ГКР ЧП на планете Нигель

Сергей Орехов
(С участием Николая Орехова)
Иллюстрация: художник "Михт".




ЧП на планете Нигель
(фантастический рассказ)




Утром мне позвонил Твердохлебов. Еще вчера его на Земле не было, значит прилетел ночью.


— Рудольф, — сказал он мне с видом заговорщика, — у тебя есть шанс сделать репортаж о ЧП на планете Нигель раньше своих собратьев по перу.


Во вчерашней сводке новостей по видеоглобу и каналам сквозного времени прошло сообщение, что в связи с непредвиденным стечением обстоятельств принято решение о прекращении изыскательской деятельности в системе двойного пульсара PSR 1913+16, и закрытии доступа на планету Нигель, входящую в систему пульсара. Никаких подробностей не сообщалось.


— Давай, Рудольф, приезжай скорей, я жду, — сказал Твердохлебов и отключился.


Через двадцать пять минут я стоял у Григория в кабинете. Вокруг, на полу, на столе, на тахте, всюду валялись какие-то бумаги, карточки, папки.


— Ты что-то потерял? — спросил я.
— Уже нашел, — ответил Твердохлебов и протянул мне сферу любительского голографического снимка. — Специально искал, чтобы хоть как-то представить тебе человека, о котором пойдет речь. Ты знал Володина?


Я пожал плечами и поглядел на снимок. На нем были запечатлены два молодых здоровых парня. В одном я узнал Твердохлебова, второй был мне не знаком. Они стояли обнявшись посреди цветущей поляны, и оба широко улыбались. Оба были в наполовину расстегнутых скафандрах высшей защиты с откинутыми шлемами.


— Рядом с тобой и есть Володин?
— Да, он самый.
— Где это вы? Цветы вроде бы земные, а вы в скафандрах.
— Да это здесь мы, на Земле. А скафандры мы нелегально с Базы вывезли, чтобы в них среди земной флоры запечатлеться. Мальчишками еще были... Хотя какое отношение имеют скафандры к нашему делу?
— Да-да, — поддакнул я, — ты мне обещал помочь с репортажем.
— Я и помогаю. Начнем вот с чего. Ты, надеюсь, помнишь, года три назад, или около того, отменили нашу первую крупную исследовательскую экспедицию к Нигель?
— Конечно помню. Нашумевший мираж убегающего "ежа".
— Абсолютно верно. Автомат-исследователь обнаружил в пустыне Лема стелу из зеленого материала — объект, что было точно установлено, неземного происхождения. А неподалеку от этой стелы...
— Да-да-да, я помню эту съемку. Шарообразное, величиной с трехэтажный дом, похожее на морского ежа существо катится куда-то по черным дюнам под голубым солнцем, разбрызгивая вокруг желтую светящуюся жидкость...
— А когда автомат-исследователь попытался его догнать, то сразу же потерял из вида и обнаружил во второй раз лишь тогда...
— Я это знаю: стела обозначает место, откуда виден мираж.


Твердохлебов кисло сморщился и закачал головой:


— Рудольф! Вот за что я не люблю вашего брата-хроникера, так это за безапелляционное всезнайство. Мира-аж, — передразнил он меня. — Какой, к черту, мираж! Это для спокойствия домохозяек — мираж. Я перед отлетом на Землю специально ходил его смотреть. И никуда он не убегает, этот "еж". Он просто катится. Зрелище презанятнейшее! Совершенно отчетливо видно, что "еж" перекатывается с камня на камень, рытвины какие-то преодолевает, но в то же время продолжает оставаться на одном месте. Там, у себя, он катится, а здесь нет... И это труднообъяснимое наложение двух пейзажей, словно один пространственно-временный континуум поместили в другой... Мира-аж! — Григорий усмехнулся. — Но он оказался безвредным, мираж. И через год биоразведчики уже спокойно изучали тамошних лопуханов. И на этом я позволю себе закончить вступительную часть.


Я достал кристалл диктофона, а Твердохлебов продолжил свой рассказ.


