Глава 13. Ночь нежна

      Данте смотрел на Клема во все глаза.

      — Привет, — сказал тот.

      Данте угрюмо кивнул — нахлынула обида, глубокая, злая, от которой грудь горела. Клементе — предатель, разболтал всем об Эстелле, а Данте считал его братом.

      — Ну, так и будешь молчать?

      — А чего ты хочешь услышать? — буркнул Данте.

      — Хочу объяснений. Ты сбежал из дома. Молча! Даже записки не оставил. А мы волновались за тебя: и я, и родители.

      — Да ну? — глаза Данте, недобро сверкнув, потемнели, из сапфиров превратившись в опалы. — А я думал, вы жаждете от меня отделаться. Вот и доставил вам радость — избавил от своего присутствия.

      — Чего ты несёшь? — фыркнул Клементе. — Кто тебя гнал? Кто хотел от тебя избавиться? Ты совсем из ума выжил!

      — Значит, ты согласен с тем, что мне сказала твоя мать?

      — А что такого она сказала? Ты обиделся, когда она наорала на тебя из-за Пии, и поэтому сбежал?

      — Дело не в Пии! Твоя мать лгала, что полюбила меня. В реальности я для неё обуза и она жалеет, что не оставила меня подыхать в подвале! — гневно сообщил Данте.

      Клем оторопело на него уставился.

      — Чего-то я не понял, — выдавил он после паузы. — Тебе мама это сказала? Я же тогда ушёл, не слышал ваш разговор. А утром папа обнаружил твоё исчезновение. Мама кричала, они поругались, но я решил, что ты ушёл, потому что тебе Пию хотели сосватать.

      — Сдалась мне эта Пия! — с энтузиазмом выкрикнул Данте, спугнув птиц с соседнего дерева.

      — Папа искал тебя всюду, — продолжил Клементе, не реагируя на настроение собеседника. — Мы переживали за тебя, не знали, где ты и что с тобой. Хорошо, что я тебя встретил. Но я не верю, что мама тебе это сказала.

      — Придётся поверить. Сказала и глазом не моргнула.

      — На эмоциях можно наговорить многое. Зря ты воспринял это всерьёз.

      — Ошибаешься. Когда мы себя не контролируем, наши тайные мысли, чувства, желания оказываются у нас на языке, — Данте смерил Клема печальным взглядом. — Каролина сказала правду: я так и не стал частью вашей семьи. Я вам чужой. Я везде чужой. Мне нигде нет места, я всем мешаю, позорю, делаю всё не так. Я не могу быть таким, каким вы хотите меня видеть. Я пытался стать хорошим, но у меня не получается. Тётя Каролина права. Всем было бы лучше, если б в детстве Сильвио убил меня, — Данте зажмурился, глотая слёзы.

      — Данте, хватит! Ты ведёшь себя, как ребёнок! Не говори глупостей! Кто тебе сказал, что ты плохой? Чего ты мелешь? Мама просто разозлилась, но она любит тебя, мы все тебя любим. Нельзя было так убегать. Ты нас напугал!

      — Я всегда знал, что вы взяли меня из жалости, но не хотел об этом думать. А твоя мать сказала правду, вот и всё.

      — Когда родители взяли тебя к нам, они тебя пожалели, да, и я не вижу дурного в этом. Любовь часто рождается из жалости. Но я полюбил тебя не из жалости, а потому что ты достоин этого, чёрт возьми! Ты заменил мне брата, которого я потерял. Ты и есть мой брат. Навсегда. Это не изменится.

      — Ты меня предал!

      — О чём ты? — наморщил лоб Клементе.

      — Ты рассказал родителям о моей любви к Эстелле. Кто тебя просил? Как бы мне не претили твои отношения с девкой из борделя, я никому не рассказал бы даже под пытками. А ты меня предал.

      Клем опустил голову.

      — Я не предавал, это вышло случайно, — начал объяснять он собственным сапогам. — Ты пытался свести меня с Пией. А я рассказал это в отместку!

      — Это была лишь неудачная шутка. Я хотел, чтобы ты обратил на эту девчонку внимание, чтобы вы познакомились и влюбились. Я хотел тебе помочь! Но я тебя не принуждал. Не понравилась — нет, так нет. Ты же растрезвонил всем о моей любви к Эстелле! Это моё личное, оно никого не касается, я открыл перед тобой душу, а ты в неё наплевал! — Данте резко повернулся спиной. Как только он высказал накипевшее, из глаз полились слёзы.

