Разве боги горшки обжигают? Глава 11

                Глава одиннадцатая.

 
                Лучше бы не знать.


Свиристелка сидела в засаде у гостиницы Земсковой. Уже не первый час она караулила дочку хозяйки. С тех пор, как поняла, что больше не сможет отдать как ненужную вещь приглянувшегося ей сосунка, ее не оставляла мысль бросить все и бежать с ребенком подальше от этих мест.

Малец был не хуже и не лучше предыдущих. Но сразил ее своей жаждой жизни. В отличие от остальных, болезненных и плаксивых, этот молчал. Голос подавал, только когда было больно или уж очень неудобно. Когда не спал, он неотрывно смотрел на нее своими круглыми серыми глазенками, словно гипнотизируя. Он уже признавал ее своей. Сразу вскидывался, казалось, всем своим тельцем тянулся к ней. Впрочем, возможно, это ей только казалось.

Обычно Бабариха заворачивала своих подопечных в какое-то тряпье, но скручивала так, что не вырвешься. А этот малец умудрялся и в этом коконе показать, что рад ее видеть.

Но просто так из паутины, которой опутал ее и товарок Синтик, Свиристелке, она это знала, не выбраться. Документов нет. Первая же проверка, и она в ментовке. А там опять в лапах Синтика. И пощады уже не жди. Никто не защитит.

Перебрав мысленно всех своих знакомых, Свиристелка, наконец, остановилась на Тасе. Не потому, что питала к ней какие-либо добрые чувства. Просто поняла, что в своих личных интересах, помогая друг другу, они получат обоюдную выгоду. Об этом совсем недавно толковала ей толстуха, и Свиристелка обещала подумать. А теперь этот час настал.

Сосунок уже выходил из возраста покорно спящих младенцев. В ближайшие дни его начнут пичкать всякой гадостью. А потом однажды просто не вынесут на раздачу. Бабариха, поджав губы, на вопрос, где он, процедит, что это не ее собачье дело, что парня отправили куда надо. И Свиристелка больше уже сосунка никогда не увидит. Так было уже не раз. А этого она почему-то терять не хотела. И когда вчера увидела, что малыш стал как-то странно пассивен, поняла, что дальше тянуть нельзя.

Шестерка, следивший за побирушками с детьми, проводив Свиристелку до гостиницы, на некоторое время успокоился. Хотя Синтик приказал ему походить за этой тощей воображалой, но конкретно ничего предпринимать в ее отношении не советовал. Шестерка знал, что Свиристелка часто общается с той сдобной пампушкой, дочерью хозяйки гостиницы, которую Полковник явно выделял среди своего окружения. Хотя, что могла дать шефу эта невзрачная малолетка?

Но это уже не его, шестерки, ума дело. Он хорошо это понимал. Потому не особенно беспокоился по  поводу отсутствия Свиристелки на рабочем месте, то бишь, в вагоне электрички. Знал, гулянки гулянками, а свою копеечку она в клювике вечером принесет. Иначе будет наказана. У Сиплого не забалуешь. Там все строго. Недобрала денег на основной работе – Синтик  доложит Сиплому. А у того разговор короткий -- отправит в бордель отрабатывать натурой. А то сошлет на заводы. Там, говорят, уже не до радостей жизни. Каково тамошнее существование, все находящиеся под бдительным оком Синтика и  шестерок Сиплого знали доподлинно. Было даже поставлено на широкую ногу дело привлечения рабов для заводов --  одни высматривали  на вокзалах и платформах электричек одиноких приезжих. Другие завлекали их в укромные места. А потом… Кому стакан с отравой, кому укол в шею – и все: очередной бессловесный работник  готов. Кто и когда хватится пропавшего? Скольких сейчас ищут по стране?

Поэтому шестерка не особо и приглядывал за Свиристелкой. Знал, что никуда она не денется.



Между тем Свиристелка уже стала проявлять нетерпение. Время приближалось к вечеру, а Тася так и не появлялась. Рушился ее план, еще утром казавшийся таким надежным и вполне выполнимым. Надо было на что-то решаться. Свиристелка вспомнила, как сопровождала однажды Тасю в Сабакеевку. Там жила эта командирша из клиники. Тогда Таська завела Свиристелку в какой-то гараж. Посмеялась, сказав, что это такой лабиринт, из которого без нее никто никогда не выберется. И сейчас Свиристелка подумала, почему бы там не спрятаться на некоторое время? Кто надумает ее там искать? Даже если не обнаружит тот потайной ход, на первое время спрячется в сторожке, возле задних ворот. Только надо отвязаться от сопровождающего.

