Разве боги горшки обжигают? Глава 2

                Глава вторая.

            Овцам лучше остеречься, когда волки на охоте.


На следующий день к Николаю Семеновичу пришел следователь. Он как-то подозрительно смерил меня взглядом, потом долго допытывался у старика, кто я и почему приехала.

Если бы мы прошлым вечером не обговорили все детали придуманной нами легенды внедрения в клинику, сегодня точно запутались бы. А так все прошло гладко и, на первый взгляд, очень убедительно.

Выяснилось, что следователь пришел забрать кое-какие документы и порыться в компьютере. Ему нужно, оказывается, уточнить некоторые детали. Интересно, какие такие детали ему нужны, чтобы подтвердить версию о самоубийстве? Впрочем, я, зная по прежнему опыту, что самое главное может содержаться в наиболее безобидных на первый взгляд бумагах и файлах, еще ночью списала на флешку и забрала из папок заинтересовавшие меня документы.

Пока наша доблестная милиция будет разбираться, время упустим, если предположить, что слухи о гибели Ольги не более, чем «утка».

С Николаем Семеновичем мы решили исходить из этого постулата. А потому все, что связано с жизнью Ольги и ее работой в клинике, мне и самой пригодится в ходе расследования.

До самого утра мы перебирали документы, лазили по файлам в компьютере, но ничего, даже отдаленно намекающего на причины, подтолкнувшие Ольгу к самоубийству, не обнаружили. Вот пусть теперь милиция их ищет.

Закрыв за недовольным следователем дверь, я стала собираться в клинику. Оделась попроще – в джинсы, майку и летние кроссовки.

Здание клиники, вернее, несколько корпусов, соединенных между собой навесными переходами, доминировало над всем микрорайоном. Вокруг них раскинулись многочисленные скверы с обилием цветочных клумб, зеленых лужаек, окаймленных подстриженным бордюрным кустарником. В тени молодых ив и берез стояли элегантные скамейки, возле каждой стильные урны для мусора. Рабочий в униформе бродил по мощенным плиткой дорожкам, смахивая веником в совок на длинной ручке изредка попадавшийся мусор.

На автостоянке было припарковано десятка два иномарок. Некоторые с номерами других регионов. Что очевидно свидетельствовало: клиника действительно пользуется успехом.

В просторном прохладном вестибюле в удобных креслах расположилось несколько женщин разного возраста, все дорого и стильно одетые. Здесь же наблюдались и представители сильного пола. Но в отличие от своих подруг, они в незнакомой обстановке как-то тушевались и старались быть как можно незаметнее.

Я направилась к регистратуре, где виднелась уже знакомая мне Мария Федоровна. И тут была перехвачена очень ярко накрашенной девицей со взбитой гривой перегидрольных кудрей.

 -- Куда прешься, не видишь, очередь. Умная, да? Хочешь вперед всех проскочить? – пренебрежительно протянула она и выдула из жевательной резинки, которую безостановочно жевала, огромный пузырь, который смачно хлопнул и облепил ее пухлые, щедро накрашенные губы.

-- Ну, куда я направляюсь, очередников что-то не наблюдается, -- съязвила я и постучала в стекло, отделяющее вестибюль от регистратуры.

Мария Федоровна  заохала, выскочила мне навстречу, сразу ухватила за руку, словно боялась, что убегу, и потащила, чуть ли не волоком, к служебному входу.

-- Ой, как хорошо, что пришла, правильно сделала, -- тараторила она, не давая вставить ни слова. – Зарплата, конечно, маленькая, но ведь работать где будешь? В клинике, -- тут Мария Федоровна на мгновение остановилась и со значением подняла вверх палец. --  Давай, переодевайся, вот халат,  косынка, ведро, тряпки. Это дезинфицирующее средство. Да перчатки не забудь надеть.

-- Надо бы оформиться,-- попыталась я робко напомнить об официальной части приема на работу.

-- Потом, потом. Иди пока мыть коридоры…

-- Предупреждаю, я вида крови не переношу…

-- Никто тебя в хирургию не отправляет. Там и без тебя людей хватает. Это здесь, в офисном отделении убирать некому. Так что не тяни время, давай, ноги в руки и айда, приступай. Пациенты уже ждут приема, а коридоры не мыты.