— Итак, первым мы назвали Володина, а второго героя нашего репортажа ты знаешь — сам сэр Бабенко Геннадий Иванович.
— Как звали Володина? — спросил я.
— Почему звали? Зовут. Владимир Владимирович, или просто Вовчик. Специальная комиссия уже приступила к изучению происшествия. На Землю сообщение по каналам сквозного времени поступило вчера, то есть 25 сентября, в понедельник. А в воскресенье, 24, у Вовчика Володина день рождения. Приготовления начались с утра. На крейсерской матке собрались все гэкаэровцы, закончившие свои полеты. Продумали программу вечера. Как-никак, круглая дата, человеку 70 лет исполняется, исполняется в глубоком космосе, как говорится, в дали от родных берегов.


По нашим традициям, любой, находящийся в пределах беспрерывного луча связи, может явиться на юбилей. А у Нигель, как тебе известно, находится исследовательский пояс физиков "Сфера-2" и биоразведчики, которые только что получили станцию нового поколения "Перст-1". Я не знаю, каково было с воображением у дававшего название станции, но "Перст" больше походил на сведенную судорогой ногу, а потому к его обитателям моментально приклеилось прозвище "голеностопники".


К обеду прибыли физики, за ними потянулись голеностопники. Гости прибывали, и вдруг — ты не поверишь, Рудольф! — на причальном пирсе появляется Бабенко! Ни черта ему не сделалось после БМФ-феномена! Каким был, таким и остался. Появляется он не один, а в окружении шести юных девиц — привел с собой лаборанточек-практиканточек, решил барышням показать гэкаэровцев живьем и в полный рост.


Ну, мы что? Мы в глубоком космосе любому гостю рады, тем более, что мужики наши все сплошь неженатые. Сам знаешь почему: сегодня есть гэкаэровец, а завтра его хоронят, если сумеют отыскать.


Собрались, значит, гости; следует приглашение к столу, и начался пир горой. А у меня, Рудольф, предчувствие какое-то в душе шевелится. Помнишь древнюю, как мир заповедь? Женщина на корабле... Ну вот, а тут их аж шесть штук! Но ничего, пируем, Вовчика поздравляем. Из наших "погребов" лучшую снедь на столы поставили. И тут Гена Бабенко делает свое заявление. Мы от неожиданности рты раскрыли...


Я тебе еще не сказал, Рудольф, между Бабенко и Володиным сидела этакая белокурая бестия, ничего так себе — вполне. Ирочка ее звали. Сидит и задорно так подхихикивает. Мы, конечно, понимаем — в ее честь Гена себя столь беспардонно повел. А заявил Гена следующее, главное, ни с того, ни с сего: мол, гэкаэровцев неплохо продуктами снабжают; спецпаек, дескать, у нас очень даже неплохой.


Мы, не чувствуя подвоха, желая сгладить возникшее недоразумение, улыбаемся, киваем головами: да, мол, так оно и есть, деликатесами своих верных сынов Земля не обидела — каша перловая, хлорелла консервированная, пельмени комковые и прочее.


Тогда Гена объявляет, что все наши деликатесы — бледная немочь по сравнению с мясом нигельских лопуханов. На Нигель в большом количестве водятся лопуханы — крабы - не крабы, плоские, похожие на блин горелый, под брюхом множество ног, и четыре огромных уха, как лопухи, по земле тащатся. И, якобы, он, Бабенко Гена, научился из их мяса готовить такое, что от одного запаха пальцы на руках и ногах обкусать можно. И начал он нам рассказывать о неповторимом вкусе лопуханов, и рассказывал он так смачно и аппетитно, что даже мне чего-то эдакого захотелось.


