Андрей завоёвывает авторитет

       Ранним утром умер один из охотников, тридцатидвухлетний унтер-офицер Кабардинского полка. Марина провозилась с умирающим последние два часа его жизни и сделать ничего не могла, под рукой у неё не было необходимых медикаментов. Кинжал горца проник слишком глубоко в брюшную полость, в узкой и глубокой ране началось нагноение. «Кабардинца» положили в телегу, где лежали тела четырёх охотников, погибших во вчерашнем бою.
Раненые горцы сидели на повозке, охраняемые двумя казаками, которые бросали на них недобрые взгляды. Они не стонали, не жаловались и ничего не просили, только угрюмо смотрели перед собой, иногда перекидываясь друг с другом короткими отрывистыми фразами.
  Перед отправлением Марина осмотрела их всех , сменила повязки при помощи маленькой баронессы и с облегчением констатировала, что раны абреков, слава Богу, не сопряжены с опасностью для их жизней.
- Чтобы мы, голубушка, без вас делали? – спрашивал Грамотин с восхищением глядя, как ловко эта красивая женщина перевязывает раненых.
- А что раньше делали, то и продолжали бы, – отвечала Марина, ловя себя на мысли, что начинает говорить и строить предложения, как принято среди этих людей и от этого русский язык только выигрывает.
   Андрей вертел в руках винтовку Евсеева.
 - Что, нравится? – спросил его казак.
 - Тяжеловатая.
 - А я, чать, не барышня какая-нибудь, мне в самый раз.
  Казаки, собирающие рядом свою амуницию, заулыбались одобрительно.
 - Не пойму, а где у неё затвор, возвратный механизм?
 - Чего? – удивился Евсеев незнакомым словам. – Ты, барин, сразу видать, человек от воинской службы далёкий. Пистонку1 эту аккурат  перед самой Восточной кампанией тульские умельцы сделали. Мне её лично сам его превосходительство походный атаман Яков Петрович Бакланов2 подарил.
- Расскажи за что, Степан Панкратьич. – попросил молодой казак.
 Было видно, что все эту историю знали, но специально для новичка просили рассказать ещё раз. 
 - Лет этак восемь тому назад, – начал Евсеев, - было дело у нас с горцами недалеко от Чир-Юрта. Нам через Сулак переправиться надо было, Шамиль мюридам своим отдал приказ умереть, но на тот берег нас не пускать. Сами-то горцы стрелки отличные, но воинскому строю и командам необучены, а тут палят слаженно, ну ровно егеря какие-нибудь. У нас аж осьмнадцать человек поубивало, а пятерых до смерти. Приметили мы, что командует ими человек один, одетый в черкеску и папаху, но выправка, сразу видать, военная. А тут сам Бакланов подъехал. Выручайте, говорит орёлики, на вас вся надежда. Если уж сам Бакланов так заговорил, то дело и вовсе плохое. А он, скажу тебе барин, был человек старой закалки, нас, казаков вот где держал. – Евсеев показал свой большой костлявый кулак. – Чеченские бабы и по сию пору им детей своих пугают. Ну, я подхожу, значит к Бакланову, голову задираю. Росту-то он был огромаднейшего, косая сажень в плечах, да и конь ему под стать. А он смотрит на меня сверху, рожа красная, видать перепил вчера, усищи как у таракана и две большие бородавки. Признаться, оробел я поначалу. Чего тебе казак от меня надо, спрашивает. Ваше превосходительство, говорю, дозвольте командира ихнего подстрелить, без него басурмане так слаженно палить уже не смогут. А что, говорит, давай стреляй казак. Был я лучшим стрелком, почитай на весь наш Донской полк, да вот беда, ружьишко у меня старенькое, а до нехристя этого, почитай шагов двести с лишком было. Я генералу о том и говорю. А он с плеча пистоночку эту снимает и молвит, что винтовка эта отменного бою и по его личному заказу в Туле сделана. Ежели наповал командира ихнего подстрелишь, винтовка твоя, а если промахнёшься, то казак не взыщи. Подполз я, значит, к самой воде. Признаться честно, неуютно чувствовал себя, пули вокруг свистят, да по камням щёлкают. Одно хорошо, кустарник кругом дремучий. Целый час лежал, шустрилу этого выцеливал. Бакланов ко мне два раза людей посылал, всё поторапливал. Но это вам не блох ловить, тут торопливость только делу навредить может.
