Дрейфующие земли. Глава 11

ДУХ ОГНЯ

Ушедший в бездну сознавал, что представляет собой жалкое зрелище. Он брёл рядом с Эвой, стараясь не хромать. Девушка тихонько напевала и ласково поглядывала на него. Крошечный букетик целебных трав в её руке — вот всё, что им удалось собрать, хотя они уже довольно долго бродили по лесу.
Наконец они вышли на чудесную зелёную полянку, перегороженную стволом поваленного дерева.
— Отдохни, хромоножка, — сказала Эва, — а я поищу здесь травы. Теперь я знаю, какие тебе нужны.
Ушедший в бездну присел на широкий, изъеденный древоточцами ствол. Солнце приятно пригревало. Над поляной раздавался жизнерадостный щебет какой-то пичужки. Её звонкий голосок был удивительно мелодичен.
Боль и усталость постепенно отпустили бродягу. Он почти перестал чувствовать своё тело. По его опущенным векам скользили блики солнца, пробивающегося сквозь листву. Тусклые обрывки мыслей перемежались диковинными видениями, среди которых особенно настойчиво повторялось одно — жёлтая река, медленно текущая между ослепительно-белых дюн под тёмно-стальным небом без солнца. Волны зноя, словно жар раскалённой печи, накрывали Ушедшего в бездну, когда он смотрел в резко очерченную даль этой безжизненной пустыни, где не было ничего кроме песка и узкой извилистой водяной ленты, ускользающей за горизонт…
Из полудремоты его внезапно вывело ощущение чужого присутствия. Подняв голову, бродяга увидел перед собой высокого сухощавого человека, облачённого в тёмно-серый французский жюстокор, короткую, белую с серебряной вышивкой весту и чёрные рингравы, скупо украшенные лентами того же цвета. Покрой и детали этого костюма показались Ушедшему в бездну старомодными. Что-то подобное когда-то носил его отец. Впрочем, человек был немолод. Его измождённое лицо с острым носом и запавшими глазами обрамляли пышные кудри чёрного парика. С плеча спускалась шитая серебром перевязь.
«Странно, что он пришёл именно ко мне, да к тому же среди дня, — подумал бродяга, каким-то образом узнав Георга Хёгвальда, которого никогда прежде не видел. — Давненько мне не снились мертвецы…»
— Сожалею, что наша встреча произошла не на борту «Рыцаря», — медленно проговорил бывший командир шведского корабля. — Если бы я знал, кто вы, то принял бы вас как почётного гостя.
Он с достоинством поклонился.
— Мне остаётся только сетовать на судьбу, лишившую меня этой лестной возможности, — в тон ему ответил Ушедший в бездну, невольно пытаясь нащупать сквозь рубашку на груди крест, который давным-давно не носил. — Смею надеяться, господин Хёгвальд, что наше запоздалое знакомство будет приятным.
Швед кивнул, прикрыв глаза.
— Я пришёл вернуть вам старый долг. — Он взял из воздуха кубок с чернёным узором и подал бродяге. — Выпейте. Это возвратит вам силы.
Ушедший в бездну нерешительно принял кубок, до половины наполненный, скорее всего, вином, похожим на жидкий серебристо-розовый крем с необычайно приятным сладким ароматом.
— Вы, очевидно, не помните, что это такое, — сказал Хёгвальд. — Это Напиток Жизни. Когда-то мне самому довелось его попробовать. Теперь я принёс его вам. Вы дважды спасли моего воспитанника Яна Фогеля, а добрые дела не должны оставаться без награды. Пейте. Не бойтесь. Я не имею намерения отравить вас.
Сделав несколько глотков, Ушедший в бездну не почувствовал во рту жидкости. Напиток был подобен густому мерцающему пару. Он не опьянял, но от него по телу разливалось приятное тепло. Выпив всё до капли, бродяга поставил рядом с собой кубок, который внезапно стал прозрачным и мгновенно исчез.
— Из замка сюда направляется отряд, — продолжал призрак. — Я помогу вам справиться с солдатами. Идёмте, времени мало.