Все, конечно, улыбаются — шутит человек, не дает угаснуть веселью. Володин, со свойственной ему простотой в шутках, заявляет, что, мол, лопуханы — это чепуха, и с обычной кониной ни в какое сравнение не идут, и если Гена не верит, ему сейчас же принесут и подарят ящик конской тушенки. Мы-то понимаем — обмен шутками, у нас на борту сроду никакой конины не было. А Гена или юмора не понял, или решил, что его авторитет в глазах лаборанточки пошатнулся, начал доказывать превосходство лопуханского мяса. Ну, а Володин, дабы подзадорить, уперся на конине. Короче, слово за слово, разгорелся спор. Да тут еще эта девица в качестве катализатора — глазенками то в одного преданно стрельнет, то в другого. Вскоре все втянулись в спор. Мы Володина поддерживаем, гости — Бабенко.


Тогда Гена объявил, что берется слетать на Нигель за лопуханом, доставить его на борт крейсера, и заодно научить нас всех готовить. Он, понимаете ли, как старый космический волк, только таким видит решение спора. И еще он заявил — пусть Ирочка будет главным судьей. Все мои попытки отговорить его от этой бредовой затеи оказались напрасными, Гена распалился до неприличия. А Володин что? Лишь бы вечер интересно прошел. Ведь мы действительно никогда не ели лопуханов. Вдруг Бабенко не врет?


На Нигель умеючи за полчаса опуститься можно. Полчаса на охоту и полчаса на возвращение: на все про все — полтора часа, плюс-минус десять минут.


Я, как командир отряда, даю согласие на высадку. Они ударили по рукам и ушли готовить космобот, а мы продолжали веселиться. Отчаливание у них прошло нормально. У нас танцы начались. Время летело стремительно. Миновало полчаса. Пришло первое сообщение с Нигель — сообщение о посадке. Минут через пять поступило второе сообщение, которое имело вид невнятных диалогов, непонятно между кем и кем происходящих, а еще через три минуты связь вообще оборвалась. Миновали контрольные полтора часа — никаких сообщений с поверхности планеты.


Тут мы забеспокоились. Запросили борт космобота — ответа нет. Через пару минут повторили запрос — ответа нет. Ситуация ясна без комментариев — ЧП, на планете пропал космобот, на борту которого находились два человека, причем, один из них гэкаэровец, что только подчеркивает нешуточность ситуации.


Боевая тревога, среди гражданских лиц смятение. Мне тоже не по себе стало, в голове мысли одна чернее другой.


Техники подняли из ангаров на стартовую палубу всю сверхскоростную наличность — тридцать разведскутеров, и через десять минут наш отряд завис над северным полюсом Нигель. Я определил каждому свой сектор поиска, и начали операцию. Мне достался участок в экваториальной зоне: узкая полоса побережья до разлома и шельфовая зона.


Я впервые был на Нигель. Зрелище, скажу я тебе, Рудольф, непередаваемое. Красивее места во Вселенной нет (Земля не в счет).


Ну и вот, вышел я из глиссады, снизил скорость и иду на бреющем над чертой прибоя, наблюдая потрясающую по красоте картину.


По правому борту, на север, за далеким изломом гор только что скрылась голубая звезда, но ее лучи еще стоят над горизонтом. С левого борта, на юге, взошел красный гигант. Умирающая звезда заняла треть неба, но ее света явно не хватает, чтобы затмить звезды, рассыпавшиеся мерцающими точками на темно-фиолетовом небе. Если сама суша кажется безжизненной, то океан... Океан успел остыть после жаркого голубого дня и своей ровной, без единой волны, зеркальной гладью отражает красный шар светила, всплывающий из звездно-фиолетовой пучины. Прямо от берега вздымаются на пятидесяти метровую высоту и уходят в океан кристаллические деревья самой причудливой формы. Кое-где меж деревьев плывут облака не растаявшего тумана. Словно вычерченные по лекалу, они еще хранят в своих глубинах свет зашедшей голубой звезды. В довершение всего великолепия, красный пятнистый диск гиганта перечеркнул, будто росчерком тонкого пера, белый инверсионный след. На таком большом расстоянии я не различал цвет скутера — он казался ослепительной звездочкой, — но я знал, что это Даниель, включив форсаж, уходит в свой сектор поиска. Мы обменялись по связи последними пожеланиями, и я остался один.