Поняв, что сегодня она уже не встретит Таську, Свиристелка устроила за спиной сосунка на манер рюкзака и отправилась на вокзал. Надо было зарабатывать деньги. Вернее имитировать активную деятельность, а тем временем улучить минуту и скрыться от бдительных глаз сопровождающего. Что могут с ней сделать в случае провала задуманного побега, девушка не думала. Не хотела думать.

В электричке она привычно пошла по вагонам. Немногочисленные пассажиры почти не обращали внимания на ее призывы оказать помощь ребенку на лечение. Если ежедневно видеть подобные картины и слышать просьбы о помощи, у самого сердобольного пассажира выработается стойкий иммунитет на такого рода обращения.

Впрочем, сегодня Свиристелка не особенно усердствовала. Она переступила уже черту страха. Осталась только звериная осторожность и желание уже сегодня покончить с прошлым. Но для этого надо было так усыпить бдительность сопровождающего, чтобы он расслабился и не особенно приглядывал за ней.

На обратном пути,  почти в темноте, Свиристелка сумела исчезнуть из электрички. Впереди оставалось всего три остановки, а там отдых, возможность оттянуться пивком с ребятами… Сопровождающий размяк. За этими мечтами он и не заметил, как девка с ребенком в самом конце заднего вагона электрички в самый последний момент выскользнула из дверей на полустанке и сразу растворилась в сумеречном лесу. Впрочем, он не особенно взволновался. Куда она денется здесь, где все схвачено? На первом же посту ее остановят и доложат Сиплому… А дальше уже не его дело…

Электричка привычно просвистела мимо. Свиристелка устроила малыша поудобнее, вытащила из кармана баночку детского питания, которую незаметно стащила в супермаркете. Теперь предстояло добраться до деревни и суметь забраться в тот гараж. А там она накормит сосунка. Лишь бы не стал горланить раньше времени.



Тася всю дорогу домой мрачно молчала. Я настояла на том, чтобы она зашла к Надежде. Что там было дальше, не знаю. Потому что отправилась к себе в номер. Пусть мать и дочь наедине решат все свои вопросы. Что могла, я для них сделала.

В  холле второго этажа меня поджидала Татьяна Хлебникова.

-- Ксения Андреевна! Наконец! А я вас жду-жду! – зачастила она с преувеличенным оживлением. Или мне это показалось? Я в последние дни со всеми этими проблемами Нади совсем забыла об основной цели своего пребывания в городе. И об Ольге, и о Николае Семеновиче, и о Кабанихе, хотя эту бы век не видать, будь она неладна.

-- В чем дело, Танюша? – поинтересовалась для приличия. После сегодняшних приключений как-то совсем не хотелось взваливать на себя еще что-либо, -- пойдем чайку выпьем, а то с ног валюсь, -- предложила я, отпирая дверь номера.

-- Честно говоря, я на минутку, -- начала Таня.

-- Да вижу я, какая это минутка, -- прервала я ее, -- идем, идем. Мне в любом случае надо немного перекусить. С утра маковой росинки во рту не было. Так в чем дело? Почему ты ждешь меня в столь поздний час? Неужели нельзя подождать до утра?

-- Ксения Андреевна, я  узнала, где может находиться интересующий вас замочек, -- начала девушка. Потом она настороженно огляделась, словно ожидая кого-то здесь увидеть, и замолчала, передернув, точно  в ознобе, плечами.

-- Ты замерзла? – удивилась я.

-- Нет-нет. Но как-то неспокойно мне. Может быть, сегодня посмотрите? Время удачное. Сегодня в клинике затишье. Вы ведь в курсе, что в Надином отеле подорвали нашего нового хозяина?

-- Как подорвали? – у меня от неожиданности сердце рухнуло в пятки. – Там ведь только Надя и два охранника пострадали…

-- Темнят, точно. Не хотят будоражить население. Мне верные люди сказали, что в куски его разорвало. Только все шито-крыто сделали. Собрали останки и увезли в столицу. Теперь нагрянут московские сыскари, всю клинику перевернут. Так что, если хотите узнать, что там Ольга Николаевна оставила, сегодня самое время.

