Глава 24. Надежда и предательство

       Открыв дверь, Данте чуть не налетел на гигантское сооружение из орхидей. Комната утопала в цветах и свечах, а Эстелла сидела за низеньким столиком, где громоздились блюдо с жареной рождественской индейкой, фрукты, креманки с карамелью и торт, украшенный шоколадным венком омелы.

      Увидев Данте, девушка вскочила и повисла на его шее. Зацеловала всего.

      — Эсте…

      — Я соскучилась…

      — Я тоже. А что происходит?

      — Сегодня же Сочельник, и я решила устроить праздник. Нравится?

      Данте кивнул, глотая ком в горле, — всё на что его хватило. Никогда у него не было настоящего Рождества.

      — Данте, ты чего? Тебе не нравится сюрприз? — виновато спросила Эстелла. — Но ведь Рождество… Я… я не знала, что тебе не нравится Рождество. Ну вот, — она вздохнула.

      — Нравится, очень нравится! — Данте обнял её. — Просто у меня никогда не было такого Рождества. Это самое счастливое Рождество в моей жизни, Эсте! И это счастье подарила мне ты.

      — Я тоже не помню ни одного весёлого Рождества. Если только в глубоком детстве…

      — Не верю, что у тебя не было Рождества: с ёлкой, подарками и праздничным угощением, — Данте заправил локон Эстелле за ушко.

      — Нет, это всё было, но я всегда скучала в Рождество. Весело было, когда был жив папа. Мы наряжали вместе ёлку, распаковывали подарки, папа рассказывал разные истории про Санта Клауса. А когда он умер, всё это превратилось в нудную церемонию. Мама запрещала играть и прыгать, надо было сидеть за столом и правильно есть, правильно разворачивать подарки и всех вежливо поздравлять и благодарить. А потом все разбредались по углам. Обычно я сидела одна у ёлки и ревела от обиды, потому что мне дарили не то, о чём я мечтала, а то, что нравилось маме.

      Данте улыбнулся печально.

      — А мне никто не дарил подарков. Когда я жил в «Ла Пиранье», в Рождество убегал на улицу и бродил там до утра, смотрел на чужую радость, в окна эстансий или на гулянья батраков. Даже у них был праздник, а у меня — нет. Если же я оставался в поместье, то меня закрывали в комнате, чтобы я не мешал им развлекаться. А в доме у Гаспара тоже не было Рождества. Такого, о котором я мечтал. Мы ходили в церковь и всю ночь слушали падре. После я приползал домой и бухался в кровать. А теперь вообще не могу находиться в церкви долго. На свадьбе Клема я и часа не выдержал.

      — Почему?

      — Из-за магии, я же тебе говорил. Когда я там нахожусь, я испытываю боль, словно с меня кожу сдирают.

      Эстелла погладила Данте по щеке. Они так и продолжали обниматься, стоя у двери.

      — Я не знала, что это так серьёзно, ну ничего. Теперь мы вместе, всегда будем вместе. Давай-ка пойдём за стол, а то ужин остынет.

      Данте не заставил себя упрашивать: по-быстрому приняв ванну, сел за праздничный стол.

      — Ты сама всё приготовила? — удивился он.

      — Нет, конечно. Я плохо готовлю. Купила в трактире. А украсила всё сама. Я хотела, чтобы у нас был праздник. Я так счастлива с тобой, Данте!

      — Люблю, — шепнул он и рассмеялся, с энтузиазмом уминая ножку индейки.

      Радость распирала его изнутри. И всё благодаря этой ласковой девочке. Она вдохнула в него новую душу, разделив жизнь на до и после. И всё, что было раньше, осталось далеко-далеко позади.

      Они кормили друг друга из рук, целовались, измазав носы тортом. Эстелла не решилась портить момент рассказами о подделанном письме, и ужин перетёк в горячие ласки. Лёжа на красном ковре-шкуре, она вновь ощутила, как магия Данте побежала по её венам. Пушистый длинный ворс приятно щекотал обнажённую спину, а поцелуи Данте каплями росы стекали по коже.