Евсеев выдержал паузу, видимо ждал, что Андрей начнёт просить продолжить рассказ. Не дождался и через минуту продолжил:
 - Как у нас говорится, терпение и труд, всё перетрут. Взял-таки я его на мушку. Лежу – не дышу и на крючок пальцем плавно так давлю. Дым рассеялся, и нету басурмана. Стрельба враз на убыль пошла. Мы на крутой тот берег переправились и неприятеля дальше погнали. Нашли среди десятков тел и моего «крестника». Пуля аккурат ему в лоб вошла. Аглицких кровей оказался, шамилевых абреков военному делу обучать приставлен. Так вот мне эта пистоночка-то и досталась, а потом ещё Яков Петрович к Георгию представил. Вот так-то, барин. А ты, тяжеловатое!
 Казаки, оставившие свои дела во время рассказа вновь занялись каждый своим делом. Многие были явно разочарованы, что рассказ Евсеева не произвёл на этого странного, на их взгляд человека должного впечатления.
 - Со скольки, говоришь, шагов ты того инструктора подстрелил? – спросил Андрей у затягивающего подпругу бывалого казака.
- Слова ты какие-то чудные говоришь, барин. Никакой он был не структор, а самый что ни на есть аглицкий агент.
 - Так со скольки шагов-то?
 - Ну, - Евсеев сдвинул папаху на лоб и почесал затылок, - шагов двести пятьдесят, почитай там было.
 - А если я из твоей винтовки с этого расстояния в этот камень попаду, в отряд к себе возьмёте? – Андрей подбросил на ладони гладкий овальной формы камень, чуть меньше его кулака.
 - Да как же ты это сделаешь? – засмеялся Евсеев. – Ты, сразу видать, ружьё моё первый раз в руках держишь, вон даже не знаешь, как оно заряжается!
 - А ты меня заряжать  научишь. Ну что, по рукам? – Андрей протянул казаку руку.
 - А ежели не попадёшь? – хитро прищурился тот.
Андрей задрал рукав своей камуфляжной куртки, которую, подыгрывая Игорю, выдал за форму техасских рейнджеров и показал Евсееву свои японские часы.
 - Если промахнусь, часы мои заберёшь.
 - Вот эти-то? – Евсеев с презрением взглянул на чёрный пластиковый корпус, в котором уместились два циферблата, обычный и электронный. – А на кой они мне?  - Вот если бы у тебя настоящий брегет имелся.
 - Это очень хорошие часы. Вот смотри, время, дату, температуру воздуха показывают, вода им не страшна.
 - Так уж и не страшна? – казак смотрел на непонятные циферки. – Нет, мне такого добра не надо, я и не понимаю в часах твоих ничего.
 - Да я тебя научу, тут ничего сложного нет.
Вокруг них опять собрались казаки.
 - Соглашайся, Степан Панкратьич, вещица уж больно забавная. Глянь-ка, закорючки какие-то бегают!
 - Братцы, вода у кого есть? – спросил Андрей казаков.
Ему подали в котелке воды. Громов окунул туда часы и несколько секунд подержал. Затем с торжествующим видом извлёк их наружу, вытер о рукав куртки и продемонстрировал окружающим.
 - Видали, закорючки, как бегали, так и бегают. Ну что, дядя, по рукам?
 - Если не промажешь, так и быть, буду хлопотать за тебя у поручика, – протянул свою огромную ладонь Евсеев. – Только тут места столько открытого нет, вот из леса выйдем, будут просторы, не наша донская степь, но искомая дистанция будет.  - А теперь смотри, – казак взял винтовку. – Засыпаем в ствол мерку пороха, затем пыж шомполом забиваем, сверху пулю и опять шомполом. Вот сюда вставляем пистон, взводим боёк и стреляй на здоровье. Понятно?
- Понятней некуда, – весело ответил Андрей.
 Евсеев взял его в передний дозор и только усмехался в свою густую бороду, видя, как Громов неумело забирается на коня. После получасовой скачки, от которой у Андрея осталось малоприятное ощущение, как будто над ним надругался, по меньшей мере, взвод солдат, лес стал редеть, и сразу было видно, что поредел он не по своей воле, слишком много встречалось им пней.
- Вот здесь в самый раз будет. – Евсеев остановил коня на относительно открытом пространстве.
Впереди, метрах в пятистах возвышались какие-то скалы, слева слышался шум воды в горной реке, справа стеной стоял лес.
