Я, Аппалуза

Где-нибудь за чертой, где-нибудь подальше от этих серых стен, одинаковых домов, взъерошенных котов и замерзших птиц, где-нибудь подальше от холодной русской зимы Ганя забыл закрутить кран сожаления. Теперь этот кран изо всех сил бил широкой струей, не вызывая у проходящих мимо людей ровно никаких эмоций. Как и желания его закрыть. Странное дело, отопление в это время года должно быть сильным, вот только трубы какие-то предательски холодные. Утром своего выходного дня Ганя проснулся рано. Он завернулся в старый плед, на котором, если присмотреться, можно было увидеть проеденные молью дырки и желтые пятна от пива, зажег сигарету, полез на полку за банкой "Nescafe", при этом пытаясь как-то согреть руки. Он тер их друг о дружку, дышал на них так, будто старался выкашлять легкие, но они не наполнялись живительным теплом.
"Подумать только",- размышлял он, - "мне 34 года. Я ведь молод ещё. Я жить хочу. Ненавижу Nescafe, ненавижу холод, хочу курить мальборо, а не эту дрянь. Интересно, когда что-то пошло не так? Я - житель самой прекрасной страны на свете. Черт, плесень!"
Ганя присмотрелся внимательнее и понял, что он не ошибся. Это была плесень. На деревянных стенах полки, где стоял кофе, чай и какая-то жестяная банка то ли с крупами, то ли с перцем, от сырости появилась зелёная корка. Он уже видел её раньше, но тогда решил, что плесень самоуничтожится, как только включат отопление. Теперь её стало больше. Она была похожа на метастазы у ракового больного. Интересно, можно ли жить с плесенью всю жизнь? Есть же люди, которые живут. И ничего. Двигаются, дышат. Ганя сиротливо вздохнул и закрыл полку. Он не станет пить кофе сегодня.
-Генри Миллер. Я читал о чем-то таком у Генри Миллера в годы студенчества. Кажется, это был "Тропик рака". Как это там было... Кругом не песчинки... Мы здесь одни мертвецы... Забыл. Хотя суть, кажется, та же. Ну зачем мертвецу кофе? Оно разгоняет сердце. А сердце не работает, оно отсталое. Ненавижу своё сердце. Если бы оно работало лучше, я бы не заплывал жиром, - Ганя потрогал внушительного размера второй подбородок и постарался подобрать живот. Ничего не вышло, живот, казалось, только больше повис.
-Какой вы жалкий, господин гангстер. Фраза звучала так: "Кругом — ни соринки, все стулья на местах. Мы здесь одни, и мы — мертвецы." Ну и короткая же у вас стала память. Купите себе билет в Санто-Монику. Ах, я совсем забыл, вы же платите по ипотеке, - раздался голос из-за спины. Ганя почувствовал, как по спине пробежал холод. Это был голос Лизы.
-И что вы собираетесь делать дальше? Если ничего, то вас уже можно хоронить, я полагаю? Тогда вам нужен вместительный гроб и поминальная служба. Или...как вы относитесь к кремации? - казалось, голос то приближался, то отдалялся, то становился плоским, то превращался в колыбельную песнь. Ганя стоял как вкопанный, боясь обернуться и увидеть то, что ожидал и чего страшился. Он боялся увидеть её.
-Лиза? - глухо произнес он, пытаясь придать слову вопросительную форму. Ответа не последовало. Он резко обернулся. В комнате было пусто. Ганя сел на пол. Нет, не сел, грохнулся всем телом. Затем резко вскочил и крикнул так громко, что у соседей сверху на мгновение прекратились все шорохи: "Лиза!"
Снова нет ответа. Ганя бросился в спальню. Открыл дверь и оторопел. На кровати лежала она. Черное кружевное платье просвечивало белую кожу, волосы, закрученные в спирали, плавно спускались по плечам. Ножки в аккуратных черных туфлях с пряжками, сложенные друг на друга. Руки, лежащие на животе. Ганя потерял дар речи. Гане было страшно. Это была она.
-Гангстер, вы столь смешны, - хихикая, произнесла Лиза.-Мне даже неловко. Я хотела вас напугать. Я здесь, чтобы передать вам кое-что.
-Тебя нет. Я тебя придумал, - сказал Ганя, сглатывая слюну.