      Янгус спала, тихо вздрагивая во сне. Часы пробили четыре утра. Данте и Эстелла, закутанные в плед, сидя у камина, целовались и смотрели, как языки пламени меняют форму, то разгораясь, то затухая.

      — Это самое восхитительное Рождество в моей жизни, — прошептал Данте.

      — И в моей… Данте, я вот о чём хочу спросить, — прервала Эстелла дождь из поцелуев. — А что происходит, когда… ну, когда мы бываем близки? Это же магия? Я вижу, что всё светится, и чувствую, как оно струится у меня под кожей, по всему телу. Что это?

      — Да, ты чувствуешь мою магию. Она живёт во мне с рождения, это моё обычное ощущение. Но почему и ты это чувствуешь, я не знаю. У меня нет ответа на этот вопрос, Эсте.

      — Как так? Почему? Разве у тебя с другими женщинами так не было?

      — Нет, Эсте, только с тобой. Если бы было с другими, каждая из них убежала бы от меня, решив, что я дьявол, — Данте невесело рассмеялся. — А ты не испугалась. Ты смелая, самая отважная женщина из всех, что я встречал.

      — А мне не страшно, наоборот, приятно. Это же волшебство! Что в нём страшного, ведь это красиво, чудесно?! Я словно прикасаюсь к твоей душе, а ты к моей. Я думаю, это происходит, потому что мы любим друг друга.

      — Это единственное разумное объяснение, которое я нахожу.

      Но не успели влюблённые заснуть, как, к восьми утра, идиллия была прервана. Забарабанили в дверь. Пока Данте, наспех замотанный простынкой, встречал незваных гостей, Эстелла, схватив одежду, шмыгнула в ванную и оттуда услыхала голос сеньора Нестора:

      — Дико извиняюсь, что врываюсь ни свет, ни заря, но там к… хм… вашей даме пришла женщина и требует, чтобы сеньорита к ней спустилась.

      — Хорошо, спасибо, сеньор Нестор. Она выйдет, — ответил озадаченный Данте.

      Хозяин ушёл. Полуодетая Эстелла с круглыми от страха глазами выскочила из ванной и, подбежав к Данте, прильнула к нему.

      — Боже мой, кто это пришёл? Что за женщина меня ищет? А вдруг это мама? Данте, о, боже!

      — Тише… тише, не надо паники, Эсте, — Данте успокаивающе погладил её по спине. — Скажи, ты кому-нибудь говорила, что идёшь сюда?

      — Нет. Я оставила дома записку о том, что ушла к Сантане. Санти могла сказать, что меня у неё не было. Либертад могла догадаться, что я с тобой, как и Санти, и они могли разболтать маме. Ох, мама вытрясет любую информацию из кого угодно, а найти нас — легко. Данте, ведь мы даже не прятались! — Эстелла в отчаянье ломала руки. — И где была моя голова? Мы должны были спрятаться! О, Данте, что же делать?

      — Эсте, успокойся. Сейчас мы спустимся вниз и узнаем, кто пришёл. И будем действовать по обстоятельствам.

      — Мы?

      — Да, мы. Я пойду с тобой. Нас никто не разлучит. Теперь, когда я познал счастье, я буду бороться за него! Я тебя не отпущу, никому не отдам и никому не позволю тебя обидеть!

      — Боже мой, как я тебя люблю! — Эстелла обвила руками шею Данте. Да, она будет драться! Объявит войну всему миру за право любить и быть любимой.

      Держась за руки, Данте и Эстелла спустились в холл, и девушка вздохнула с облегчением, увидев, что ждёт её вовсе не мать. То была Сантана. Одетая в синее бархатное платье и шляпку с бантом, она смерила Данте взглядом, полным ненависти. Посмотрела на Эстеллу — взлохмаченную, с сияющими глазами и припухшими губами, наспех одетую в первое попавшееся платье, и Эстелла заметила на лице подруги брезгливость.

      — А, это ты, Санти. Слава богу! Я испугалась, решила, что это мама.

      — Мы могли бы поговорить наедине? — процедила Сантана, зыркнув на Данте гневно. В ответ получила взгляд не менее «дружелюбный».

