Белое море, Чёрное море. часть 8, 9

                8. Антон


     Лев пришел ровно в семь, постучал в открытую дверь, переминаясь с ноги на ногу. В руках он держал пакет с утренним уловом. Антон увидел его первым, он уже с интересом ждал его прихода после Сониного рассказа. Первым протянул ему открытую ладонь.

- Проходи, Лёва, проходи. Здравствуй, мы тебя ждали. Меня зовут Антон, будем знакомы.

- Лев, - повторил паренёк, уже известное Антону имя. - Вот, я вам тут рыбы принес. Утром наловил.

- Спасибо, дружище. Надеюсь, мы теперь с тобой ни одного хвоста не упустим – все наши будут!  Проходи, знакомься. Это Павел, - Антон подвел его к своему сыну.

     Павел робко протянул ему свою руку. Но Лев с радостью и крепко, по-мужски, пожал ее и сказал:

- Не тушуйся, я тебя в обиду не дам. Да и никто обижать тебя не будет, у нас ребята хорошие.

- А я и не боюсь, - набравшись смелости, ответил Павлик.

- Ну и молодец, значит, подружимся, - заверил его старший товарищ.

С кухни вышла Соня и, обрадовавшись появлению утреннего знакомого, сказала:

- Ну, я вижу, вы уже познакомились. Молодец Лёва, что пришел. Давайте к столу. А за рыбу спасибо.
 
     Мужчины быстро нашли общие темы для разговора, весело и оживленно болтали до самой темноты. В конце вечера  Лёва все удивлялся:

- Ну, дядь Антон, всё-таки как же вы решились оставить Чёрное море. Вот я всегда мечтал туда поехать. Там тепло, вода, говорят, как парное молоко, и дельфины есть, и медузы. Вот бы хоть раз их посмотреть. Разве сравнить Черное море с нашим Белым? Оно холодное. Зря вы оттуда уехали!

     После этих слов Антон как-то сразу замолчал, затих, и Соня с тревогой стала поглядывать на мужа, и дальше разговор не заладился. Лёва заметил, что сказал что-то не то, но не мог понять, в чём его вина. Почувствовав какое-то напряжение, сразу засобирался, сказал, что его ждет мама и хотел уходить. Антон подошел, взял его за плечо и сказал:

- Пойдем-ка, друг, я тебя провожу. По дороге и расскажу, почему я променял Черное море  на Белое.

      И они ушли. А Соня вышла на крылечко, посмотрела вслед их уходящим фигурам и присела на ступеньку.
         
        Последней каплей, подтолкнувшей их к переезду, был тот страшный случай, всего несколько месяцев назад, чуть было не стоящий Антону жизни. Он уехал, как всегда, рано утром. И, проснувшись уже засветло, она не услышала ласкового: «Сонюшка, вставай»  и не увидела «золотой рыбки». Волнение охватило её, и предчувствие заскрежетало ржавым гвоздем где-то внутри. Она пыталась гнать от себя назойливые мысли и уже собиралась бежать на берег, искать Антона, пока Павлушка еще спал, но тут в дверь постучали. Тихо так, осторожно – и её сердце оборвалось.

      Она  поняла, что стряслась какая-то беда, ещё ничего не услышав. Соня долго не могла заставить себя подойти к двери, но стучали опять и опять, и она решилась. На пороге стояли знакомые рыбаки. Соня ожидала услышать самое худшее, но они сказали, что Антон жив. Его нашли в пустом баркасе, который  прибило к островам, где они ловили рыбу. Сначала рыбаки подумали, что он умер, но втащив его к себе в лодку, увидели, что жив, дышит, но без сознания. Они знали Антона очень хорошо и знали о его астме, поэтому сразу стали искать в его лодке баллончик с лекарством. Но его там не было, может быть выронил по неосторожности.

      Рыбаки  быстро, на моторке, отвезли Антона на берег, а затем на машине в ближайшую больницу. Врачи его откачали, но сказали, что если бы привезли его чуть позже, то Антона было бы уже не спасти.
 