      — Но я не хотел, — голос Клементе зазвучал виновато. — Я не знал, что это так важно для тебя…

      — Да, важно! А если б я всем разболтал о твоей Лус, это было бы тебе неважно?

      Клем вздохнул.

      — Но ты не брал с меня обещания, что я должен молчать. Я не думал, что это секрет.

      Данте сердито дёрнулся.

      — А я не думал, что с тебя надо брать клятву молчания. Ты уверяешь, что я тебе брат, а братьев и друзей не предают. Но я это учту. Теперь я знаю, что тебе нельзя доверять.

      Клементе приблизился и положил руку Данте на плечо.

      — Данте, раз мы встретились, давай прекратим эту нелепую ругань. Ну извини меня…

      Наверное, это и были те слова, что Данте хотел услышать. Стряхнув с лица слёзы, он кивнул. Клем, обняв его, похлопал рукой по спине.

      — Так и будем стоять посреди улицы? — он покосился на прохожих, которые уже с любопытством вытягивали шеи. — Пойдём отсюда. Куда ты шёл, кстати?

      — Просто гулял. А ты?

      — Ну… — покраснел Клементе.

      — Можешь не говорить. Я знаю, откуда ты шёл. Из «Фламинго».

      — Угу.

      — А почему днём?

      — Ну-у, это долгая история. Я ушёл оттуда перед открытием.

      Некоторое время приятели, сопровождаемые Янгус, шли молча. Клем изучал тротуар под ногами. У Данте ещё оставался осадок, обида не исчезла полностью, но от извинений стало легче дышать. Слёзы высохли, и теперь Данте искоса разглядывал брата. Они не виделись пару недель, но Клементе казался ещё замученней прежнего: вид угрюмый, волосы взлохмачены, под глазами — синяки.

      — И что ты намерен делать? — подал голос Данте. — Вернёшься сегодня домой или останешься?

      — Не знаю.

      — Поздно уже, оставайся на ночь у меня.

      — А где ты живёшь? — подняв голову, Клем отвлёкся от любования тротуаром.

      — В гостинице на Бульваре Путешественников. Хорошее местечко.

      — Вижу, ты не скучаешь по дому.

      — А у меня есть дом? — горько усмехнулся Данте. — Нет и никогда не было.

      Клементе, оглядев его, ухмыльнулся.

      — А ты принарядился! Никогда тебя таким не видел. Шёлковая рубашка… Надо же!

      Данте пожал плечами. Одевался сегодня он исключительно для Эстеллы. Теперь, когда городские перекупщики платили ему за редкомастных лошадей вдвое больше, чем латифундисты, он мог позволить себе купить и что-то красивое. Однако, любой модник поднял бы его на смех. Штаны из кожи, заправленные в сапоги, плетёные браслеты на запястьях и кинжал на поясе мало сочетались с шёлковой рубашкой и элегантным рединготом. Но так Данте чувствовал себя уверенней, мечтая Эстеллу впечатлить. Как отреагировала бы девушка на его наряд, узнать не удалось, зато Клем был поражен, сочтя: брат одет щегольски.

      — Для кого стараешься? — спросил он. — Для своей аристократочки?

      — Не понимаю, о чём ты, — прикинулся дурачком Данте.

      — Ну ты же встречаешься с падчерицей алькальда?

      — Вовсе нет.

      — То есть вы расстались?

      — Да, она мне надоела, — выдал Данте. — Не хочу об этом говорить, — ни за что больше не расскажет он Клементе про Эстеллу! Кто гарантирует, что об этом не узнает весь город?

      — Странно. А я решил, это она шелка тебе покупает.

      — Неправда! — мгновенно взбеленился Данте. — Что, берёшь пример со своей мамаши? Тоже скажешь, что я позарился на деньги?

      — Я этого не говорил. Просто удивился. Если не она тебя спонсирует, то откуда деньги?

      — Я их заработал! Как всегда ловлю лошадей и продаю их местным перекупщикам.

      — Так хорошо платят, что хватает на шёлк? — скептически заметил Клем.