В отличие от вчерашней -- добродушной и общительной,  Мария Федоровна сегодняшняя была строга и начальственна.

-- Смотри, не забывай дезинфицирующий раствор добавлять. Начинай с вестибюля. Потом вот тот коридор до перехода, затем этот до входа в хозблок. За день надо провести влажную уборку не менее трех раз. Если больше, это даже лучше.

Дав указания, Мария Федоровна опять скрылась за дверями регистратуры, чтобы руководить оформлением поступающих в клинику пациенток.

Я в душе подивилась такому напору и беспардонности регистраторши. Та даже не дала опомниться, не ввела в курс дела, а сразу сунула тряпку и швабру в зубы и погнала драить полы. Я прикинула примерную площадь предстоящего мне фронта работ. И выходило, что она раз в пять больше нашей школьной. А у нас в школе предусматривались двое техслужащих.

В другое время я бы не отважилась на такой подвиг мытья километровых коридоров. Но тут, как говорится, охота пуще неволи. Техничек обычно никто не замечает, при них говорят о своих проблемах,  даже не снижая голоса. Так что перетерплю ради дела.

Развела раствор в ведре, окунула тряпку и начала гонять воду по наборному гранитному полу. Постаралась  на славу. Протиснулась между кадками тропических растений, протерла мраморные стены, стекло огромного аквариума, разделившего зону отдыха и деловую. Наконец, выбралась в длинный коридор, с многочисленными нишами, в которых скрывались двери кабинетов. На каждом из них был только номер.

Где-то посередине коридора было сделано значительное расширение. Там, почти незаметный со стороны, располагался кабинет главного врача клиники. Единственный с информационной табличкой. Сейчас он был заперт. Дверь опечатана. В самом углу, незаметная постороннему глазу, находилась еще одна дверь, но не такая помпезная, как первая.

Когда я с горем пополам справилась с мытьем этого бесконечного коридора и выползла в вестибюль, там разгоралась  склока. Давешняя девица с жвачкой визгливо требовала от регистраторши проводить ее к главврачу. Мария Федоровна увещевала разошедшуюся скандалистку, как только могла. Но ту никакие доводы уже не могли остановить.

-- Я требую, чтобы меня приняла Ольга Николаевна Ткаченкова. Я специально ехала сюда, чтобы попасть к ней на прием. Когда договаривались, вы обещали все устроить. А теперь говорите, что она не может принять. Как деньги брать, так вы мастера, обещания давать – виртуозы. А как до дела доходит, так подсовываете мне кого-то другого. Хочу только к Ткаченковой…

Я мышкой прошмыгнула мимо. Лишь бы регистраторша не заметила. А то придумает еще какое-нибудь дело.

Постепенно коридоры стали заполняться пациентами. А я довольно таки притомилась в своем деле наведения чистоты и уже не так азартно терла полы. Активность моя уменьшалась по мере того, как я понимала, что среди пациентов я так ничего и не узнала. Женщины были в основном заняты своими проблемами. И если делились по привычке с соседками по очереди, то только рассказами о своих болячках. Каждой казалось, что у нее что-то уникальное. А в принципе все они сводились к одному. Женщины надеялись забеременеть, а у них это никак не получалось. Пройдя череду частных врачей и клиник, они как панацею, выбирали теперь эту. «Говорят, здесь почти стопроцентный успех, -- делились они сведениями, почерпнутыми из только им известных источников.--Все благодаря методике доктора Ткаченковой». Потому все рвались попасть на прием только к ней. Но предварительно каждой предлагалось пройти обследование у ряда других специалистов. Многие иногородние останавливались в гостинице при клинике. И как только всплывала эта тема, дамы тут же переключались на нее.

Потратив впустую первую половину дня, я так и не услышала ничего, сколь-нибудь проливавшего свет на интересующую меня тему. Однажды из хозблока выглянула бабулька-божий одуванчик в таком же, как у меня, наряде и позвала к себе.

-- Что ты так, девонька, надрываешься? И тебя Марь Федоровна обманула? Что же она пообещала? Это же самое  убойное место. За копейки никто не соглашается работать, так она придумывает разные способы. На что тебя поймала? – бабулька доброжелательно полюбопытствовала, одновременно расставляя на столе чашки и кое-что из снеди.