Ушедший в бездну тревожно оглянулся на Эву. Девушка расхаживала по поляне, удивительно похожая в широкой матросской одежде на мальчишку-подростка. Временами она наклонялась, чтобы сорвать какое-нибудь растение для своего букета. Хёгвальда она не видела и не слышала разговора, словно её и беседующих разделяла невидимая стена.
— Идёмте, — настойчиво повторил швед.
Отступив от поваленного дерева, он быстро зашагал прочь.
Подавленный необычностью происходящего, Ушедший в бездну встал и направился следом. Поляна исчезла, и он очутился перед домом. С изумлением оглядевшись, бродяга увидел Хёгвальда на несколько шагов впереди: швед неторопливо поднимался по ступеням к входной двери. За ним бесшумно следовал некто, совершенно не похожий ни на одно из земных существ. На мгновение он обернулся, и бродяга успел рассмотреть серое, как кора, круглое лицо с огромными глазами.
Отрыв дверь, Хёгвальд приостановился на пороге и спокойно взглянул на Ушедшего в бездну.
— Мой слуга, — пояснил швед, кивнув на своего необычного спутника. — Он из тех, кого называют духами огня. Я оставляю его вам. Он будет вашим защитником. Когда понадобится его помощь, представьте себе языки пламени и мысленно прикажите: «Явись!». Но не советую прибегать к его помощи без особой необходимости. Он своеволен и способен навредить не только вашим противникам. Всякий, кто зажигает пожар, рискует сам в нём сгореть.
«Щедро и откровенно», — мелькнуло в голове Ушедшего в бездну. Странный подарок его совершенно не обрадовал.
— За калиткой есть тропинка, — продолжал Хёгвальд. — Она приведёт вас к валунам. От них спуститесь в овраг и по руслу пересохшего ручья выйдете к реке. У причала найдёте свою шлюпку. Когда Мансвельд сможет вставать, немедленно отправляйтесь в путь. Вам надо добраться до ближайшего города. Это Хавен. Там вы получите всё, что вам суждено обрести по вашим заслугам.
— Не означает ли это, что мы попадём на виселицу? — спросил бродяга, уловив иронию в тоне своего собеседника.
— Вас не повесят, — последовал бесстрастный ответ, — но готовьтесь к тому, что ваши прежние и нынешние невзгоды могут показаться мелкими неприятностями в сравнении с тем, что вас ожидает. Мне разрешено сказать вам, сударь, что скоро вы встретите женщину, пришедшую из очень далёких краёв. Здесь её родные места называют Городом Железных Кораблей. Она родит вам сына. Им буду я. Так я снова вернусь на Сандфлес, но уже не как чужак, ненавистный всем, а как полноправный житель Дрейфующих земель. Вы человек долга и не оставите меня до тех пор, пока я не смогу сам позаботиться о себе, однако сыновней любви от меня не ждите. Дружбы между нами быть не может. Вы живы лишь потому, что я убит. Когда мне исполнится десять лет, отдайте меня в обучение к кому-нибудь из здешних шкиперов. На корабле мне самое место. Я буду доволен… и вы тоже.
— Боюсь, что я не слишком хороший отец, — усмехнулся бродяга, дивясь такому странному повороту беседы. Он сознавал, что спит и видит сон, но почему-то никак не мог проснуться. — Мои дети, если таковые имеются где-нибудь, не знают даже моего имени, а познакомиться со мной когда-либо им и вовсе не суждено.
— У меня нет выбора, — неохотно пояснил призрак. — Другой возможности вернуться сюда мне не представится, а это очень важно для меня. Я не хочу уходить в неведомую даль, где стану неизвестно кем или чем.
— А ваш воспитанник Ян Фогель? Мне кажется, ему давно пора обзавестись семьёй, тем более, что его нынешняя подружка — настоящая красавица.
Хёгвальд недовольно поморщился.
— К моему величайшему сожалению, Фогель не сможет удержать меня на Сандфлесе. Это под силу только вам и женщине, о которой я сказал. Вы моя единственная надежда, поэтому я и пришёл спасти вас.
