Больная душа

Люди…  Люди…  Люди…  Молодые и не очень. Задумываемся ли мы о своей душе? Многие на этот вопрос отвечают мне:
- Ты о чем? Живем, едим, пьем, работаем, женимся, разводимся и не думаем о ней (о душе). Ее же не видно, ее не потрогаешь, не погладишь или не побьешь. Да и есть ли она? Может это поповские сказки?
Да нет, не сказки. И каждый из нас в течение жизни не раз говорит:
- У меня душа болит.
Или:
- Душа рвется на части.
Не рука, не нога, не нос, а именно душа. И еще говорим о человеке: душевный или бездушный. Вот и мне, в силу моих душевных качеств хочется помочь ближнему. Кому-то сказать доброе слово, за кого-то помолиться, кому-то помочь продуктами или вещами. И специальность у меня добрая: я – детский врач, по призванию.
Есть у меня знакомая, Жанна. Она – менеджер в частной медицинской  компании. Кто такой менеджер, я так толком и не поняла, развелось их по нашей стране видимо-невидимо, а работать лучше не стали. Некому работать: одни офисные работники. Но я, впрочем, не об этом.
Приносят мои пациенты вещи, из которых дети выросли:
- Татьяна Сергеевна, возьмите, отдайте кому-нибудь, вещи еще очень хорошие, пусть другие детки поносят, кто нуждается.
- Хорошо, - говорю, - девочки, - и аккуратно складываю пакеты с вещами в кабинете.
Вечером, после работы, везу их домой, в выходные – в храм. Вот и позвонила я Жанне, зная, что у нее четверо внуков, а сын зарабатывает мало:
- Жанна, здравствуй!
- Привет, - ответила Жанна. – Все сидишь в своей дыре?
Так Жанна называет мою детскую поликлинику.
- Да, Жанна, работаю.
- Ну-ну! Вкалывай за два рубля.
- Но детей-то надо лечить.
- Тань, ты чего собственно звонишь?
- Я?
- Ну да, ты.
- Жанна, тут такие хорошие вещи на деток отдали. Я же знаю, что у твоего сына Гены четверо детей, и денег не хватает.
- Да ты о чем? Какие-то тряпки с чужих детей! А вдруг эти дети онкологические, заразные или еще хуже: вшивые и лишайные?
- Да ты что? – испуганно стала говорить я. – Ты это серьезно?
Жанна ответила очень грубо:
- Моя дура-сноха приволокла на днях шмотки из храма. Пока ее не было, я половину на помойку вынесла, а остальное в стиралке со святой водой постирала.
- Ты это серьезно, Жанна? – повторилась я.
- Серьезней не бывает. Так что извините, но чужого барахла мне не надо. Брезгую я этим барахлом, понимаешь?
- Понимаю, - устало ответила я и положила трубку.
- Да, - протяжно сказала я сама себе, - вот это новости. Значит, детские вещи в стиральной машине со святой водой? Ну, это уж слишком!
И я на минуту задумалась, вспоминая предновогодний вечер этого, 2015 года, когда позвонила Жанна, рыдая в трубку:
- Татьяна, приезжай!
- А что случилось?
- Мой Игорек, мой любовник, очередной раз меня кинул. Обещал Новый год встретить со мной, а в последний момент позвонил и объявил, что с женой встречает.
«Этого и следовало ожидать, - подумала я, - все-таки жена и дом важнее, чем любовница. А любовница на то и любовница, чтобы вечно ждать, чтобы понимать, что ее, а что чужое. Понимает ли Жанна?»
- Так ты приедешь? – всхлипывала Жанна.
- Нет! Нет, Жанна. Я не хочу быть запасным вариантом на тот случай, если не пришел любовник. И потом, я встречаю Новый год в семье, ты же знаешь.
- Да пошла ты, - огрызнулась Жанна и бросила трубка.
- Слава Богу за все! – вздохнула я.
И вот теперь этот новый телефонный разговор с Жанной, детские вещи, заразные больные дети…
Вещи-то можно выстирать и выгладить. Кстати, мои дети тоже росли в вещах, которые мне приносили добрые люди в 90-е годы. Потому что с детской одеждой было тогда очень проблематично.
А вот душу, душу свою, в чем ты отстираешь? В «Белизне» или «Доместосе»? Душу, которую ты вывозила в грязи, которой вроде бы и не видно, но она внутри тебя. Как странно, что за внешней грязью мы не видим грязь своей души. Живем с этим долгие годы и не хотим меняться. А напротив, хвалимся, выставляем напоказ свои грязные дела. Я не осуждаю, сама грешна во многом. Но так и хочется сказать таким, как Жанна:
- Не бойтесь внешней грязи – она смывается. Бойтесь загрязнить, запачкать свою хрупкую душу, ведь грязь души ничем не отмоешь, разве что покаянием.