Из детства случай. Человек - Бог

Я смотрел на него во все глаза, потому что всё, что в нём было, играло такими красками, таким жутким  дьявольским остроумием, проявляющемся во всех формах.
Мышцы рельефные, не человеческие, ей богу, грудная клетка как у титана, и сам он был чертовски высок и складен. Но это всё ничто, если я не упомяну про то, как он хохотал. Кажется, что развеселил Ниагарский водопад, ей богу. Я, такой малыш, развеселил водопад-водопадище, это мне так было приятно, не передать.

Никогда не забуду последнего нашего разговора. 
- Сейчас в пять секунд докажу тебе, что Бог есть, - начал он. Как он узнал? Подслушал? Мне идея Бога была неприятна, потому что водила нас всех за нос уже много сотен лет, но в последнее время я особо усердствовал в борьбе с ней.
Давай,- говорю, - докажи, почему он есть, как узнал ты?
- Ну вот положим его нет, значит нет бессмертного свидетеля всех моих дел, так?
-Ну так...
-А от чего же мне тогда, положим, не забрать у тебя все деньги?
- Тебя посадят в тюрьму, закон же есть не воровать.

Он так по доброму рассмеялся опять:
- Как же меня посадят, если закон написан для простых людей, глупых, которых огромное количество, а меня то как поймают, я же не простой. И друзья у меня всё из таких как я - нас чёрта сдва когда поймают, дружок.

Чтобы тебе было понятно я так скажу - считай у нас шапка невидимка есть. Ты вчера со своим другом только говорил об этом- стал бы он воровать, если бы шапка у него такая была. Вот это ты вчера правильный вопрос задал ему. И ты думаешь, что любой украл бы с такой шапкой, ведь так?

- Да, я думаю что любой, - мне не по себе было от этого признания, может я сказал так только потому, что ему нужно было это услышать для продолжения мысли, не смог я прервать его мысль, и никто бы не смог - было в нём такое, как напор, вихрь, не вырвешься - будешь говорить что ему надо.
- Дак вот дружок у нас с друзьями считай такая шапка есть, точно тебе говорю. Можем страшно воровать, и даже похуже ещё дела делать. 
- И вы делаете, получается?
- Нет дружок, не делаем.
- Значит врёшь про шапку.
- Э нет, не вру, глянь на меня повнимательнее, кто меня перехитрить может на земле? Или силой взять? Любого в лепёшку превращу в два счёта. Однако не ворую и не убиваю никого. Потому что дурная жизнь она как наваждение, как сон - однажды ты проснёшься.

Поначалу просто вопросы будешь задавать, к делу не относящиеся, мол от чего сегодня день серый, от чего бессонница, от чего тошнит. А потом как вынырнешь из ледяного пруда, так взорвётся всё страшной правдой о себе, о своей жизни, о дурных делах.

Ты мне, брат, поверь, даже если ты небо головой подпираешь и хохочешь как Ниагара, так схватит тебя, закрутит, будто ты песчинка, а не титан. И после ты уже не будешь спрашивать есть ли Бог. Не до умствований, когда так на глотку тебе что-то встало, не продохнуть, как угорь на сковороде весь трясёшься, орёшь, мокрый просыпаешься, слёзы текут, прости, прости, у кого только прощения просишь не понятно.

Вот тебе и титан, вот тебе и шапка. И ведь не видел никто преступления твоего, никто не поймает никогда и не скажет, разве что несколько раздавленных жизней, но у них на замке рот, братья постарались, шапка работает невидимка, всегда работать будет если надо. Дак что же такое, брат? От чего как пушинка на ветру и страшно? Умирать так вот страшно, когда трясёшься весь как истеричная баба.

Глаза у него горели адским огнём, вот ей богу, может слеза так заблестела, но я видел, видел огонь, я тогда точно видел огонь, и не было там в помине слез, я специально смотрел потом - сухие глаза. Он договорил, мускулы на лице так четко обрисовались, будто утёс скалистый.

И тут он расслабил их и захохотал своим смехом, встал и ещё громче захохотал, прошёл по комнате, к окну, постоял там, вернулся как ни в чём ни бывало, сел рядом.
- Ты, брат, запомни мои слова сейчас. Не думай над ними, запомни только, будет время ещё подумать.

Я запомнил. Сейчас вспоминаю - дьявол воплоти, никто не указ ему.