— Ты, Григорий, прямо искусствовед! — сказал я. Тебе можно доверять писать отчеты с художественных выставок.


— Не перебивай, слушай дальше, — отмахнулся Твердохлебов.


Лопуханы — твари сухопутные, поэтому я был вынужден проститься с океанским великолепием и стал забирать севернее, на материк. Под скутером поплыли черные с голубым отливом дюны, местами попадались ржавые пятна выходов на поверхность скальных пород. И вдруг я увидел стоящую на откосе иглу космобота. Я передал своим, что вижу космобот, и пошел на посадку. Никто не ответил. Вновь передал, уже по аварийному каналу через крейсерский транслятор — тишина. Бортовой компьютер показывает, что имеет место некая мощная экранировка. "Что ж, — думаю, — видимо попал в зону радиомолчания. Экранировка возможна из-за выходов скальных пород". И я решил, что ничего со мной не случится, если я посмотрю, что с космоботом, а потом выберусь из этой зоны и свяжусь со своими. Облетел бот и завис. Сверху хорошо видна цепочка следов, оставленная "Тарантулом". Полетел вдоль нее. Следы поднимаются на высокий пологий холм, сам холм резко обрывается в большой плоский котлован, а в центре котлована стоит на длинных суставчатых лапах наш "Тарантул". Его бортовые огни ярко горят, значит, думаю, с ребятами все в порядке. Вызвал вездеход — ответа нет. Проклял я дьявольские свойства местных горных пород и полетел к "Тарантулу".


До вездехода осталась сотня метров, и я собрался садить скутер, как вдруг вижу следующее.


Из "Тарантула" вышли Бабенко и Володин. У Бабенко в руках тубус метателя с ловушкой. Прямо перед ними из песка возникает лопухан. Он действительно похож на блин горелый, с той лишь разницей, что умеет ползать, и уши у него огромные. Бабенко вскинул тубус метателя на плечо, и я увидел, как сеть-ловушка накрыла лопухана. Тот неуклюже забарахтался, пытаясь выбраться, но Бабенко с Володиным загрузили его в вездеход. Из песка в том же самом месте появился новый лопухан. Володин остался у "Тарантула", а Бабенко побежал к лопухану, накрыл его ловушкой и потащил к вездеходу.


Я посадил скутер. Они на меня даже внимания не обратили. Тогда я открыл люк, хотел окликнуть их, уже одну ногу высунул наружу и еще успел подумать: "Зачем Бабенко столько лопуханов?", и тут заметил в вышине, как раз над нами, светящийся шарик размером с теннисный мяч, которого раньше не было. А позади "Тарантула" выползает еще один лопухан и по Бабенко как вжарит дуговым разрядом. Бабенко пролетел несколько шагов и тряпичной куклой плюхнулся на песок, тубус метателя отшвырнуло далеко в сторону. У Володина мгновенная реакция — Бабенко еще летел к месту "приземления", а Вовчик уже из бампуля по лопухану "вданг!", и рванул к Бабенко. В это время непонятно откуда появился новый лопухан. Тут уж "Тарантул" применил плазменный излучатель. От лопухана лишь слабое облачко пара осталось, а "Тарантул" прыгнул к людям, чтобы прикрыть их своей броней.


Только он прыгнул, как с трех сторон по нему сделали залп. У "Тарантула" прямо на лету лапы как не бывало, оплавленная культя осталась. Это от тинтониевой брони-то! "Ничего себе! — думаю. — Мощности тут используются!" Но "Тарантул" нормально приземлился рядом с мужиками, накрыл их силовым куполом и сразу же в боевую позу — на брюхо и лапы с излучателями над собой держит. И в этот миг ему в один бок несколько молний — шар-р-рах! В другой бок — шар-р-рах! "Тарантул" из всех лап кольцевым залпом — н-на-на-на! Столб огня — до неба!


