Впереди вся жизнь

          Улица была до того узкой, что тротуары, прилепившиеся к стенам домов, больше походили на корабельные трапы, ветхие, непрочные, по которым и одному-то ступать совсем неловко. Улочки старого приморского городка, с вычурными фасадами домов, кое-где с отбитыми ступеньками, стёсанными углами, витыми крылечками и старинными лепными украшениями, сколько необыкновенных историй помнят они, сколько людских судеб прошло по мощёным булыжником переулкам и выщербленным мостовым, по этим извилистым тротуарам и лесенкам. Аню всегда охватывает благоговейный трепет перед историей своей малой родины, да и кто только не селился в окрестностях этого городка и греки, и генуэзцы, и караимы, и русские, и украинцы, и турецкие подданные, и болгары. Город-история, город-реликвия, город-память.

           Солнце, обласкав последними лучами черепичные крыши домов, медленно садится за пологие синие горы, из порта доносится шум работающего крана, легкие звуки музыки с набережной, и весёлые людские голоса. Субботний вечер заканчивается. Впереди, весело насвистывая, шагает сын - широкие плечи, стянутые чёрной майкой, упругие мышцы ног, копна каштановых волос в солнечных лучах отливает золотом.
 - Как же он вырос, и не заметила, как эти двадцать лет пролетело - Аня удивлённо открывает для себя взросление сына. Пашка легко перепрыгивает со ступеньки на ступеньку и оглядывается.
  - Мам, я сегодня -  к Андрею, там гитара будет, мальчишник по случаю сдачи экзаменов, зовут, - улыбается сын.
 - На ночь, Паша, не надо, - Аня ласково смотрит на сына, - завтра пойдёшь, завтра будет день.
 - Ну что ты, женщина, - внутренний голос начинает свою работу, - сын вырос, не век же ему около тебя находиться. И задумалась а, действительно, сына вырастить - это тебе не поле перейти. И бессонные ночи у детской кроватки, и бесконечные заботы, волнения каждого дня - всё это пёстрым калейдоскопом мелькает в памяти, картинки меняются, перетекают одна в другую. Вот он - маленький, двухлетний, смешным колобком на ножках скачет вокруг неё, когда она возвращается с работы, вот - стоит на ступеньках школы, первое сентября, Пашка-первоклашка, серьёзный и сосредоточенный. Учится сын легко, непринуждённо, память молодая, цепкая, одним словом - талант к обучению у мальчишки.
         Вот и школа позади, ВУЗ открыл свои двери, сложный факультет информатики, не заметила, как эти четыре года и прошли. Впереди ещё год магистратуры и взрослая жизнь. Вчера сдан последний экзамен, впереди - Госы, пятый курс.
  - Какой молодец! - думает Аня и радуется, что в каждом дне Пашкиной жизни есть и частичка её души, её каждодневный труд и её любовь.
Да, вырастить сына - это, как растить дерево, как построить дом. И она расплылась в улыбке, вспомнилась давняя шутка:

 - Ну вот! Дом построила, сына вырастила, завтра пойду лопату куплю, дерево посажу.. и всё - мужик). Мысли развеселили.

        Они с сыном вдвоём с тех пор, как бывший её муж и биологический отец Пашки уехал в столицу, да так там и осел, и следы его затерялись - ни звонков, ни писем, ни приездов, ни встреч. Как и не было этого человека в её жизни. Пашке тогда семь лет исполнилось, туго им приходилось на одну зарплату жить но и это время пролетело-пробежало, не остановишь.
 