— Я постараюсь выполнить то, о чём вы просите, господин Хёгвальд, — пообещал Ушедший в бездну, испытывая настойчивое желание очнуться, чтобы прервать этот тягостный бред.
Георг Хёгвальд сухо поклонился и, ничего не ответив, вошёл в дом.

***
Проснувшись, Мансвельд увидел в комнате Йоста и хозяйского сына. Парни сидели в углу позади бочки и шёпотом переговаривались.
Боль возвратилась вместе с сознанием. Стараясь отвлечься от неё, художник прислушался к разговору парней. Йост убеждал Свена бежать.
— Мы не будем перешагивать через порог, а вылезем в окно. Он ничего не сказал про окно.
Хозяйский сын упрямо качал головой:
— Что дверь, что окно — какая разница, если на нас наложено заклятие? Нам нельзя выходить из дому!
Мансвельд не мог понять, о чём они спорят. Он не знал, что минувшим вечером Фогель похитил их, а утром привёл назад. Когда на рассвете появились Эва и Эрна, раненый решил, что их впустил Свен.
— Если ты боишься, я попробую сам. — Йост встал, подошёл к окну и застыл с приоткрытым ртом. В комнате прозвучал спокойный голос Ушедшего в бездну:
— Сюда идут люди Эсберна Фридаля. Они арестовали Питера Свенссона и его жену. Теперь ваш черёд, но не бойтесь, вы под защитой.
Из-за шторки, отгораживающей кровать, Мансвельду была видна только часть комнаты. Услышав голос друга, он не слишком удивился. Он ещё не успел повидаться с Ушедшим в бездну, но был уверен, что тот вместе с Фогелем и девушками находится в доме. Сказанное взволновало художника ровно настолько, насколько подобное известие вообще могло обеспокоить его в данной ситуации.
Йост стоял, как заколдованный. Ему одному было видно, что кроме него, Свена и Мансвельда в комнате никого нет.
— Мои родители схвачены? — воскликнул сын хозяев. — Кто это сказал?
Он вскочил и выбежал на середину комнаты, но вдруг пошатнулся и отпрянул с возгласом изумления.
— Какие-то люди входят в нашу калитку! — испуганно проговорил Йост, отступив от окна.
Свен молчал, прислонившись к стене. То, что он испытал, напомнило ему много раз слышанные рассказы о ведьмах, невидимками проникающих в жилища людей. Он мог поклясться, что был остановлен сильной рукой. Плечо у него саднило от жёсткой хватки незримых пальцев.
На дорожке, ведущей к дому, отчётливо слышались шаги. Выглянув в окно, Свен увидел группу мужчин в одинаковых серых плащах, шляпах и масках. Пришельцев было человек двенадцать. С ними шли Улаф и трое его сыновей. Люди Эсберна Фридаля спозаранку подняли старого рыбака с постели, чтобы он показал им дорогу к дому своего приятеля Питера Свенссона. Не осмелившись перечить вооружённым головорезам, Улаф привёл их, куда они требовали, и остался во дворе вместе с сыновьями. Все четверо уселись на краю колодца, наблюдая, как один солдат встал у калитки, трое разошлись к окнам, а остальные поднялись на крыльцо и вошли в дом.
— Они на кухне! — бледнея, пробормотал Йост. — Помоги нам, Боже!
Свен метнулся к двери и опустил щеколду. Он сделал это вовремя. Почти тотчас в дверь комнаты кто-то толкнулся и яростно заколотил тяжёлым кулаком. Свен ухватился за щеколду, боясь, что она отлетит прочь. Йост присел за бочкой, обеими руками вцепившись в свои соломенные волосы.
— Оставь, Сигге! — сказали в кухне. — Там никого нет! Мы же сами арестовали хозяев.
— Дверь заперта изнутри! — рявкнул тот, кого звали Сигге. — Поищите топор!
В кухне громко заговорили и затопали. С грохотом обрушилась полка с посудой. Захрустели черепки под подошвами чьих-то сапог. Раздалось удивлённое восклицание, и голос Ушедшего в бездну произнёс уже не в комнате, а за дверью:
— Здесь его нет.
