Радужные перспективы...

       Окончание интернатуры пришлось у Алины на начало девяностых. Интернатура — первичная постдипломная специализация по одной из врачебных профессий на базе лечебно-профилактического учреждения, по прохождению которой ты обретаешь статус врача-специалиста выбранного профиля и законное право врачевать больных. Без интернатуры ты никто, как говорится «конь в пальто». Сиди, любуйся на диплом и вспоминай потраченные впустую шесть лет учёбы. Одна из подруг Алины, вылетев с интернатуры ввиду оказания помощи в получении липовой справки однокурснице, так и осталась за бортом врачебной деятельности. Однокурсница, ставшая обладательницей счастливого документа обеспечившего получение квартиры в Киеве родителям, успешно врачует в Москве. Подробности не столь важны, суд вершил результат. А пострадавшая посвятила себя работе в детском учреждении, так и не убедив руководство института в своих добрых непредвзятых намерениях.

       Алинин выпуск ещё получал чёткое распределение по городам и сёлам страны с гарантированным местом работы и установленным размером заработной платы. Что скрывать, даже десять процентов к зарплате приплачивали выпускникам, закончившим высшее учебное заведение с отличием. Алина этими «сливками» успела полакомиться четыре месяца до родов сына. Жизнь надбавки продлилась не долго: год с момента Алининого выпуска. Интернатуру обычно проходили по месту распределения, если там наличествовала соответствующая достойная база для обучения. Алине, нагло отказавшейся ехать в Туву на «распределительном ковре» у ректора института в присутствии представителей медицинских учреждений городов и областей СССР, выпал неплохой шанс поработать в санаторий «Кульдур». Вакантное место акушера-гинеколога было ей предложено главным врачом санатория. Сам санаторий, находящийся в Еврейской Автономной области (ЕАО), славился своими лечебными водами и грязями, пользовался успехом у населения близлежащих областей и вполне устраивал Алину, как место работы. Прохождение интернатуры было определено в областной больнице г. Биробиджана – столице ЕАО.  Но вмешавшиеся семейные обстоятельства, рождение сына посреди интернатуры, обеспечили ей свободное распределение с самостоятельным трудоустройством по месту жительства. Поэтому, начав проходить интернатуру в Биробиджане, заканчивала она её уже на базе областной больницы родного города. После чего отправилась в свободное плавание на поиски работы.

       Девяностые – ершистые, смутно неопределённые дербанили всё вокруг. Поиски работы затянулись. В городе всегда было трудно отыскать свободное местечко врача, да ещё акушера-гинеколога. Алина с трудом не без помощи родственников получила место детского гинеколога в детской поликлинике. Не совсем то, что хотелось, но и этому была рада. Требовалась небольшая переподготовка для работы с детским контингентом на рабочем месте. Работа не учёба. Первый день выхода в самостоятельную жизнь волнителен и незабываем. Тут тебе знакомство и с заведующей, и с коллективом, и с наставником, и со своим личным кабинетом. Стажировка проходила в другой детской поликлинике у опытной коллеги «по цеху».

       Наставница, Варвара Гавриловна, врач с десятилетним стажем, пышноволосая кряжистая женщина, лет на пятнадцать старше, волею случая оказавшаяся, как и Алина, в детской поликлинике прочно укоренилась там и даже успела внедрить свои весьма спорные разработки и методики. В голове Алины её рычащее - гавкающее имя вполне ассоциировалось с обликом заматерелого осторожного волка, потрёпанного непростыми жизненными обстоятельствами, ловко прикидывающегося доброжелательной овчаркой: «Ну-ну, посмотрим, что ты из себя представляешь. Если что, знаем за что «куснуть», образумить. Чувствуй себя свободно, не забывая, что пока в гостях», Обменявшись краткими сведениями о себе, следуя заведённым правилам, предложила Алине знакомство с поликлиникой и её обитателями. Заводя в кабинет узких специалистов и представляя его хозяина или хозяйку по имени отчеству, кратко информировала о их деятельности.