     Видно и вправду он родился в тельняшке. А может что-то ещё не завершил в этой жизни, какие-то очень важные дела, предписанные Богом, вот он и вернул его обратно, к Чёрному морю. А теперь судьба закинула на Белое.

     Так и вся наша жизнь – то чёрная, то белая, как шахматы. И, начиная игру, никогда не узнаешь заранее – когда будет шах и мат.


                9. Антон


Лёвка стал частым гостем в семье Загорских. С Антоном они почти каждое утро, если только не штормило, выходили в море. На карельскую плоскодонку был установлен мощный мотор,  и друзья любили уплыть вдвоём куда-нибудь далеко, обогнув хоровод маленьких и побольше, заросших лесом, островков. Любили причалить куда-нибудь в тихую заводь, на узенький песчаный пляжик, где рыба кормилась и чавкала на мелководье, смакуя каждый кусочек и не боясь, что её потревожат.

       Серпоклювые наглые чайки сидели на круглых валунах, как дозорные. Ждали зазевавшуюся рыбу, неосторожно высунувшуюся из воды, чтобы насладиться  утренней трапезой. И тут же рыбы сами становились завтраком для чаек. Но не все птицы пытались поймать даже такую легкую добычу, многие предпочитали просто отнять пойманную рыбу у своих собратьев. И тогда начинался такой шум и гвалт, настоящие морские баталии разворачивались над тихой утренней гладью. Чайки-воровки иногда побеждали своих более мелких подруг, а иногда с позором были изгнаны ополчившейся на них стаей.

     Бывало рыбаки  пробирались по узенькой речке, которая и на карте то не обозначена, такой неширокой, что ветви растущих по сторонам деревьев, склонялись над рекой и образовывали   шатёр, а иногда и живой туннель, который колыхался и шептал что-то невнятное прямо в уши. Порой ветки  цеплялись за их штормовки, и тогда "робинзоны" с трудом расчищали себе дорогу сквозь них.
 
     Над водой висел молочный туман, и только изумрудные стрекозы с выпученными глазами нарушали тишину пробуждающейся реки.

     Любили друзья  побродить по островам, затерянным среди сурового моря, и почти каждый из этих островов был готов открыть для них все свои сокровища. На одном из них можно было найти «лисичковое» море, когда ступить было некуда, не затоптав крепенькие волнистые шляпки грибов. Тогда мужчины снимали рубашки и, не сходя с места, расчищали вокруг себя свободную полянку. И настроение моментально поднималось – то ли от их солнечно-апельсинового цвета,  то ли от предвкушения жареной картошечки с грибочками.

      Иногда какой-нибудь остров представал перед ними синеватым от голубики, с высокими крепкими кустами и крупной  душистой ягодой. И тогда, возвратившись домой, от пуза наевшись сочной голубики, Лёвка с удовольствием демонстрировал местным мальчишкам свой синий язык, как будто он макнул его в чернильницу. И мама всё просила Лёвку вымыть его чёрные руки, но они всё не отмывались – ведь краска была самая что ни наесть натуральная и долго-долго не хотела смываться.

     Были острова желто-оранжевые от морошки,  были красные от брусники и клюквы, а были светло-зелёные от разросшегося и склонившегося над водой ивняка с серебристыми серёжками. В общем,   эти  северные острова в суровом холодном море тоже хотели нравиться и принаряжались, как могли. Нужно было только разглядеть эту скупую красоту и принять её  сердцем и полюбить всей душой, что и происходило с теми, кому довелось там жить.

     Иногда, когда море было тихое, они брали с собой и Павлушку. Тот был просто в восторге, что рядом с ним отец и друг, относившийся к мальчугану со всей заботой, совсем как старший брат. Павлик был очень горд, что принимает участие в таком интересном и  важном мужском деле, чувствовал себя добытчиком. За одно это лето он как-то сразу посерьёзнел и возмужал, и сразу был принят в когорту поселковых ребят, съезжавшихся на летние каникулы на Белое море.

