Лысый, Колька и Вован

Лысый пил уже третий день. Вернее, третий год. Просто последние три дня были ошеломляющими с точки зрения выпивки. Он с трудом мог вспомнить, бывало ли с ним такое хоть когда-нибудь. Впрочем, за последние три года напрягать память ему вообще не приходилось. Эту опцию он отключил давно. Ровно три года назад, с тех пор, как погиб Колька.
Тогда это подкосило его сильнее, чем взлёт цен на рынке в 2008-м, грозивший обрушить всю империю в одночасье. Но и тогда он выдержал – силы воли хватило, чтобы чётко, по полочкам разложить ситуацию и придумать план спасения компании, сохранить счета и удержать партнёров. Тогда хватило и знаний, и умений, и воли. Но три года назад, когда и нужно-то было всего — удержать на этом свете Кольку — сделать он не мог ровным счётом ничего.
Колька был сыном его армейского друга. Когда-то они дружили втроём: Валерка, Вован и он, Лысый. С Вованом выросли в одном дворе, а потом вместе пошли в армию, служили в одной части. Там познакомился с Валеркой. Он так вписался в их компанию, что, казалось, это с ним они гоняли дворовых кошек, рыбачили на пруду за пустырём и дрались с заводскими до первой крови. Валерка, Вован и Лысый. В армии последнюю краюху всегда делили на троих, от «дедов» отбивались тоже втроём. А когда Вована упекли в дисбат за то, что набил морду зарвавшемуся старшине, то они с Валеркой пошли и нахлобучили старлея, который давно нарывался на гнев «черпаков». Драка была знатной, потом в части к этой троице вообще боялись подходить, и «дедовщина», которой командиры боялись, как чёрт ладана, сама собой сошла на нет.
После армии Лысый занялся бизнесом. Ничего особенного не происходило, начинал как все. В одном месте подешевле купил, в другом — подороже продал. Времена были изворотливые, вся твоя удача зависела только от прыти и ловкости. Бывало самому очень противно — а куда денешься? Все эти шальные годы Валерка был рядом. Вместе копили, вместе зарабатывали. Лысый и сам не заметил, как из заезжих торгашей превратились они в солидных деловых людей. И ведь без всякого криминала обошлись, Бог миловал. Учиться пошли, связями обзавелись. А потом Валерка взял да и помер. Позже врач-онколог, с которым Лысый поминал друга, путаясь в показаниях, сказал, что и лечить его было бесполезно. Сколько на небе отмерено, столько и проживёт. От диагноза до ухода в лучшие миры Валерка прожил недолго. Быстро сгорел. И Лысый пообещал сам себе, что Валеркиного сына Кольку воспитает сам, как своего собственного.
Три года назад Кольку-мотоциклиста снёс на джипе пьяный водитель. Спасать и его было бесполезно. Колькина улыбка осталась с ним, даже тогда, когда душа воспарила в небеса. Лысый понял, что это конец. Сначала он не смог уберечь лучшего друга, потом его сына. Он рыдал неделю, потому что ничего ближе растаявшей дружбы у него не было. К тому времени третий друг - Вован - давно уже уехал на север, подался в нефтянку.
Бизнес позволял совсем уйти от дел, денег хватало на всё. И тогда Лысый запил. Всё, что выстраивал с таким трудом, из-за чего переживал ночами, всю империю, которую знал до последнего работяги — оставил на управляющую команду. «Делайте, что хотите!» - махнул он рукой, с тех пор его никто не видел. Первый год к нему ещё обращались за советом, приезжали, консультировались — как никак, он — хозяин — а потом о том, что он владелец промышленной империи, он узнавал лишь по банковским отчетным документам. Горевал тяжело. В большом доме места себе не находил. В Колькину комнату заходить боялся. Запил, зарос, из халата неделями не вылезал. Домработницу, пожилую Валентину, которая ему была вместо матери, откровенно посылал матом. А в последнее время просто беспробудно пил.
...Вован приехал числа 22-го декабря. Холёный, упитанный, уверенный в себе. Кучу подарков притащил, типа на Рождество. О чём они с Валентиной разговаривали целый час, пока Лысый приходил в себя в грязной постели, он не знал. Вован оказался мужик простой,
несмотря на дорогой костюм. Пара хлёстких пощечин привели Лысого в чувство. «Что ж ты, сука, опустился до самого дна?!» - это было самое приличное выражение Вована.
А потом началось его долгое всплытие со дна никчёмной жизни. Вован остался таким же принципиальным, каким был в детстве. У Лысого с каждым словом друга картинка его падения становилась резче, как будто объектив фотоаппарата лениво, неохотно настраивался на плавающий в кадре объект. Вован рассказал Лысому, его, Лысого, жизнь. Он как умелый психотерапевт жонглировал «якорями» на уровне подсознания. Снимал со стен фотографии, брал с полок памятные вещи и цеплял их за раскисшую, размякшую душу Лысого. «Это ты помнишь? В братство играли, обещания давали, помнишь? Или ты врал тогда? Ты дом для стариков своими руками построил! Зря, да? А когда ты кровь сдавал матери моей, ты это тоже считаешь ерундой!..» Вован стащил с полки подшивку заводских газет. «Ты, алкаш, компанию ко дну тащишь! Сколько людей! Ирку помнишь, она ж с тобой круглые сутки на базе отчёты писала! А Женька — он чуть с женой не развёлся!» Знакомые имена и почти родные лица плыли у Лысого перед глазами. Вован листал газеты и шелест каждой страницы словно наждачной шкуркой вычищал из души Лысого всю ржавчину, накопившуюся за это время. В действенность сказки про феникса, возрождающегося из пепла, Вован верил до последнего. Не давал вздохнуть, бил под дых воспоминаниями и в прошлом любимыми людьми. Страницы заводской многотиражки вырезали всю фальшь пьяных миражей, словно скальпелем.
…Речь Евгения Лысова на рождественском корпоративе была короткой и ёмкой, всем было всё понятно без слов. Аплодисменты перевесили слова ровно наполовину.
Можно подумать, что это история про пробуждение души.
Но это история про масс-медиа. Promassmedia.


Рецензии