I

 В то время, когда ветхая, словно калитка столетнего забора, прятавшего за собой такую же столетнюю, давным-давно заброшенную, некогда с любовью и нечеловеческим трудом возделанную, орошённую каплями пота и столь же горячими слезами бессильных и молчаливых мук и без ропота перед безжалостной и справедливой природой-матушкой, щедрую на урожай землю, ныне представляющую из себя лишь отдалённо напоминающую ту бурую и плодородную почву, превратившуюся с годами забытья, лишь в безжалостно удручающую взор любого, кто случайно его остановил лишь на секунду, ветошь, такую же ненужную всему её окружающему, как и всё окружающее ей, дверь богом забытой лачуги, смахивающую скорее на сарай для лодок, нежели на чьё-то обиталище, но, тем не менее, в следующую секунду, она нарушила привычный ход событий: подхватываемая потоком ветра она омерзительно и протяжно скрипела, и в последствие шлёпала, да так, что сотрясала тонкие стены, и создавалось впечатление, что вся конструкция вот-вот рухнет, и так продолжалось на протяжении нескольких минут, пока во время очередного взмаха, режущий слух скрип, неожиданно оборвался, превратив истязавший слуховые органы звук в безответную тишину.
 
 «Тсс!» - прошипел вошедший кому-то. Не исключено, что и самому себе. Он осмотрелся. Солнечные лучи лупили сквозь щели в досках, буравили сущность постройки насквозь, как если бы лазерный луч пронзал плоть подопытного, так и ясный летний день, словно в решето запустил свои добрые теплые силы, не сделав при этом ни грамма светлей, но зато, явственно дав понять, что пара шаркающих тихих шагов вошедшего,  подняла кругом пыль столбом.
 
 «Апчхи!» - громогласно взорвавшись, он аж подскочил на месте от неожиданности, да тут же и замер, скрючившись в недоумении, и почему-то затрясся от страха. Постояв в столь нелепой позе с минуту, он понял, что бояться возможно и нечего, потому распрямившись, искатель приключений сделал неловкий шаг вперед, в гущу, так называемых событий, заблаговременно прикрыв нос и рот полой своей одежды, приподняв ее на теле к своему лицу, оголяя при этом совсем не завидное обрюзгшее брюхо старца.
 
 Глаза никак не привыкали к темноте, насколько мрачной была обстановка дома, и даже солнечный свет, что проникал сквозь щели досок не сделал обитель ни капли светлей. Понять было трудно, что это строение из себя представляет. Снаружи это очень ветхий дом, но не имеет окон он и нет крыльца. Чердак и погреб, сени – всего этого архитектор не учел. К тому же очень мрачный вид и тьма кромешная, что странно, ибо дверь входная приоткрыта, да эти щели, будь они неладны!
 
 Старик на зрение не жаловался. Этот старец в потертых сапогах из лошадиной кожи, был лучший стрелок из лука, не только на округе, а пожалуй в пределах всего тракта. Его звали Иек. Он славился стрельбой с закрытыми глазами. Окружные и базарные за спиной прозвали его «Слепой». Иек – наемный убийца. От его стрел не убегают. От его стрел не защищает щит, и не спасут деревья. Его выстрел пробьет броню насквозь. Иек не оставляет раненых. Его удар смертельный.
 
 «Слепой» забрел сюда не случайно. Он зашел забрать свою стрелу на случай, если тут и в самом деле кто-то был. Он шел пустыней и еще издалека увидел мрачную одноэтажную постройку. Ни колодца рядом, ни сарая для ведер, чтоб хранить дождевую воду, что можно купить у торгового каравана, либо ограбить путешественника и засолить там его мясо, но нет! Никаких угодий, указывающих на то, что здесь кто-то может жить. И все же, шагах в тридцати Иек заслышал, будто чихнул кто, и в дверном проеме что-то промелькнуло. Ни грамма не раздумывая, он запустил руку в колчан, достав стрелу, он сделал несколько движений с молниеносной скоростью. Запела струна тетивы, унося в недра жилища убийственную силу охотничьего лука Иека. Стрела прошла, бесшумно разрезая воздух, сквозь узкую проталину, меж приоткрытой дверью и стеной. Инстинктивно отскочив в строну, и заблаговременно припав на четвереньки, Иек убедился в том, что ответного выстрела не будет и направился на поиски своей стрелы, которых было у него в достатке, но такие стрелы, стрелы лучшего наемного убийцы тракта, были всегда в цене.
 