 - Давай, Верёвка.
Тот самый молодой казак, который просил Евсеева рассказать историю пистонки, слез с коня и принялся отсчитывать шаги в сторону громоздящихся скал, предварительно забрав у Андрея камушек.
 - А ружьё-то твоё дострелит? – обеспокоено спросил Андрей, глядя вслед удаляющемуся Верёвкину.
 - Ты, барин, никак на попятный пойти решил? – под общий смех спросил кто-то из казаков.
Громов поморщился, но не от смеха, а от саднящей боли в несчастных ягодицах и молча протянул руку за винтовкой. В это время вернулся Верёвка.
 - Вон на том пенёчке, – показал он.
 Андрей пригляделся, напрягая зрение, и увидел белеющий камень на одном из пней. Затем он не спеша проделал все манипуляции с винтовкой так, как объяснял ему казак и приложил заряженное ружьё к плечу. Ружьё было не просто тяжеловатым, оно было тяжеленным. Если долго целиться, то онемеют обе руки и плечо. Андрей выбросил из головы все мысли и сосредоточился на цели. Выдохнув, стал плавно давить пальцем на спусковой крючок. Грохот и одновременно сильный удар в правое плечо, заставили его сделать два шага назад. «Как они только с таким оружием воевать умудряются?» - думал он, стоя в сплошном дыму и чувствуя боль в плече.   
 - Глянь-ка, братцы, попал! – как сквозь вату донёсся до него голос Верёвки. – Степан Панкратьич, а барин-то по меткости и тебе не уступит.
 - Цыц, сопля зелёная! – прикрикнул на него Евсеев. – Чтобы настоящим охотником стать, одной меткости мало. Да и дело не в стрелке, а в оружии. А ружьецо это, - наклонившись с седла, он забрал у Андрея винтовку, - из рук самого атамана Якова Петровича дарено, а это вам, братцы казаки, не фунт изюму! А стрелок-то наш две версты проскакал и ходит враскоряку, как будто ему кол между ног вбили! Но уговор, как говорится, дороже всего. Если Пётр Алексеич согласится тебя в охотники взять, ох чувствую, намаюсь я, барин, пока из тебя толк выйдет!
 - Не беспокойся, дядя, я способный! – засмеялся Андрей. – Да и какой я вам к лешему, барин? Андреем меня зовут, фамилия Громов.
 - Вот я и смотрю, вроде ты барин, а вроде бы и нет. Какого же ты сословия, Андрей Громов будешь?   
 - Родители вроде бы как рабочие были.
 - Померли что ли?
 - Можно сказать и так, – мрачно ответил Андрей.
 - Царствие им Небесное, – перекрестился Евсеев. – А родом-то откуда.
 - Волжанин я, из Самары.
 - Ну, почти земляк. Ладно, в Кизляр приедем, буду о тебе с командиром беседу иметь. А сейчас по коням!
Андрей с трудом взобрался на коня и пустил его рысью вслед за своими новыми товарищами. Только что он похоронил своих ещё не родившихся родителей. Прошлое, а для людей, которые впереди галопом неслись по диким просторам Кавказа, отдалённое будущее, отшелушивалось от него, как старая ороговевшая кожа.
   Берег реки был настолько скалист и крут, что казакам пришлось слезть с лошадей и вести их в поводу. Река не широкая, всего три конских скока, как выразился молодой Верёвка, была, тем не менее, в течение быстра и в русле извилиста, противоположный берег имела более пологий, но поросший густым кустарником.
- Выше, версты через две, переправа должна быть, – взял на себя роль Андреева проводника всё тот же Верёвка. – Ранее там наше укрепление стояло, но после того, как местных замирили, то срыли за ненадобностью. На той стороне чеченский аул стоит, Чирей-Юрт называется. Мы его чаще Чиреем называли на мягком месте, - хохотнул парень, - потому как подобно этой зловредной болячке они во времена Шамилевы нашим арьегардам были. Уж и не упомню сколько разов местные чечены укрепление сжигали, да переправу в негодность приводили. А в этом пакгаузе деревянном, отродясь боле пятнадцати служивых-то и не бывало.
- А сейчас притихли?