— Что вы там ковыряетесь, дети висельника и облезлой собаки?! — зарычал Сигге. — Говорят вам, там нет топора! Разумеется, он в сарае. Могли бы сами догадаться, олухи!
— Не ругайся, командир, я открою эту дверь без топора, — угодливо вмешался голос Ушедшего в бездну.
В кухне воцарилась мёртвая тишина. Её нарушил чей-то растерянный вопрос:
— Что у тебя с голосом, Сигге?
— Ничего, — озадаченно отозвался начальник отряда. — Я молчал.
— Это в запертой комнате, — предположил кто-то. — Они издеваются над нами!
— Слышишь ты, там, внутри! — заорал Сигге, ударив в дверь ногой. — Отпирай живее! А-а!!!
В кухне раздался дикий рёв, в котором ярость смешалась с ужасом и безграничным изумлением. Свен отпрыгнул от двери.
— Посторонись, солдат, — презрительно сказал голос Ушедшего в бездну. — Я не там. Я здесь.
Йост и Свен одновременно вскрикнули, потому что щеколда внезапно отскочила, дверь распахнулась сама собой, и на пороге возник высокий светлоусый человек в полумаске. Свен, оказавшийся прямо перед ним, попятился.
— А! Вот, это кто! — торжествующе заорал светлоусый, указывая на парня дулом пистолета. — Какие штуки проделывает, паршивец! Расскажи-ка, малютка, как ты умудрился дать мне по уху через закрытую дверь?
— Пойдём отсюда, Сигге, здесь нечисто! — крикнули из кухни, но светлоусый, глумливо ухмыляясь, шагнул в комнату.
Йост с тихим воем съёжился и закрыл голову руками. Мансвельд нащупал рядом с кроватью тяжёлый подсвечник с огарком свечи, но не успел пустить его в ход. Едва переступив порог, Сигге легко отделился от пола и спиной вперёд вылетел в кухню прямо на своих подчинённых. Шум падения и сдавленные проклятия сопровождал тихий издевательский смех, прозвучавший за спиной Свена.
— Оставь пистолет, Сигге. Твоя пуля прикончит тебя самого, — невозмутимо предупредил голос Ушедшего в бездну. — Возвращайся к своему хозяину, пёс, и передай ему наилучшие пожелания от голландцев, захвативших его шхуну.
— Да чёрт с ними, командир, пойдём отсюда, — сказал один из солдат, но Сигге, разъярённый болью и унижением, отшвырнул пистолет, выхватил шпагу и ринулся на Свена, которого принял за колдуна.
Парень увернулся, а невидимка влепил Сигге звонкую оплеуху. Охнув, тот выронил шпагу. Она упала с удивительно мелодичным хрустальным звоном. С её клинка на пол соскользнула алая искра и начала быстро разгораться. Пол под ней потемнел, задымился, в комнате потянуло гарью. Сигге наступил сапогом на красный огонёк, и в этот миг из прожжённого пола с грозным гулом вырвалось пламя. На Сигге вспыхнула одежда. С безумным воем он ринулся в кухню, оставляя за собой шлейф густого тёмного дыма, и заметался там. Двое солдат бросились на помощь своему командиру, но стоило им приблизиться, как пламя перекинулось на них. Истошно вопя и толкаясь, все трое вырвались во двор и устремились к колодцу. Их товарищи, охранявшие окна и калитку, в смятении поспешили к горящим заживо. Кто-то поднял из колодца ведро воды, но верёвка оборвалась, словно рассечённая ударом топора, и ведро ухнуло вниз.
Упав на траву, Сигге и оба солдата с визгом принялись кататься по ней, но страшное зрелище завершилось комически. Пламя внезапно погасло. Никто из троих не умер. Ошалевшие от испуга, они лежали на изломанной и помятой, но по-прежнему зелёной траве, не смея поверить в то, что живы и даже не обожжены. Огонь не оставил на их коже ни следа, но их одежда сгорела дотла, и когда они поднялись на ноги, на них было надето не больше, чем в первый миг жизни. Товарищи смотрели на них с суеверным ужасом. Никому не пришло в голову рассмеяться.