И тут кошмар начался. Песок закипел, лопуханов — тьма-тьмущая! Я понял, что самим ребятам уже не выбраться; заварушка начинается крепкая, и чем дело кончится — сказать трудно. Самого вездехода за вспышками разрядов на силовом куполе почти не видно. Толи успел Вовчик затащить Бабенко в вездеход, то ли нет?


В первый миг я за бампуль схватился, хотел выскочить из скутера, бежать к ним на помощь. Скутер — машина не вооруженная, так только, для сверхскоростных перемещений и экономии времени, но с надежной силовой защитой. С другой стороны, выпрыгни я, чем бы мне помог скафандр? Лопухан вон с первого раза "тарантулу" лапу сжег. Я бросил скутер вертикально вверх, завис, выпал по пояс в люк и из бампуля, да с максимально развернутым сектором поражения!...


Котлован подо мной кишит лопуханами, и новые все лезут и лезут. "Тарантула" уже не видно, на его месте клубится огненный шар разрядов, и ответные залпы плазменных излучателей ложатся вокруг широкими кольцами. Зарево поднялось до неба.


"Надолго ли, — думаю, — хватит вездеходу резерва энергии для силового купола? От силы — часов на тридцать-сорок — такое пекло! И это при условии, что ничего непредвиденного не произойдет. Вот так поохотились ребятки, влипли в кашу". Но как-то спасать горе-охотников надо, а связи по-прежнему нет, и помощи ждать неоткуда.


А тут начали и по мне стрелять. Я поднял скутер еще выше и увидел, как из-за холма выпрыгнул оранжевый скутер Даниеля. Видимо, на зарево прилетел. Даниель сходу ввязался в бой. Через минуту откуда-то появился синий скутер Ёхана Беера, и вслед за ним — ярко-лимонный Гоги Чаидзе. И такая мясорубка началась. В котловане огненное месиво. Разобрать что-либо трудно, лишь виден клубящийся огненный шар, в котором еще держится "Тарантул".


Я, чтобы сориентироваться, где наши, где лопуханы, взмыл выше. И что, ты думаешь, я увидел? Вокруг котлована холмы покрыты, как лишаем, полчищами лопуханов. Но они не вмешиваются. Видимо, ждут своего часа. А сам котлован превратился в раскаленный адский котел.


Тут из клубов дыма и пламени выныривает лимонный скутер Чаидзе, и происходит то непредвиденное, чего я так опасался: на моих глазах висящий в вышине шарик вдруг рассыпался, словно ракета на салюте, на несколько шаров. Они метнулись к скутеру. Вспышка, и чадящие обломки посыпались вниз.


"Ах, мать вашу!" — думаю и беру в прицел самый большой шар. Но сверху упал зеленый скутер Храмцова (я не видел, когда он подлетел), и шары метнулись к нему. Короткая вспышка, и со скутером покончено. Я в ярости дал по шарам большую серию выстрелов. Снизу вынырнул Беер и тоже начал бить по ним. А шары разделились на две группы — одна устремилась ко мне, а другая к Ёхану. Беер был ближе к ним, он не успел бы уйти. Наверное, Ёхан сам это понимал, потому что вокруг его машины замерцала на предельной мощности сфера силовой защиты — он пошел на таран. Вспышка полыхнула такая, что я даже через скафандр ощутил ее жар.


Я бросил машину вниз, напоследок заметив, что на месте вспышки ни шаров, ни скутера нет. "Хрен вам всем! — думаю. — Меня так просто не возьмешь!" Веду скутер почти к самой земле, а затем вправо, вверх. Ну куда там! Шары уже вокруг меня. Я успел вывести уровень силовой сферы на полную... Страшной силы взрыв выбросил меня из кабины... Я оказался на земле, в глазах темные искры. Еще очухаться до конца от удара не успел, как соображаю, что бампуль по-прежнему в руках. Вскочил на ноги и начал поливать из бампуля вкруговую. Жгу разбегающихся лопуханов. А они действительно разбегаются, уходят в песок. Справа от меня светится вишневая капля расплавленного "Тарантула". Дым снесло порывом ветра, и я увидел, как на другом краю котлована крутится в небе оранжевый скутер Даниеля, и под его брюхом пляшут огненные всполохи — значит, тоже добивает. Оглянулся — нет вокруг лопуханов. Ох и злой же я в тот момент был, самому страшно. Но все, лопуханы ушли, и смертельная усталость навалилась на меня, ноги подкосились, я сел на оплавленный песок, еще раз огляделся. Небольшая передышка что ли? Сколько их еще вокруг котлована?


