчиком. Никаких бунтов. Только переговоры о дружеских связях. А то они до сих пор были такими недруж-жественными.
   - А можно мне, - поднял руку Аарн, - убраться отсюда на Навину? Не могу больше тут жить. Я не шучу. Стану работать вместе с отцом. Если буду нужен – вы знаете, как меня позвать. Мы с Саей всё решили.
   - Отлич-чно! – радостно вскинулся Петрик. – На Навину - что может быть лучше? Я бы тоже убрался на Навину. Там меня не стали бы обижать. Не нужны ли там какие-нибудь переговоры? Свистни, Аарн, если нужны.
   - Петрик, ты что?
   - Вообще-то, я королевич, - изобразил он потомка Охти. – Наследник престола, знаете ли. А тут, вообще, кто-нибудь будет слушаться меня?
   Он вдруг закрыл лицо ладонями и отвернулся от нас, скрючившись, как старичок. Все мы бросились к нему, усадили на диван… и не знали, что говорить. Чудилка отвёл от лица словно одеревеневшие руки:
   - Я прошу вас. Когда… Завтра вы все скажете мне: «Счастливого пути, Чудилка. До встречи». Я не хочу слышать возражений, сожалений, возмущения. Я не хочу, чтобы вы сейчас или потом пошли и ругались… добивались… портили свою жизнь. Не смейте. Считайте, что все разговоры уже позади.
   - Но…
   - Я прошу вас. Такая маленькая просьба. Я был вам хорошим другом. Не отказывайте, пожалуйста. Не спорьте. Миче?
   - Я не знаю, - растерялся я. – Ты никогда не бросал меня. Ты пожертвовал всем, рисковал своей жизнью, когда кинулся вслед за мной после приключения на Навине. Я хочу быть рядом.
   - Он решил, что мне должен, - пьяно хихикнул Чудилка. – У тебя дочки маленькие, старшей нужно в школу ходить, а жена того и гляди забеременеет, - напомнил он. – Ты со мной не поедешь.
   - Да, Петрик, - согласился я.    
   - А теперь все дружно повторили эти волшебные слова.
   - Ложись-ка спать, - сказал Лёка. – Утром ты услышишь, то, что хочешь.
   - Ладно. Но вы обещали.
   - Да-да. Идём баиньки.
   Так и вышло, что наше радостное возвращение обернулось разлукой. Я гадал, и я чувствовал, что так будет.
   Мы уложили Петрика в комнате, которая считалась его в нашем с Натой доме. А утром он услышал от каждого из нас то, что хотел.

