События в шахматных турнирах 70-х годов

После распада СССР советских граждан стали называть совками, а годы правления Брежнева - застойными, хотя наша страна до начала войны в Афганистане добилась серьёзного лидерства и в космосе, и в военной промышленности. Большое внимание уделялось и развитию спорта. Перед турнирами, матчами и даже дружественными встречами в это застойное время проводились оплачиваемые государством учебно-тренировочные сборы. Система тирании однопартийного правления достигла в период нефтяного бума наивысшего развития, улучшив благосостояние советского народа, сделав его стабильным и обеспеченным,  несмотря на дефицит многих товаров.  Партийная номенклатура в этот период блокировала разные предложения реформ, стремясь сохранить режим, обеспечивающий ей власть и привилегии. В это же время при абсолютном контроле партией всех сторон жизни, существенно возросла роль КГБ, способствуя застою политического режима.

Падение цен на нефть высветило проблемы, происходившие в экономике СССР. В начале же семидесятых казалось, что кроме ограничения в правах и активного преследования КГБ недовольных режимом, только разгул правдоподобия в прессе, дефицит жилья и отдельных товаров позорят советскую систему. Считалось нормальным благодарить за услуги  подношениями:"Ты мне - я тебе". В  застойные годы расцвело  поголовное взяточничество в зарубежном туризме,  жилищной сфере, медицине, и с распадом СССР положение не только не улучшилось, но и значительно выросли тарифы на услуги.

Весной 1971-го года мне  предстояло участвовать в финале личного первенства ВЦСПС (Всесоюзного центрального совета профессиональных союзов) по шахматам в городе Орле, и я могла перед соревнованиями отдохнуть в профилактории в Брюховичах под Львовом. Однако от сбора отказалась: и ранняя весна не располагала, и жуткие сцены конвоирования из местной тюрьмы  избитых молодых ребят, не согласных с системой однопартийного правления, травмировали бы психику. Не хотелось опять, как летом предыдущего года, слушать почти каждый вечер заунывное пение, похожее на тоскливый вой собаки, женщины-следователя, издевавшейся над арестантами со связанными руками и напивавшейся после допросов. 

1970-ый год был для меня довольно успешным: удалось впервые стать чемпионкой Украины в городе Харькове. Жила я тогда в гостинице в счастливом номере с Лидочкой Семёновой из города Хмельницкого, завоевавшей серебряную медаль. В декабре того же года я второй раз участвовала в финале первенства СССР в городе Бельцы и подружилась с Татьяной Затуловской, с которой впервые встретилась ещё в 1960-ом в товарищеском матче между Литвой и Азербайджаном. За первой женской доской должна была тогда играть Вильма Каушилайте, но у неё в это время было выступление в консерватории, и с чемпионкой СССР пришлось сражаться мне. В староиндийской защите Затуловская энергично атаковала  после закрытия центра, но я чётко держала пункт е4 и при первой же возможности перешла в контратаку. «Сколько тебе лет?» - спросила моя противница, проиграв партию. «Шестнадцать» - ответила я,  и на этом наше общение закончилось. В Бельцах же мы регулярно встречались и до, и после туров. Позже не раз бывала в гостях у неё и Валерия Винокурова  в их московской квартире. Наша дружба продолжалась до 1974-го года, пока её не прервали неприятные обстоятельства на финале СССР.
 
Застой в экономике стал постепенно отражаться на всех отраслях промышленности и производства, кроме военного сектора. Отмечалось и сокращение отдельных спортивных соревнований. Финал ВЦСПС среди женщин с 1971-го года перестали проводить ежегодно - проведение следующего запланировали в 1973-ем в Одессе.   Добираться в город Орёл пришлось через Киев, так как прямого сообщения из Львова не было. В Киев приехала рано утром и решила  уточнить в клубе «Авангард» на Площади Победы о сроках товарищеской встречи сборной Украины с командой Западного Берлина. Несколько месяцев все, кто должен был участвовать в матче, заполняли анкеты и встречались с кураторами из КГБ. С меня, как и с других, взяли обещание описать со всеми подробностями после возвращения,  как проходил матч. В клубе «Авангард» встретила гроссмейстера  Игоря Платонова — руководителя нашей делегации в Западный Берлин. Оказалось, что отделение КГБ в Киеве не пропускает двух шахматистов, и поездка  находится под большим вопросом. С этой не очень приятной новостью и прибыла в Орёл.