Известие, принесенное Таней, с одной стороны потрясло меня. Ведь разговор шел об Алексее. С другой стороны, я от самой Надежды знала, что моего приятеля в момент взрыва в отеле не было. И возникал вопрос: зачем Тане нужно, чтобы я именно сегодня пошла в клинику? Но с другой стороны, она ведь не может знать о моих с ним взаимоотношениях… Словом, я запуталась.

Но в одном Татьяна права. Если Алексей уже в курсе взрыва, он так просто этот случай не оставит. И завтра клиника будет оккупирована его службой безопасности. И тогда я точно не узнаю, что же мне оставила Ольга. А ведь там, вполне возможно, есть информация и о ее нынешнем местонахождении. Так что, если хочу сама распутать это дело, я должна побывать в клинике.

-- Хорошо, Таня. Я сейчас соберусь. И мы идем, -- поставила я точку своим внутренним размышлениям.

Я наскоро прожевала несколько печеньиц и запила чашкой чая. Потом натянула свежие джинсы и майку темных тонов и почувствовала, что готова к новым подвигам.

-- Давайте выйдем черным ходом, – предложила Таня. -- Ни к  чему всем знать, что мы  куда-то направились.  У меня такое ощущение, что за мной последнее время кто-то следит. Так что, на всякий случай, и от слежки избавимся.

-- Ну, не знаю, может быть, ты и права, -- протянула я в сомнении. Больше потому, что надеялась добраться до клиники на машине. А Таня, по всему видно, предлагала пройтись пешком.

-- Давайте не будем привлекать внимание, -- попросила она, добавив на этот раз другой аргумент, -- вам ведь все равно, а мне еще здесь работать. И неизвестно, кто будет руководить клиникой в дальнейшем. И что меня ждет…

-- Я поняла, -- прервала я ее поток объяснений.



Мы вышли на задний двор, затем через калитку на соседнюю улицу. Не хотелось мне идти пешком. Я  за сегодняшний день где только не побывала. Откровенно говоря, хотелось в душ, постоять под тугими струями, потом обмазаться новым кремом для тела, рухнуть в кровать и дать отдых всем своим членам. Но… как говорится, охота пуще неволи. Так что я отодвинула свои видения приятного отдыха на задний план и покорно пошла за Таней.

Примерно через полчаса мы подошли к клинике. Я вопросительно  взглянула на спутницу. Та успокаивающе заверила:

-- Никто на нас не обратит внимания. Идемте в раздевалку для персонала…

Мы спустились в подвальное помещение под хирургическим корпусом. Оно ничуть не напоминало мне мое первое пребывание в клинике. Удобные коридоры, перемежающиеся холлами, резные двери с табличками, комнаты психологической разгрузки, душевые, раздевалки, тренажерные залы… Я шла мимо дверей, за которыми персонал клиники мог отдохнуть и расслабиться после трудового дня, и не понимала, почему так разнится жизнь здесь и там, за стенами, за сквером, за оградой. Почему там взрывы, нищета, обездоленные, мечтающие хоть о каком-нибудь элементарном ночлеге, а здесь избыток удобств, роскошь обстановки так и бросается в глаза…

Впрочем, додумать мысль мне не удалось. Таня остановилась перед одной из дверей.

-- Это персональные раздевалки для руководства. Обычно ключи от дверей берут с собой хозяева кабинетов. Но раз уж с Ольгой Николаевной случилось… Да и хозяин должен был прибыть… Вот Фирсовна и достала дубликат  ключей и отправила Вирсавию Егоровну убраться в раздевалке главврача. Та убиралась и передвинула шкаф, а за ним такой, типа сейфа, только маленький…


Я с интересом осмотрела странного вида ящик, окрашенный светло-серой краской. Меньше всего он  походил на сейф.  На первый взгляд, хлипкая дверца, слабенький замочек. Если что там и можно хранить, то разве что тапочки. Но проверить, подойдет ли ключик, не мешает. Чем черт не шутит, когда бог спит?