      Тихими вечерами жители поселка, особенно детвора, группами собирались на морском берегу, жгли костры, кто-то из подростков бренчал на гитаре, девчонки пели. Но самыми любимыми были у них вечера, когда кто-то из взрослых рассказывал о своей службе на море.

      Вся жизнь здесь была так или иначе связана с морем, мужчины служили на Северном флоте, и эти морские рассказы стали для мальчишек точкой отсчета, стартом в их судьбе,  повлиявшим на выбор их дальнейшей профессии. Вот здесь, тёмными комариными вечерами, на брусничных берегах Белого моря и  зарождались мечты стать моряками и подводниками.

     Особый интерес у них вызывали рассказы Антона, ведь профессия у него была (хоть и в прошлом, но ведь моряки бывшими не бывают) самая почетная из морских. Все моряки, тьфу-тьфу, могли оказаться в ситуации, когда требовались спасатели. И мужество, с каким военные спасатели бросали вызов стихии, пытаясь вызволить из беды всех, попавших в ее объятия, было достойно благоговейного уважения.
 
- Пап, а расскажи про спасателей,- просил Павлушка.

И Антон не без гордости начинал:

- Вы знаете, ребята, что профессия спасателей на море – одна из самых почетных. Сколько раз наши корабли и поисковые катера  помогали судам и самолетам, терпящим бедствие на воде. Круглосуточно мы были готовы к выходу на аварию. Это как «скорая» на суше, наши  экипажи  первыми спешили оказать помощь, попавшим в беду.
 
    Мы спасали людей, тушили пожары, откачивали воду из затопленных отсеков, буксировали потерявшие ход корабли, а еще выполняли водолазные работы, заделывали пробоины и трещины.

     Помню, в январе, буксировали во льдах поврежденный пограничный катер через Керченский пролив в порт Кавказ. Еле доставили. Погода была ужасная, холод и сильный ветер. Но мы справились.

     А однажды поднимали подводную лодку, погибшую в 1941 году у острова Змеиный и затонувшую на глубине тридцать четыре метра. И ведь подняли. С  такой глубины!

     Однажды мы проводили поиск и подъем артиллерийских снарядов у мыса Феолент.  Глубина была около пятнадцати метров. Защитники Севастополя перед отступлением сбросили снаряды в море, и нашим водолазам пришлось с большой осторожностью выкапывать их из грунта и укладывать в специальные корзины. Затем снаряды поднимали на баржу и только потом обезвреживали.
 
 А знаете, ребята, какие есть традиции у водолазов-спасателей?
 
- Нет, расскажите, дядь Антон, - закричали внимательные слушатели.

- Самые лучшие у водолазов традиции:
- Никогда не отступать!
- Не страшиться тяжелой работы!
- И как бы ни было трудно – поднимать корабли!  Ну а потом, на поднятом судне водружать красный флаг.
 
     Ребята слушали Антона, притихнув и затаив дыхание, забыв про  гитару. А Павлушка слушал отца, в который раз, и весь сиял от гордости, то ли за отца, то ли представляя себя частью этой спасательной бригады.

     Павлик и сам часто оказывался в роли рассказчика. Его детство прошло на Чёрном море и ребята, выросшие на суровом Белом, просили его рассказывать о дельфинах, медузах, крабах и рапанах, которых они никогда не видели. И Павлик, оказавшись в центре внимания, с удовольствием, напевным южным говором, упоённо щебетал.

- Медузы – они такие красивые, как парашюты. Бывают разных цветов, и голубые, и белые, и оранжевые. Бывают маленькие и большие. Когда нарождается много маленьких медузят, их волной выносит на берег, и они могут погибнуть без воды. Так мы, с ребятами, их тоже спасали – относили подальше в море и выпускали. Но многие из них кусачие, могут ужалить очень больно и будет ожог. Лучше их вовсе не трогать. А еще мы рапанов собирали.

- А кто такие рапаны?- спросила одна девочка.