Поселили меня в гостинице неудачно. Мало того, что в номере была разбита ванна, а сильно пахучий туалет издавал запах, проникающий в комнату, так оказалось, что соседка моя не имела никакого отношения к турниру и на следующий день уезжала. Постоянное подселение меня никак не устраивало, и я решила попросить одиночный номер за свой счёт, хоть это было и недёшево. Но тут зазвонил телефон, и вежливый мужской голос, представившись главным судьёй финала ВЦСПС, поинтересовался, как я устроилась и довольна ли  номером. Я ответила: "Номер ужасный, готова доплачивать за одиночный, если все участницы уже устроились". Главный судья сказал, что сейчас же поднимется ко мне, и уже спустя пять минут в дверь постучали.

 "Входите, не заперто" - крикнула я. На пороге комнаты появился высокий пожилой  худощавый мужчина с удивительно приветливым взглядом. Так произошло моё знакомство с Валерианом Евгеньевичем Еремеевым, настоящим русским интеллигентом, дружба с которым продолжалась в переписке несколько лет. Особенно располагали в нём всегда дружелюбный взгляд и готовность бесконфликтно решать чужие проблемы. Спустя несколько десятилетий, когда я писала статью «Как воспитать в себе интеллигентность», то особо отметила наличие дружелюбного взгляда и черты бесконфликтности.

Обследовав номер и убедившись, что проживание в нём связано с большими неудобствами, главный судья несколько раз извинился, а затем связался с администратором гостиницы и поселил меня в одиночный, не взяв доплаты. Такое уважительное поведение сильно удивляло и после первого тура я поинтересовалась у одного из местных орловских судей, почему раньше мы не встречали такого интеллигентного, никогда не повышающего голос судью, на Всесоюзных соревнованиях. Ответ обескуражил и заинтриговал. Оказалось, что Валериан Евгеньевич долгие годы безвинно находился в заключении, якобы целых двадцать семь лет, и только недавно был реабилитирован. "Как же так?" - удивилась я - "Ведь реабилитация после двадцатого съезда КПСС носила массовый характер". "Про Валериана Евгеньевича просто забыли", - отвечал мой собеседник, - "Думали, что его уже нет в живых".

Между тем турнир складывался для меня удачно: я выигрывала партию за партией и уже в середине финала захватила лидерство. Валериан Евгеньевич поздравлял меня после каждой  победы и однажды сказал, что за меня болеет: "Наконец-то русская шахматистка имеет  реальный шанс стать чемпионкой, а то всё иностранки, да иностранки". Его слова меня шокировали, ведь и грузинки, и армянки, и эстонки были тогда не только нашими советскими гражданками, но и подругами. На финале ВЦСПС я подружилась с Леночкой Радутной из Николаевской области. 

После партии с представительницей Армении  Варданян, в которой жертвой коня в центре я захватила инициативу и победила, Валериан Евгеньевич попросил дать  комментарии для публикации. Вечером он пришёл с папкой, и мы разобрали несколько партий. Когда разбор закончился, я отважилась спросить главного судью, как и за что ему пришлось отбывать такое долгое заключение. Валериан Евгеньевич поинтересовался в ответ,  помню ли я, кто возглавлял Всесоюзную шахматно-шашечную организацию в 1937-ом году. Я ответила, что не знаю — эти сведения в прессе замалчиваются, но по слухам в 1938-ом руководителем вроде бы был один год Михаил Моисеевич Ботвинник, первый советский чемпион мира.