Я достала из-за пазухи висящий на шнурке ключик. Да и где его еще хранить? Вставила в скважину и повернула. Замок щелкнул, и дверца распахнулась. Из ящика на пол спланировал верхний листок и по закону подлости почему-то сразу исчез под шкафом, словно его туда кто-то засосал. Только собралась наклониться за ним, досадуя на себя за неуклюжесть, как вдруг над ухом раздался пренебрежительно-равнодушный голос, кого-то мне напоминающий.

-- Что и требовалось доказать. Как все предсказуемо и пресно. Никакой работы для ума.

Я от неожиданности дернулась, рука с кипой бумажек разжалась, и они веером рассыпались по полу.

Надо мной стоял незнакомый мужчина. Ничего запоминающегося. Встретившись со мной взглядом, он усмехнулся и подмигнул:

-- Молодец! Разыскала документы. Возьмешь конфетку на полочке. Нет, нет, не утруждай себя сбором бумажек. Они тебе ни  к чему. Этим  у нас займется Танечка. Правда, Танечка? – обернулся он к Хлебниковой. Та стояла точно в ступоре, вжавшись в дверь, и квадратными, в полном смысле этого слова, глазами, вылезающими из орбит, глядела на вошедшего. Она пыталась что-то сказать, но из горла вырывалось лишь мычание.

Таня перевела на меня взгляд и покачала головой. И тут в раздевалку вкатилась сама Кабаниха. Сейчас лицедейка изображала светскую даму в модном костюме, подобранных в тон ему шляпке и туфлях на высоких каблуках. Вот только взгляд хищницы меня не обманул.

Кабаниха подсеменила к мужчине, по-свойски положила ему свою руку в тонкой перчатке на плечо и проворковала:

-- Ну что, дорогой, это то, что ты искал?

-- Посмотрим, посмотрим. Эй, кто там есть, уберите этих, -- мужчина пренебрежительно махнул в мою сторону. Я подумала, что это меня он величает во множественном числе. Но  вскоре поняла, что ошиблась.

На призыв мужчины из коридора в комнату ввалились двое дюжих охранников и бесцеремонно вытолкали меня, а следом и Таню за дверь. Я еще успела заметить, как в раздевалку проскользнула востроносенькая стукачка и любимица Кабанихи Фирсовна. Как я и предполагала, ее уже выпустили. Она, повинуясь приказу начальницы, кинулась собирать рассыпавшиеся по полу бумажки. Тут мне невыносимо больно заломили за спину руки и почти поволокли к выходу. Куда исчезла Таня, я так и не увидела.

Было обидно и невероятно больно от мысли, что Таня, которой я доверяла, просто подставила меня и предала. Она ведь в начале нашего знакомства была так расположена ко мне, помогала в поисках Ольги. Неужели эти записи, справки об анализах и истории болезней, что лежали в ящике, стоят больше дружбы, честного имени, человеческого участия? Или в них скрыто что-то такое, что может стоить чьей-то жизни? Потому и хотят заполучить эти сведения, а Ольга так старательно прятала их, и так опрометчиво я ее подставила. Можно сказать, своими руками отдала документы тем, для кого чужая жизнь и счастье ничего не стоят. Для кого главное -- найти покупателя и подороже продать добытые документы. Срубить побольше бабла,-- как теперь в таких случаях выражается молодое поколение.

Зачем-то ведь Ольга прятала эти бумаги. Что-то такое она знала. И за это поплатилась. Я теперь была полностью уверена, что именно из-за этих медицинских карт ее и убрали. Вот только непонятно, почему прятала в клинике, а не вынесла за ее пределы? И зачем ключ передала мне? Неужели действительно считала, что я такой уж грамотный и профессиональный сыщик, что не просто найду, но и сумею оградить документы от чужих глаз? Должна с сожалением констатировать, что она глубоко ошибалась.

Самокритично окинув внутренним взором весь период моего пребывания в Малом Калинове, должна признаться, что Ольга мне явно польстила, когда поверила в мои сыскные способности. Глупее меня в этом деле разве что деревянный истукан, стоящий в сквере перед клиникой…

Я не узнала, где Ольга, не смогла ознакомиться со спрятанными документами. Даже не знаю, что в них такого, крамольного, ради чего исчезла приятельница, предала меня Таня, а я оказалась в руках каких-то головорезов. Впрочем, они просто исполнители чьей-то воли. Ну не Кабанихиной же? Хотя, что я, по большому счету знаю о ней? И о Тане? Я просто оказалась не в том месте и не в то время…

Одного не могу понять. Почему я опять втянута в какую-то историю? И к ней косвенное отношение опять имеет Алексей Лепилов. Я вспомнила свою жизнь до того момента, когда два года назад мой сынуля позвал меня из цветника к телефону, сообщив, что мне звонит какой-то мужик.  Это и был тот рубеж, который разделил мою жизнь на два отрезка – до и после.