      — Но у нас с Данте нет секретов друг от друга.

      Сантана презрительно вскинула голову.

      — Нет уж, идите наверх и разговаривайте без меня! — отрезал Данте. — Я не хочу при этом присутствовать. Не собираюсь я участвовать в женских разборках, я вам не дрессированная обезьяна. Пойду прогуляюсь, — и он вышел на улицу.

      — Сколько не хорохорься, а даже красивая физиономия не спасает от огромной, светящейся на лбу надписи: «Простолюдин», — не удержалась Сантана.

      — Пойдём, — сухо выговорила Эстелла и двинулась наверх, не оборачиваясь. После такого выпада у неё отпало желание любезничать с подругой.

      — Заходи, — когда они добрались до номера, Эстелла пригласила гостью внутрь. Та вплыла, как королева в сарай, и изучила взглядом комнату. Свечи и цветы, остатки ужина и скомканная постель Сантану не смутили, но привели в негодование. Она чванливо поджала губы.

      — Садись, — Эстелла указала на софу.

      — До чего ты опустилась. Ужас какой! — Сантана присела на краешек софы, подобрав юбку. — Живёшь в убогой гостинице в качестве сожительницы немытого пастуха, повелась на смазливое личико. Ну и как тебе? Хорошо с ним? По физиономии ещё ни разу не получала?

      — Прекрати! — оборвала Эстелла. — Я не намерена слушать твои колкости! Да, Данте не богат, но здесь я гораздо счастливей, чем в тех хоромах, где жила раньше. Он носит меня на руках и никогда не обидит, я знаю. Мы любим друг друга.

      — О, да! Любовь и всё такое… Ну-ну, — Сантана закатила глаза.

      — Чай или кофе будешь?

      — Что? Ты предлагаешь мне пить из грязных чашек? Нет, благодарю.

      — Почему грязных? Они чистые, я сама их мыла.

      — О, да ты уже и чашки сама моешь? Так скоро и в прачки наймёшься. Увы, я не люблю нищету и предпочитаю фарфоровую посуду.

      — Ты меня поражаешь, Санти. Ты ведь никогда не гналась за статусом, — Эстелла всё больше разочаровывалась в Сантане. С кем она дружила столько лет?

      — Да, но я не опущусь до такой степени, как ты. Я с детства живу в приличном доме и общаюсь с воспитанными людьми. И не желаю это менять.

      — Санти, скажи мне, зачем ты пришла, будь добра? Я тебя в гости не звала, а ты пришла и оскорбляешь меня и моего мужчину.

      — Я пришла сказать спасибо.

      — Спасибо? За что?

      — За то, что ты подставила меня перед своей мамашей. Она, значит, приходит к Сантане и требует сказать, где её дочь, потому что Эстелла, видите ли, должна быть у Сантаны. А Сантана ни сном, ни духом. Спасибо тебе!

      — Ну извини, я не думала, что она придёт к тебе, — потупилась Эстелла.

      — Разумеется! Ты вообще хоть о чём-то думаешь, кроме своего пастуха?

      — Прекрати так называть Данте! — Эстелла в гневе топнула ногой, и Янгус на жёрдочке подпрыгнула с испуга. — У него есть имя, красивое имя. Он гаучо, и эта профессия ничуть не хуже других.

      — Ничего себе, как ты заговорила! Быстро же он тебя, аристократочку, превратил в рабыню. Но сути это не меняет — твоя мамаша рвёт и мечет.

      — Значит, ты меня заложила, да? Ты сказала маме, что меня у тебя не было?

      — Да, я сказала, что ты не приходила, и что я не знаю, где ты. Я пообещала ей тебя найти. Короче, если не хочешь, чтобы твоя мать явилась сюда и увидела тебя в таком состоянии, вернись домой добровольно. Она всё равно тебя найдёт. Я ведь не стану молчать. Я ей расскажу, где ты прячешься.

      — Вот как? — вскинула брови Эстелла. — И ты способна предать меня после стольких лет дружбы?