— По-моему, Сигге жарко, — раздался во дворе голос Ушедшего в бездну.
— Сейчас мы его освежим! — с готовностью отозвался весёлый детский голосок, и на Сигге обрушился поток холодной воды, а к ногам отпрянувших солдат шлёпнулось утонувшее в колодце ведро.
Это было слишком! Посланцы Фридаля кинулись прочь со двора. Вслед им из дома вылетел топор и, сделав в воздухе странный пируэт, с треском вонзился в калитку.
— Эй, Сигге! — прокричал голос Ушедшего в бездну. — Ты искал топор? Вот он, возьми!
В комнатах и на кухне стоял запах гари. Свен открыл окно. Улаф махнул ему рукой и неспешно поднялся на крыльцо. Оглянулся в дверях на своих сыновей и укоризненно покачал головой:
— Храбрецы…
Сыновья остались во дворе.
— Я бы на твоём месте ушёл отсюда, — сказал Улаф, входя в кухню. — Когда в доме творится такое, ничего доброго не жди. Твоего отца схватили у меня на глазах.
— За что?! — Свен чуть не плакал.
Улаф неторопливо прошёлся по разгромленной кухне, бросил цепкий взгляд сквозь открытую дверь в каморку, где лежал художник. Йост, бледный как привидение, сидел на полу возле бочки.
— Его вина в том, что он приютил чужеземцев. Не стоило этого делать. Закон есть закон.
— Что за варварские у вас порядки? — удивился Мансвельд. — Выходит, Питер должен был добить меня и закопать, как собаку?
Старый Улаф хмуро взглянул на него и не ответил.
— Куда же я пойду? — с недоумением проговорил Свен. — Нет, я лучше останусь дома. Отца должны выпустить. Он ведь ничего плохого не сделал! Если понадобится, я буду просить за него господина Фридаля.
Улаф пожал плечами:
— Как знаешь. Если надумаешь, приходи ко мне, но без этих двоих, — он, презрительно скривившись, указал на Мансвельда, а затем на Йоста. — Я тебе и дело найду, так что не бойся, даром мой хлеб есть не будешь.

***
По щеке Ушедшего в бездну скользнули прохладные листья. Отведя их от лица, он увидел, что всё ещё находится на поляне. Он сидел на стволе поваленного дерева. Рядом стояла Эва с кленовой веткой в руке.
— Значит, ты спишь с открытыми глазами? Я никогда раньше такого не видела. Выглядит страшновато. Тебя могут заподозрить в колдовстве.
— А что в ваших краях делают с колдунами? — спросил Ушедший в бездну. Ему надоело оправдываться, выдумывая на ходу убедительные причины странностей, всё чаще происходивших с ним.
В юности он проявлял слишком большой интерес к мистическим идеям Джордано Бруно, за которые тот и сгорел на костре.
Живя с опекуном в Венеции, Ушедший в бездну знал, что город помнит о бесстрашном философе, верившем в перевоплощение душ и множественность миров бесконечной вселенной, где Земля — не центр, а всего лишь одна из мириад планет.
Опекун, человек внешне респектабельный и солидный, тайно практиковал магию, обращаясь к древним языческим богам, но из страха перед инквизицией не поощрял бурного увлечение своего воспитанника заумными еретическими теориями. «Жить надо будущим, а не прошлым, — говорил этот осторожный мистик. — Нет смысла задумываться о том, кем ты был давным-давно. Куда важнее, кто ты есть сейчас. Это главное».
Ушедший в бездну считал иначе. Его интересовала потаённая, скрытая правда о себе самом и окружающем мире.
Несколько лет спустя, уже в Амстердаме, его знакомые евреи недоумевали, не понимая, зачем ему, немецкому дворянину, бывшему католику, принявшему кальвинизм, понадобилась Каббала. Его побаивались за эксцентричность, диковинные причуды и ещё более диковинные идеи. Сдерживать его было теперь некому — опекун умер.