И тогда Валериан Евгеньевич поведал о мастерах дореволюционной России, о начале становления советской шахматной школы, об отъезде Алехина в 1921-ом году заграницу, об издании им в том же году в Германии книги, в которой был описан ужас экономической разрухи, когда буржуйки топили шахматными фигурами. Шахматисты не осуждали Алехина за отъезд и издание обличительной книги "Шахматы в Советской России" - он был готов к борьбе за шахматную корону, но рассчитывать в то время  на материальную поддержку государства  никак не мог.

Однако такие энтузиасты игры, как Николай Дмитриевич Григорьев и Александр Фёдорович Ильин-Женевский вместе с другими активистами не согласились с мнением гроссмейстера, что шахматы в первом советском государстве обречены на длительное забвение, и уже в 1924-ом году на 3-ем Всесоюзном шахматном съезде, проходившем под лозунгом "Шахматы — могучее оружие интеллектуальной культуры", избрали  заместителя   народного комиссара юстиции РСФСР Николая Васильевича Крыленко Председателем Всесоюзной шахматной секции при Высшем совете физической культуры. 

На этом же съезде по предложению мастера Григорьева ответственным секретарём секции выбрали моего собеседника, и он вместе с женой переехал из Ивано-Вознесенска на постоянное жительство в Москву. Тогда же решено было организовать в следующем году турнир с приглашением зарубежных мастеров.
Больше часа Валериан Евгеньевич рассказывал про Первый Московский международный турнир: как встречали и устраивали зарубежных участников, как пришлось купить шубу и шапку Карлосу Торре, приехавшему в ноябре в одном костюмчике, как после такого гостеприимства мексиканец до десятого тура претендовал на первый приз вместе с советским шахматистом Ефимом Боголюбовым, отказавшимся в следующем году от гражданства СССР.

Рассказчик он был отменный, и слушать его было сплошное удовольствие, тем более, что почти все эпизоды являлись белыми пятнами довоенной шахматной истории. Только после развала Советского Союза появились материалы в прессе, обличающие абсолютизм однопартийного правления и преступления коммунистического режима. Даже в хронике Великой Отечественной войны много было неточностей и умолчания. 

О своей деятельности Еремеев в тот вечер почти не упоминал, но о Григорьеве, Ильине-Женевском и Крыленко рассказывал с большой симпатией. Правда, отдельные  утверждения оказались неточными, но это обнаружится много лет спустя, когда откроются архивы, и выяснится, что братья Ильины (Александр Ильин-Женевский и Фёдор Раскольников) были не сыновьями адмирала флота Фёдора Иьина, а внебрачными детьми Федора Александровича Петрова,   протодиакона Сергиевского всей артиллерии собора и дочери генерал-майора Антонины Васильевны Ильиной. Их отец как вдовый священник не имел права  вторично жениться. Со стороны отца предки братьев Ильиных свыше 200 лет были священниками в Петропавловской церкви села Кейкино Ямбургского уезда.

Николай  Дмитриевич Григорьев, приложивший немало сил для быстрейшего возрождения шахматной культуры в Советской России, по словам Валериана Евгеньевича рано ушёл из жизни после тяжёлой, резко обострившейся болезни. Согласно же данным энциклопедии скончался он, якобы, от неудачно проведённой операции аппендицита. Думаю, что именно утверждение Еремеева соответствует действительности: Николай Дмитриевич был хлипкой комплекции и к тому же заядлым курильщиком. Допросы с пристрастием в НКВД не могли не отразиться на его самочувствии. В 1938-ом году Григорьева назначили заместителем главного редактора журнала «Шахматы в СССР», однако спустя несколько месяцев он скончался 10 октября в возрасте 43 лет. В это время Николая Васильевича Крыленко уже не было в живых - его расстреляли 29-го июля того же года.