      — Ты первая предала меня, — жёстко сказала Сантана. — Ты променяла тринадцать лет нашей дружбы на синие глазки своего пастушонка. Я не считаю, что поступлю неправильно, рассказав твоей матери, где ты, потому что желаю тебе добра, потому что хочу вырвать тебя из лап этого головореза. У него взгляд убийцы, а ты ничего не видишь. Ты ослепла. Как низко ты пала! Ты похожа на проститутку наутро после приёма десятка клиентов.

      — Да делай ты что хочешь! — выпалила Эстелла, трясясь от ярости. — Только не надо прикидываться овечкой! Ты считаешь, я предала нашу дружбу? Чем же? Тем, что полюбила Данте? Я не виновата, что ты видела в нашей дружбе то, чего там не было. Ты сама её убила, не я, а ты, когда подделала моё письмо к Данте!

      — Что?

      — Не притворяйся! — подбежав к комоду, Эстелла вынула письмо и пихнула его Сантане под нос. — Вот. Читай. Хочешь сказать, это не ты дописала тот бред, что внизу? Я этого не писала, это не мой почерк! Зато я помню, как в детстве ты любила писать разным почерком. Я помню, как мы пугали Мисолину, подкладывая ей страшилки, написанные тобой. А о письме к Данте знала только ты! Я тебе доверила самое дорогое — мои чувства к нему, а ты вздумала нас разлучить.

      — Да, это я. Я действительно хотела, чтобы вы расстались. Я хотела, чтобы он оставил тебя в покое. Пойми ты, идиотка, этот человек тебе не пара! Он сломает тебе жизнь. Я хотела тебе помочь, но, кажется, поздно. Ты превзошла саму себя, кувыркаешься с ним в постели, как похотливая кошка, и даже не скрываешь этого.

      — Да! ДА! Мы с Данте спим вместе! — крикнула Эстелла, больше не владея собой. — И у нас было всё! И ни один раз! И это было прекрасно! Я испытала с этим мужчиной такое, что тебе и не снилось. И никогда ты этого не испытаешь, потому что ты ненормальная извращенка. Всё, уходи отсюда! Проваливай! — Эстелла распахнула дверь.

      — Что ж, моё дело было предупредить. Потом не жалуйся, — Сантана вышла.

      Долбанув дверью, Эстелла рухнула на красный ковёр и разревелась в голос.

      Данте болтался по улицам, ежесекундно думая об Эстелле. И зачем явилась эта её мерзкая подружка? Он десять раз пожалел, что ушёл. Надо было остаться и послушать, чего хочет та девица, но гордость и страх выставить себя дураком не позволяли Данте присутствовать при женских разборках.

      Спустя три часа, сердце его не выдержало, и он рванул назад в «Маску». В холле его окликнул сеньор Нестор:

      — А дама ушла.

      — Какая дама? Ах, та, что приходила? Хорошо.

      — Нет, первая ушла давно. Вторая.

      Данте побледнел.

      — К-куда ушла?

      — Не знаю, — сеньор Нестор скривил рот на бок. — Ушла с вещами.

      — Как это с вещами?! И ничего не сказала?

      — Сказала, что оставила вам записку в комнате.

      Данте кинулся наверх. Чуть не упал на ровном месте, налетев на косяк. Вбежал в комнату. Эстеллы не было, как и её вещей. Ушла. Оставила пустые полки в шкафу, скомканную постель и ночную рубашку на софе. На столике среди цветов и выгоревших свечей лежал конверт. Судорожно его схватив, Данте выудил письмо, но сразу прочитать не смог: буквы плясали и расплывались, превращаясь в цветные пятна. Данте протёр глаза и, наконец, разобрал слова:

      «Любовь моя, Данте! Прости, что ухожу так внезапно, но другого выхода нет. Моя семья ищет меня, а Сантана грозила рассказать им, что я с тобой. Они бы всё равно нас нашли. Если я приду домой сама, возможно, ещё выкручусь. Не обижайся, мой милый, что я не сказала этого, глядя в твои прекрасные глаза. Я лишь хочу спасти тебя и себя от гнева моей семьи. Умоляю, не ищи меня в ближайшие дни, иначе ты всё испортишь. Я найду тебя сама. Твоя Эсте».