До звонка моя жизнь была строго размеренна и четко выверена на годы вперед. Работа в школе, участие в творческих кружках. Строго по плану, составленному в голове, реконструкция отчего дома, придание ему более-менее городских удобств. Воспитание дочуры и помощь сынуле. Раз в год поездка на отдых куда-нибудь к морю. Лето и осень посвящались лесу. Потому что нет ничего прекраснее, чем прогулки по лесу, сбор ягод, поиски грибов. Даже если на одной поляне порой собираются десятка два грибников.

Словом, жизнь моя была продумана до мелочей и запрограммирована  на многие годы вперед. Исключались всякие отступления от намеченных планов.

После звонка моя жизнь превратилась в сплошную цепь приключений, в которых адреналина через край, хоть захлебнись. И большая часть событий в той или иной мере связана именно с Алексеем. Последнее время мы с ним то дружим, то он напрочь забывает обо мне. И все равно я оказываюсь в каких-то двусмысленных ситуациях.

Сколько себя помню, раньше ни у кого не появлялось желания просить у меня помощи. Теперь же, когда я по стечению обстоятельств и благодаря  своему приятелю детства оказалась свободной финансово и не обремененной обязанностью ежедневно весь день находиться на рабочем месте, предложения возникают с пугающей регулярностью.

И быть бы к пользе. Но большая часть приключений выходит мне боком. Особенно,  когда попадаю в самую гущу событий, о которых, порой имею самое смутное представление или не имею вообще.

Вот и теперь. На какую мозоль я наступила этой шайке из клиники, если они не бросили меня после получения этих непонятных документов, на которые я даже не успела взглянуть, а, запихнув в машину и натянув мне на глаза какую-то тряпку, повезли неизвестно куда.



Тайная калитка, показанная в свое время Свиристелке Тасей, отворилась совершенно бесшумно. Девушка со своей ношей быстрой тенью проскользнула внутрь. И все же не так тихо, как надеялась. Мгновенно сжалось сердце, когда почти рядом послышался глухой рокочущий рык. Но она тут же вспомнила предупреждение Таси, что собаки в этой части двора отгорожены крепкой сеткой.

Слева виднелась темная громада задней части дома. Чтобы добраться к месту путешествия, надо пройти вдоль высокого фундамента дома, затем стены гаража до задней сторожки. Помещением этим, она случайно узнала от Таси, в летнее время не пользовались. Все же, перестраховываясь, Свиристелка некоторое время простояла, прижавшись к двери, вслушиваясь в царившую с той стороны тишину.

Убедившись, что все спокойно, девушка, наконец, отважилась войти внутрь. Правда, пришлось испытать несколько неприятных мгновений. Дверь была заперта. Свиристелка совсем не подумала, что помещение может оказаться под замком. По тому, как пренебрежительно отозвалась о сторожке Тася, девушка решила, что она никому не нужна и не заперта. Пришлось вспомнить те навыки, которые в свое время вбивал в своих подопечных Синтик.

Повозившись немного с замком, она осторожно приоткрыла дверь внутрь. Пискун тревожно завозился. Свиристелка привычно похлопала его по спинке, успокаивая.

Ребенка нужно было покормить. За день он проголодался. Нужно было заняться им раньше, чем он поднимет голодный крик.

В сторожке, на лето превращенной в склад старья, девушка быстро устроила из нескольких коробок небольшое ложе для малыша. Уложив его на разостланное на коробке старое пальто, Свиристелка развернула пискуна, сняла использованный подгузник, обтерла нежную детскую кожу, смазала остатками детского крема и натянула свежий подгузник. Все это она проделывала не раз и раньше, когда младенцы уж очень досаждали криком. Несколько минут полюбовалась потягивающейся крохотной фигуркой младенца. Потом опять запеленала. Тот, зацепившись за ее лицо своим серьезным задумчивым взглядом темных, глубоких глаз, казалось, разглядывал ее. Он ждал, когда же его покормят.