  Вернулись домой, Пашка плюхнулся перед телевизором, на диване и весь превратился в ожидание. Она посмотрела на сына и ласково повторила
 - На ночь, Паша, не надо, побудь дома сегодня, - и пошла на кухню, поставила чайник, разогрела ужин - борщ и котлеты, а тут и он появился, счастливый, дождался-таки звонка.
 - Мама, меня там сегодня ждут, понимаешь, а завтра дома буду, неделя ответственная, надо подготовиться.
 Так и запомнился этот вечер - чёткий силуэт сына на фоне темнеющего окна, сумерки и совсем забытая мелодия вальса из телевизионного ящика.
 Вырос - значит, вырос - подумалось ей и она отмахнула от себя тревожные мысли.
 - Смотри сам, Паш, ты уже взрослый, когда доберёшься - позвони.
 И ушла в ночную смену.

         Работает Аня администратором в санатории, в её обязанности входит и за порядком следить, и размещать вновь прибывших, и выдавать ключи от комнат и многое другое. Приходится и психологом быть, и дипломатом, и медсестрой, иногда отдыхающие попросят за каким-нибудь сорванцом посмотреть, тоже соглашается. А что поделаешь - это жизнь, всякое в ней бывает.
 Утро первым робким лучом замелькало в окне, окрасило жёлтым светом просторный холл, лёгким движением ветерка распахнуло форточку и ворвалось целым снопом света. Вот открылась дверь на кухню - пришла новая смена, привезли и выгрузили продукты, стали появляться первые отдыхающие. Скоро придёт сменщица и - домой, ждать Пашку, отдыхать после ночи и радоваться этому дню, солнцу, весне.
         Май уже заканчивается, а лето, по-настоящему, вступило в свои права, в воздухе расплескался аромат сирени, солнце припекает так, что хочется нырнуть в тень. Пока шла домой, раскраснелась, растаяла, как снегурочка, дома сварила кофе, сделала бутерброд с сыром и прилегла на час.
  Снился сын - летний день, полный солнечного света, Пашка жмурится на солнце, резко поворачивает голову и смотрит на неё удивлённо и испуганно...
 
        Аня просыпается от звонка. - Пашка, - первой приходит мысль и она спешит к телефону, где незнакомый голос как-то очень обыденно сообщает, что её сын, Павел Миронов находится в Центральной больнице.
  - Вы его мама? Он ногу сломал, приезжайте, - и положили трубку.
  - Господи! Пашка, ну что это? Говорила же, не хотела отпускать! - дрожа всем телом, лихорадочно ищет свои вещи Аня.
        Собрала сумку Пашке, уложила постельное бельё,(ну какое там, в больнице?), посуду, одежду, тапочки. Что ещё? Ах, да - пасту, зубную щётку, носки, расчёску, станок... - Ну что ещё, Паша?
        Посмотрела на себя в зеркало - в нём испуганные глаза молодой женщины, волосы растрёпаны, бледное лицо, в серых глазах слёзы, две чёткие морщинки пролегли между бровей.
        Волосы собрала в пучок, провела помадой по сложенным в ниточку губам и стала одеваться, руки никак не попадали в рукава, лифчик не хотел застёгиваться, всё её тело пронизывала мелкая дрожь.
        Скорее, успеть, увидеть, спасти, как он там, её мальчик?
 - Разлеглась, дурёха, - ругала она себя.
        Позвонили ребята, сбивчиво объясняли, что Пашка в больнице и чтобы она не волновалась, потому что ему уже лучше. Ехала в маршрутке и мысленно подгоняла водителя, - Ну, быстрее, миленький, быстрее, там сын...

        В травмпункте записи о нём не было, значит - в приёмный покой, звонили оттуда и через несколько минут она ворвалась туда, взволнованная, усталая, с большим пакетом вещей для сына.
        Медсестра из приёмного покоя внимательно оглядела её и направила в реанимацию.
  - Как в реанимацию? Что с ним? - испуганно прошептала Аня.
  - Идите туда. Вам всё там скажут. Да, нам пришлось его раздеть, возьмите его вещи,- и сунула ей в руки пыльный свёрток.
 