Именно в Амстердаме Ушедший в бездну ощущал себя особенно свободным и по-настоящему счастливым. Он верил, что его дух не раз воплощался на земле. Подтверждением тому было и особенное чувство давней забытой близости с этим городом, которое он временами испытывал, бродя по старым, почти не затронутым переменами кварталам.
Ему вспомнился его дом с крошечным садом, где росло всего три дерева, но зато с весны до поздней осени цвели цветы. Мистически гудел огонь в каминах и печах зимними вечерами, дремотная тишина окутывала полутёмные комнаты, коллекции картин и оружия, полки с книгами…
Корабли Нидерландской Ост-Индской торговой компании ходили в Японию и Китай. Вместе с диковинными товарами, привозимыми оттуда, в моду исподволь входила идея перевоплощений. Ересь распространялась среди образованной богатой молодёжи. Никто, разумеется, не посягал на основы христианской религии, упаси Бог! Внешние атрибуты сурового кальвинизма поддерживались всеми, но подлинной веры давно уже не было. Она угасла со смертью тех, кто помнил времена гёзов. Настала новая эпоха, в которой аскетизм и самопожертвование вызывали недоумение и насмешки. Аристократы, богатые судовладельцы, купцы, ростовщики, хозяева верфей были слишком не похожи в своих стремлениях, целях, мечтах и образе жизни на нищего проповедника из Галилеи, распятого за грехи человечества…
Нет, пожалуй, это было не совсем так. Амстердам жил по христианским законам, понимая их в соответствии с сиюминутной выгодой. Язычники, еретики, колдуны не слишком беспокоились за свою безопасность в этом потрясающем городе, очень снисходительном к разнообразным порокам и всяческому злу. Здесь можно было достать книги на разных языках, написанные учёными и мистиками Европы и Азии…
…Ушедший в бездну попытался вспомнить своих прежних друзей, собиравшихся в его доме. Их лица, голоса, смех. Дерзкие, откровенные, богохульные речи…
Друзья ли это были в действительности, и кем был для него Виллем Мансвельд? Невыгодным жильцом? Неудобным знакомым? Вечным упрёком безнравственному существованию хозяина дома и его шумных гостей?
Художник редко участвовал в их пирушках. Угрюмый мрачный одиночка, он так и не обзавёлся ни семьёй, ни собственным жильём. В мансарде, которую он превратил в мастерскую, жить было совершенно невозможно — зимой холодно, летом душно и пыльно, однако он жил год за годом, не предпринимая никаких попыток присмотреть себе что-то более комфортное. Неприхотливый, равнодушный к роскоши, но требовательный и придирчивый ко всему, что имело хоть какое-то отношение к живописи.
В юности он пытался найти себе учителя, однако ни один художник не согласился взять его в ученики. Секрет такого единодушия крылся не в проклятии, тяготевшем над Виллемом Мансвельдом, а в его тяжёлом неуступчивом характере. Мастера чувствовали, что не справятся с этим парнем. Но именно благодаря своему твёрдому характеру он сумел кое-чего добиться, хотя и был самоучкой. Его картины временами покупали, но ни больших денег, ни известности они ему не принесли.
Очевидно, только в прошлом, лежащем за гранью реальности, в глубоком омуте забытых минувших жизней следовало искать ответ на вопрос, зачем этот неприятный человек был нужен Ушедшему в бездну…

***
— Что делают с колдунами? — Эва на мгновение задумалась. — Не знаю. Я слышала, что дочь ведьмы из Исвальда утопили, а саму ведьму изгнали. У нас в Сведенланде никто не колдует.
Ушедший в бездну перевёл разговор на другую тему:
— Что такое Исвальд и Сведенланд?
Эва удивлённо взглянула на него.
— Я же говорила тебе, что мы с Эрной из Сведенланда. Это большая деревня. Десять домов, мельница и церковь. Наши рыбаки выходят в море целой флотилией. Видел бы ты их лодки! В Исвальде таких нет. И людей там живёт вполовину меньше, чем у нас, поэтому они ходят в таверну к нашей Бригитте.
— К той самой, у которой частенько бывал Годсхалк?
