Красная площадь продолжение

Место рождения - Ленинград. По паспорту. Это неверно. Рожала его Антонина
Петровна в Старом Посаде. В Ленинград вернулась с сыном после установления
мира на финской границе.

          СУЖДЕНИЯ МОЛОДОГО СОВЕТСКОГО ЧЕЛОВЕКА
В сентябре 1967 года любопытные записки составил Ефим Гаврилович. Начинался
второй год работы в школе. Новыми надеждами жил учитель истории. Оптимист
неисправимый, несмотря ни на что. Можно рассказать о первом годе его
учительской карьеры.
 Нет, пожалуй, очередь сочинения "Суждения молодого советского человека
на 50-м году диктатуры идей коммунизма". Почтой мне тогда же прислал,
заказным письмом. Святая простота! Хотя и он, и я - против наших фамилий
в КГБ галочки стоят. Время от времени чекисты  тайком интересуются: живы
ли мы? А мы знаем!

Ефим Гаврилович был счастлив с женой Верой.

"Чудище обло, озорно, огромно, стозевно и лаяй" (из эпиграфа к радищевскому
"Путешествию из Петербурга в Москву").
Зачем все это нужно автору?
Что-то гнилью пахнет в королевстве Датском.
Это был эпиграф к "Суждениям".

"Первое в мире социалистическое государство идет к своему полувековому
юбилею.
Праздничный бум достигает своего зенита.
Кричат, зовут со всех углов, из приемников, из газет, с экранов цифры
"50". Страна превратилась в одно огромное "50"
Свист, вой и гам!
Кто выжимает что. Деляги набрасываются: на господствующих идеях можно
хорошо заработать. Идет дележ добычи.
Даешь 50-летие!
Пляшут и скачут в административном восторге маститые писатели и уездные
графоманы, творцы премированных памятников нашему дорогому Ильичу и
сельские маляры, ляпающие афиши для кинопередвижек...
И прочее, и прочее... 50   50  50 505050505005055...
Даешь 50-летие!
И с удивлением смотрят  на неприплясывающих и не подпевающих.
50 лет торжеству идей коммунизма.
Но грустно и тоскливо смотреть на этот праздник. Шабаш русских
хунвейбинов. Эти более высокого пошиба. Это не стихия "культурной
революции". Стихия устала, укрощена, течет в спокойных бюрократических
руслах, на вооружении социология, научная демагогия, кибернетика.

накипело, наболело. Заметки задуманы давно, надеялся более-менее
обстоятельно представить свои взгляды на мир,на коммунистическую
действительность, на идеи Ленина и на самого вождя пролетарского
государства, на историю и искусство страны. хотелось поделиться
впечатлениями от поездок по России, от встреч с людьми...
Но разные житейские мелочишки, приятные и горькие, а часто лень,
отталкивали эти заметки в угол, в чемодан памяти. Нев чистом виде
лень, а для кого писать? Все это лучше бы прозвучало в родной стороне,
автору хотелось бы видеть свои суждения в"Правде" более, чем где-либо.
Не встретишь сочувствие. Где?

Все-таки не хотелось бросать начинание. Хоть короче, без обстоятельности,
без обзоров советской прессы, подробных сравнений и выводов, но как-то
оформить свои думы, закрепить, собрать реплики с разных страниц записных
книжек.
Сенсационных открытий нет. И суперновых мыслей. Приблизительно так
думают многие по обеим сторонам границы.
Автор попробовал практического социализма. Теоретический слаще.
(Ефим стремился говорить общедоступнее и круглее. Рассчитывал - приедет
в Москву и передаст... кому-нибудь... Увы, сложнее все...)

Уничтожение инакомыслящих - государственная политика, идейная нетерпимость -
каждая строка в газетах призывает к ней. Религиозные, национальные,
социальные, расовые, идейные причины (поводы) для вражды. Лестница идет
вверх, круче, опаснее. Уничтожать людей только за то, что они не
поддакивают мне? А что будет, если все вдруг начнут одинаково, покорно
мыслить? Даже муравейник не получится.
Был гуманизм веками. Просто: человеколюбие. Ныне понавешали ярлыков:
коммунистический, буржуазный, интернациональный, фашистский: он - не наш,
бей его, не жалко... Сила оправдает нас.

Сьезды деятелей искусств. Соберутся, станут на колени, перекрестятся
на кремлевские звезды, проскандируют: слава, слава, слава КПСС. А затем
четыре года вспоминают историческое значение сьезда. У всех этих
творческих обьединений самостоятельности не больше, чем у отдела
пропаганды заштатного райкома партии - каждое утро надо бегать
советоваться с секретарями. И художники пера, кисти, горла, кажется,
довольны. Об этом с гордостью не в первый раз заявляет Шолохов: их
сердца навсегда проданы партии. Наперед оберегают себя от всякой
эволюции взглядов.