Свиристелка достала из кармана стянутую в магазине баночку детского питания, из сумки достала бутылку воды и пакетик с детской смесью. Задумав бежать, она позаботилась о пропитании малыша. Нагреть воды  было негде. Потому смешала ее с молочной смесью, как есть. Встряхнула несколько раз, чтобы порошок растворился. Натянула соску, сунула малышу. Тот попробовал, скривился, собираясь заплакать.

-- Нечего привередничать, -- прикрикнула Свиристелка. Но все-таки попробовала смесь на вкус. Напоминает молоко, правда, холодновато. Ну, да Бабариха тоже не придерживается точного расписания и температурного режима для своих подопечных.

-- Ешь, сегодня ничего больше нет, -- приказала  девушка, сунув соску в жадно раскрытый ротик, который сразу же активно засосал. В животике у младенца заурчало, запереливалось. Но Свиристелка перетаскала на своих руках уже стольких младенцев, что к подобным звукам особо не прислушивалась.

Насосавшись, пискун завозился, пытаясь выпутаться из пеленок. Чтобы он не поднял лишнего шума, Свиристелка прижала завернутое тельце к своей груди и стала раскачиваться, согревая икающего младенца и одновременно укачивая его.

Вскоре малыш затих. Девушка аккуратно уложила его на подготовленное ложе, подоткнув с двух сторон, чтобы не свалился во сне. Решила, пока есть возможность, осмотреться, подготовить на крайний случай пути отступления. Проверила еще раз ребенка. Он тихонько посапывал.

Свиристелка тенью проскользнула на задний двор, спрятавшись в густой тени дома, осмотрелась. В свете луны окружающий пейзаж пробирал до дрожи своей нереальностью и потусторонностью. И шорохи, и ночные звуки были совсем не такие, как под привычным мостом, где она обычно проводила летние месяцы. Легкий ветерок шелестел в листве березы за забором, в шуме ельника слышалась какая-то угроза.

Девушка передернула плечами. Что-то сегодня ее охватило тревожное чувство. Она уже и не знала, правильно ли сделала, решившись на этот шаг неповиновения, в любой момент могущий завершиться для нее и малыша плачевно. Потом вспомнила, что для того маленького человечка, спящего сейчас на чужих старых ношеных вещах, завтрашний день может в любом случае оказаться последним, и приняла решение на заре отправиться в дом ребенка. Надо только продумать свой маршрут так, чтобы нигде не пересечься с оживленными дорогами. На них ее будут искать в первую очередь.  Эх, она надеялась пересидеть здесь неделю-другую. В этом заброшенном на лето домике ее никто искать не будет. Но надежда была на помощь Таси. Когда планировала побег, все казалось таким простым. А кинулась, как в омут, обо всем забыла. Не обговорила с Таськой  ничего. Та как сквозь землю провалилась. Что теперь делать? Возвращаться? Но что будет с малышом? О себе не вспоминала. Знала, что ничего хорошего.

Пора было идти в сторожку. Свиристелка напоследок окинула взглядом двор, примечая, как лучше поутру выбраться за ограду.

Неожиданно послышался шум подъезжающей машины. Нет, даже двух. Свет фар сквозь металлическую решетку скользнул по двору. Прятаться сейчас в сторожке, только лишний раз продемонстрировать свою глупость. Те, в машинах, наверно, сразу обратят внимание на открывающуюся дверь. Свиристелка медленно сдвигалась в самую тень к углу сторожки, прикидывая, что распахнувшаяся створка ворот надежно прикроет ее от пассажиров машин.

Машины неспешно втянулись во двор. Водитель первой, выбравшись из-за руля, кивнул второму, приказывая закрыть ворота.

-- Да ладно тебе, -- отмахнулся его напарник. – Кто нас увидит. Отпирай гараж.

Обе машины скрылись в слабоосвещенном пространстве под домом. Двери гаража решили тоже не закрывать. Может быть, закройся двери, Свиристелка бы и не отважилась на слежку за машинами. Но призывно распахнутый вход ее просто притягивал. Оглянувшись на сторожку, она решила, что с пискуном ничего не случится за то время, пока она посмотрит, что там, в гараже, делается. Она совсем не думала, что может случиться с ней, если ее увидят эти амбалы-водители.