- Да кто же их, нехристей-то разберёт? В позапрошлом годе книжицу свою басурманскую целовали, да предками божились, мол, мюридов к себе не пустим, а с русскими дружбу водить начнём. Только я с чеченами шестой год дело имею, а уразуметь не могу, что они за народец такой? Называют себя народом Божьим, а в вере у них полный раздрай. Шамиль их к басурманству приучать начал, да только они ровно волки, сколько не корми, всё в лес норовят. Никакой власти не признают, к пленным хуже, чем к последней скотине относятся. Степан Панкратьич вон более года у черкеевцев был, в зловонной яме на цепи держали, объедками кормили.
- Бежал?
- Какое там! – горько усмехнулся Верёвка. – Всем полком на выкуп собирали.
 Андрей вспомнил зинданы двухтысячного года, которые находили во время рейда, людей покрытых вшами и струпьями с безысходностью в глазах, обезглавленные, истерзанные тела. Казалось, время не властно над этим краем.
- В бою злы и урон от них бывал немалый, – продолжал молодой казак. Ведь жилища свои защищают, куда им, бедолагам, податься-то? Некоторые, правда, в Туретчину ушли, только сдаётся мне, под турком им вряд ли слаще покажется, хочь и те, и другие одной вроде бы веры. Наш-то нонешний государь-батюшка не в пример папаше своему покойному, уж дюже милосерден. Слыхал, небось, - он понизил голос и даже оглянулся, хотя вокруг них никого не было, весь дозор скрылся за очередным поворотом, - в Питербурхе-то что учинить решили, мне кум сказывал? Усем москальским лапотникам волю дать! Вон куда крамола забралась, аж на самые верха!
Казак с негодованием посмотрел на Андрея, должно быть, и его, подозревая в крамольных помыслах.
- А что касается нашего казацкого сословия, мы царю и отечеству присягали служить и от присяги этой нас токмо смерть освободит.
Два выстрела, прозвучавшие один за другим, прервали эту верноподданническую речь. Верёвка даже как будто обрадовался.
- Ну вот, а я что говорил? Народцу здешнему верить ни на грош нельзя, воровство у них в крови.
Казак дал шпоры своему рысаку, и тот галопом устремился вперёд. Андрей даже и подумать не мог, чтобы так вот пошевелить своими измученными, стёртыми в кровь ногами и лишь шлёпнул своего трофейного ладонью по крупу. Тот не чувствуя в седоке настоящего наездника нехотя перешёл с шага на рысь и через пару минут мучительной для Громова скачки довёз его до спешенных казаков, которые с винтовкой наперевес рассредоточились за различными природными укрытиями. Верёвка, энергично жестикулируя, показал ему тоже спешиться. Осторожно выглянув из-за большого камня, за которым они с Верёвкой спрятались, Громов увидел мостик настолько узкий и ненадёжный, что казалось, человек едва пройдёт по нему, а о лошади уж и говорить нечего. Двумя человеческими ростами ниже бесновалась река. На противоположной стороне перед самым мостом виднелись развалины того самого форта, о котором ему рассказывал его новый товарищ. В его пределах был явно на скорую руку сложен завал из камней, между которыми виднелись курпени1 папах и поблескивало в лучах ещё летнего солнца оружие.
- Пензулла, выходи, поговорить надо! – крикнул из-за своего укрытия Евсеев.
Положив атаманский подарок на землю он встал во весь рост. С той стороны из завала вышел старик и упругой, вовсе не старческой походкой ступил на мост. Мужчины остановились на  середине, и Андрей подумал, одно лишние движение и оба полетят в бурлящие воды неизвестной речки. Но ни Евсеев, ни старик-чечен лишних движений делать не собирались.
- Что же ты, Пензулла, адаты свои нарушаешь-то, а? Предками клялся, что зла нам делать не будешь, а сам тут целый редут наворотил.
- Пензулла что сказал, то сделает, – отвечал аксакал по-русски, но с чудовищным акцентом, – но моя знает, ты везёшь на суд белому царю нашего кровника. Отдай кровника и поезжай дальше, никто тебя не тронет.
- Это кто ж таков? – наморщил Евсеев лоб.
- Керим-Булат Ичкери, дочь моего брата увёл, калым не давал.
- У нас, Пензулла, вашего племени пятеро и все раненые, и неужели ты думаешь, что мы вам немощного на растерзание отдадим?
- Э-э, мне твой шалтай-болтай слушать время нет, - отвечал упрямый старик. – Канлы делать надо. Кровника давай и езжай дальше.
- Ты сам знаешь, старик, у меня начальник есть.