Несмотря на многочисленные публикации бывших сотрудников КГБ, стремящихся оправдать и обелить преступления Большого террора, при внимательном сопоставлении дат, событий, биографических сведений можно уяснить для себя действительную картину произошедших событий во времена диктатуры партии Ленина-Сталина, прославившейся замалчиванием и пропагандистским правдоподобием в прессе. Ни в биографии Еремеева, ни в биографии Григорьева не отмечены их задержания сотрудниками НКВД, хотя понятно, что исчезали советские граждане в годы Большого террора, в основном, по причине арестов. Не найти упоминания о допросах и в биографии легендарного первого советского коменданта города Берлина генерала Николая Зрастовича  Берзарина. И только свидетельства очевидцев дают представления о действительных событиях, происходивших на Дальнем Востоке после ареста и гибели маршала Василия Константиновича Блюхера, которого некоторые нынешние исследователи представляют законченным пропойцем и предателем родины. Отдельные доносы, обвиняющие в предательстве и вредительстве писались не советскими гражданами, а самими сотрудниками НКВД, и, видимо, в этом случае фамилии доносчиков позже старательно затирались, как обнаружилось в материалах на Н.Э.Берзарина.


"Странно, что Григорьева не репрессировали на длительный срок. Тогда хватали и родственников, и друзей" - заметила я
"Николая Дмитриевича врачи обрекли на скорую кончину, что и произошло 10-го октября 1938-го года" - пояснил Еремеев.
"Почему Н. В. Крыленко попал под опалу вождя всех народов и был расстрелян, мне понятно. Он был старым большевиком, представителем ленинской гвардии, от которой Сталин решил избавиться".

Валериан Евгеньевич возразил, что отнюдь не по этой причине: "Николай Васильевич, будучи Председателем Всесоюзной шахматно-шашечной секции за двенадцать лет создал сильную советскую шахматную школу и был Сталиным не только уважаем, но и обласкан, получив в 1936-ом году пост наркома юстиции СССР. Однако в начале 1937-го года Крыленко вступил в полемику с прокурором СССР Вышинским о признании вины обвиняемым, считавшим его основным доказательством. Принципиальный спор с Вышинским на тему презумпции невиновности перерос в обвинение в предательстве родины. До начала 1936-го года Вышинский подобострастно кланялся при каждой встрече с Крыленко, но, выбившись в главные инквизиторы товарища Сталина, решил избавиться от влиятельного наркома юстиции СССР, критиковавшего его теорию. А советские газеты по распоряжению вождя уже тогда печатали речи Вышинского на первых полосах".
"А как же Вас и Николая Дмитриевича приобщили к атаке Прокурора СССР на Крыленко?" - поинтересовалась я у Еремеева.
"Дорогая Татьяна Васильевна, я давал подписку о неразглашении. Да и незачем ворошить дела давно минувшие".
"Дела минувшие могут повториться, если не разглашать и не осуждать преступления против человечности" - заметила я, но Валериан Евгеньевич уже собирал бланки в папку. Уходя, он повторил, что давал подписку о неразглашении.

"Видимо, их просто преследовали из-за того, что они работали вместе с Крыленко" - подумала я, оставшись одна. За тур до конца меня уже никто не мог догнать в финале ВЦСПС. На втором месте со значительным отрывом находилась шахматистка из Эстонии Мари Саммуль (Кинсиго). В судейской коллегии ходили слухи, что только ей могли присвоить звание мастера спорта СССР за совокупность успехов, если бы она заняла первое место. Финал ВЦСПС так и закончился моей победой с отрывом в полтора очка, и мне предложили самой выбрать два ценных приза. В тот же день мы поехали с главным судьёй в ювелирный магазин и отобрали для призов пять коньячных стопочек из серебра и позолоченную ложку для торта.

После закрытия турнира я пригласила Валериана Евгеньевича Еремеева к себе в номер на ужин, чтобы отметить успех. Это был незабываемый вечер: цветы, поздравления, задушевная беседа. Валериан Евгеньевич поведал, как ему помогал в реабилитации Яков Герасимович Рохлин, на то время Председатель Всесоюзной шахматной федерации профсоюзов. По его настоянию Еремееву выделили двухкомнатную квартиру в Москве, но он не захотел доживать свой век там, где пережил  столько горестных событий, и попросил поменять её на Сочи. Незаметно разговор коснулся подписки о неразглашении, и мы пришли к согласию, что, если все будут молчать, то преступления, совершённые в годы Большого террора, могут повторяться ещё не раз.