  Аня стояла молча, растерянная, пытаясь понять, что это - абсолютно никакой ни сон, и что пора просыпаться. В руках - пакет с Пашкиными вещами, сумка, куда положить рваные джинсы?
  - Где у вас тут мусор? - тихо произнесла она.
  - За дверью,- ответила медсестра и Аня вышла в коридор.
Там, за дверью - корзина для бумаг, джинсы не поместятся, вернулась, взглядом вопрошая.
  - Вы хотите его одежду выкинуть? - спросила женщина.
 Одежду! То, что осталось от купленных вчера джинсов, одеждой не назовёшь. Но вопрос её остановил.
  - Какое право я имею  выбрасывать его одежду? Не должна. Пока не поправится, пока нога не заживёт, - решила Аня.
Вынула из пакета бельё, сложила туда пашкины джинсы, постельное пристроила рядом и поспешила в реанимацию. Дверь реанимации была наглухо закрыта. Сверху - кнопка звонка, Аня позвонила, долго никто не подходил. Выглянул доктор, окинул её взглядом - белая майка, джинсы, небрежно уложенные волосы, в глазах слёзы.
Спросил вежливо и несколько отстраненно: - к кому?
-Павел Миронов, произнесла Аня, а доктор исчез за дверью.
 -Как узнать, у кого? - Аня не находила места, но вот доктор опять показался в дверях.
  - Открытая ЧМТ, перелом левой голени, со смещением, он на третьем этаже, в операционном блоке, идите в ординаторскую, травматологи вам всё скажут. И Аня через несколько ступенек понеслась на третий.
  - Господи! Только бы он был жив! Только бы жил, Господи, помоги! - шептала, кусая губы, Аня.
 
 Пашку сбила машина, жигули красного цвета, когда утром он, возвращаясь домой, переходил улицу.
  Возле операционного блока Аня присела на диван и застыла, - вся ожидание, вспоминая вчерашний день и пытаясь понять, как могло это случиться. Он же такой внимательный, сын, сам её часто останавливал у дороги, как она не остановила, как не уберегла - глотала Аня беззвучные слёзы.
  Из операционной вывезли каталку, на ней - Пашка, бледный, с повязкой на голове и синевой вокруг глаз. До двери реанимации шла рядом, пытаясь собраться с мыслями, и ей становилось страшно.
  Подошёл врач, совсем молодой, темноволосый, с усталыми и добрыми глазами, он делал операцию сыну и стал подробно рассказывать о ходе операции, а Аня смотрела на него, пытаясь вникнуть в слова, и понимая, что всё намного серьёзнее, чем она могла себе представить.
  -  Доктор, он жить будет? - и вопрос повис в воз духе.
  - Сделано всё, что в наших силах, а дальше - необходимо набраться терпения и ждать, время покажет, - ответил доктор, - Держитесь!
 
       И Аня, как могла, пыталась держаться. Утром ехала в больницу и находилась там до вечера, а днём шла в церковь. Молитва матери самая сильная, она на дно морское опустит и со дна морского достанет.
И она молилась и в церкви, и просыпаясь по ночам, шла по городу, не видя никого, повторяла слова молитвы, просила Бога, чтобы сына оставил жить. И для себя - терпения и спокойствия.
  Просила лечащего доктора, чтобы разрешил увидеть Пашку, и только к концу недели Аня смогла полулегально пробраться в бокс, где находился сын.