- Рапаны это такие ракушки морские, крученые, как спираль. Там живет моллюск, а это его броня. И дом тоже. Мы собирали их на сваях вместе с мидиями, это тоже раковины, только плоские, из двух створок состоят. Ну, мы их наберем целую сетку с ребятами и домой несем. А дома их в кипящую воду бросишь, мидии створки-то и открывают, и рапаны тоже съедобные. Вкусные! Считается делитапес.

- Деликатес, - поправил папа.

- Да, точно.  А дельфины - они умные, как люди. Они никогда не обидят человека. И если человек будет тонуть – они его спасут. А еще их боятся даже акулы. Были случаи, что стая дельфинов спасала человека от акул.

     Антон ласково потрепал раскрасневшегося от жаркого костра и от внимания пацанов сына по плечу и добавил.

     - А вы знаете, что дельфины не только спасают людей, попавших в беду, но и работают спасателями. Дельфины были официально зачислены в спецгруппу, созданную для несения службы. Был даже специальный дельфиний спецназ. Это была очень необычная для флота группа. Ее создали ученые Океанариума Военно-морского флота в семидесятые годы. Вообще, дельфины – удивительные животные. Они обладают совершенными способностями гидролокации, то есть они могут определять местоположение объекта, находящегося на воде или под водой, при помощи акустических сигналов.
 
     И удивительно, насколько они готовы сотрудничать с человеком. Язык не поворачивается назвать это дрессировкой, они с удовольствием работают с людьми и становятся им преданными друзьями.

     Вот, помню, в 1976 году в эту спецгруппу входило четыре дельфина. Их готовили в Океанариуме, все они были очень умными. Но один из них, Геркулес, нас особенно поражал. Однажды на рейде Бельбек  он обнаружил затонувшую торпеду на глубине пятьдесят один метр, и не просто обнаружил, а обозначил это место, и после этого мы смогли эту торпеду  обезвредить.

     Затем, более сорока затонувших торпед, мин, ракет были обнаружены служебными дельфинами. Они находили  обломки самолетов, якоря и даже древние керамические сосуды.  Один из таких сосудов передали в Севастопольский океанариум, он до сих пор там хранится. Будете там – посмотрите.

     А потом создали еще одну группу спецназначения – для борьбы с подводными диверсантами. Служебные дельфины обнаруживали подводных пловцов, которые хотели проникнуть в Севастопольскую бухту. Эхолокаторы не могли засечь человека в ластах, и только бдительные дельфины могли предотвратить подводную диверсию.

- А мне отец рассказывал, - вступил в разговор один парнишка, - что у нас на Северном флоте работали спецназовцами тюлени и морские львы.

- Да, точно, а еще использовали китов-белух,- согласился Антон.

- Ух ты, здорово!- восхищенно закивали мальчишки.

- Ну ладно, ребята, засиделись мы с вами. Вас давно уже дома, наверное, разыскивают.

- Ага, - засмеялись мальчишки, - со служебными дельфинами.

- Ну, с дельфинами не знаю, а вот со служебными собаками точно сейчас вас искать будут. Марш домой!

     И веселая ватага, не спеша, стала расходиться по домам, обсуждая по дороге, что еще необычного могли бы выполнять дельфины.

     Жил с ними в это первое лето и Всеволод Иванович, Сонин отец. Иногда и он вдруг засобирается с ними на рыбалку, наслушавшись захватывающих рыбацких историй. Но, когда еще затемно, Антон тихо будил его, Всеволод Иванович начинал жаловаться, что плохо себя чувствует, ноги ломят и, вообще, в такую рань «ещё даже петухи не пропели» – и оставался дома. Рыбалка, видимо, не была его призванием, не захватила такой страстью, какой болел ею Антон.
 
     Но зато у Антона появился неизменный товарищ и напарник Лёва. Пятнадцатилетнему подростку было очень интересно с Антоном, хотя тому было уже тридцать восемь. К тому же сказалось Лёвино безотцовское детство. Да и Павлушка к ним тянулся. Ведь дружба не знает ни границ, ни возраста, тем более, что их объединяла одна большая любовь к морю и страсть к рыбалке.


Продолжение следует...