      Данте прижал письмо к губам. Нет, он предполагал: однажды это случится, ведь Эстелла не может жить с ним в гостинице вечно. Но чтобы так быстро… Только вчера они отмечали Рождество, и вмиг сказка закончилась. Разумом Данте понимал, что Эстелла права: явиться домой добровольно — единственный выход, но сердце, сердце не хотело отпускать её. Всего лишь семь дней, а будто целая жизнь. Он привык просыпаться с ней рядом и засыпать, сжимая её в объятиях, вдыхать аромат красной орхидеи и слышать звонкий голосок у себя под ухом. Комната пропиталась Эстеллой, каждая вещичка, каждый уголок, и его постель, и он сам пропитался её любовью, её робкими ласками. А теперь он вновь один…

      Раздался шорох крыльев — Янгус уселась на плечо. Данте потёрся головой о её перышки и вперился в стену, обнимая письмо.

---------------------------
      С лихорадочно бьющимся сердцем, но решимостью бороться до конца, Эстелла отворила калитку. На парадной двери висел венок из омелы, украшенный шишечками и золотыми колокольчиками. Эстелла была абсолютно убеждена, что сейчас, с порога, начнутся крики. Она была морально к этому готова и удивилась, найдя в гостиной только дядю Эстебана.

      Высоченная ель, увешанная пряничными домиками и с огромным бантом на макушке, стояла по центру залы. Около неё валялись тонны обёрточной бумаги и пустые коробки от подарков. Дядя Эстебан в домашнем халате и с лебяжьим пухом на светлых кудрях, сидя в кресле, стакан за стаканом глушил виски. Блудную племянницу он сначала не заметил. Эстелла на цыпочках прокралась до лестницы, еле удерживая чемодан, и тут дядя подал голос:

      — Не бойтесь, ма шери, в доме только я и прислуга. Все ушли.

      — А куда, дядя?

      — В жандармерию.

      Эстелла пошла пятнами.

      — Зачем?

      — О, мон дьё! Чтобы жандармы отыскали вас и вашего мальчика, бьян сюр [1].

      Эстелла уронила чемодан. С грохотом он ударился о ступеньку и раскрылся, вывалив своё содержимое на лестницу.

      — Но… я…

      — Эстелла, вы совсем рехнулись? Кто так делает? В открытую… оля-ля! Безумие какое-то, — Эстебан подошёл ближе. — Ну, чего вы плачете? — сказал он, заметив слёзы. — Не плачьте, силь ву пле. Хорошо, что вы пришли сами. Надо что-то выдумать вам в оправдание. Не понимаю, почему ваша подруга вас не прикрыла. Ах, мэрд, она всё испортила. Если б не она…

      — Мы с ней поссорились, — всхлипнула Эстелла. — Я на неё накричала…

      — И она отомстила?

      — Угу. Значит, Сантана всё-таки меня заложила? А я надеялась, что она передумает.

      — Да, ма шери, она пришла и сказала, что вы убежали с мужчиной. Но не сообщила, где вас искать.

      — Я… я… не убегала… Пожалуйста, дядя, — Эстелла подняла глаза, хоть ей и было стыдно, — дядя, помогите мне! Да, я на вас сердилась из-за… из-за Либертад, но я уверена, что вы, вы же любили её. Вы знаете, что это такое. Помогите мне! Они не должны трогать Данте, пусть они не обращаются к жандармам, пожалуйста!

      — Любите его? — вздохнул дядя, старательно отводя глаза.

      Эстелла кивнула.

      — Значит, его Данте зовут… Мон дьё, что ж вы нас не познакомили раньше? Если бы вы рассказали, всё было бы намного проще. Вы сами себя загнали в ловушку, Эстелла.

      — Я знаю…

      — Ладно, не ревите. Я вам помогу. Урсула! Урсула, иди сюда, силь ву пле! — окликнул Эстебан служанку.