      — За редкие масти — да. Аристократы запрягают таких лошадей в повозки, кичатся друг перед другом. Это показатель статуса.

      За болтовней молодые люди не заметили, как добрались до четырёхэтажного здания с квадратными окнами и вывеской у входа: «Дом гостиничного типа «Маска».

      — Тут я и живу! — объявил Данте.

      — Ничего себе! — Клем рот разинул. Но сильнее он был поражен, войдя внутрь.

      — Есть хочешь? На первом этаже трактир, но лучше заказать ужин в комнату, — Данте подошёл к высокому столу в холле, где сидел сеньор Нестор, увлечённый чтением газеты.

      — Меня никто не спрашивал, сеньор Нестор?

      — Не-а.

      — Ко мне брат приехал, может он сегодня переночевать здесь?

      — Да пускай ночует, мне не жалко, — хозяин заулыбался, оглядев Клементе. Тот, сняв шляпу, улыбнулся в ответ.

      Спустя полчаса Данте и Клементе, сидя за низким столиком, уплетали ужин: жаренные на вертеле куропатки, свежие фрукты, булочки с повидлом и мате.

      — Да, устроился ты знатно! — Клем не переставал удивляться, разглядывая комнату. — Мне тут нравится! Уютно, просторно. Я б не отказался пожить самостоятельно в таком месте.

      — Так кто мешает? — фыркнул Данте, запихивая в рот куропаткину ножку. — Уходи из дома, приезжай сюда. Комнат сдаётся в «Маске» — пруд пруди, а сеньор Нестор отличный хозяин.

      — Одному тут хорошо, да. Свобода, делай чего хочешь, ходи куда хочешь. А с семьёй нет. Да и дети пойдут, тесновато будет.

      — Не понял. Какие дети? Ты что мелешь?

      — Через три месяца у меня свадьба, — обречённо сообщил Клементе.

      Данте чуть не поперхнулся.

      — К-к-кая свадьба? Это что шутка?

      — Нет, я серьёзно. Женюсь я. Хорошо, что тебя встретил. Видишь, удачно приехал. Теперь и ты знаешь. Возвращаться в «Лас Бестиас» ты, видимо, не желаешь. Я б тоже не захотел, здорово тут, никто на мозги не давит. Но у меня помолвка уже была. Теперь надо соблюсти срок приличия в несколько месяцев между помолвкой и свадьбой. Так в церкви требуют, чтоб слухи всякие не ползали. Мы и так слишком быстро обручились, а сплетники любят языки почесать. Мама настаивала, чтобы мы женились не раньше, чем через год, но я решил ускорить процесс. Чего ждать-то?

      Данте сглотнул.

      — Помолвка… но… но… Я ничего не понимаю. Когда ты успел, Клем? Две недели назад ты о женитьбе и не помышлял.

      — Вот теперь и помыслил.

      — А кто невеста? Хотя я догадываюсь. Это Лус? Та, из борделя? Поэтому ты приходил туда днём! Но как родители тебе позволили?

      Клементе вздохнул.

      — Ошибаешься. С Лус я ходил прощаться. А женюсь я на Пии Лозано.

      — Э? — не выдавив ничего, кроме нечленораздельного мычания, Данте уронил на пол пустую чашку. Она разбилась вдребезги. Клем скривился.

      — Не понимаю, почему у тебя такая реакция. Ты ж сам хотел нас с Пией свести.

      — Значит, она тебе понравилась?

      — Кто?

      — Ну кто? Пия! В тот раз. Ты же после того ужина обратил на неё внимание? Как это получилось?

      — Да очень просто. Когда ты сбежал, мама два дня пошумела, а после они с папой отправились в гости к Анхелю Лозано и сосватали нас с Пией. Без нашего ведома.

      — И ты согласился?

      — Ну-у… родителям не принято перечить. А кто пытается, общество его осуждает. Я, конечно, сначала разозлился, но затем подумал: а что я теряю? С Лус мы не будем вместе. Жениться на ней мне не позволят. Да и в церкви нас не обвенчают. Такие, как Лус, и по улицам ходят лишь в определённое время и в определённых местах. Если я останусь с ней, в меня будут пальцами тыкать. А Пия — девушка приличная. Для жены в самый раз. Чтобы не передумать, я хочу обвенчаться побыстрее. А то про нашу семью уже сплетничают.