В гараже было пусто, если не считать эти две машины. Из одной вразвалку вылез еще один амбал. И теперь их стало трое. Но вот он наклонился к двери машины и что-то выволок наружу. Это что-то оказалось женской фигурой, у которой руки были связаны за спиной, а на голове что-то вроде мешка. Подхватив эту фигуру под руки, двое амбалов поволокли ее куда-то в дальний угол, темный от колонн, закрывающих свет.

В этот момент из другой машины на свет была извлечена еще одна женщина. У этой был заклеен скотчем рот, а руки связаны на груди. Ее сопровождал  один охранник. Любопытство Свиристелки стало безграничным и грозило вылиться в какой-то безумный поступок. Она поняла, что должна посмотреть, что же сделают с женщинами.

Охранник последней жертвы ничего не опасался. Он даже не оглянулся вокруг. Спокойно поволок женщину к стене, что-то там нащупал. Часть стены сдвинулась в сторону, открывая проход. Едва мужчина с женщиной переступили порог, плита вновь стала на место.

Не думая о последствиях, Свиристелка подскочила к стене, стала ее ощупывать, стараясь понять, что же приводит механизм замка в движение. Наконец ее рука нащупала выступающий чуть больше других кирпич.  Едва надавила на него, плита поползла в сторону. Внутри было светло от дежурной лампочки над входом, но дальше все скрывалось во мраке. Вначале идти было просто, в спину светила лампа, и можно было разобрать, что там впереди. Но вот ход повернул в сторону. Дальше можно было двигаться разве что на ощупь.

Девушка старалась запомнить, сколько прошла шагов, чтобы сориентироваться на обратном пути. Ее подсчеты были прерваны недовольным возгласом:

-- Посидишь, подумаешь. Хозяйка решит, что делать. Ты знаешь, что бывает за неповиновение.

В следующее мгновение дверь с шумом распахнулась. Девушка едва успела скрыться за выступом стены от вышедшего мужчины. Тот, не глядя, захлопнул дверь, привычно запер на ключ и двинулся по темному коридору куда-то вглубь. Присутствия постороннего он не заметил. Когда шаги затихли, Свиристелка пошарила по двери рукой и нащупала торчащий ключ. Рука сама собой провернула его, тело, не слушая доводов разума, проскользнуло в комнату.

Микроскопическую клетушку комнатой можно было назвать только с большой натяжкой. Какая-то кладовка для хранения запчастей для  машин. Свиристелка в этом не разбиралась. В углу на нескольких покрышках колес лежала, скрючившись, женская фигура. В слабом свете маломощной лампочки она выглядела растерянной и какой-то беззащитной.  Свиристелка  сорвала с ее рта скотч, потом развязала руки.

-- Ты кто? – первым делом поинтересовалась пленница. – Как ты тут оказалась? Ты с этими или тоже…

-- Это не важно. Я не с ними. Увидела случайно, как тебя тащат. Хотела помочь. Я сама скрываюсь. Слышала, как этот угрожал…

-- Зачем же влезла? Ведь, если поймают, не пощадят. Знаешь, куда отправят?

-- Не маленькая, понимаю. Но что сделано, уже не вернуть.

-- Вот что. Эти пошли в дом. До утра они не вернутся. Думаю, и распоряжений на мой счет еще не получили. Надо сейчас уходить, пока тебя не обнаружили. Пошли.

Бывшая пленница оказалась натурой деятельной и авторитарной. Она сразу же приняла на себя роль старшей. Назад возвращались со всеми возможными осторожностями. Пришлось немного повозиться возле выхода. Но быстро разобрались с системой запоров.

Свиристелка, выйдя из гаража, двинулась к сторожке. Напарница остановила ее.

-- Куда ты? Надо срочно уходить. Сейчас ворота закроют. Там в доме есть пульт управления. Что ты забыла в этом курятнике?

-- Ты иди, я сейчас догоню. Мне надо на минутку. Иди, иди, -- махнула рукой Свиристелка, заскакивая в сторожку. Пискун почему-то кряхтел и постанывал. Она схватила его на руки и торопливо выскочила во двор. Ворота уже были приведены в действие. Створки неторопливо сходились. Девушка юркнула в еще остающуюся щель. За ее спиной створки с легким лязгом сомкнулись. Не оглядываясь, она заторопилась к темнеющим кустам.