-- Да как-то так получилось. Я пришла устраиваться, а она меня сразу к делу приставила, -- постаралась я объяснить как можно правдоподобнее.

-- Что ж, ты, глупая, согласилась? Паспорт-то свой ей еще не дала? И не давай, а то закабалит, не сможешь и вздохнуть. Отсюда она никогда в другие корпуса не отпустит…

-- А кто она, чтобы распоряжаться?

-- Дак она сестра-хозяйка. Можно сказать, второй человек после директора. Что скажет, то и будет.

-- А почему в регистратуре стоит? – удивилась я.

-- Ну, девонька, там свои интересы. Поработаешь, поймешь. Если выдюжишь. Садись лучше, чайку хлебни. А то все трешь, трешь. Пора и передохнуть.

Не успела я насладиться прекрасно заваренным чаем, до которого бабулька была большая охотница, как в каморку старушки ворвалась Мария Федоровна.

-- Ксения, ты сюда работать пришла или прохлаждаться? Деньги надо зарабатывать. Иди, занимайся делом. А ты, Вирсавия Егоровна, не сбивай с толку работников. Будешь встревать, быстро за порогом окажешься…

-- Ох, ох, испужала. Да кто еще согласится сортиры драить за твои копейки. Иди, лучше, оформи новенькую. Знаю, все словчить норовишь. Когда только наешься?.. Ох, Марья, выйдет тебе боком твое скопидомство, попомни мои слова…

-- Хватит каркать, ворона, забыла, кто тебя из навоза вырвал, к делу пристроил? А ты не стой здесь, иди работать. У нас не принято чаи распивать, -- недовольная перепалкой с Егоровной, Мария Федоровна решила отыграться на мне.

Я в душе рассмеялась. Если бы не желание выяснить, что же говорят в клинике о случае с Ольгой, стала бы я шмыгать шваброй по полам в угоду сестре-хозяйке. Надеялась кое-что выведать у доброжелательной Егоровны, но, видно, сегодня мне это не удастся.

Понукаемая Марьей Федоровной, отправилась по уже знакомому маршруту. Но теперь уже не так усердствовала. Шуровала шваброй под креслами, кружила между сидящими в ожидании приема пациентками. Но все они говорили о чем угодно, только не о том, что нужно мне.

Так я добралась до кабинета главврача. Ниша перед дверями была пуста. Можно будет передохнуть вдали от всевидящего ока сестры-хозяйки. Для виду я поелозила тряпкой по полу, достала из кармана салфетку для  протирки дверей и сделала вид, что увлечена делом. Вдруг дальняя дверь поддалась. Я быстренько юркнула внутрь.

Как говорится, делу время, а потехе час. Хватит из себя изображать стахановку, надо и об основном деле подумать. За дверью оказалось что-то вроде раздевалки, совмещенной с душевой и туалетной комнатой. Наверное, специально для главврача сделали.

Я вольготно расположилась на больничной кушетке, решив десяток минут полежать после ударного труда и подвести итоги первой половине рабочего дня.

Неожиданно за стеной что-то стукнуло, послышались шаги, причитания вездесущей Марии Федоровны и голос… Алексея Лепилова.

Я от неожиданности даже ущипнула себя и чуть не взвыла от боли. Нет, это не сон. И не мания преследования. Хотя у меня в последнее время заметно развился этот комплекс.  Куда бы я не направилась, обязательно встречусь со своим дружком. И было бы по делу. А то ведь пути наши пересекаются в самые неприятные, если не сказать, криминальные моменты моих приключений. И после этих встреч он в очередной раз берет с меня клятву, что я больше ни во что не встряну. Я в полной уверенности, что сдержу слово, ему  даю обещание, но происходит новое событие, и все забывается. Так вот, чтобы овцы не дремали, пока волки на охоте, моя совесть мучит меня подобными ассоциациями. Ну, с какой стати здесь может оказаться Алексей?

Но лирику в сторону. Может ли здесь оказаться Алексей? Может. Но почему в то же время, что и я? Или Николай Семенович и его вызвал на поиски Ольги? Впрочем, я ведь перед отъездом сюда созванивалась с Алексеем по поводу отправки Ирины на летний отдых. Мой друг дал четко понять, что свалившиеся на него дела не дают возможности выкроить время для отдыха, и предложил нам самостоятельно решать этот вопрос или ждать, когда он освободится. А сам, оказывается, отправился сюда.