— Да. Вообще-то он жил у себя на шхуне, но иногда оставался ночевать у Бригитты… — Эва опустила глаза. Щёки её порозовели.
Ушедший в бездну улыбнулся. Деревенская девушка, сбежавшая из дому, чтобы наняться матросом к этому самому Годсхалку, всё-таки оставалась верной предрассудкам своего мирка.
— А что это за подземный замок, о котором я уже не раз слышал? Он существует на самом деле?
— Конечно! — было похоже, что Эва слегка испугалась. Она окинула поляну быстрым взглядом, но вокруг не было никого. Даже птицы перестали щебетать.
— Я не совсем хорошо представляю себе, как можно выстроить замок под землёй, — продолжал допытываться Ушедший в бездну. — Мне видится что-то вроде гигантской пещеры с укреплёнными сводами и стенами, потому я и предположил, что местные рыбаки сочинили ещё одну легенду, а затем свято уверовали в её реальность.
— Это не легенда. Я точно знаю, что замок существует, но если честно, лучше бы нам об этом не говорить.
— Говорить и вправду нет смысла, — согласился Ушедший в бездну. — Кстати, где-то тут поблизости есть река?
— Да, недалеко. Зачем она тебе? У нас во дворе колодец!
— Я хочу выйти к пристани. Кое-кто шепнул мне, что видел там нашу шлюпку.

***
Всё было так, как сказал призрак. Тропинка вывела путников к глубокому оврагу. Его края обрывались вниз почти вертикально, щетинясь выступающими из земли корнями деревьев. Дно устилали плоские камни, между которыми кое-где блестели лужицы, оставшиеся от пересохшего ручья. Во время дождей или таяния снега по руслу нёсся бурлящий поток. О его яростной мощи напоминали груды валунов, раскиданных вдоль крутых стенок оврага. Только воде было под силу принести сюда эти громадины.
Ушедший в бездну провёл ладонью по мшистой верхушке ближайшего валуна, похожего на дремлющего зверя, и с недоумением взглянул на свою руку. Гладкая, без единой царапины или ссадины, она будто светилась изнутри. Кольцо на безымянном пальце вспыхивало синими искрами. Обернувшись к своей спутнице, Ушедший в бездну понял, что вновь стал жертвой наваждения. Девушка явно не видела того, что видел он.
— Лает собака, — шёпотом проговорила Эва, замедлив шаг. — Слышишь?
Где-то неподалёку невидимый за деревьями пёс злобно лаял, рыча и подвывая. Внезапно он взвизгнул и глухо, жутко завыл, будто перед собственной смертью.
Ушедший в бездну тихо выбранился. Он всегда опасался собак. Они слишком напоминали ему людей.
— По-моему, это за рекой, — сказала Эва. — Лучше нам туда не ходить.
— Ты боишься этой твари? — Ушедший в бездну достал из-за голенища сапога нож.
— Конечно, боюсь, и не только собаки, но и её хозяев. Пойдём домой?
— Нет, погоди. Мне будет лень тащиться сюда во второй раз. Ты сама говоришь, что собака за рекой. Из-за нас она в воду не полезет, а хозяевам мы постараемся не попадаться на глаза.
Эва спустилась в овраг.
— Тогда оставайся здесь, а я сама пойду к пристани, — предложила она, украдкой поглядывая на нож в руке своего спутника. — Меня здесь все знают. Я скажу, что Свен взял меня в жёны. Его родители всё равно в тюрьме.
— Думаешь, это меняет дело?
Девушка нахмурилась.
— Они бы никогда не разрешили ему жениться на мне, разве не понятно?
— Тем хуже для них и лучше для тебя. Глупее их Свена только наш Йост. Зачем тебе такой жених?
— У меня нет никакого. Мой папаша разогнал всех.
Девушка грустно потупилась. Бродяга смолчал, хотя ехидная шутка так и рвалась у него с языка. Ссора с Эвой была бы абсолютно лишним дополнением к пышному букету его неприятностей.
— Я должен убедиться, что мой советчик не обманул меня, — осторожно попытался Ушедший в бездну объяснить свою непонятную настойчивость. — Если мы действительно найдём шлюпку, то сможем отправиться куда угодно. До Голландии отсюда далеко, но ведь есть и другие страны, верно?