Меня интересовало, почему до сих пор в прессе замалчиваются события 1937-го года, и я попросила Валериана Евгеньевича рассказать, как начиналось преследование в 1937-ом наркома юстиции СССР Крыленко, бывшего в фаворе всего год назад. Непонятно было, почему такой мужественный и принципиальный большевик написал собственноручное признание в том, чего не было на самом деле. По мнению Еремеева Сталин понял ещё в 1936-ом году, что на роль преданного ему лично инквизитора Вышинский подходит больше чем Крыленко и стал его приближать. И Андрей Януарьевич, прозванный Ягуаровичем, с готовностью взялся её играть. С согласия товарища Сталина бывший меньшевик Вышинский собирался использовать для абсурдного обвинения в шпионаже увлечение Крыленко шахматами.

Вышинского стали бояться сами юристы, соглашаясь с его "Теорией судебных доказательств в советском праве". В этой монографии акцентировалось внимание на одном из основных постулатов древних правоведов: "Признание обвиняемого - царица доказательств". В начале 1937-го года с одобрения вождя  Особое постановление НКВД разрешило добывать признания с помощью специальных методов дознания. По свидетельству очевидцев применять пытки к врагам народа и создавать тройки, выносящие внесудебные приговоры обвиняемым, предложил Сталину именно Вышинский. 

На февральско-мартовском пленуме ЦК ВКП(б) в 1937-ом с информацией о  шпионско-вредительской деятельности контрреволюционного центра и преступной деятельности Н.Бухарина, А.Рыкова выступил Генеральный комиссар государственной безопасности Ежов. Крыленко уже не подпускали ни к материалам дела о шпионаже военных, ни к самому процессу Тухачевского. В марте арестовали шахматного композитора, журналиста и переводчика Петра Муссури, сотрудника газеты «64». Вскоре он был расстрелян, а 26-го июля 1937 года  обвинение во вредительстве предъявили брату Н.В.Крыленко Владимиру Васильевичу, работавшему на Уралмедстрое заместителем главного инженера. Его расстреляют после ареста Николая Васильевича в марте 1938 года.

В рассказе Валериана Евгеньевича больше всего меня поразило, что на допросах от арестованных требовали признания, будто еврей Эммануил Ласкер, сбежавший в 1933-ем от нацистов в Англию, является немецким шпионом. Это обвинение возмущало своей абсурдной предвзятостью, и, несмотря на специальные методы воздействия, они, даже теряя сознание, отказывались подписывать заготовленные протоколы. Мастеру Григорьеву, видимо, отбили больные лёгкие, и он был врачами приговорён.  Николаю Васильевичу Крыленко, конечно же, стало известно об опасности, нависшей над жизнью Ласкера, и посланник от него посетил экс чемпиона мира. Он посоветовал, как можно быстрее покинуть Советский Союз под предлогом посетить дочь Лотту. Ласкер поступил так, как ему советовали: оставил в квартире берлинскую мебель, демонстративно взял обратные билеты и в конце октября 1937-го года покинул с супругой Советский Союз. Однако с отъездом экс чемпиона мира по шахматам преследование Н.В.Крыленко не закончилось. В конце 1937-го года в ЦК ВКП(б) стали поступать доносы и заявления, в которых осуждалась деятельность наркома юстиции СССР.

На 1-ой  сессии Верховного Совета СССР, избранного на основе новой Конституции, работа наркомата юстиции подверглась резкой критике, и в новое правительство Н. В. Крыленко не вошёл.  После окончания сессии органы НКВД представили материалы на его арест, в которых указывалось, что он "... является активным участником антисоветской организации правых и организованно был связан с Бухариным, Томским и Углановым. С целью расширения антисоветской деятельности насаждал контрреволюционные кадры правых в наркомате. Лично выступал в защиту участников организации и проталкивал буржуазные теории в своей практической работе".