Амплуа М. Шолохова - ломать дурачка на партийных и литературных сьездах.
Конечно, каждый писатель не может произносить деловые речи, но и на
трибуну силой не затаскивают. Неудавшийся скоморох, дед Щукарь. На
прошлом сьезде полчаса говорил комплименты пошлые в адрес министра
культуры Е. Фурцевой, нынче ни с того ни с сего привязался к Эренбургу,
в друзья набивался неостроумным подхихикиванием. Если пародировать
ленинскую статью "Лев Толстой, как зеркало русской революции", то
лучший вариант "Михаил Шолохов - зеркало социалистической действительности".
С одной стороны -проповедь любви к человеку, с другой - с пеной у рта
требует, чтобы несогласных с социалистическим реализмом ставили к стенке.
Из-за такой шелухи и к высшей мере?! С одной стороны - писатель, автор
великого "Тихого Дона", с другой - тридцать лет только хвосты пришивает
к старым романам, делится творческими планами... И так далее. Как
доверительно он рассказывал своему другу Никите Хрущеву, в свое время
не боялся Сталина, который безуспешно вылавливал его в тиходонских степях.
А с другой - готов лизнуть всякого партийного чиновника. Высокостоящего!
Чтобы не нагибаться...

Социализм избавил людей от нищеты. Средний заработок в стране около 100
рублей. Это как раз то, что необходимо для связки концов с хвостами.
Жить можно, а при определенной сноровке можно и неплохо, и устроиться
вполне прилично материально. Юрким людям не закрыты дороги к богатству.
Буржуазная коррупция стала социалистической, капиталистическая взятка -
коммунистической. Меняются эпитеты. Работа гарантирована каждому, но
жить среднему составу приходится напряженно, не до интеллектуальных
волеизьявлений. Каждый цепко держится за свою работу, в лучшее не верит,
а место насиженное потеряешь - локоть не укусишь. Недовольство стремятся
проявлять в уголке, потише, просто поплакаться в сарафан Дуняше. И самое
страшное - а вдруг у меня появится собственное мнение, и прощай покой.
Большинству еще не до духовной жизни, не до разговоров о демократии, о
какой-то свободе слова. Слава богу, при усердии кусок хлеба обеспечен,
врач поможет бесплатно, а про политику пусть говорят и к Черному морю
едут отдыхать начальство и студенты...

Странный заговор молчания вокруг А. Солженицына. Какую пляску подняли
вокруг него в 1962 году, а сейчас вроде и нет такого русского писателя.
Идут разные пленумы писательские, подсчитывают достижения, упоминают
каких-то первомайских, чаковских, тевекелянов, а наиболее достойных
русских произведений: "Один день Ивана Денисовича", "Матренин двор",
"Из жизни Федора Кузькина" Можаева и нескольких других,- как и не было,
вроде и читать их никто не хочет. Да разве и позволительно их читать
накануне светлого престольного праздника!

Обсуждали как-то университетские люди "Один день Ивана Денисовича".
И студенты хвалили, и преподаватели, подсвечники советской критической
мысли, расточали ласковые слова... вскатилось на небосклон отечественной
литературы солнышко яркое, талантливое. Выскочил и я, предварительно
набросав реплик с места, к трибунке, волновался, смутился перед толпой,
пораскакивали в разные стороны мыслишки, но так уж надоели сладкие речи,-
ляпнул кратко: распинаетесь, а через год другое запоете, Хрущев дал
добро, вы и пляшете. Говорил, не очень обдумав слова, горячился, но...
В перерыве один доцент с готовой к предьявлению  докторской диссертацией
подходил ко мне: поймите, мы искренне восхищены гениальностью, смелостью
вскрытия, а вы откуда узнали, что Хрущев разрешил печатать, Би-Би-си
слушаете?

Скоро вся эта интеллигентская братия и дала себе цену, после декабрьской
(1962) и мартовской (1963) встреч с руководителями партии.Все эти
полевевшие, полибералевшие после двадцатого сьезда в одночасье как-то
спокойно расстались с потугами на вольность. Письмишко жалобное написали
в ЦК: не сажайте нас, родненьких, миленьких, не возрождайте... Зачем
сажать, достаточно цыкнуть, запоет грамотный народ: для вас, ненаглядные
из ЦК, весь жар души задроченной... Но,наверное, в пятках щемило от
гордости, от собственной смелости - решиться подписать петицию самодержцу
всея СССР. А потом понеслось, запрыгали люди старого закала, с менее
чувствительными к ветру носами - не побывали в шкуре либерала. Взлезли
на бедный абстракционизм, модернизм. Досталось нескольким фильмам,
повестям за то, что в них послышались человеческие нотки. Воспрянули
духом сурковы, малышко, гафур гулямы. В день по стиху выдавали против
абстракционизма. Пырьевы, донские (есть такие кинорежиссеры), кочетовы
оживились. И по углам затихли левые. И стало совершенно ясно, ждать
доброго от нашей художественной интеллигенции нечего. Она прекрасно
понимала, видела события довоенные, с великим осознанием выискивала
космополитов, полевела, так таков был дух времени хрущевского в начале,
а если надо, она и опять готова хаять, травить непокорных, только не
лишайте комфорта, возможности творить бессмертное искусство для народа.
К чему антинаучные, идеалистические поиски истины, смысла: нужен уют и
хорошая жратва. Такой обыкновенный фашизм... Да нам жертвы и простятся:
мы строим самое светлое, самое просторное будущее, мы - надежда народов,
а если потеряем миллион, два человечков, три - мелочи... Чем больше
жертвы, тем дороже дом...