 Щурясь и сутулясь, Иек крался в темноте, в надежде, что стрела вот-вот найдется, торчащей из стены. Спустя мгновение, его нога воткнулась в нечто мягкое, как будто ворох тряпок пнул. Он наклонился и увидел, что на полу, в ногах его, раскинувшись, лежит мужчина неподвижно. - «Покойник» - буднично заметил дед. Он точно знал, что человек – мертвец. Из его разинутого рта был виден восьмиугольный наконечник. «Слепой» вновь попал. И как попал! Не видя цели, и не зная о ее существовании, пустил стрелу в затылок. Убитый был совсем не молод. Походные пыльные тряпки – бродяга. В руке большой красивый резной лук – охотник со стажем. Проблески света демонстрировали холодно-землистый оттенок лица – умение долгое время пребывать без пищи и воды. Красивые, но изрядно поношенные сапоги из лошадиной кожи – стоп! Хотя у торговца их было две пары. Но наискось отрублена седая борода! Не веря глазам своим, Иек согнулся пополам и приподнял за шиворот убитого. Лицо! Это лицо! Да это же был он! Отбросив тряпку от лица, опешив и протяжно захрипев, старик попятился обратно, распрямившись, и отмахиваясь от увиденного обеими руками.
 
 Звук плети, рвущей воздух. Он этот звук запомнил на всю жизнь. С таким вот самым звуком, стрела из тетивы летит навстречу жертве. Старик вдруг вспомнил, как однажды, еще будучи ребенком, он гулял в лесу и совершенно позабыв, побежал за рыжей белкой. Когда мальчик пришел в себя, то было уже поздно – он не знал, куда идти, чтобы вернуться к папе с мамой. Он не заплакал, а пошел в ту сторону, откуда, как ему казалось он и прибежал. Он шел, а солнце быстро уходило и тени от деревьев становились все длинней. Мальчик очень громко шагал, ломая ветки и шурша листвой. Так он планировал спугнуть медведя или заблудшего в чащу изголодавшегося по мясу бродягу-людоеда, что в их краях встречались там и тут. Облака были так высоко, а солнце уже так низко. Еще никак не покидало ощущение, что будто бы за ним кто-то следит. Но тут юный Иек услышал голоса, и пав на четвереньки, тихонечко пополз к источнику неожиданного звука. Это были мужчины – двое или трое. Через минуту густой бор образовал уютную полянку, скрываемую высокими кустами дикого папоротника – за ними-то Иек и притаился. Сидя на корточках, он словно не дышал и тихо наблюдал. Трое мужчин. Один стоял на коленях с руками за спиной. Его кисти были туго стянуты веревкой, а на глазах была повязка из какой-то грязной мешковины. Мужчина плакал и просил других не делать того, что они задумали. Мальчик не заметил, как и сам уж начал плакать, слезы уже вовсю струились по его краснеющим щекам, когда он осознал, что на коленях стоит его родной отец. «Пожалуйста! Прошу!» - мужчина трясся всем своим телом. Двое других были больше похожи на бродяг или проходимцев. Точно не из местных. Их лица были суровы и непоколебимы. Один, сидя на траве, исследовал походную сумку отца и обнаружил маленький деревянный тотем в виде орла. Он крутил его в руке и подбрасывал на ладони, словно обычную игрушку, как вдруг раздался звук, тот звук, что мальчик так запомнил на всю жизнь – звук стрелы, летящей к своей жертве. Одно мгновенье, плеть располосовала воздух, отец захлопнул рот, поймав зубами наконечник. Стрела воткнулась ему в затылок, пройдя насквозь. Он повалился лицом в траву, а мальчик горько всхлипнул. В этот самый момент на его левое плечо, откуда ни возьмись, вскочила та самая злополучная белка, что увела его в чащобу. Он и пикнуть от страха не успел, как вновь раздался хлещущий и рвущий воздух звук. Белку пригвоздило к соседней сосне практически беззвучно. Удар пришелся точно в голову, и основание стрелы погрузило морду животного глубоко в кору. Лишь тело белки извивалось в смертных судорогах. Мальчик начинал терять сознание, когда убийца отца, тот, что стрелял и прятал лицо в капюшоне, схватил его за шкирку, потащив с собой.
 
 Ход мыслей старика прервал солоноватый вкус во рту. Он знал, что это кровь. Скосив глаза на кончик носа, «слепой» увидел наконечник стрелы, торчащий прямо изо рта. Тупая боль пришла в затылок, а тьма сменила темноту. Иек упал и больше не дышал.