  - Господи, Паша! Сын лежал с закрытыми глазами, повязка из бинтов доходила до уровня глаз, в узких щёлочках которых отражался искусственный свет лампы. Аня взяла сына за руку, рука была горячая и сухая, держала долго, разговаривая с ним, читая молитвы, звала.
  - Пашенька, вставай! Просыпайся, Пашенька, прошу тебя, мой родной, - шептала она. А Пашка, окутанный проводами, подключенный к аппаратам и капельницам, казалось, только уснул. В выходные ей разрешили приходить и днём, и вечером. На третий день узенькие полоски света в его глазах задрожали.
  - Он слышит, Иван Васильевич!- заволновалась Аня, - Он меня слышит, доктор! И Пашка медленно и верно приходил в себя. Домой Аня попадала только поздним вечером, без сил падала в кровать, просыпаясь среди ночи и читая молитвы.
  - Нога болит, нога болит,- всё повторял и повторял Пашка, а она, как могла, успокаивала его.
  - Вот же досталось мальчишке, - думала Аня, с трудом сдерживая слёзы.
  - Потерпи, Пашенька, миленький, потерпи! - просила она сына.
        Ей шли навстречу - такую беду на плечи взвалила, да и мальчишку жаль, никому такого не пожелаешь. Денег собрали, подруги поддерживали её, как могли, друзья Пашкины приходили, лечащий доктор, да и другие врачи - чуткие и грамотные. Помощь от людей шла, Аня это очень хорошо чувствовала, и это же  помогало выстоять в трудное для их маленькой семьи время.
  Аня и на работе оформила отпуск, и в поликлинике, после - больничный, нельзя ей сейчас Пашку оставлять, пришло время, когда она, как никогда, нужна сыну.

        Всё лето провели они в больнице, Пашка вышел из комы, сделана была ещё одна операция, теперь уже ногой занимались травматологи. И это всё позади. Скоро выписка, скоро домой, Пашка окреп, приходили ребята и он, слушая их рассказы, уже мечтал о походах, о предстоящей учёбе, о магистратуре. Они подолгу разговаривали с Аней и она всё больше узнавала сына, и радость открытия и радость его выздоровления переполняли душу и надеждой, и счастьем.

       Дома дни потянулись размеренно, медленно и каждый день приносил новые тревоги и волнения, и новые радости, потому что мир дуален, как ночь и день, как свет и тьма, как радость и грусть.
  Аня наблюдала, как крепнет сын. Вот он пробует ходить, пока с трудом, но передвигается на костылях, вот он начинает понемногу читать, но быстро устаёт. 
  - Ничего, Паша, скоро в институт, а летом бегать начнёшь, вот увидишь,- успокаивала она сына.
 В первый день в институт вместе поехали, не хотела одного отпускать. А он как увидел свою alma-mater, так и побежал по ступенькам вверх и Аня за ним не успевает.
  - Паша, держись ,-волнуется мать,- Ну, вот, что говорила - побежал, ещё и лето не наступило.
 
  Прошёл год, напряженный и трудный, Пашка сдал свои Госы, поступил в магистратуру, а на пятом курсе ему предложили работу системного администратора в крупной фирме. Теперь сын учился и работал, писал диплом.
  - Мама, как жить хорошо! - улыбается Пашка.
  - Да, сын, жизнь - это такой подарок, это такая радость, спасибо, что ты у меня есть!
  - Спасибо, что ты есть у меня,- улыбается Пашка.
 
        И годы полетели, как птицы весной, Пашка повзрослел, окреп, они теперь и вспоминали об этом случае редко, да и зачем тревожить прошлое, когда всё наладилось, всё стало на свои места и жизнь прекрасна!

  Институт позади, работу Пашка любит, спешит туда каждый день, серьёзный, ответственный, уже и повышение предложили, теперь Павел уже ведущий специалист. И зарплата у сына хорошая, и квартиру в новом строящемся доме обещают, и любовь свою встретил - умница и красавица, заботливая, внимательная девочка у него, вот уже и свадьба весной, - не нарадуется Аня. А что ещё надо матери, когда знаешь, что у сына всё хорошо, когда всё получается, и когда видишь его счастливым?!



       Лето. Ласково шумят волны, разбиваясь о прибрежные камни. Солнце уже высоко. Небольшого роста, приятная женщина, держит за руку мальчишку лет восьми.
  - Ба, а давай я тебе покажу, как я нырять научился. Мы с папой на прошлой неделе таких маленьких крабиков тут, между камней, нашли,- делится внук своей маленькой радостью.
 Солнце ласково припекает, конец весны, впереди лето.
  - Впереди вся жизнь! - счастливо улыбается Аня.