— Ты собираешься уйти в плавание на шлюпке вместе с нами, Мансвельдом и Фогелем?!
— Разумеется. Йоста тоже придётся взять. Не бросать же его на вашем острове, в самом деле! — Ушедший в бездну махнул рукой девушке, приглашая её следовать за собой.
Зачем он лгал ей? Он вовсе не собирался покидать Сандфлес. Его вполне устраивала праздная вольная жизнь, которую он здесь вёл. Он хотел остаться навсегда в этом мире, окружённом золотистой дымкой, за которой не просматривалась линия горизонта. Хотел увидеть сказочные, игрушечные города Эльмборг и Хавен. Для этого ему и нужны были Эва и Эрна. Он надеялся, что их присутствие удержит рядом с ним Мансвельда и Фогеля, по крайней мере, до тех пор, пока он нуждался в спутниках.
Шагая рядом с Эвой по тропинке, Ушедший в бездну думал о предсказании Хёгвальда. Женщина, явившаяся из неведомой дали — призрак, фея или святая. Он улыбался своим мыслям.
Идти оказалось недалеко. Скоро послышался шум реки. Стенки оврага стали более низкими и пологими. Во время половодий, когда вспучившаяся река и разбушевавшийся ручей сталкивались в узком русле, здесь бурлили водовороты. Русло расширилось и углубилось, образовав в центре большую впадину, наполненную прозрачной водой. Камни на её дне покрывал лёгкий налёт ряски. Между ними сновали рыбки длиной в палец.
Ступать по скользкому каменистому дну было трудно. Ушедший в бездну взял Эву за руку. Пройдя по щиколотку, а затем и по колено в воде, они вышли к тому месту, где ручей маленьким водопадом срывался в реку.
Лесная речка шумела, петляя между крутыми обрывистыми берегами под аркой склонившихся к её воде деревьев. Путники увидели сразу два причала: один на их стороне, другой — на противоположном берегу, где носилась и лаяла большая чёрная собака. При виде людей она точно взбесилась.
Ушедший в бездну поднял камень и метнул в неё. Собака взвизгнула и скрылась среди прибрежных кустов.
— Не трогай! — ужаснулась Эва. — Это же Грета, собака ведьмы! Хорошо, что ты промахнулся, иначе бабка извела бы нас. Говорят, что в этой собаке душа её утонувшей дочери.
— Сварливая была дочка, — не задумываясь, бросил Ушедший в бездну. Его вниманием уже завладела шлюпка, привязанная к причалу. Она была в отличном состоянии, просмолена и покрашена. На дне — ни следа воды. Новые хозяева очень берегли своё приобретение. Не было только вёсел, но их, вероятно, следовало искать не здесь, а в одном из сараев на заднем дворе дома Питера Свенссона.
— Ой, хоть бы ведьма не видела, как ты прогнал её собаку! — переживала Эва.
Ушедший в бездну хмыкнул.
— Успокойся, ничего она не сделает. Я знаю больше заклинаний. Ты же сама говоришь, что я колдун…
Он сказал это полушутя, и хотя в его словах, безусловно, присутствовала доля истины, кому-то в потустороннем мире они не понравились.
Причал был пуст. С берега к нему склонялись ветви деревьев. По дощатому настилу скользили тени. В их трепетном ажуре внимание Ушедшего в бездну привлекло неподвижное пятно тьмы. Приглядевшись, он похолодел: на краю причала сидел человек в длинной чёрной хламиде. Откуда он взялся? Как можно было не заметить его сразу?
Сжав руку Эвы, Ушедший в бездну молча указал ей на неподвижную фигуру.
— Что? — шёпотом спросила девушка. Она не видела человека в чёрном, и понятно — причал был пуст, только ветки покачивались над ним, отбрасывая на светлый настил причудливые тени... — Ты думаешь, ведьма где-то здесь?
— Я думаю, что мы можем возвращаться, — тихо ответил бродяга. — Лодка на месте. Будем надеяться, что её не украдут.