Между тем разговор в соседнем кабинете становился все интереснее.

-- Так что случилось с доктором Ткаченковой? Почему она взбрыкнула, я так и не понял? – вопрошал мужчина голосом Алексея.

-- Точно не знаю. Но что-то ей стало известно. Она же в последнее время все  что-то вынюхивала. Уволила несколько моих доверенных работников. Стала ко мне подбираться… Я уж ее отца обхаживала и так и эдак, думала, может, старый идиот проговорится, какой у нее зуб на меня… А тут были два срочных аборта на больших сроках, мы их по схеме… Она узнала как-то, кто-то настучал. Был скандал. Она грозилась пригласить какую-то комиссию для расследования. Надо было принимать срочные меры. Ну, вы понимаете…-- голос сестры-хозяйки стал заискивающим.

-- Понимаю, но не одобряю. Надо было действовать хитрее, изворотливее. Так, чтоб не заподозрила. И привлечь на свою сторону. Если не подкупить, так подготовить почву для шантажа. Не мне вас учить. А теперь что? Клиника ведь на ней, на ее опыте, разработках держалась. Как бы не иссяк источник. Кстати, где документы, по поводу которых я вам звонил?

-- Даже не знаю, где искать. В регистратуре нет ничего, в архиве тоже. В кабинете я все облазила. Своего племяша отправила к ней в квартиру под предлогом, что документы потребуются следствию. Ничего нет, -- заюлила Мария Федоровна. – Может, и не было ничего?

-- Может, все может быть. Но ведь не за красивые глаза открывали эту клинику, столько денег вбухали. Не из альтруизма же? Старухе такие понятия были чужды. Она знала только реальную выгоду. Значит, ей клиника была нужна. Да, кстати, где Ткаченкова обычно отдыхала? – в голосе мужчины появилась некая заинтересованность, словно он о чем-то вспомнил.

Мария Федоровна засуетилась. Я услышала, как она зашуршала накрахмаленным халатом, и мне представилось, как она подобострастно делает книксен.

-- Здесь, рядом, мы перевязочную переделали, вот дверца, пройдемте…

Тут я смекнула, что мне срочно надо куда-то испариться. Но куда? Не придумала ничего лучшего, как забраться в кабинку туалета. В крайнем случае, скажу, что решила его помыть. Хотя в свете услышанного, мне такое самоуправство даром не пройдет, если вообще отсюда выпустят.

-- Что ж, неплохо, неплохо. Бедновато только. Могла бы уж себе и поудобнее комнату отдыха отделать. Жаль, что никаких шкафчиков, сейфиков, укромных местечек…-- пренебрежительно протянул мужчина голосом Алексея.

-- Простите, что вы имеете в виду? – не поняла Мария Федоровна.

-- Я имею в виду те места, куда обычно прячут то, что не предназначено для посторонних глаз, -- как маленькой разъяснил ей гость. Затем, судя  по звуку шагов, прошелся по комнате, -- а это что?

Я в страхе замерла. Сейчас он откроет дверь и…  Дальше я старалась не думать. Меньшее, что меня ожидает, это выволочка за несоблюдение уговора. А потом, чует мое сердце, меня с дочурой запрут где-нибудь на даче под присмотром охраны. И я так никогда и не узнаю, где Ольга, что с ней произошло, и какие такие дела у моего дружка с этой сестрой-хозяйкой…

Мои мысли были прерваны торопливыми объяснениями моей нынешней начальницы:

-- Тут унитаз, мы его спрятали за перегородочку, тут душевая кабина, здесь топчанчик, чтобы прилечь…

-- Понятно, -- с неопределенной интонацией протянул мужской голос. Сейчас он мне почему-то уже не казался таким уж похожим на Алексеев. Разве что характерный прононс, некоторые интонации.

Я выглянула в щель, стараясь не производить особого шума, и увидела спину выходящего. Был он в белом халате и шапочке, но, судя по комплекции, явно уступал в  объеме моему приятелю…

«Ну вот, опять нервы разыгрались», отругала я саму себя. «Понапридумывала невесть чего.  С какого перепугу Лепилову здесь оказаться?» И сама себе ответила: «А с такого, что я опять влезла в какую-то историю, которая даром для меня не закончится. А так как у страха глаза велики, то мне и мерещится за каждым углом мой приятель».