   *
    Ещё было у нас время, которое мы провели все вместе. Ещё мы собрались гурьбой и отправились к дяде Нику Аныку, изобретателю и любимцу детворы. Это он придумал, как вывести флот Някки из-под заклятия Канеке и провёл непослушных детей на «Северянин». Он любил маленького Таена, хотя тот мальчишкой боялся изобретателя. В своей неприязни он был одинок среди ребятни. Когда мы вернулись, сразу же отправились к дяде Нику и тёте Катерине, его жене, но их не было дома. Куда-то уехали. Сейчас пора бы им уже вернуться, наверное.
   - Я не пойду, - отказался Таен. – По-прежнему боюсь Недолюбливаю. У него квадратные глаза.
   - Он в этом не виноват. Пойдём с нами.
   - Ладно, пойду.
   Дождь, усердно поливавший улицы последние два дня, немного поутих. Мы пристроили на крыльце зонты и большой толпой ввалились в чистенькую гостиную.
   - Дядя Ник, тётя Катерина, смотрите, кого мы привели! Таен Секретик собственной персоной. Спросите нас, откуда мы его взяли.
   Таен уселся дальше всех от хозяев, молчал и не поднимал глаз. Казалось, он был обижен, и обида его была велика. Но какие претензии может иметь мальчик из Поштойты к изобретателю и его жене?
   Некоторое время мы рассказывали о своих приключениях и угощались булочками и плюшками. И мужественно не жаловались на наших многочисленных мам и пап. Они ведь тоже мальчиками и девочками прибегали в этот дом. «Странно, - подумал я впервые в жизни, - похоже, над этими людьми не властно время. Они знали наших родителей детьми, и должны бы сейчас быть стариками. Но ни у кого не повернётся язык их так назвать. Вроде бы, в детстве я слышал, как дядя Ник рассказывал о моей собственной бабушке, когда ей было лет девять. Или это мне кажется?»
   - Одна беда, - доверительно сообщил я хозяевам, – перстень Отца Морей не знаю, как отдать. Куда податься мне с ним? Аринар сказала, что никуда и ходить не надо. Но как-то странно бросить кольцо в колодец у себя во дворе.
   Хлопнула входная дверь, и кто-то зашуршал в прихожей. Наверное, какой-нибудь мальчишка с соседней улицы.
   - Сидите, ребятки, сейчас будем ужинать. Дорогая гостья у нас. Я всего наготовила! - весело сказала тётя Катерина.
   - Да мы сыты. И пойдём, наверное, уже. Не будем мешать, раз у вас гости.
   Дядя Ник покачал головой:
   - Радость у меня: сестра приехала. Давно не видел её, а она гляди-ка, объявилась, и сразу с порога: замуж, мол, выхожу. Давно бы так, а то всё водила бедного парня за нос.
    - Это ты про меня, Никеша? – раздался из коридора удивительно знакомый голос.
   И в гостиную впорхнула Покровительница Аринар. Всё такая же тощенькая, но счастливая и румяная. На волосах у неё алмазиками блестели капли дождя.
   - Ой, - сказал я, поднимаясь на ноги. И даже не я один так сказал.
   - Вы не рады? – спросила Аринар, обнимая Нату и не оставляя сомнений в том, что она нам не померещилась. – Ну, чего вы застыли? Да, я замуж выхожу. Да, за Милло. Только он не прибыл со мной. Противные виркли взбунтовались. Но это обычное дело. Раз в какое-то время обязательно куролесят. А потом сидят тихо-тихо.
   - А это самое… - начал было я, и дальше прямо не знал, что сказать.
   - Я принесла вам много разных новостей.
   - А что, дядя Ник – твой брат? – наконец ожил Рики.
   - А что, разве мы не похожи?
   - Но твой брат – Отец Морей. А! У тебя их двое!
   - Деточки, - засмеялся изобретатель, - я родился в таком месте, где детям дают невозможные имена. Сказать вам, как зовут нашу бабушку? Печень Тела Тучи. Каково, а?
   - Кошмар! – выдохнули впечатлительные девчонки, Лала и Мичика.
   - Видите, Отец Морей – ещё не самое жуткое имя. – Когда я нашёл себе место для жизни, то назвался простым человеческим именем. И даже говорить вам не буду, как назвали при рождении Аринар.
   - Да уж, не надо, пожалуйста, - поморщилась она.
   - На самом деле, когда становится ясно, кто я, мне приходится переселяться на другое место, выбирать другое имя. Не хочу, чтобы знали, - усмехнулся наш старый знакомый. – Но в Някке нам с Катериной так хорошо, что мы готовы изменить правилам. Вы ведь нас не выдадите, дети?
   - Никогда, - хором ответили мы.
   - Вот и славно. Садитесь за стол.
   - О! – воскликнул Канеке. – Прадедушка! Прабабушка! – и упал на грудь Отцу Морей. Рики застонал, не скрывая своего раздражения.
   - Что, Таен? – спросил нашего друга Петрик. Мы все сели за стол, а тот остался стоять.
   - Ты знал о моём будущем, - тихо проговорил Таен, обращаясь к любимцу детворы.
   - А ты чувствовал, что я что-то знаю, - не стал скрывать тот. – Ты осуждаешь меня за то, что я ничего не предпринял, чтобы избавить тебя от этого.
   - До свидания, - сказал Познавший Всё и развернулся, чтобы уйти.
   Канеке отлепился от пращуров и мигом занял место рядом с ним. И тоже сказал:
   - До свидания.
   - Подожди, - попросил Отец Морей. – Ведь вокруг тебя закручена вся эта история. Если бы не ты…
   - Я слонёнок, отданный ловцам, чтобы не пострадало стадо, - кивнул Таен, и открыл дверь. Но Аринар заступила ему путь и обняла тонкими ручками:
   - О, Таен, прости Никешу, прости. Речь ведь шла обо мне. Предполагалось, что ты сможешь расколдовать его сестру. Или благодаря тебе она будет расколдована. Его сестра. То есть я. Я! Покровителям, кроме Милло, было нельзя войти в Дико Страшные места, но ведь и Милло был заколдован. Ну, что ты, какое стадо? Только я и Милло. Это правда.
   И Норочка горько заплакала на груди у Таена. Она знает о предсказуемости мужчин! И Таен, конечно, остался. Сел за стол, улыбнулся и сказал:
   - Ладно. Начнём всё заново. Сердиться нерационально, когда всё хорошо. И ведь в результате я стал здоров. Есть повод для благодарности.
   - О, спасибо, спасибо! – радовалась Аринар.
   - Ладно, - сказал Канеке и тоже сел и взялся за ложку.
   Рики горячо зашептал мне в ухо:
   - Миче, Норочка выходит замуж.
   - Да, я слышал.
   - У нас же есть подарок для неё! Ну! Диадема и ожерелье которые мы сделали для Состязаний Мастеров. Для женской мудрости.
   - Беги, принеси.
   Когда запыхавшийся Рики вернулся с бархатной коробкой в руках и протянул её Аринар, наши друзья затаили дыхание.
   - Ох! – воскликнула она. – Какая прелесть!
   И, примерив украшение у зеркала, сказала:
   - Всегда буду носить. И обязательно надену на свадьбу.
   - Ну что, Рики, - усмехнулся её брат, - сделать для вашей компании двухколёс?
   - Да! Конечно! Каждому по двухколёсу! – обрадовался мой мальчик. И тут же скуксился: - Не успеете, дядя Ник. Мы уезжаем на Верпту.
   Я снял и отдал хозяину перстень Шутка Отца Морей.
   Всё. Конец истории.