      Та появилась в дверях и при виде Эстеллы всплеснула руками:

      — Ой, сеньорита, где ж вы были-то? Тут все с ног прямо сбились. Как приехали господа два дня назад, чего начало-о-ось! Ваша мать так вопила, а сеньорита Сантана заявила, будто бы вы сбежали с каким-то мужчиной. И теперь все пошли к жандармам.

      — Урсула, — оборвал Эстебан. — Вели Альфредо отнести вещи сеньориты в её комнату. И отправь Дуду в жандармерию. Пусть бежит бегом, не останавливаясь, и скажет там, что сеньорита нашлась, с ней всё в порядке и искать её больше не надо.

      — Да, сеньор. Да, ну всё-таки, сеньорита Эстелла, где вы были-то? — не унималась служанка.

      — Урсула, о, мэрд, быстрее! — прикрикнул Эстебан, и та с недовольной миной ушла. — А вы идите наверх, переодевайтесь, ма шери, а то вид у вас… И из комнаты ни ногой, если не хотите попасть своей маман под горячую руку. Я сам всё улажу.

      — Да… да… спасибо… спасибо, дядя! — и Эстелла рванула к себе.

      Минут через сорок в гостиной раздался шум, голоса, крики. Продолжалось это долго, потом всё замолкло и особняк погрузился в тишину. За окном уже стемнело и Эстелла калачиком лежала на кровати, когда в дверь постучали. Пришла Либертад. За ней — Эстебан.

      — Ну, скажите вы мне, наконец, что там было? — воскликнула Эстелла. — Я тут как в тюрьме, ничего не знаю!

      — Ох, ну вы даёте, сеньорита! Такой скандал был из-за вас, — Либертад примостила на комод поднос с едой. — Ваш ужин. Принесла тайком, потому что сеньора Роксана распорядилась вас сегодня не кормить.

      — Дядя, что вы им сказали?

      — Разнёс версию вашей подруги в пух и прах и обвинил её во лжи. Сказал, что вы были у Сантаны, но поссорились с ней, и она вам на зло придумала этот бред.

      — Но Сантана легко это опровергнет, — Эстелла откинула волосы со лба.

      — О, нет, ма шери, она подтвердит мою версию. У меня есть на неё… свои методы воздействия, — загадочно сообщил дядя Эстебан. — Если она ещё будет пакостить, отправляйте её ко мне. Я поставлю её на место.

      Эстелла похлопала глазами. Что такое дядя знает о Сантане? Неужели, он выяснил про её наклонности? Но девушка не осмелилась обсуждать с дядей такие вещи и промолчала.

      — И вот ещё что, — Эстебан понизил голос, — вы не должны больше встречаться с тем мальчиком.

      — Нет-нет, я не могу! — тут же шмыгнула носом Эстелла. Ну вот, она думала, что дядя хочет помочь, а он туда же. — Я не могу с ним расстаться! Я без него умру!

      — Оля-ля! Похоже, у вас это серьёзно! Но кто говорит о расставании? Я имел ввиду, что вы больше не можете встречаться с ним тайком. Пусть он придёт сюда и официально попросит вашей руки.

      — Вот так запросто?

      — Это единственный выход. Эстелла, ма шери, послушайте, я скажу вам одну вещь. Вы должны знать кое-что.

      — Эээ… — Либертад в этот момент взбивала подушку, — может, не стоит говорить? Только хуже сделаете.

      — Нет, она должна знать! — не согласился Эстебан. — Ваша мать нашла вам жениха.

      — Только не говорите, дядя, что этот жених — Маурисио Рейес! — взбеленилась Эстелла.

      — Если бы! Это граф Сезар де Пас Ардани. Очень богатый и важный человек. Приехал из Рио-Негро и обосновался здесь. Роксана познакомилась с ним на балу у Амарилис и заинтересовалась его персоной, как выгодной партией для своих дочерей.

      — Я его не знаю.

      Эстебан поморщился.

      — Ах, мэрд, слава о нём ходит своеобразная. Ему семьдесят два года и он четырежды вдовец. Всегда женится только на молодых девушках. Но все его жёны загадочным образом умерли, не дожив и до двадцати пяти лет.

      Эстелла еле сдержалась, чтобы не запустить вазой в стену.

