Крылья Часть 1

Крылья.         
Мария Герус
                Мне часто снится, будто я птица
Часть 1  Падение
 
Глава 1

Его прозвали  Королем крыс. Или просто Крысой. Хотя на крысу  он совсем не похож. Долговязый, тощий, прямой, как    столб.  При такой худобе одежда должна   болтаться как на вешалке, но куртка, серая не то от пыли, не то от перхоти, и  бриджи, заправленные в узкие остроносые сапоги, сидят на нем плотно как вторая кожа. Казённую алую мантию он  просто набрасывает на плечи, и  каждому  ясно, какое  все это старое, засаленное и потёртое.   Есть у него под курткой рубашка или нет? Должно быть, нет. Волосы   гладко зачёсаны назад и завязаны туго-натуго,  аж кожа на лбу натянута. Хотя чему там натягиваться,  он и так похож на  череп,  дальше некуда. Вместо щёк ямы, глаз не видно  под тяжёлыми  веками, подбородок выпирает, скулы торчат.
Скелет. Мёртвая голова. Самое подходящее для него прозвище, если бы не причёска. Хвост   длиннее, чем у городских щёголей. Те тоже сейчас норовят отрастить хвосты ниже пояса. Ничего не поделаешь, мода. Но щёголи свои волосы хотя бы иногда моют. Моют, расчёсывают, завивают, подвешивают на концах локонов  драгоценные бирюльки. А наш Крыса?  Чем у него хвост завязан? Бархатной лентой со стразами? Шёлковым шарфом с вышивкой? Кожаным  ремешком с изящным тиснением?  Н-е-е-т… Шнурком  от  ботинка. Скрученным таким шнурочком  с торчащими на концах нитками.  Из-под шнурка топорщится  нечто вроде  перьев  мокрой вороны,  Сивые лохмы лежат на плечах неопрятной мочалкой. Мочалка постепенно сужается книзу, так что ниже пояса мотается одинокая сальная прядь, как две капли воды похожая на скользкий  крысиный хвост.
Варка как-то  окунул этот хвостик в чернильницу. Уж очень соблазнительно тот болтался.  Но что последовало потом… До этого они не знали, что может сотворить   с человеком Крыса. При одном воспоминании Ланка зажмурилась. Кры-ы-ыса. Его Величество  Король крыс.
- Илана Град, встаньте.
Ланка дернулась  так, что чуть не опрокинула  чернильницу. Хорошо, Варка подхватил.  Пришлось встать. Кажется, она слишком долго пялилась на несказанную красоту Крысеныша. Он заметил, но не  оценил.
- Илана Град, будьте добры, покажите ваши записи.
Ах, записи? Да пожалуйста, сколько угодно. Портретов прапорщика Алекса она в этой тетради больше не рисует, переписку с Варкой не ведет. Наоборот. Там даже написано кое-что. Тема урока и всякое такое.
- Илана Град, что такое анафора?
Ланка обречённо уставилась в  тетрадь. Никакой афонары, или как ее там, в тетради, конечно, не было. Варка, застыв как памятник и глядя строго перед собой, пытался что-то подсказать углом рта. Разобрать было ничего нельзя, но смелость Ланке понравилась. Варка вообще человек отчаянный. Знает, что Крыса его терпеть не может, а не боится.               
- Хелена  Фам, встаньте  и повторите, что я говорил об анафоре.
Щуплая   востроносая Фамка вскочила и  пропищала как по – писанному:
- Анафора – есть единоначалие или  повторение  начальных  отрезков речи, состоящих из двух и более слов, дабы придать тексту связность и ритм.
- Хелена Фам, Илана Град. Садитесь. Ваши успехи будут отмечены в матрикуле.
Илана с облегчением села.  Пусть отмечает, что хочет. На Фамку она почти не сердилась. Фамка – нищета убогая и деваться ей некуда. Не будет учить – живо вылетит  из Лицеума.
- Итак, анафору используют для того, чтобы…     - забубнил Крыса, удаляясь в сторону восточного окна.
- Плюнь и забудь,-  прошептал Варка,- щас  мы ему устроим.
«А кто бросит? – застрочила в тетради Илана, изображая  крайнее прилежание,- ты?»
- Не, Илка. Про розмарин помнишь?
Илана кивнула и осторожно покосилась на Илку. Пользуясь тем, что Крыса  был далеко и, задрав подбородок,  таращился в восточное окно, Илка широко улыбнулся и многозначительно похлопал по плотно закупоренному  кругленькому горшочку.
Горшочек  отозвался тихим гулом. Илка осторожно  засунул его  поглубже в торбу. Крыса отвернулся от окна  и с  отвращением уставился на класс. Впрочем, он всегда смотрел на учеников как на скопище дохлых мух.