   * 
   Сначала мы проводили Петрика, Мадинку и Арика. По небу бродили тяжёлые тучи, дразня людей кусочками синевы в просветах. Вся наша компания понуро торчала на пристани великой реки Някки когда уже стихли марши и разошлись горожане. Чувствуя, что происходит что-то неправильное, раскапризничалась Розочка. Так ли всё было, когда вскоре после возвращения мы провожали Леона и Кануту к новой жизни, к семейному счастью в Акети? Тогда было сыро, темно и волнисто, а нам казалось, что нет погоды чудесней. Мы махали руками, выкрикивали напутствия и словно большим зонтом были укрыты тёплыми крыльями надежды. А в этот красивый день всё было мрачно.
   - Миче, идём, - позвал меня Рики и потянул за руку. – Нам надо ещё успеть на поезд.
   - Поезд вечером, дружок. Пойдёшь со мной?
   - Всегда. А куда?
   - Я скажу.
   Мы сказали Нате, что придём попозже. Я нанял закрытый экипаж, и мы с Рики отправились на окраину города.
   - На кладбище? Зачем?
   Я хотел найти могилу мальчика, сына его матери. Я рассказал Рики, что произошло в доме наших родителей. Некоторое время мы с ним бродили тут и там среди памятников, на которых стояла фамилия Аги, потом просто среди памятников той части кладбища, которая не моложе двадцати пяти лет. Потом пошли в администрацию, и там нам даже повезло найти старичка, который работал здесь в ту пору.
   - Нет, мальчики, - сказал он мне и потыкал пальцем в здоровенную книгу, - никаких таких записей нет за целый месяц. За всю весну. За начало лета. Вы сами видите – я всё показал. Да я и сам памятью не обижен, хоть и стар с вашей точки зрения. Мы, пожилые люди, лучше помни то, что было давно, чем то, что случилось вчера. Тогда была хорошая весна, и я ещё подумал, как славно, что в этакую пору детки не умирают. Никого не хоронили. Ни больших, ни маленьких, не то, что новорожденных. Целая весна и начало лета. Как не запомнить? Редкость.
   - И что это значит? - спросил меня Рики, когда мы очутились на улице.
   - Не знаю. Всё, что угодно.
   - Я думаю, в городе и за городом ведь не одно это кладбище, правда, Миче? Мало ли, если это тайна, похоронить ребёночка могли на другом. Могли не под фамилией Аги. Хочешь, я спрошу у мамы?
   - Нет.
   - Ладно. Жаль, у Таена теперь нет волшебного кристалла. А то он мог бы в прошлое заглянуть.
   - Я бы не хотел его спрашивать. И знать о прошлом не желаю больше.
   - Миче, грустно тебе без Петрика?
   - Да. Идём домой. Негоже оставлять женщин одних наедине с чемоданами, детьми и кучей забот.
    Я покидал Някку с отвратительным чувством бесконечного одиночества и утраты. Дождь зарядил снова, мокрые, взъерошенные горы махали вслед поезду хвойными лапами. Море в просветах немилосердно бурлило. Лала плакала навзрыд, запершись в купе и выгнав оттуда Рики и Мичику, тоже сильно расстроенную.
   Мне писали, что на Верпте тоже кто-то взбунтовался, что активизировались бывшие члены Большого Сборища, а может, члены их семей. Много дел. Надеюсь, как-то удастся отвлечься.
   - Иди, Миче, расколдуй мне дурацкую самозакрывающуюся корзину, а то нечем будет перекусить перед сном, - позвал Красавчик. - И выбей, прошу тебя, эту дверь. Аж сердце разрывается слушать, как Кисонька плачет. Ну, успокой её как-нибудь.
   - Погремушкой, что ли? – проворчал я. Но к двери пошёл, и, поколдовав над замком, отпер его. И, встав на колени у койки, стал гладить Лалу по волосам. – Ну что я сделаю, если у девочки горе? Я ведь не Петрик и не Мадинка даже.
   - И даже не её старший брат, - неожиданно раздался весёлый голос Таена. Отодвинув меня, он шагнул к Лале и прижал её к себе. Она уткнулась заплаканным личиком ему в грудь и затихла. Рыжая собака Псина с Запретной Гавани вскочила на постель и принялась вылизывать девчоночке ухо.
   - Сюрприз! Купили билеты в соседнем вагоне, - пояснил сияющий, как солнце, Канеке.
   Действительно сюрприз. Я улыбнулся невольно. Значит, Таен и Канеке с нами!
   - Ты авантюрист, Птицевед, - не замедлил сказать ему Рики.
   - А ты ужасный зануда.
   Я зажмурил глаза. Ничего. Буду работать изо всех сил и, освободившись к лету, переделав все дела, поеду к Петрику повидаться, где бы он ни был.
   Нет. Не поеду. Потому, что родители не дремлют, и что-нибудь придумают, чтобы не случилось этакого несчастья – встречи их дружных детей.
   - Миче, - позвал Лёка, печаль которого была не меньше моей. – Всё как-нибудь образуется. Поверь мне.
   - Да, конечно, - ответил я, потому что друзья должны поддерживать друг друга. – Конечно, всё наладится. Когда-нибудь. Обязательно.
   Так сказал я вслух. Но в душе понимал, что наша разлука с Петриком – только начало каких-то иных событий, задуманных для нас теми, кому больше доверять невозможно.
   Двигатель, изобретённый Чудилкой, работал исправно. Поезд летел среди гор и туч, и редких звёзд в их просветах. Что-то легко, как ветер, дотронулось до моей щеки.
   В конце концов, я сейчас, получается, главный в нашей компании. Я справлюсь. И буду стремиться к тому, чтобы всё наладилось.
   Прижав ладонь к щеке, на которой ощутил прикосновение, тихо-тихо сказал, глядя в окно:
   - Петрик, я не боюсь.
   