       В кабинете окулиста седая маленькая женщина явно пенсионного возраста — энергичная, взъерошенная, поджарая, беспрерывно квохчущая, как несушка на гриле, — встретила изучающе - пронизывающим взглядом. Наставница, представив Алину, осведомилась, не проведёт ли уважаемая Виолетта Вадимовна молодому зелёному специалисту иридодиагностику. Акцент на незрелость был сделан с милой едкой улыбкой и весомым панибратским похлопыванием по плечу. Иридодиагностика, наимоднейшая в то время сомнительная методика определения заболеваний по радужке глаза была редким явлением в медицинских учреждениях. Один раз Алина уже имела честь испытать её прозорливость на себе во время прохождения цикла обучения в отделении реанимации по учебному плану интернатуры. Находясь без маски в палате интенсивной терапии, Алина, подцепив неизвестную инфекцию, серьёзно заболела, легкомысленно поведясь на насмешки коллег: «Что ты в маске ходишь? Боишься? Мы вот и без неё чувствуем себя превосходно, не болеем». Молодой врач, работавший с ней, предложил диагностику её залихорадившего организма недавно освоенной методикой — по радужке. Рассматривая Алинины глаза, восхищаясь редкостным рисунком радужки: «Ну, надо же какая необычная! Какие лакуны, набор цветов! Никогда такой ещё не встречал!» — вынес неутешительный вердикт: «У тебя страшно зашлакована лимфатическая система!» Что это означало, он не объяснил. Других диагнозов не последовало. Не пойдёшь же ты с жалобой на зашлакованность к врачу на приём. К какому, извините? Рецептов от такой напасти в институте не преподавали. А термин ещё не получил статуса модного сленга  всеобъемлющей безнадёжности общего состояния организма. Алина, подхватила тогда трудно поддаваемую истреблению антибиотиками инфекцию, перешедшую в пневмонию. Так что состояние организма оставляло желать лучшего. Общая слабость, субфебрильная температура с приступами лихорадки  выматывали. Лечение терапевта вспомогательными средствами, направленными на устранение симптомов простуды, естественно никакого лечебного эффекта не возымело. Проболев месяц, заразив маленького сына, Алина была выписана на работу. Напоследок врачица направила её в физиокабинет, чувствуя видимо некий зуд неуспокоенности результатами своего лечения. На вопросы коллег из реанимации: «Что случилось? Чем болеешь так долго?» Алина грустно пошутила: «Наверно СПИДом». Лечащий врач пневмонию у неё так и не выявила, снимки лёгких не назначила и, вынужденную выписку апеллировала словами: «Уже три недели лечишься! Дольше держать не имею права!» Зато физиотерапевт Вадим Валерьянович, к которому Алина еле "приползла",  выставив после осмотра точный диагноз очагового воспаления лёгких, спас от неминуемой гибели. В срочном порядке отправил на комплекс физиопроцедур, чередуя аппараты согласно разработанной им лично успешной методике лечения пневмоний.

       Второе спасение последовало от Вадима Валерьяновича во время прохождения цикла онкологии. В ходе операции онкобольного с раком четвёртой стадии, на лоб попала струя его крови. Послужило ли это причиной изменения кожных покровов на лбу или было простым совпадением, но кожа стала вздуваться апельсиновой коркой и увеличиваться с каждым днём в размерах. На  вопрос небезразличных мужчин-анестезиологов: «Что это у тебя такое растёт?» Алина, поддержав их «шутливый» настрой: «Рога», помчалась к Вадим Валерьяновичу, памятуя предыдущее волшебное излечение. Тот, вытаращив в испуге глаза, предложил: «А давай его (пятно) лазером и спиртом долбанём!» Лазер у него в то время был единственный в городе. Представлял какую-то громоздкую установку. А спирт 70% — это вообще общепринятая дезинфекция во всём мире и снаружи и внутри. Эксперимент удался. Помогло! Невероятно. Никто из них двоих этого не ожидал.

       Пройдя испытания агрессивной госпитальной инфекцией на интернатуре и первую иридодиагностику, не сообщившей ей никаких диагнозов кроме шлаков, интересно было услышать мнение об организме опытного специалиста — профессионала глазного дела. Поэтому Алина, отметя прежнюю неудовлетворённость результатом, с радостным любопытством согласилась. Для остальных посетителей иридодиагностика - платная услуга довольно чувствительная для кошелька — не всем по карману, а тут даром! Она уселась перед аппаратом, уставившимся ей в глаз.