Интересно бы поподробнее узнать, как представляют нашу жизнь Энцо Рава,
Фримен и другие прогрессивные товарищи, любующиеся первым социалистическим
государством со стороны, регулярно поливающие грязью страны своего
проживания в прессе, придавленной империализмом, и в наших газетах.
Они свободно печатаются у себя дома. А мне еще не довелось видеть на
советских газетных полосах ни одной оппозиционной статьи. А материала
для них предостаточно, и в науке, и в искусстве, и в повседневной жизни.
Просто неприкосновенные социальные основы, партийные идеи для обсуждения.
Не позволяют органы, партийные и госбезопасности, лапать их. Отрицать
нельзя: дискуссий у нас много. Когда-то все высказались по вопросам
языкознания: одни считали откровения Сталина гениальными, другие эту
оценку признавали вражеской, потому что они сверхгениаьны. Абстракционистов
клеймили не без диспутов. А вспомните: более 7000 районных и центральных
газет долгие годы вели спор о пиджаках. Кой-какая демократия у нас есть,
это необходимо отметить обьективности для. Высказывались все желающие,
и смело, и посаженных не было, были остриженные и с обрезанными пуговицами.
Но это, на партийном жаргоне, перегибы. Их решительно осудили, виновным
сделано внушение. Как и во всякой войне, продолжительная борьба шла с
переменным успехом: сначала травили обладателей однобортных пиджаков,
в конце дискуссии консерваторами стали двубортники. Кой-какая эволюция
есть: ныне к разнообразию фасонов пиждаков привыкли. Более того, ныне
говорить о джазе плохо - признак дурного воспитания. Совсем недавно
закончилась многолетняя дискуссия: когда русские должны говорить "кушать",
а когда "есть".

Удивляют зарубежные товарищи, которые с надеждой смотрят на СССР. Странные
требования у них к нам. Мы должны покорно нести свое бремя, слушаться
вождей, отдавать все силы одной идее, не смеем предьявлять претензий
к государству нового типа только потому, что не должны лишать их надежды.
А если невыносимо, если не нравится господство посредственности,
заурядности? Легко покрикивать издалека: подонки, не цените своей родины,
не хотите для меня светлый образец воплощать.
Я знаю,где туфли мне жмут ногу, а вы утверждаете: фасон хороший.

Не могут литература, история (наука) вечно быть под гнетом на службе
у партии. Не могут клятвы и заверения надолго спаять в безликий коллектив
даже советских писателей. Хоть какие, а они все же индивидуальности.
Индивидуальное, единственное, свое когда-то должно заявить о себе,
приподняться над гипертрофированным чувством самосохранения... Не должны
останавливать в стремлении к правде глупые и надоевшие ссылки на
временные трудности и происки американских капиталистов...

Да, в запутанный мы пришли мир. Трудно найти виноватого. Они виноваты,
и мы доказываем событиями пятилетней давности. Вы виноваты, в ответ, и
они убеждают фактами десятилетней давности. И побежали вниз, в глубь
веков, старательно подкапываясь под противника, фальсифицируя прошлое.
А глядеть следовало бы в будущее, отдавая предпочтение желаниям живых
людей, наших современников. А они прежде всего хотят жить спокойно,
отдавая на выяснение историкам: кто из королей у кого украл нечистый
носовой платок, и тем самым обидел нацию на века, и вот настала пора
расчета. Будем гальванизировать прошлое - быть смертному бою между
белыми и черными, между инакомыслящими и т.п.

Привычка выработалась - каждый стремится говорить от имени миллионов,
всенародное мнение выразить. Клянет пожарник Епифанов отщепенцев не от
себя, а от имени пожарных всего края... Говорил бы каждый за себя!"

Отвлечемся от суждений молодого человека. Маленькая житейская история,
рассказанная директором машинно-тракторной станции. Жена его Ксиломена
работала секретарем у прокурора. Все по закону делалось, по Конституции
победившего социализма. Списки подлежащих аресту представлялись на
утверждение прокурору. Увидела Ксиломена фамилию, ставшую ей родной
после прощания с девственностью, сердце дрогнуло через такт, подмышки
вспотели. Ночью спала она, тесно прижавшись к Гурарию, вздохом облегчения
встречая рассвет: день еще вместе проживем. Однажды под утро тук-тук.
Судьба. Береги, жена, ребятишек. Тук-тук. Открыли дверь. "Товарищ директор,
почему-то трактор не заводится". Эх, неопытные сельские первые трактористы.
Напугали директора.

ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