      Данте наморщил нос.

      — Клем, ну какая разница кто и о чём сплетничает? Ты же любишь Лус! Или нет? — напрямую спросил он. — Или ты полюбил Пию?

      — Я люблю Лус, — безразлично сказал Клементе.

      — Я не понимаю такой любви! Зачем тогда ты женишься на Пии? — Данте в ярости пнул ногой остатки чашки, и они разлетелись по углам. — Как можно жениться на нелюбимой женщине? Ты загубишь жизнь и себе, и Лус, и Пии.

      — Ты же сам уговаривал меня забыть о Лус.

      — Нет, ты не слышишь меня! Если бы ты разлюбил Лус и полюбил Пию, это меняло бы дело. Я того и хотел. Но любя одну, жениться на другой… Бред! Если любишь, борись!

      — Вот только Лус меня не любит. Смысл бороться за любовь, которой нет? Что ты сделал бы на моём месте: добивался той, что не любит, стучался в запертую дверь? Или женился на другой?

      — Я бы остался один, — сказал Данте. — Если твоя любовь к Лус настоящая, она не умрёт, как бы ты не выдавливал её из себя. А если ненастоящая, её вылечит время. И придёт та единственная, которую полюбишь ты, и которая полюбит тебя. А то, что ты хочешь сделать, — безумие. Пия тоже имеет право на счастье. Не губи её, она ещё встретит его, своё счастье.

      — Думаю, я ей нравлюсь, — подчеркнул Клементе. — В тебе она разочаровалась. Ты добился своего, браво! А я признался Лус в любви, она ответила, что не любит меня, и я принял решение.

      — Давай-ка спать, — вдруг прервал Данте, глянув на тьму за окном. — Ночь уже. Мы ещё это обсудим. Утром приходят мысли разумнее, чем вечером. Подушка — лучший советчик.

      Клем не протестовал, и Данте, уступив ему кровать, лёг на софу. Но заснуть не смог. Часы пробили полночь, а юноша всё ворочался. Какой безумный день! Несостоявшееся свидание с Эстеллой, примирение с братом и эта новость — Клементе женится на Пии.

      Клем мерно посапывал; Янгус дрыхла, воткнув клюв в спину, но к Данте сон не прилипал, и он вышел на балкон. Запрокинул голову. Эстелла была права, в Верхнем городе звёзды иные: мельче и дальше. А небо напоминало кусок чёрного бархата, где некий растяпа-богач рассыпал мелкие-мелкие алмазы. Тротуар освещали фонари. Ветер колыхал деревья, вспугивал ночных бабочек, и те, взлетая веером, перемещались с куста на куст. Данте закрыл глаза, подставляя лицо ночной прохладе. Открыл и, метнув взгляд на близлежащее дерево, вздрогнул.

      На фоне раскидистой кроны вырисовывался силуэт. Нежно-зелёное платье, корсет, тонкие руки в ажурных митенках, тёмные волосы. Данте по пояс перегнулся через перила, грозясь навернуться с третьего этажа. А девушка обняла себя руками — плечи её были обнажены. Свет фонаря упал на лицо, и Данте чуть не вскрикнул. То была Эстелла!

      С лихорадочно бьющимся сердцем он ворвался назад в комнату. Зацепился рукавом за птичью жердь. Янгус проснулась и недовольно затарахтела, но юноша не обратил внимания. Что Эстелла тут делает? Да ещё в тонком платье на ледяном ветру! Совсем чокнулась!

      Данте выругался про себя и выудил из комода плащ. Натянув штаны, сапоги, сорочку и редингот, выскользнул из комнаты. Ринулся вниз по лестнице, путаясь в ногах. Холл уже опустел, свечи были потушены, входная дверь заперта изнутри. Данте потянул рычажок — щеколда со скрипом открылась.

      — Тсс-с-с… не скрипи, ты, чтоб тебя! — если б мог, он затопал бы на щеколду ногами. Сеньор Нестор не запрещал водить гостей днём, главное — не шуметь, но к ночным похождениям был категорично строг.

      Бесшумно закрыв дверь, Данте побежал туда, где видел Эстеллу. А вдруг она ему померещилась? Ну что Эстелла тут забыла в час ночи? Но девушка оказалась не привидением. Бледно-зелёное платье выглядывало из-за дерева — она стояла, прижимаясь к стволу.