      — И мама хочет, чтобы я вышла замуж за этого… этого старика? За чёрного вдовца? Она что рехнулась?

      — Бьян сюр. Не просто хочет, а настаивает. И сказала, что изменит решение только в одном случае: если появится другой кандидат. Поэтому я и говорю, Эстелла, единственный способ это уладить — чтобы ваш мальчик попросил вашей руки.

      — Ушам своим не верю! Бред какой-то… — Эстелла прижала руки к щекам. — Не понимаю… Мама совсем спятила? Почему она желает мне несчастья, что я ей сделала?

      Эстебан промолчал.

      — Вы забыли кое-что, сеньор, — вмешалась Либертад. — Да, мальчик красив, и думаю, он её любит, мне так показалось, когда я его видала. Но чего стоит всё это против миллиардов того старика? А сеньору Роксану интересуют только деньги и титулы.

      — Но другого выхода всё равно нет, — ответил Эстебан. — Я попробую убедить Арсиеро, чтобы он не отдавал девочку за того урода, но вы обе знаете, какое влияние Роксана на него имеет. Ещё и мама уехала. Ах, мэрд, приспичила ей эта Гваделупа!

      Шлёп! Либертад хлопнула себя по лбу.

      — У меня есть идея! — провозгласила она радостно. — Дочка подруги моей троюродной тёти была в такой же ситуации. Её хотели выдать замуж за отвратительного человека, и она придумала одну штуку. Она подговорила своего возлюбленного и нескольких его друзей, чтобы они все посватались к ней. Короче, женихов было так много, что семья невесты растерялась и позволила ей самой выбрать, за кого выходить. И она выбрала любимого.

      — И что ты предлагаешь? — недоверчиво спросила Эстелла.

      — Надо, чтоб женихов, которые придут свататься, было много, и чтобы они были один лучше другого. Тогда ваше семейство предоставит выбор вам.

      — А это выход! — обрадовалась Эстелла. — Но где взять много женихов? У меня столько нет.

      — Да прям, — хихикнула Либертад. — Ваш Данте — раз, тот старик — два, этот, как его, маркиз — три. Уже трое.

      — Ну, допустим, Данте придёт. Старик тоже, с подачи мамы. Но я что должна сама уговаривать Маурисио Рейеса посвататься ко мне? — пробурчала Эстелла.

      — Маркизу я сам объясню ситуацию, — успокоил Эстебан. — Мы с ним неплохо общались и, насколько я знаю, он неровно к вам дышал, ма шери Эстелла.

      — Нет, я так не хочу! — запротестовала Эстелла, вспомнив, что Маурисио объяснялся ей в любви. И она ссорилась с Данте из-за него! — По отношению к маркизу это нехорошо. Я не хочу его использовать. Одно дело, если кто-то просто изобразит жениха, и другое дело — играть на чувствах.

      — Да бросьте вы, — выпятила нижнюю губу Либертад. — Если б он хотел на вас жениться, давно бы посватался, а так… Что вам важнее: выйти замуж за любимого и избавиться от этого старого дегенерата или пощадить чувства маркиза?

      — Конечно первое!

      — Тогда не трусьте!

      — Завтра же наведаюсь в гости к маркизу Рейесу, — добавил Эстебан задумчиво. — А вы свяжитесь, силь ву пле, со своим Данте. Уверен, Либертад придумает, как это сделать незаметно.

      — Дядя, а почему вы помогаете мне? — лукаво прищурилась Эстелла.

      — Потому что вы дочь моего брата, ма шери. Потому что я вас люблю и не хочу, чтобы вы повторяли мои ошибки. Чтобы потом вам не пришлось ждать чьей-то смерти или думать о том, как бы ускорить этот процесс, — Эстебан быстро поднялся и вышел.

      Либертад разглядывала муху на занавеске. Судя по поведению дяди и горничной, они, если и не помирились, то были на пути к этому. Но Эстелла не поняла слов дяди. Что значит «ускорить процесс»? И ей стало страшно.

ПРИМЕЧАНИЯ:
---------------------------------------------
[1] Бьян сюр (фр. bien sur) — разумеется