Первый день проходил в радужном восприятии мира. Всё новое: и отдельный кабинет, и новенькие инструменты, предстоящая самостоятельная трудовая деятельность, ещё чистые листы будущих журналов приёма пациентов, отчётов, ждущих её рукоприкладства, приятно будоражили сознание. И вообще она теперь врач и будет лечить детей! От её знаний, умений, стараний зависит здоровье маленьких пациентов. Всё зависит от твоих рук и мозгов. Смущала строгость и холодность наставницы: женщины недоверчивой, грубоватой, безапелляционной. «Надо притираться, — решила Алина. — Ну, кто молодых, неопытных с распростёртыми объятьями встречает? Недоверие первое, что надо преодолеть. Учиться и работать. Работать и учиться». Вот и о здоровье всю правду узнаю наконец-то.

Женщина окулист, оторвавшись от аппарата, оценивающе взглянув на Алину, серьёзно произнесла:
— Мозги слабые! Это кто ж вас ими наградил?
— В смысле кто наградил? Чем? Мозгами? — испуганно переспросила Алина.
— Родители болели?
— Болели — тихо согласилась Алина, ещё не понимая к чему та клонит.
— Ну, вот! Слабенько наверно учились? Тяжело было запоминать материал, да? — затараторила Виолетта Вадимовна и сама же ответила утвердительно: «На троечки!» — Голова болит?

Алине хотелось возразить докторице, что институт она закончила с отличием, общеобразовательную школу почти с серебряной медалью, да и музыкальную — ударницей, но успела только вставить:
— Нет. Не болит.
— Заболит. Обязательно в сорок лет заболит!
— Так в сорок, наверно, у всех болит, — улыбнулась Алина, настойчиво стремясь разрядить сгущавшиеся над ней тучи.
Докторица, не отреагировав, продолжила с явным удовольствием:
— Лёгкие — три дырки!
— Какие дырки? Прямо дырки? — ужаснулась Алина.
— Чем болела?
— Три пневмонии перенесла.
— Ну, вот! Я ж вижу — прям дыры! Желудок — больной. Гастрит! Кра-асненький! — протянула она, удовлетворённо причмокнув губами,тем самым подчёркивая непререкаемую прозорливость новоиспечённой диагностики.
— Так гастрит у всех студентов с таким-то питанием в институте наверно развивается? — пролепетала Алина, безрезультатно силясь упорядочить внезапно свалившуюся на неё, информацию.
— Почки… Опущение есть?
— Нет, — едва успела ответить Алина, как был готов следующий приговор.
— Свалятся в малый таз. Обязательно свалятся! Попомните моё слово!
— Как свалятся? — ещё надеясь остановить надвигающуюся на неё лавину диагнозов, возмутилась исследуемая.
— Ну, кишечник понятно.
— Что понятно? — Алина уже не поспевала за скачущими по её организму «глазными» мыслями Виолетты Вадимовны.
— Больной. Куда он от желудка убежит, да? Матка… Что-то не пойму я, что с ней…
— Да ничего. Кесарево было, — наконец-то успела защититься от вынесения очередной дисквалификации органа Алина, но окулист на её реплики и возражения никак не реагировала.
— Лечитесь! Ничего утешительного.
— Так что лечить? Вроде ничего не болит?
— Когда заболит, поздно будет!

Ошарашенная, выявленными иридодиагностикой бесчувственными пугающими будущими диагнозами, свалившимися ей на голову раньше намечаемого ими срока (не дожидаясь своего истинного пришествия), Алина, прошептав «спасибо» вышла с наставницей из кабинета окулиста. «Хорошенький первый денёк знакомств! Закачаешься! Две травмы позвоночника не видно, а, что почки отвалятся, видно! — возмущалась она про себя. — Представляю, в каком состоянии от неё больные выходят! И главное вроде пока лечить нечего, а надо!»

 К слову сказать: голова не заболела, почки не отвалились, лёгкие пока дышат. Тьфу-тьфу-тьфу. Может двадцать пять лет не срок? Ах, да! Мозги слабые, может, не помню чего? Что явно к лучшему.

7 июля 2015 г. (опуб-но)