С другом детства мы после многолетней разлуки встретились два года назад. Он просил выяснить причины исчезновения его матери. История оказалась криминальной. Я тогда наделала глупостей, за что и пострадала. Слава богу, дочура осталась жива и здорова. В то лето мы с Алексеем стали общими усыновителями двух девчонок, которых освободили из плена и не позволили их переправить куда-то за рубеж в рабство. Теперь Ника и Тина девушки уже взрослые. Обе продолжают учебу в закрытом колледже в Швейцарии. Все расходы по обучению взял на себя Лепилов. Я периодически с ними созваниваюсь, узнаю, как дела, в чем есть проблемы. Судя по настроению, вскоре они собираются возвращаться под крыло Алексея.

Вот эти воспоминания, а также осознание того, что я все-таки нарушила данное слово и опять ввязалась в очередную историю, а то, что она отдает криминальным душком, я уже уяснила из услышанного, в первый момент подтолкнули меня к столь опрометчивому выводу, что говоривший и есть мой друг. С чего я так решила? Голос похож, интонации, характерный прононс? Сколько уже раз я вот также ошибалась? В прошлом году чуть головой не поплатилась. А вот услышу это придыхание и картавость, и уже растаяла.

«Стыдись, ты же взрослая, самостоятельная дама. Какие могут быть в твои годы амурные воспоминания?» -- осадила я сама себя. – «И потом, мне надо помочь отцу Ольги и узнать наверняка, что же случилось с его дочерью».

Тут до меня, наконец, дошло, что посетители кабинета Ольги не только приложили руку к ее исчезновению, но и   что-то в нем искали. Какие-то документы, которые могут быть спрятаны где-то здесь… И, кстати, что они там говорили про посещение дома Ольги лжеследователем. Хорошо, что я заблаговременно прошерстила весь домашний компьютер и Ольгины папки. Ничего там интересного не было, но душа у меня была спокойна. Противнику ведь тоже ничего не досталось.

Я вспомнила переданный Николаем Семеновичем ключик, который мне показался похожим на те, что используют в камерах хранения. А почему я собственно решила, что он оттуда? Может быть, он от обыкновенного шкафчика для одежды? «Это мысль,-- одобрила я сама себя, -- надо проверить. Где-то здесь, в клинике должны же быть шкафы».

Однако у  выхода меня ждал облом. Мария Федоровна, как истинная сестра-хозяйка, заперла дверь с той стороны. Меня сразу обдало жаром. Что же делать? Как выбраться из этой западни? Звонить сестре-хозяйке? Но она сразу вычислит, что я сидела и подслушивала то, что не предназначалось для чужих ушей. И боюсь, мне придется последовать за Ольгой. Тогда уж точно узнаю из первых рук, что с той приключилось.

Окна в обеих комнатах были забраны решетками. О побеге не могло быть и речи. В кабинете увидела на столе телефон местной связи и распечатку номеров. Долго решала, куда бы позвонить так, чтобы не нарваться на  Марью Федоровну. Из-за нее не стала беспокоить и Николая Семеновича. Тот почему-то был слишком расположен к данной фигуре, а меня как раз это и беспокоило. Я несколько раз пробежала глазами список, пока не зацепилась за инициалы В.Е.   Может быть, это моя давешняя сердобольная бабулька?

На звонок никто долго не отвечал. Я уже отчаялась набирать номер, когда услышала в трубке знакомый голос. Обрадовавшись такой удаче, я торопливо объяснила Вирсавии Егоровне, в каком оказалась положении и попросила совета, как из этой ситуации выбраться.

-- Сиди тихо и жди. Скоро буду, -- ответила старушка и отключилась. А мне только и осталось, что последовать ее совету.

Не знаю уж, через сколько времени, но меня от размышлений отвлек скрежет ключа в двери. Благоразумно спрятавшись в кабинке, я убедилась, что это Вирсавия Егоровна пришла  мне на выручку. Она деловито прошествовала к кабинке туалета и посоветовала:
-- Пулей дуй отседа. Щас Кабаниха явится. Потом поговорим.