- Говори свой начальник и приходи. – Пензулла с достоинством повернулся спиной и не торопясь, явно бравируя перед своими пошёл к завалу.
Казаки собрались у самого большого камня.
- Степан Панкратьич, может, в обход пойти? – спросил кто-то.
- Да это вёрст двадцать пять не менее! Цельный день потеряем. Да и пойдём мы в обход и что? Этот Чирей-Юрт деревня немалая, у них, поди, бойцов сотни полторы наберётся, а то и поболее, а это уже баталия полкового масштабу получается. Да и мир у нас вроде бы с ними.
- Так что ж, пленного отдадим?
- Нет, братцы, пленного отдавать никак нельзя. Но у них тут обычай такой, за кровника его кунак пойти может. А даже ежели у этого Керим-Булата кунак и сыщется, так ведь посечены они все не слабо, на ногах еле держатся.
- А какая разница, - спросил Андрей, - что того, что этого, отдавать нельзя?
- А разница такая, - пояснил непонятливому Верёвка, - что из обиженных супротив обидчика поединщика выставляют.
- А если обиженный проиграет?
- Следующий выходит.
- Ясно. И так до тех пор, пока желающие не закончатся.
- Чиреевцы эти свирепы и гурдами своими дюже ловко владеют.
- А что, Степан Панкратьич, может, я за кунака этого Булата сойду? – спросил Андрей.
Тут не только Евсеев, но и все казаки с сомнением посмотрели на него.
- Ну, положим, стрельнул ты разок недурно, может, тебе просто повезло. А вот шашку ты в руках хоть раз держал?
Громов в ОМОНе считался неплохим рукопашником и уповал на то, что за сотню-то лет техника боя шагнула далеко вперёд. Да и по своему боевому опыту не считал чеченцев сильными в открытом бою. Да, в засадах и внезапных нападениях они мастера, но когда один на один, запал у них кончается быстро.
- Иди, командир, договаривайся, – только и сказал он.
Наступила тишина, все смотрели на Андрея так, словно пытались найти в нём какую-то брешь. Но видимо не нашли, потому что Евсеев со вздохом поднялся и пошёл к мосту.
                . . .



- Так и что же на этих детей природы обижаться, ведь мы их сами и развратили. На чужих с воровскими партиями ходить – это они мастера, но меж своих воровать у них не принято. Такие сразу из общества выгоняются  и становятся абреками, либо к нам переходят, так что поначалу мы с такими, с позволения сказать подонками общества в основном дела и имели. Мы их и стали ещё более развращать, подкупали, где деньгами, где водкой и угощениями. – Пётр Алексеевич обернулся к Игорю. – А читывал я где-то, что и в американских штатах также с аборигенами поступают. Так ли это?
- Вы совершенно правы, Пётр Алексеевич, принцип-то один, разделяй и властвуй.
- Да-да, подробнейшим образом описан в трактате господина Макиавелли. Ну и как, у американцев этот принцип достаточно эффективен?
- Даже более, чем в здешних местах, потому что индейцы на водку очень слабы, да и заступаться там за них никто не думает. Это здесь Турция и Европа горцам сочувствуют.
- А всё потому, что Кавказ для них - лакомый кусок. А вы вот, Марина Сергевна, давеча про какого лорда упомянули?
 Марина с призывом о помощи смотрела на Игоря, боялась в очередной раз попасть впросак.
- А вы разве не слыхали, в британском парламенте есть такой, с позволения сказать, член, – пришёл Игорь на помощь. – Он считает, что правительство наше на Кавказе ведёт не совсем цивилизованную политику.
- Возможно, он и прав, – взялся пальцами за свой ус Грамотин. – А сами британцы вполне ли цивилизованно ведут себя в Азии да Африке? Тут, милостивые государи, война идёт не меж двумя государствами, где всякие конвенции да договоры соблюдаются. А местные, как и любой другой народ дикий и неразвитый, в основном инстинктами живут. А самый сильный инстинкт, доложу я вам – это страх.
- Да что же вы о них, как о животных каких-то говорите! – возмутилась Марина. – Инстинкты, рефлексы Павлова! Они такие же люди, только обычаями на нас не похожи.
- Голубушка, - поручик с нежностью посмотрел на неё, - поверьте, я восхищён вашей ангельской добротой, но мой опыт пребывания здесь…
 В это время раздались те самые два выстрела у переправы.
