О, великий, могучий

 «О ВЕЛИКИЙ, МОГУЧИЙ, ПРАВДИВЫЙ И СВОБОДНЫЙ» -
     Так выразился «во дни сомнений и тягостных раздумий» об этом незыблемо родном и родимом языке славный наш классик  И.С.Тургенев. И хотя конкретных примеров к изречению Иван Сергеевич приводить не стал, в припоминании таковых  порой весьма соглашаешься, что он «один нам поддержка и опора» в наше смутно-демократическое, располагающее на то его могутное употребление время.
     А не расщедрился на примеры Иван Сергеевич, надо полагать, потому, что та опорно-подпорная могучесть таится отнюдь не в обычном литературно употребительном словарном запасе его, а наипаче в неком сверхнормативном и, мягко говоря, ненаписательном резерве. То есть, в альковах этаких, условно называемых и неудобопередаваемых, икс-игрек (х,у) словес, коим по обилию и силе громоразящего воздействия нет равных не только на всем земном и околоземном, но также и в прочем, изрядно протяжном по продолжительности, пространстве.
     Но что более всего согласительно, так это то, что даже не только цельным сим лексическим средством, а всего лишь одним тем икс-игрековым (х,у) словочленом счастливый обладатель сего недюжинного наследия может запечатлеть и воспроизвесть как всю ту поразительную разительность, так и многовариантность и красочность его вдохновенных склонений и спряжений.
     Так, в неком аэропортовом подвальчике одному носителю того общенародного достояния, прозываемого в просторечии «чайником», усердно накидывали со всех окон и дыр подлежащие переброске на лентоконвеер чемоданы. «Чайник» потел, пыхтел, нагреваясь в процессе «сомнений и тягостных раздумий», но и,  как-то отплевываясь, обходился пока еще каким-то, неведомым прочим не столь великим народам, не позволяющим выпуск паров образом. Гора росла – в полном соответствии с прибавляемым им ростом темпов: сперва – руками, потом – и ногами, а потом уж – с акробатическим использованием и иных (положим, тазобедренных) возможностей, И лишь когда, тяжелочемоданно рухнув, стукнула она по ногам и по самой «чайниковой крышке», настал долгожданный момент той точки кипения – с применением в ненаписательном, икс-игрековом (х,у) варианте того могутного, еще с матерным молоком усвоенного лексикона.
         В смысле: «Фигли – нафигачили – дофига?! – Расфигачивай – нафиг!!!...!!!»
     И, естественно, - стоп! Остановка. И, как говорится, «покойнички с косами и – тишина»!
     И вот в незагаданной той и нежданной тишине мы, как бы заново, вновь и вновь постигаем как  это предусмотрительно и догадливо, -  казалось бы,  в  безнадежной  безвыходности, - обозначен и найден тот единственный лингвистический опорно-подпорный фактор у классика. Да ведь – и воистину! – им, только им возможно, скажем, всего лишь в трехсловесном поминании родительницы выразить всю глубину вдруг океанно нахлынувших чувств по поводу очередной и протяжной прибавки за всевозрастающую чуткость в сверхзаботливом обслуживании твоей, уж десятикратно оплачиваемой и подразвалившейся, жилхалупы; всего лишь в трехбуквенно-восклицательном сокращении на «я» испеченного, скажем, ею же «блина»  обозначить ту масштабность и широту регулярного подскока цен на все возможные виды продпром-товаро-услуг; всего лишь трехзвучно, смачно и далекоадресно ниспослать любой любовно постилающий манифест любой  поднаторевшей на велеречивом словоизлиянии партии.
     Да и – «Есть ли такая партия?» - озвучивалось уже однажды  в Истории и на родимом том языке. И вот – если все-таки Есть, то, может, не на том всеобещающе-благостном наречии пора бы ей заговорить наконец, а на неком, как-то более доходчивом, более впечатляющем, на другом.
     И заговорить перво-наперво о той, базарно-обвальной, не лезущей ни в какие ворота, смертельно грозящей всякому государству инфляции, требующей, - и немедля, - лишь стопкранного, безвозвратного торможения в той безумно-безудержной, доводящей «до ручки», до точки вскипания свой народ, прущей со всех окон и дыр и, - скорее всего, - прячущей огалтело наживающийся на ней капитал, подобно еще одной, крупномасштабно продуманной, вроде-мавродиевой,  махинации.
      И торможения любым средством и способом!
     А уж в обескураживающем случае отсутствия такового и оного, - выйдя и вылезя из объятий тех «тягостных сомнений» и дум, - публично и улично – всем тем «великим» и чемоданно стукнутым народом, тем «великим и могучим», неудобопередаваемым, ненаписательным, но не в пример доходчивым, наипонятнейшим и – русским! – языком дружно и оглушительно выразить во всеуслышанье всем и всему то, свое «правдивое и свободное», однозначно бесповоротное отношение.
      В смысле: «Фигли – нафигачили – дофига! – Расфигачивай – нафиг!!!...!!!»