17.02.2013

                КОНЕЦ РОМАНА "ЗАПРЕТНАЯ ГАВАНЬ".

ВАЛЕРИЮ МИКИТИНЦУ ИЗ МЕЛИТОПОЛЯ ВЫРАЖАЮ ОГРОМНУЮ БЛАГОДАРНОСТЬ И ПРИЗНАТЕЛЬНОСТЬ ЗА ЭКСКУРСИИ ПО ПРЕКРАСНОМУ И ЛЮБИМОМУ МНОЮ КРАЮ И РАССКАЗЫ О ЕГО ИСТОРИИ И ЭКОЛОГИЧЕСКОЙ ТРАГЕДИИ. ОБРАЗ ПЕТРИКА ОХТИ НЕ БЫЛ БЫ ТАКИМ КОЛОРИТНЫМ БЕЗ НИХ.

СПАСИБО ТЕМ, КТО ЧИТАЛ - И ДОЧИТАЛ ЭТОТ РОМАН.
ОСОБОЕ СПАСИБО ТЕМ, КТО С САМОГО НАЧАЛА С МОИМИ ГЕРОЯМИ.
БУДУ РАДА ВАШИМ ОТЗЫВАМ.

ТЕПЕРЬ НАСТУПАЕТ АНТРАКТ. ЧЕТВЁРТУЮ И, НАВЕРНОЕ, ЗАКЛЮЧИТЕЛЬНУЮ ЧАСТЬ ИСТОРИИ, КОТОРАЯ ЕЩЁ НЕ ИМЕЕТ НАЗВАНИЯ, НО УЖЕ НАПОЛОВИНУ НАПИСАНА, Я НАЧНУ ВЫКЛАДЫВАТЬ НЕ РАНЬШЕ ВЕСНЫ.
               
Начало истории, роман "Возвращение солнца": http://www.proza.ru/2009/05/22/353
Продолжение, второй роман, "Отрицание Имени": http://www.proza.ru/2014/02/16/1531
Первая глава этого, третьего романа, "Запретная Гавань": http://www.proza.ru/2015/03/28/1286

ПРОДОЛЖЕНИЕ:


Иллюстрация:  картина Сергея Темерева.