Илана поспешно склонилась над тетрадью. Толстая коса сползла с плеча. Золотистые локоны вились  по щекам и  стройной смуглой шее, сияли  под осенним солнцем как сверкающая корона.  Илка зацепился взглядом за утонувшее в золотом тумане нежно-розовое ушко и принялся  страдать.  Вникать  в  бормотание  Крысы о роли анафоры это не мешало.
Скрипя пером и тяжко вздыхая,  он размышлял о своей несчастной доле и прекрасной, но, как оказалось, на редкость тупой Ланке. Такая же дура, как  все бабы. Все, как козы, в Варку влюблены.  А он и рад… Котяра весенний.  Чего они в нем находят? Мужчина должен быть крепким, солидным, основательным. Илка повел пухлыми плечами, плотно обтянутыми чёрной саржей, незаметно согнул левую руку. На руке явственно обозначились мускулы. Даже под курткой видно... И отец у него гораздо богаче, чем у Варки. Городской старшина его отец. Это вам не кошкин хвост. А Варкин – всего лишь старшина цеха травников. Но  она с этого года все к Варке липнет. Ах, высокий! Ах, стройный! Ах, белокурый!
Илка с ненавистью покосился на  Варкину спину, покрытую плащом  прямых, очень светлых, почти белых волос. Ага-ага, страсть как красиво. Вон какие лохмы отрастил. И не придерешься, все по правилам, точно на ладонь ниже линии плеч.
Илка почесал свою собственную шевелюру, которая никак не желала  изящно спадать на плечи, а почему-то все время норовила притвориться  копной сена.  Во как, у кого-то копна, а у кого-то не  волосы, а  русалочьи локоны, не глаза, а синие очи, нос прямой, щеки загорелые, и, как назло, ни единого прыща. Мать ему, должно быть, настой от прыщей варит. Губы розовым бантиком, на  левой скуле родинка… Девка, как есть девка.
Будто прочтя  его мысли, Варка, не оборачиваясь, показал  кулак. Кулак  был не очень крупный,  исцарапанный, в цыпках, но в его крепости и силе удара Илка убедился самолично. В прошлом году они то и дело дрались. Дрались по любому поводу, из-за Ланки, из-за Петкиной Светанки и просто так. Побить Варку  было трудно, а в одиночку почти  невозможно. В драке синеглазый красавчик  зверел. Он никогда не  убегал, никогда не орал: «Нечестно, трое на одного!» Да он и на четверых как-то раз бросился с боевым воплем. Во дурак-то. Отметелили его тогда как следует, целую неделю потом дома  провалялся. Ему ещё повезло, что отец у него травник
Но это  не помогло. Ланка все  равно к нему липнет. И Светанка…И Фионка…И прочие курицы. Дружкам Илки надоело ходить в синяках, они  начали роптать, и Илке пришлось прекратить военные действия. Теперь они сохраняли вооружённое перемирие, но Илка чувствовал, что долго не выдержит.
Впрочем, нынешний акт возмездия, последний отчаянный шаг в борьбе с ненавистным Крысой, был задуман совместно. Как бы то ни было, а от Крысы они сегодня избавятся. Хотя бы на время. План Илка придумал сам. Хороший план, почти безупречный. Варка, который лазит  как ящерица, раздобыл начинку для горшка. Розмарином от него потом несло как от городского франта перед Купальским балом. Но без розмарина ничего бы не вышло
А Илка вызвался бросить. Во-первых, затем, чтобы  показать Ланке, что он ничуть не хуже Варки. А во-вторых, он все-таки сын городского старшины, из Лицеума его все равно не выкинут. Он же не Фамка какая-нибудь убогая.

                ***
Лицеистку Хелену Фам мутило от голода. Мутило так, что наполненные бледным  светом высокие окна  медленно плыли перед глазами, а  белый купол потолка плавно  вращался,  тихо затягивая в беспамятство. Так уже бывало. Но дома, в Норах. Здесь в обморок падать  никак нельзя... Хуже всего было то, что из Илкиной торбы нестерпимо пахло пирогами. Маслом пахло, капустой,  луком,  тушёнкой с домашними  специями. Да ещё этот горшочек с  круглыми аппетитными боками. Что в нем? Обычно в таких держат  сметану. Или домашние сливки. Или розовое желе из трав и ягод. Рот медленно заполняла жгучая голодная слюна. Последний раз  Фамка ела  позавчера. Обедала, если можно назвать обедом  полфунта чёрных бобов, сваренных почти без соли и очень скудно сдобренных конопляным маслом. На этом еда в доме кончилась.