      — Эсте! — позвал Данте.

      Она обернулась. Через мгновение они уже сжимали друг друга в объятиях.

      — Ненормальная… — шепнул Данте. — Как ты тут оказалась? Ты же совсем замёрзла!

      Эстелла судорожно вцепилась в Данте, боясь: он вот-вот исчезнет. А юноша набросил на неё плащ, столь широкий, что она утонула в нём.

      — Прости, что я не пришла утром, — всхлипнула Эстелла, тычась носом Данте в щёку. — Я не смогла вырваться из дома. Я сваляла дурочку, послала тебе записку и не сумела отвязаться от мамы и сестры. Они ходят за мной хвостом. Не знаю, что им надо. Я сбежала, когда они легли спать. Пришла сюда и поняла, что не знаю, как тебя вызвать. Я ж не могла постучаться и сказать, чтобы меня пустили к тебе. Это же гостиница! Боже, мне так стыдно! Ночью пришла к мужчине в гостиницу… Я… я… просто хотела тебе объяснить, я…

      Вместо слов Данте накрыл губы Эстеллы своими. Тёплый ворсистый плащ на плечах; такой родной запах мяты, нежные поцелуи — всё это сводило Эстеллу с ума, бросая её в омут невероятных ощущений. Он целовал её долго, неспешно, жарко. «Сегодня, наверное, это и произойдёт», — мелькнула у девушки мысль. Сейчас Данте поведёт её к себе. А она не выпила бабушкин отвар! Но глупо сопротивляться неизбежному. Это всё равно будет. Хочет ли она уснуть на груди у Данте? Да, хочет! Она любит его, любит безгранично. И если он позовёт, она пойдёт.

      Но Данте медлил. Он понимал: Эстелла замёрзла, он должен согреть её, накормить, приласкать и оставить на ночь. Но чёрт возьми! Привести девушку в номер он не может — там Клементе.

      — Эсте, ты сильно замёрзла? — виновато спросил Данте, сжимая её изящные пальчики в своих.

      — Нет, я уже согрелась. Спасибо за плащ.

      — Тогда идём погуляем?

      — Погуляем? — Эстелла похлопала ресницами, ощущая удивление с лёгкой примесью разочарования. Он не тащит её в постель? Невероятно! — Ты… ты хочешь погулять?

      — Да, дело в том, что ко мне приехал брат, вот прям сегодня, и он остановился у меня, — Данте решил сказать как есть. — Я не могу тебя позвать к себе. Только не обижайся. Я не хочу ему говорить, что у нас всё зашло далеко, и я не хочу тебя смущать, и…

      Эстелла громко расхохоталась, слушая, как Данте сбивчиво объясняет, почему не тащит её в кровать.

      — Почему ты смеешься?

      — Какой же ты милый! Я никогда таких, как ты, не встречала! Не надо ничего объяснять, идём гулять! Я и не собиралась подниматься к тебе. За кого ты меня принимаешь?

      Они бродили по улицам, кутаясь в плащ и прижимаясь друг к другу. Смех, поцелуи, разговоры смешались воедино. Опомнились они, когда чёрный бархат на небе сменился серо-розовым атласом приближающего рассвета.

      — Ах, Данте, мне пора идти! — спохватилась Эстелла. — Надо влезть обратно в комнату, пока все не проснулись.

      — Но, Эсте, как же ты залезешь?

      — За домом есть лестница, ей садовник пользуется. Я её подставлю к балкону и влезу.

      — Я тебя провожу.

      — Ни в коем случае! Прислуга встаёт рано. Нас могут увидеть!

      Они дошли до «Маски» и остановились на углу. Эстелла хотела снять плащ, чтобы вернуть его, но Данте её удержал:

      — Оставь себе. Пока дойдёшь, замёрзнешь. У тебя руки голые.

      — Да, я не подумала о нормальной одежде. Не до того было. Надела первое, что попалось под руку.

      — Безумная… Эсте, я тебя люблю, так люблю! — Данте целовал девушке руку, пальчик за пальчиком.

      — Данте… и я люблю, люблю тебя, — шепнула Эстелла, заливаясь краской.

      Она высвободилась из объятий и побежала по дороге. Тёмно-синий плащ крыльями невиданной птицы летел за её спиной.