-Ошибаетесь. Я - самое реальное в вашей действительности, Гангстер. Даже реальнее, чем плесень в вашем кухонном шкафу. А теперь слушайте: в 1776 году Соединенные Штаты Америки были образованы при объединении британских колоний. Они состоят из 50 штатов, равноправных между собой. Британских колоний было 13. В 1861 году началась гражданская война. Уничтожались люди и фермы, потому что в правительственной верхушке происходили перемены, и сторонники разных одной и той же точки зрения не сошлись во взглядах.
Ганя уже не слушал - он бросился к столу, открыл ящик и из-под вороха бумаг достал черного цвета папку, в которой лежало всего четыре листа печатного текста. Рывком вытащив листы, он победоносно поднял их над головой и крикнул:
-Изыйди! Я создал тебя! Я прогоняю тебя! Я теперь понял, я болен. Тебя не существует! Врачи были правы, тебя не существует!
-Гангстер, меня создали не вы. Меня создал юноша, который мечтал стать писателем и покорить литературные вершины. А вы - простой банковский служащий. Я пришла по последнему поручению Агофона. Он умирает. Поэтому я закончу. Американские штаты обладают особенной красотой. Иногда я представляю, как лежу в траве и наблюдаю, как мимо проносятся лошади. Особенно прекрасна чубарая порода лошади. Её называют Аппалузой. Иногда...
-Иногда! Иногда! Я знаю этот текст наизусть, я его написал! - взвизгнул Ганя и подпрыгнул так высоко, что рука расслабилась, и листы, которые он держал, посыпались на пол. В страхе, что она заполучит листы в свои владения, Ганя бросился собирать их.
-...иногда я считаю, что был рожден, чтобы чувствовать ветер прерий. Этот текст написали не вы, Гангстер. Его написал Агофон. Он умирает. Я пришла, чтобы вы исполнили его последнее желание. Сожгите текст.
-Ну уж нет, ни за что, - опешил Ганя. -Я не сожгу мой текст.
-Это не ваш текст.
-Это мой текст. Я - Аппалуза!
-Вы не Аппалуза, Гангстер. Вы - обрюзгший среднестатистический россиянин, который платит ипотеку и пьет дешевый кофе. Банк платит вам зарплату, а взамен он забрал вашу личность, вашу индивидуальность. Даже ваше имя. И дал вам другое. Вернее, люди, с которыми вы видитесь каждый день. Вы не Аппалуза. Впрочем, если не хотите сжигать, я сделаю это сама, - Лиза устало поёжилась и встала с кровати.
-Что за...- начал было Ганя, но не успел договорить. Страницы в его руке загорелись.
-Человек сказал правду - рукописи не горят. Горят души. Пламя, пожирающее их, опаснее чумы. И как же быстро вы заболели чумой, Гангстер.
Ганя посмотрел на свою руку - в ней был пепел. Он даже не увидел, как сгорели листы. Последняя рукопись его единственного рассказа сгорела. Глаза Гани наполнились слезами. Стараясь проглотить ком в горле, он произнес: - Я Аппалуза. Я ведь знаю, кто я.
-Агофон умер. Моя работа закончена, - Лиза вышла через дверь спальни в коридор. Ганя бросился за ней, но когда выглянул в коридор, её уже не было. Надеясь, что она услышит его, он крикнул как будто в след:
-Это я тебя придумал! Ты плод моего воображения!
Ответа не последовало. Ганя сел на кровать. Она как будто ещё сохраняла тепло человеческого тела. Странно, в такой холодной квартире кровать остывает медленно. Ганя посмотрел на свои руки и внезапно ему стало так спокойно, что он глупо хихикнул.
-И чего я так взвинчен? Видится всякое. Пора всё-таки показаться к психиатру. Это все моя нервная работа. И кофе всё-таки надо сделать.
Ганя вышел из комнаты. На полу остались валяться разбросанные листы и книги. Учебник по истории Америки, фотографии американских равнин, "Улисс" Джойса, фотографии лошадей. Пустая черная папка, а рядом - коробок спичек, три сожженных. Бумажный пепел. Пачка писем, адресованных некой "дорогой Лизе" пятнадцатилетней давности. Судя по всему, не предназначенных для отправки. На кровати лежало черное кружевное платье прабабки Гани. Вещь древняя, с любвоью хранимая.Рядом с кроватью стояли черные туфли с пряжкой. Из кухни донесся свист чайника, и доносился ещё долго, пока не пришли соседи сверху, не выломали дверь и не нашли лежащего на полу Агофона Петровича, умершего на полу от сердечного приступа с фирменной чашкой "Nescafe" в руках. На правой руки был отчетливо заметен ожёг. Его похоронили на третий день. Родственников среди участников похорон не наблюдалось.