Я не заставила ее повторять. Схватила свои орудия труда и выглянула в коридор. Никого поблизости не было. Быстро принялась тереть уже опостылевшие мне полы, продвигаясь в направлении перехода в соседний корпус.

Здесь меня перехватила вездесущая Марья Федоровна.

-- Молодец, Ксения, справляешься. Если будешь усердно работать, скоро продвинешься. Но надо приложить усердие… -- бросила она одобрительную реплику, проплывая мимо в ослепительно-белом халате и шапочке. Такое впечатление, что она возомнила себя хозяйкой всей клиники.

Царственно кивнув встретившимся пациенткам, она скрылась за дверью кабинета главврача.

Две женщины, по внешнему облику, мать и дочь, устремились следом за ней. Я услышала часть фразы:

--… к ней. Она всем здесь заправляет. Только за избавление берет вдвойне. Зато все будет быстро и без огласки.

Судя по округлившемуся животику младшей, речь шла об избавлении от ребенка.

М-да, а моя знакомая не такая простушка, как вчера показалась. И халат врачебный неспроста напялила. Ишь, как величественно плыла по коридору. Не она ли возжелала занять место Ольги?

И тут, как обычно, у меня в памяти всплыл обрывок фразы, сказанной Марьей Федоровной в кабинете главврача: «Надо было принимать меры. Ну, вы понимаете…».

То есть, Ольга узнала что-то такое, что знать была не должна. И к ней приняли меры… А кто же был тот мужчина? Руководитель клиники? Или кто-то еще? Как узнать?   По всему видно, дело серьезное. Интересно, что же здесь можно делать такого, криминального? Да что угодно, ответила я сама себе на эти вопросы.

 Вспомнилось мое первое появление в клинике.



Ольга пригласила меня в свою только что полученную квартиру. Я в таких еще не бывала. Пять комнат, масса встроенных шкафов, при спальнях гардеробные, санузлы, ванные комнаты. В одной новомодная тогда душевая кабина с сауной. Больше всего поразила кухня, обставленная мебелью из карельской березы, оснащенная современной техникой, со встроенной в столешницу варочной поверхностью электроплиты.

Я в тот момент еще не оправилась от последствий дефолта, съевшего все мои скромные  накопления и уничтожившего надежды на ремонт дома. Квартира мне показалась роскошной.

Ольга Ткаченкова в детстве со мной не дружила. Учились мы в разных классах. А если учесть, что в нашем выпуске было аж семь параллелей, в школе  уроки велись в две смены, то там мы с ней и не пересекались. На улице было еще  сложнее. Детей тогда было много. Наиболее активные, как бы сейчас сказали, лидеры создавали свои коалиции.  Между уличными группировками периодически возникали  потасовки, которые иногда выливались в серьезные драки.  Между отдельными группами детей существовала неприкрытая вражда. Наш конец улицы и переулок Сенной почему-то всегда находились в стадии трений.

Я человек по характеру тихий, в свары не ввязывалась, но и предавать своих соседок не собиралась. И если они начинали военные действия против соперниц из переулка, я оказывалась на их стороне. И выходило, что против Ольги.

А Ольга всегда отличалась активностью. В школе она была председателем совета  пионерской дружины, затем секретарем общешкольной комсомольской организации. При этом отлично училась и сразу после школы поехала поступать в медицинский в Москву. И поступила с первого раза.

Я сдала экзамены в свой местный госуниверситет на вечернее отделение. Надо было работать, помогать родителям. Так что за делами и заботами повседневными об Ольге я и не думала. И если бы не ситуация с призывом сына в армию, наверное, о ней и не вспомнила.

Потому была очень благодарна ей, когда на мой неожиданный звонок она сразу же откликнулась, обещала помочь и пригласила к себе в гости.

Первые минуты встречи я чувствовала себя скованно. Но Ольга меня вскоре заразила своим неиссякаемым оптимизмом. Всегда эмоциональная в проявлении чувств, она и на этот раз не изменила себе, очень быстро втянула меня в процесс воспоминаний. И как-то сама собой моя скованность прошла.

За столом, накрытым белоснежной скатертью, на котором было щедро расставлено угощение, мы с ней предались ностальгическим воспоминаниям о временах нашего детства. Вспоминали одноклассников. Так получилось, что я дружила с девочками из ее класса, а она с мальчиками из моего.