Неподалеку на брюхе лежит мой скутер, будто только что совершил мягкую посадку. От "Тарантула" осталась... Летит ко мне оранжевый Даниель, и высоко в небе весит светящийся шарик... И вдруг что-то неуловимо быстро изменилось вокруг. Я не сразу понял что, а потом... У меня уже не осталось сил удивляться.


Я сижу на песке почти в центре котлована. Мой скутер где лежал, там и лежит. Однако, исчез шарик в небе, исчезли останки "Тарантула", исчез Даниель... И песок вокруг — нормальный песок. Словно ничего не было! Я вскочил и побежал к скутеру. Он цел и невредим. Влез в кабину. В кабине такой порядок, будто машину только что сняли с консервации. "Этого не может быть!" — думаю я, закрываю глаза и погружаюсь в тишину. Тишина стоит полная. Я опять открываю глаза. Красный гигант висит над головой, давит своими размерами, вызывая невольное желание пригнуться. От его света песок стал темно-вишневым, как будто всю площадь котлована залило расплавленным тинтонием... "Вон там, у того бугорка, стоял "Тарантул". Не приснился же он мне?!" — думаю.


И вдруг зажигается экран связи, и на меня обрушивается лавина голосов; на экране, разделенном на ячейки, наши мужики — и Храмцов, и Даниель, и...


— Ба! — вопит Храмцов. — Твердый появился! Командир, ты что ли живой?!
— Гришка!, — кричит оглушительно кто-то. — Ты тоже живой?! Тебя же сожгли на моих глазах!


Тридцать глоток орут каждая свое, я ничего понять не могу.


— Командир! — кричит кто-то. — Что это было?
— Мужики! — заорал я, стараясь всех перекричать. — Ну-ка тихо! Замолчали все!


Я, конечно же, рад их видеть живыми, но одна ячейка на экране черная. Значит, человек не вышел на связь, и этот человек — Ёхан Беер.


— Тихо, — говорю. — Где Беер?


Все молчат. Храмцов пожал плечами:
— Командир, сначала неплохо бы разобраться, что же такое с нами было.
— Правильно, — говорю. — Поэтому начинайте докладывать.


И выясняется, что с каждым в его секторе произошло то же, что и со мной. Каждый обнаружил космобот и видел охоту Бабенко и Володина на лопуханов. Причем, сцена охоты совпадала в малейших деталях, а вот дальнейшее... Каждый в своем секторе оказался как бы главным свидетелем событий и остался в живых, а гибли остальные, и гибли по-разному. Например, у Даниеля сражение происходило на острове, и я был сожжен над океаном, и Даниель долго пытался отыскать мои останки на дне. В храмцовской версии разряд лопухана настиг меня в двух шагах от "Тарантула". Но что с Беером? Почему с ним нет связи?


Я связался с крейсером. Там нас давно потеряли, и поэтому дело дошло до штаба, до Тихомирова. Меня напрямую соединили с шефом, и я сделал доклад по всей форме.