-- Что ты там взяла? Не хватает еще, чтобы воровками объявили, -- выказала недовольство новая знакомая.

-- Ну, к воровству мне не привыкать, -- усмехнулась Свиристелка. – А это мой сынок. Только он что-то хныкает. Не пойму, то ли животик болит, то ли еще что.

-- Идем отсюда побыстрее. Отойдем подальше, там посмотрю, что с твоим ребенком. Поторопимся…

-- А ты что, врач? – удивилась девушка.

-- Нет, я медсестра, но работала с неонатологом.  Кое в чем разбираюсь.

Дальнейший путь они проделали молча. Каждой нужно было подумать, решить, что делать дальше. У Свиристелки постанывал пискун. И она волновалась, что это с ним. Раньше такого она за ним не замечала. Потом ребенка у нее забрала спутница. Она на ходу вслушивалась в его дыхание, постанывание, определяя, что же беспокоит младенца.

По дороге они познакомились. Новую знакомую звали Таней. Свиристелка сначала назвалась прозвищем, но Таня хотела знать ее настоящее имя. А какое настоящее? То, которым все погоняют. Ну, а по паспорту она значилась Светланой.

-- Сына твоего как зовут? – поинтересовалась Таня. – Или тоже прозвище придумала?

Свиристелка хотела по привычке назвать его Пискуном. Но вдруг призадумалась. А действительно, как его назвать? Одно время нравилось ей имя Коля. Был у нее в детском доме дружок с таким именем. Давно их пути разошлись, но доброе отношение помнится. Пусть у малыша будет это имя, решила она и ответила: -- Коля.

-- Когда ты его родила? Сколько ему сейчас?

И опять Свиристелка встала в тупик. Как объяснить своей спутнице, что это не ее ребенок, что она просто хочет его спасти, что у малыша  нет других взрослых, которые бы позаботились о его жизни.

Но Таня восприняла ее молчание по-другому.

--Что, от мужа сбежала? – уточнила она. И не дожидаясь ответа, добавила:

-- Вот что. Есть у меня здесь знакомые. Никто о них не знает. Заскочим туда, пересидим. Тем более, что скоро начнут искать, до города не успеем добраться…

-- Ой, мне туда не надо, -- пискнула Свиристелка.

-- Да и мне тоже, -- согласилась Таня. – Так что идем к моей троюродной бабке.

Таня уверенно свернула в проулок, прошла сквозь ельник и оказалась на опушке леса рядом с изгородью из старых жердин. За грядками виднелся  темный силуэт дома. Сейчас, ночью, он казался вполне приличным. Но Таня знала, что с рассветом волшебство лунного света пропадет. А солнечные лучи обнажат старую, проржавевшую во многих местах крышу, торчащую между бревнами паклю, которую еще не вытаскали до конца птицы для своих гнезд. Покосившуюся терраску с прогнившими ступеньками, заваливающуюся будку уличной уборной. Всю убогость глубинной деревенской жизни одинокой старухи. Она знала также, что хозяйки дома нет. Ее недавно забрали к себе родственники.

Ключ нашелся на обычном месте. В единственной комнате, разделенной перегородками на горенку и кухню, пахло печной золой, старой печеной картошкой, кошачьей мочой и еще чем-то неприятным. Таня задернула окна плотными шторками, чтобы со стороны не было видно света, потом включила ночник.

В его свете она развернула ребенка, кивнув Свиристелке на драный топчанчик: присаживайся.

У младенца болел животик. Это было ясно. Снимая подгузник, Таня обратила внимание на большое темно-коричневое пятно в нижней части спинки. Очень знакомое пятно. Не так давно она такое уже видела. Сразу вспомнилось, как в конце весны, чуть больше двух месяцев назад, она заскочила в родильное отделение к приятельнице Аньке. Собирались вместе сходить вечером в кафе потусоваться. Та занималась новорожденным. Когда перевернула на животик, стало видно яркое коричневое пятно на спинке. Так, значит, эта Света рожала в клинике?. А по виду не скажешь. Вылитая бомжиха. Странно. Ребенка Анька обряжала в дорогие одежки. Таня тогда посочувствовала его родителям, которым придется разоряться на косметическую операцию.