Пёс

В старом заброшенном сарае жил пес. Бродячий, грязный, с половиной хвоста, оборванным правым ухом и никому не нужный. От дождя и холода он укрывался под грудой картонных коробок, наваленных в углу, питался на помойках и иногда дрался с другими, такими же, как он, бродячими собаками. Не сказать, что жизнь была ужасной, но и сладкой ее тоже не назовешь. Он был одним из сотни тысяч, брошенных, выгнанных или уже родившихся в полной свободе от людских заскоков и правил, которые они сами же потом и не соблюдали, и все, что ему оставалось, - это просто соответствовать тому, что судьбой было уготовано.

В общем-то, пес и не хотел быть кому-то нужным. Когда-то у него был хозяин, но прошло уже столько времени, что он почти и не помнит, кто это был. Помнит только, что когда-то охранял этого человека, везде его сопровождал, за что хозяин его часто и вкусно кормил, а иногда даже разрешил спать в своей постели. Еще пес помнил, что позже появился другой человек, и в теплой постели ему спать больше не позволяли. Потом появился еще один человек, маленький и издающий громкие звуки. И вдруг выяснилось, что для пса места в доме теперь не хватает. Тогда-то он и стал жить на улице. Бродил вокруг, ждал, когда же его хозяин снова к себе позовет, но так и не дождался. А однажды на него накинулись несколько беспредельщиков, прогнать пытались якобы со своей территории. Пришлось ему драться, что есть силы. Вроде отбился, но и сам пострадал. Отполз подальше на пустырь, отлежался несколько дней, раны зализал. Поковылял он обратно к дому своего хозяина, чтобы снова ждать его, но… То ли земля крутится слишком быстро, то ли прицел у пса сбился, но дома он так и не нашел. Все вынюхивал, высматривал знакомые приметы, но ничего знакомого не обнаружил. Загрустил тогда пес, и побрел, куда глаза глядят.

Всякое ему на пути своем выпадало. И мальчишки дурные, из-за которых он половину хвоста потерял, и другие стаи бродячих собак, и огромные машины, и живодеры злые. А пес все бежал и бежал и никак не мог понять, как так в мире бывает, что всем хочется тебя пнуть и наплевать одновременно? Но какой-то частью своего сознания он знал, что не собачье это дело – на такие вопросы размышлять, не животный это порок – философствовать тогда, когда выживать надо. Хотя, признаться, иногда пес все же задумывался: собственно, а зачем ему выживать, если все равно умрет? Но инстинкт брал свое, голод заставлял выбираться из теплого укрытия, а холод вынуждал возвращаться снова, защищать и отстаивать.

Так прошли зимы и года. Пес особенными размышлениями себя старался не обременять. Всяческие воспоминания о прошлой жизни гнал подальше. Да и зачем они? Все равно та жизнь казалась уже не просто далекой, но и чужой и ненастоящей. Будто не с ним все это приключилось, будто не было у него хозяина. И со временем пес действительно забыл, что когда-то жил да был не один и не на свободе. Стерлись потускневшие картинки окончательно, оставив вместо себя расплывшиеся белые пятна. Если их не касаться, не пытаться разглядеть и вспомнить, что же было до них, то и сердце не щемило, и душу не рвало на части от непонятной тоски, не саднило в груди от желания бежать, искать и ждать. Так пес и поступал – не смотрел на эти белые пятна.

Но иногда, когда он спал, то видел яркие сны, смысл которых ему никогда не был ясен. Он видел маленького щенка, неуклюже переставляющего толстенькие лапки. Видел, как он пытается снять липкий кусок ткани, которым склеивали его уши, чтобы те оставались в стоячем положении. Он даже видел, как сладко и преданно тот щенок лижет вкусное и гладкое лицо улыбающемуся человеку… «Странные сны, честное слово» – недоумевал пес. Но предаваться разбору полету старческой фантазии было некогда, голод стучал по ребрам и заставлял отправляться на поиски.
 
На этот раз ему повезло. Во-первых, он раньше всех нашел эту помойку, а во-вторых, кто-то, очевидно, не совсем умный, выбросил почти целую жареную курицу! Пес отнес ее к себе в сарай и с наслаждением, как говорится, с чувством, с толком, расстановкой, откушал свой обед. Несмотря на странный запах, еда оказалась отменной, да и ему ли выбирать и кичиться. День прокормлен – день прожит. А что до болей и скручивающих судорог лапы, так это стало почти нормой в его-то возрасте. Силы уже не те, а зима выдалась суровой. Холод пробирался даже до надежно укрытого убежища.

Пес дрожал, все внутренности сводило и сжимало, будто его обмотали веревкой и теперь затягивали узлы. Он попытался встать, но лапы предательски подогнулись. Снова упав всем телом на землю, пес стал звать на помощь. Неизвестно зачем и непонятно кого, он начал гавкать как можно громче и отчаяннее, но из его горла так и не вырвалось ни единого звука. Собачья жизнь, проклятая курица, давно полуслепые глаза и ничего не чувствующий нос все-таки довели его.

А впрочем, думал пес, все не так уж и плохо. Чего стоит жизнь, если смерть – долгожданное облегчение? К чему цепляться за земные потребности, если душа уже давно в клочья, а сердце разбито тем, кто о тебе сейчас даже и не вспоминает? Собаки – не люди, если их выбросили, то вероятность, что кто-то приютит снова, одна на миллиард.

Тяжело дыша, пес лежал с закрытыми глазами и блуждал по закоулкам своей памяти. Но куда бы он ни отправился, везде было пусто, залито белыми пятнами и тишиной. Словно и не было этих нескольких собачьих лет. Словно не было его самого на этой земле.

Он вздохнул. И сдался.

Быть может, напоследок подумал он, вот этому щенку, который так часто мне снился, косолапому пушистому комочку со склеенными ушами и вылизывающего горячо любимого человека, повезет чуть больше, чем мне? Хотелось бы…