— Ваши действия? — спрашивает Тихомиров.
— Начинаем поиск Беера. В наших секторах Бабенко и Володина нет. Значит, они в его секторе.
— Где сектор Беера? Покажите, — говорит шеф хмуро. За его спиной возникла карта Нигель с единственным на планете материком, напоминающим очертаниями правильный многоугольник.
— Южная оконечность материка.
— Пустыня Лема, — то ли спросил, то ли удивился Тихомиров и повернулся ко мне. Лицо его стало белое, губы вытянулись в узкую полоску. Я таким его давно не видел.
— Григорий Константинович, — говорит он очень тихо, — я надеюсь, вам не надо напоминать об ответственности за жизни троих людей? Я также надеюсь на вашу память... — Он нервно пошевелили пальцами, пожевал губами. — ...Мираж убегающего "ежа"... — и глядит мне прямо в глаза.


Я молчу.


— Я вас слушаю, — говорит шеф.
— Будем искать, — выдавил я из себя.
— Ну так ищите, да не забудьте трансляцию на крейсер включить, — сказал он и отключился.
— Мужики, — говорю я своим, — сбор на границе пустыни Лема в квадрате 6-32. Связь не отключаем. Вперед!


И полетел я в намеченные координаты. Лечу и думаю: случайно ли исчезновения Бабенко и Володина, а затем и Беера, в той же долине, где обнаружен мираж убегающего "ежа". На душе тревожно. Мужики мой разговор с шефом слышали и видели. Молчат.


— Почему молчим? — спрашиваю. — Чуете, чем финал дня рождения пахнет?
— Это все из-за Бабенко, голеностопника растакого-то! — говорит Ян Шнайдер. Никогда мужик не матерился, а тут не выдержал.
— При чем здесь Бабенко?! — говорит Даниель. — Здесь взаимоотношения между мужчиной и женщиной...
— Что ты говоришь! — возмущается Ян. — Кто этих баб на крейсер приволок? Тихомиров что ли? Бабенко их...
— Сами виноваты, — встревает в перепалку Храмцов. — Зачем на крейсер пускали, заповедь прадедов наших нарушили? Пока баб нет, мужики, как мужики. Но стоит одной появиться, улыбнуться пошире, так все сразу свои хвосты веером...


И вот мы над пустыней. Выстроились боевым клином и начали поиск. Пустыня узкой полосой тянется между горными хребтами с востока на запад материка. Мы летим, связь в порядке, на пульте горит зеленый огонек — прямая трансляция идет на крейсер. На горизонте появилась темная полоса — приближающаяся пылевая буря. Через несколько минут мы вошли в нее и среди красно-черных, бешено несущихся туч песка увидели сверкающую иглу космобота и лежащий рядом синий треугольник скутера Беера.


— Вот они! — закричал кто-то.
— Спокойно, — говорю, — берем в кольцо и садимся.


Сажусь в двух метрах от скутера. Скутер внешне цел.


— Даниель, Храмцов — со мной. Остальные остаются в машинах и прикрывают, — отдал я команду. Открыл люк и выпрыгнул наружу. Меня тут же чуть не свалило ветром, песок дробью хлестанул по пластикону шлемофона. Подбежали Даниель с Храмцовым, и мы, согнувшись под ветром в три погибели, двинулись к космоботу, и... И остановились, потому что распахнулся нижний люк, и из бота появился Беер, живой и невредимый.


— Братва! — вопит он. — Черт вас всех подери вместе с вашими драными кобылами! Где вы носитесь?!


Размахивая руками, он бежит к нам. Мы ловим его в объятия, но Ёхан вырывается, продолжая яростно ругаться и размахивать руками.


— Ёхан, успокойся, — говорю. — С нами все в порядке. Лучше объясни, что у тебя тут произошло.


Беер и говорит:
— Я их сразу нашел, да вот до вас докричаться не смог.


— Со связью потом разберемся. Что с ними? — спрашиваю.


— Без сознания они. В трех километрах от этого места, рядом с "Тарантулом" лежали. Я их в бот перенес. Но в одиночку я же не смогу два корабля вести, черти вы глухие! В боте они лежат.
— А что случилось? Почему без сознания?
— Ха! — восклицает Беер. — Зачем ты, командир, у меня об этом спрашиваешь? Пойдемте-ка, я вам покажу нечто интересное. — Он развернулся, и мы пошли за ним. — Здесь недалеко, метров четыреста, за холмиками.
— Может полетим? — спрашиваю.