В отличие от меня Ольга знала много больше об их дальнейшей судьбе. Потом я поняла почему. Закончив учебу в университете, я вняла уговорам родителей и уехала с ними на родину, в соседнюю со столицей область. И все последующие годы преподавала русский язык и литературу в родном Кудеярове.

А Ольга, закончив медицинский, осталась в аспирантуре. Но выбранная ею тема была вскоре раскритикована. Шли какие-то подковерные разборки. Ее научного руководителя, как говорится, «ушли», а вместе с ним и его учеников.

Отец Ольги еще имел  вес в городе, вот и пристроил дочь в первую горбольницу, что на Первомайской.

-- Знаешь, Ксения, я благодарна судьбе, что оказалась там. Ты не представляешь, с какими людьми пришлось работать. Сколько талантливых хирургов встретила, набралась опыта…

--Но ведь ты же гинеколог, а в первой не было роддома, -- удивилась я.

-- Ты наивна, как всегда. Что мне в тебе нравилось, никогда не скрываешь своих  эмоций. Я работала в хирургическом корпусе. Этим все сказано. До самой войны работала. Была на хорошем счету. А когда началось, тогда стало страшно. Мои девчонки уже были подростками. За них боялась. Когда боевики захватили машину с ранеными, среди которых был и мой муж, я молила бога, чтобы он спас их. Но,.. в общем, это грустная история. После этого я взяла самое необходимое и с девчонками бежала из города. Тогда был момент, военные открыли коридор для вывода мирных жителей. Наверное, я нужна была там. Но больше не могла уже ничего делать. Было по-настоящему страшно. Впрочем, тебе этого не понять. Ты ведь в это время там не была… Знаешь, давай лучше вспоминать Грозный нашего детства…

Ольга в очередной раз накапала в крошечные рюмочки ароматный изумрудного цвета ликер и достала из холодильника торт из мороженого. Мы провозгласили тост за нас, любимых. И тут мысли моей собеседницы вновь вернулись  к периоду юношества.

-- С тобой, Ксюша, мне почему-то легко вспоминать прошлое. Помнишь, напротив областного дворца пионеров располагалось кафе-мороженое «Подкова»?

-- Еще бы. Сколько раз там устраивали посиделки, назначали свидания и встречи. Здорово тогда там было. Официантки приносили в металлических вазочках разноцветные шарики мороженого, посыпанные тертым шоколадом. А какой там был лимонад? А «ситро»?  Сейчас уже нигде такой газировки не найдешь…

-- Помнишь, через дорогу от дворца пионеров здание драмтеатра имени Лермонтова…-- подхватила Ольга.

-- Ага. А через площадь здание нефтяного института, рядом остановка автобусов. С другой стороны был старый кинотеатр имени Челюскинцев. Жаль, что его потом разобрали и на его месте ничего не построили…

-- Ну, с этим кинотеатром у меня связаны очень приятные воспоминания. В нем кроме основного зала было еще два, вечерами играли в фойе музыканты. Наверное, там эта традиция держалась дольше всего. Здорово было, -- мечтательно протянула Ольга и зажмурилась от удовольствия:

-- Я тогда часто по пионерским делам во дворец пионеров наведывалась. Заодно с мальчиками встречалась. Помнишь Юрку Турындина? Впрочем, откуда. Он ведь в 41-й учился. Ох, мы с ним и  погуляли в те времена…

-- Где сейчас он, знаешь?

-- Нет его. После школы он на «Красном Молоте» работал. Убили его еще в первую военную операцию. Всю их семью. Но, не будем о грустном…

-- Не будем. Помнишь, я в книжном работала?

-- Еще бы. Как я тебе тогда завидовала. Престижное место, возможность приобрести любую книгу. Они тогда в жутком дефиците были…

-- Глупости. Ничего я не могла. Вот почитать, это да, получалось…

Ольга опять накапала ликеру в наши наперстки. Я, откровенно говоря, не поклонница экзотических видов алкоголя. Предпочитаю, если уж отказаться нельзя, бокал сухого вина, желательно красного. Но в гостях ведь диктовать свои условия не приходится. Ольга от души меня угощала деликатесами, которые я в  обыденной жизни позволить себе  не могла. Но чувствовалось, что воспоминания прошлого все никак не отпускали ее.