- Ну вот, ещё одно подтверждение моей правоты, – заметил Грамотин.
Игорь, в свою очередь, тоже заметил, что поручик время от времени бросал на Марину недвусмысленные взгляды. «Вот возьмёт и предложит руку и сердце, интересно, что она делать тогда будет?»
  Сидя в повозке рядом с Оксаной и Мариной (полковница ехала с ранеными), Игорь украдкой и с интересом наблюдал за поручиком, чтобы сравнить насколько разнятся русские Х1Х и ХХ1 веков. Сравнение это пока было в пользу первых. Грамотин, например, имел довольно правильные и приятные черты лица, ровный загар. Под пышными усами ровной линией белели не знающие «Колгейта» и «Орбита» зубы. Но самое главное – это глаза. Глядя в глаза поручика, Игорь невольно соглашался с тем, что глаза – это зеркало души. Во-первых, они были необычайной чистоты и синевы и вся гамма чувств отражалась в них как в зеркале. В общем, должен был Игорь признать, что очень даже красив был поручик. Да и все остальные лица привлекали своей, Игорь долго подбирал подходящее слово, первозданностью, что ли! Словно сохранили они то, что потомки их растеряли за две мировые войны, годы террора и Чернобыль.
  Между тем, заняли круговую оборону, укрывшись за повозками. Кто-то сунул Игорю длиннющее ружьё со штыком, но как им пользоваться, естественно не объяснили. А что, ружьё оно и в Америке ружьё!
   Все спокойно ждали, а между тем ни переднего дозора, ни тем более неприятеля в зоне видимости и слышимости не объявлялось.
                . . .

 

    Если чиреевцы и удивились, увидев, что кунак вовсе не горец, а русский, то виду не подали. Перед тем как выйти из укрытия, Андрей несколько раз присел разминая ноги, снял куртку, оставшись в защитных брюках и такого же цвета майке. Верёвка протянул ему свою шашку.
- Оружия справная, от родителя досталась. Давеча наточил об камень, так что не подведёт.
 Громов взял шашку, вдел руку в кожаную петлю, потрогал пальцем лезвие. Острое. С другой стороны Пензулла вывел к переправе представителя оскорблённой стороны. Андрей пригляделся, заросшее чёрным волосом лицо, папаха надвинута на самые глаза. Походка упругая, как у дикой кошки, в правой посверкивал клинок, и если бы Андрей разбирался в холодном оружии, то определил бы, что это настоящая кавказская гурда. Пригляделся к аульному поединщику и Евсеев.
- Ба, да это Анверка, Пензуллаев внук. Осьмнадцатый год парню, а матёрости хоть отбавляй, да и свиреп дюже. Тринадцать годков ему было, а он уже с нами воевал.
 Что и говорить, напутствие перед боем у казака получилось ободряющим. Семнадцать лет, а рожа вся заросла, как у сорокалетнего! Рвётся в бой, будто молодой жеребец, только лишь пар из ноздрей не валит. Андрей вдруг обнаружил, что жажды убийства у него нет, лишь волнение, как перед выходом на татами. Он этого парня убивать не будет. Вот если только нечаянно.
   Им определили ровную площадку на чиреевском берегу, чуть больше боксёрского ринга. Юный по меркам ХХ1 века Анвер выписывал в воздухе восьмёрки, разогревался, и Андрей видел, как бешено сверкали из-под папахи его глаза. Так, продолжая молниеносно вращать гурдой, он начал приближаться к противнику. Андрей смотрел на едва улавливаемое взглядом мелькание клинка, как кролик на удава. Среди односельчан Анвера раздались одобрительные выкрики. Приблизившись на расстояние удара, чиреевец на миг остановился, и тут же, воздев клинок над головой, с выдохом обрушил его на голову противника, видимо собираясь разрубить бедолагу до самого пояса. Андрей ушёл вперёд и вправо, оказавшись у своего противника за спиной. Даже под старой изношенной черкеской было видно, как по этой спине перекатываются мускулы. По этой-то спине и ударил Андрей шашкой. Плашмя, чтобы сбить не в меру прыткому бойцу дыхание. Нельзя сказать, что ему это удалось, потому что через секунду чиреевец разворачивался к нему одновременно с ударом наотмашь, и Андрей едва успел поставить под удар верёвкинскую шашку. Казацкий клинок, не выдержав столкновения, переломился пополам, а противники оказались почти вплотную друг к другу. Андрей почувствовал запах немытого тела и чеснока. Хотя горец был на две головы ниже его, в нём чувствовалась какая-то первобытная звериная сила. Ухватив Анвера за черкеску, он с силой насадил его на своё правое колено и этой же ногой сделал мощный подбив под обе ноги противника. Тело противника почти горизонтально взлетело над землёй и стремительно опустилось на жёсткую землю, причём рука с клинком с нехорошим хрустом ударилась об внушительных размеров камень. Гурда, вылетев из руки, отлетела в сторону. Андрей, не торопясь, вынул у поверженного и явно пребывающего в полубессознательном состоянии противника из красиво украшенных ножен кинжал и приставил его к горлу. Все, и казаки, и горцы замерли в ожидании.