Беер не ответил, и дальше шли молча. Хорошо, что буря начала утихать, а то бы дошли мы, как же. Наконец показался темный силуэт "Тарантула", а в полутора километрах правее зеленая стела.


Беер подвел нас к "Тарантулу".
— Так. Это где-то здесь, — сказал он и неуверенно затоптался вокруг вездехода. — Ага! Вот оно! Идите сюда!


Мы подошли. Я не знаю, что испытали Храмцов с Даниелем, но я остолбенел.


Там, впереди, песчаной бури не было. По черной с голубым отливом почве идут Бабенко с Володиным. У Бабенко на плече тубус метателя.


Даниель закричал:
— Бабенко! Володин!
— Не кричи, — сказал Беер. — Они в космоботе.
— А это кто? Это же они! Вон и номера на скафандрах...
— Это... — Ёхан помолчал. — Это — то же, что и там, — и он махнул рукой в сторону зеленой стелы.


Мы молча смотрели на пробивающуюся сквозь черно-красные тучи песка яркую зеленую стелу. Ее стрела еле заметно светилась. Я поглядел на "Тарантул". Беер перехватил мой взгляд и криво усмехнулся:
— Теперь вот — еще один памятник... Подождите, сейчас разговаривать начнут... — Он замолчал, а мы стояли и смотрели, как два человека куда-то идут под чужим гигантским красным солнцем.


И вдруг отчетливо прозвучал голос Володина:
— Вот он твой лопухан, лови!
— Этого пропустим, он мне не нравится, — ответил Бабенко.
— Чем же он тебе не нравится?


Бабенко чуть помолчал и сказал:
— Я ведь не умею охотиться.
— Чего там уметь? Прицелился, и жми спуск.
— Я не о том, я не умею охотиться. Я никогда не охотился. Я все наврал. Я никогда не ел лопуханов, это... Понимаешь, Ирочка — она девушка необыкновенная...


Володин не дал ему договорить и долго заматерился, потом принялся насвистывать какой-то мотивчик, а Бабенко начал невнятно бормотать, и невозможно было разобрать, что он там говорит.


Беер посмотрел на меня:
— Вот так. Через полчаса диалог повторится...


— Григорий Константинович, это Тихомиров говорит, — включился в нашу цепь шеф. — Немедленно возвращайтесь на крейсер! Слышите меня? Немедленно покиньте планету!..


Твердохлебов замолчал, встал, прошелся по комнате. Остановился возле своего кресла, облокотившись на высокую кожаную спинку.


— Вот, в принципе, и все ЧП, — сказал он. — Бабенко и Володин этой ночью доставлены мной на Землю. Они и сейчас без сознания.
— Да. Неплохой материалец ты мне подкинул, — сказал я. — Спасибо!
— Не стоит благодарностей...
— Остался сущий пустяк: сражение, мираж, ну и прочее — как трактовать твой рассказ? Что же, все-таки, это было? Ты, Григорий не знаешь наших читателей. Если не саму разгадку, то хоть намек на нее дай.


— Что ж, выбирай. Версий полмиллиона. Голеностопники предполагают, что лопуханы мирно паслись, пережевывая песок, а пастухи-шарики их охраняли. Физики считают, что на лицо моделирование ситуации, вариационное прогнозирование нашего поведения, а миражи — предупреждения. Возможно, для нас. Возможно, для лопуханов. Возможно, для кого-то еще. Есть вообще экзотические предположения. Например, миражи — фотографии на память о спектаклях. Или: произошло обучение молодняка, а миражи — образцы животных, которых следует опасаться. Или: произошла обыкновенная проверка на разумность... О, Господи! Да придумай сам что-нибудь! Зачем тебе все эти фантазии?
— Ладно, что-нибудь придумаю, — сказал я. — А что с Ирочкой?
— А что с ней может быть? Плачет. Поплачет и перестанет...



г. Барнаул 1990г.