-- Помнишь, на улице Чернышевского с тыльной стороны дворца пионеров была глухая стена, а в ней  дверь металлическая и над ней бюст Ермолова. Анекдоты еще по городу ходили, что бюст этот чуть ли не каждую ночь подрывали, а утром он уже отремонтированный стоял как ни в чем не бывало, как новенький… Я у отца спрашивала, правда ли это… И знаешь, что он мне ответил? Что доля правды в этом есть. Не каждую ночь, но несколько раз действительно подрывали, -- Ольга погрустнела.—Начиналось с бюста, а потом и весь Грозный подорвали. Теперь там мало что осталось из времен нашего детства и юности…

-- Да, к сожалению. Но наш город ведь жив в нашей памяти, верно? – решила я перевести разговор в другое русло.

-- Хорошо тебе, Ксения. Ты не видела его в руинах. Да и потом, ведь это родина моих предков. И мне  тяжело сознавать, что пришлось покинуть его в такое время. Но ты права, не будем о грустном. Давай поговорим о твоих проблемах.

На следующее утро Ольга зазвала меня в свою клинику. Она так вдохновенно рассказывала о перспективах клиники, о том, что теперь претворяется в жизнь мечта ее научного руководителя. Оказывается, еще в годы ее учебы в медицинском, там велась разработка методики искусственного оплодотворения яйцеклетки. Направление было новаторское, но несколько отличное от того, которое декларировалось официальной наукой. Тему закрыли. И только теперь нашлись весьма влиятельные спонсоры, которые разыскали ее и еще двоих учеников профессора, построили этот медицинский центр. И хорошо, что не в столице.

Сюда приезжают на лечение женщины не только со всех концов страны, но и из-за рубежа. Сейчас работают шесть отделений, а будет еще больше. Клиника уже наработала авторитет в медицинском мире, здесь делают уникальные операции, сохраняют и помогают выносить самые сложные  беременности. Выхаживают глубоконедоношенных младенцев. И самое главное, здесь женщины обретают счастье материнства.

Ольга провела меня по всем отделениям клиники. Она откровенно гордилась своими достижениями и хотела, чтобы я разделила с ней эту гордость. Поэтому она просто заставила меня пройти ряд процедур, сдать массу анализов, некоторые из них, прямо скажу, не из приятных.

Расставаясь на автовокзале, Ольга пригласила меня приехать к ней в гости через какое-то время. Тем более, что поучаствовать в решении вопроса с сынулей она не отказалась.

Так что в тот год мне пришлось еще несколько раз побывать в доме и в клинике Ольги. Не то, что бы мы стали близкими подругами, но отношения наши приняли облик некоторого приятельства. Мною двигала надежда на благополучный исход вопроса с призывом сынули в армию. Ольге же требовался кто-то из прежней жизни, чтобы мог оценить по достоинству ее достижения.



Я  уже несколько  успокоилась после своего приключения в кабинете главного врача. Вирсавия Егоровна пока из него не выходила, также, как и Марья Федоровна, которая принимала там пациентов. Интересно, в каком качестве она их принимает? Задавшись этим вопросом, я вместо того, чтобы, как мне и полагается по статусу, тереть полы, прислонилась к двери кабинета, прислушиваясь к тому, что же так происходит.

За этим занятием меня и застукал посетитель, неожиданно появившийся в расширении коридора.

-- Подслушиваем? – прошелестел у меня над ухом мужской голос. Я от неожиданности дернулась и ощутимо стукнулась головой о косяк. Не глядя на говорившего, схватила швабру и стала тереть пол, торопливо удаляясь от двери. Голос мне показался знакомым. Глянув из-под косынки, которая сползла мне на глаза, я увидела, что передо мной стоит утренний следователь, который приходил в квартиру Ольги за документами. Только тогда он был хмурый и всем недовольный, а сейчас просто лучился удовольствием.

-- Ай-яй-яй, -- пожурил он меня. – Разве можно подслушивать? Тебя что, не учили, что так делать нехорошо?

Я предпочла ничего не отвечать и, подхватив ведро, ринулась в коридор. Еще не хватает, чтобы он сообщил об увиденном Марье Федоровне. Решила, что больше не буду  рисковать. Лучше подожду Вирсавию Егоровну в ее клетушке.

Тут она меня и застала, вернувшись через некоторое время.