- Я дарю ему жизнь.
Фраза эта, как будто процитированная из дешёвого романа, прозвучала в полной тишине. Андрей, засунув кинжал обратно в ножны, встал с поверженного врага и побрёл, именно побрёл, так как почувствовал внезапно навалившуюся усталость. Казаки предостерегающе что-то закричали ему, и Громов обернулся. Анвер уже стоял на своих кривых ногах, держа гурду в левой руке, правая висела плетью. Судя по всему он был опять готов к бою. Пензулла что-то выкрикнул на своём гортанном языке и голос у него оказался на удивление не старческим. Юный головорез, сверкнув на Андрея глазами, пошёл к своим.
- Ну что, Пензулла, всё по честному? – спросил Евсеев, не скрывая торжествующей улыбки.
Старик, не удостоив его ответом, повернулся спиной, на ходу отдавая своим односельчанам распоряжения, смысл которых для казаков тут же стал ясен, так как чиреевцы, бросая на них отнюдь не мирные взгляды, нехотя стали покидать берег.
- Чепрак, скачи, доложи поручику, что переправа свободна. Казаки - глядеть в оба! С этих-то станется, вдруг возьмут да передумают.
Оставшиеся шестеро тут же заняли развалины маленькой крепости. Андрею дали короткоствольный кавалерийский штуцер. Верёвка примостился рядом, обескуражено поглядывая на своего нового товарища.
 - Родителева шашечка-то, вчерась ещё на камне точил, не иначе у басурманина клинок заговорённый! – время от времени повторял он, яростно скребя пятернёй затылок.
- Да ладно, успокойся ты! – не выдержал Андрей. – Лучше скажи, как тебя по имени звать, а то всё Верёвка да Верёвка? Это что, прозвище?
- Фамилие моё. А сам Афиноген я, Ильин сын. Братцы Фиником кличут. Его благородие Пётр Алексеич сказывал, есть такая ягода в заморских дальних краях.
- А что, Финик очень даже звучит.
 Лёжа за обгорелым бревном, Андрей чувствовал на себе заинтересованные и одобрительные взгляды казаков. Но думалось ему о том, как он проедет оставшуюся часть пути верхом, и нельзя сказать, что мысль эта была ему приятна.

                * * *
               
      КОНЕЦ 1-Й КНИГИ.


                СНОСКИ:

  1 Сели – бог грома у древних вайнахов.
2 Оршот – бог ветра в древневайнахском пантеоне.
1  Самодельное взрывное устройство.
1  Потусторонний мир в языческих верованиях древних вайнахов.
1  Раньше город Гжатск, Смоленской области.
2  Теперь возвращено старое название Самара.
1  Патрон для бесшумной стрельбы.
2  Траектория полёта пули.
1  Отдел собственной безопасности.
   Мюршид – руководитель религиозной общины на Северном Кавказе.
   Мир живых в домусульманском пантеоне вайнахских народов.
1  Руководитель антироссийского восстания в 1795 году.
2  Обычай побратимства у горцев.
3  Французская винтовка.
1  Малокалиберный, спортивный пистолет.
1  Герой Кавказской войны.
1  Станция технического обслуживания.
1 СНГ.
1 Телохранитель.
1 Ручная граната.
1 Ужасный человек (франц.)
1 Генерал, командующий армией южан в гражданской войне в США 1861-65г.г.
1 Представитель ОБСЕ, ратующий за соблюдение прав человека в Чечне.
1 Телеги, построенные в каре.
 
  Раб
1 Ружьё, стреляющее при помощи пистона.
2 Атамана Донского Войска, герой Кавказской войны.
1 Верхняя часть папахи.