В Норах голодали уже давно. Пару недель назад  с Рынка-на-Болоте окончательно исчезли  соль, масло, мука с половой и даже лежалая дешёвая репа. Говорили – нет подвоза. Говорили – дороги перекрыты. Кем перекрыты и почему – никто не знал. Слухи в Норах ходили самые дикие. Будто бы самозванец наголову разбил королевские войска под Белой Криницей и через три дня будет в городе.  Будто бы объявился ещё один самозванец, будто бы он настоящий король и есть. Города берёт - как орехи щёлкает и, если какой город возьмёт, сразу же в богатые кварталы, всех там вешает, а имущество раздает бедным. Будто бы король поссорился с наместником и намерен наместника казнить. Наместник же, не будь дураком, собирает войско, так что не миновать новой осады. Будто бы кто-то разбудил псов войны, и теперь будет голод и страшный мор. Все умрут, потому что страна навеки проклята.
Фамка слухам не верила, не пугалась и не удивлялась. Война началась ещё до её рождения, то подступая к самому городу, то откатываясь в такие края, о которых в Норах никто даже не слышал. Фамка на своем коротком веку успела пережить два успешных штурма и одну осаду. Во время штурмов она была ещё маленькая и ничего не запомнила, кроме большого пожара в порту. Потом  жители Нор долго  бродили на пепелище, надеясь чем-нибудь поживиться. Во время осады, которая случилась пять лет назад, в Норах  тоже не произошло ничего особенного,   кроме голода  и поветрия чёрной горячки. Но город самозванцу не сдался,  по реке худо-бедно подвозили продовольствие, через месяц подоспели королевские войска, а от горячки почти никто не помер. Это болезнь лёгкая, не смертельная. Фамка два раза болела, и ничего.
Теперешний голод был куда страшнее. Порт опустел, река как будто вымерла. Денег на разносолы в хороших лавках Гнёзд у них не было, потому что они с матерью никогда ничего не могли откладывать, разве что самую малость. Что заработают, то и потратят. Нет работы, нет - и денег. Мать плела корзины на заказ, какие угодно, от высоких и жёстких, из жёлтых  ильмовых прутьев, до  маленьких, изящных и лёгких, из  светлого речного тростника. Из-за них Фамка и угодила в Лицеум. Корзиночки всегда заказывала Марилла, Варкина мать. В такие корзиночки в их знаменитой на весь город лавке упаковывали лекарства.
Фамка  вечно торчала  на реке, то, сидя на дереве, срезала  прутья, то по колено в воде собирала тростник, а по вечерам  таскала готовый товар заказчикам. Варкина мать её привечала, непременно кормила, а потом давала поглядеть раскрашенные картинки, между делом показывала буквы. Как-то незаметно для самой себя Фамка научилась читать, и оказалось, что ей это очень даже нравится.  Между  прочитанными историями возникают связи, одно противоречит другому, противоречия требуют разрешения, рождаются  вопросы. Спросить было не у кого, кроме как у той же Мариллы. После одного из таких вопросов Марилла вдруг изменилась в лице, приказала в следующий раз непременно прийти с матерью, мать поворчала, но пришла, а потом долго плакала. Оказалось, что у Фамки  мозги набекрень. Вовсе тронутая. Впрочем, Марилла назвала это - «выдающиеся способности».  Варкин отец ходил к городскому старшине,  городской старшина лично договорился с  главным мастером Королевского Лицеума, и Фамку взяли в этот самый Лицеум совершенно бесплатно. Поношенную форму подарила одна из богатых подруг Варкиной матери, две дочки которой уже выучились и благополучно вышли замуж.  Зачем для этого надо было столько учиться, Фамка не понимала. Но у богатых свои причуды. Стопу книг, тетрадей и  письменные принадлежности Фамке вручил лично Главный Мастер. При этом он произнёс речь. Из речи следовало, что в знак признательности за все эти благодеяния  Хелена Фам должна учиться, по меньшей мере, блестяще и строго соблюдать лицейские правила. Учиться и соблюдать Фамке было нетрудно. Вставать в пять утра и пешком тащиться из родимых Нор аж к самым  Садам  было гораздо труднее, особенно на голодный желудок. Самым трудным  поначалу были ежедневные встречи  с дорогими одноклассницами, со всеми этими  Иланами, Светанами и Любавами. Ей припомнили и поношенную форму, и самовязанные толстые чулки, и материнские парадные башмаки на два размера больше, и красные,  расцарапанные, распухшие от воды руки, и грязь под ногтями. От грязи Фамка избавиться не могла. Она по-прежнему работала, теперь уже  вечерами. Ответить, как полагалось отвечать на Болоте или в сырых тупиках Нор, не смела. Единственной возможностью выбраться из Нор и вытащить оттуда мать был  Лицеум. Так что Фамка  терпела всё.  Впрочем, они отстали на удивление быстро, примерно месяца через два. Наверное, Варка вступился. Девчонками он вертел как хотел, а Фамке  вроде как покровительствовал. Должно быть, мать велела. Надеяться, что Варка питает к ней какие-то нежные чувства, было смешно и глупо. Умная Фамка и не надеялась. Поэтому, когда перед уроком он вручил ей веточку розмарина, она удивилась до остолбенения.
- До конца урока не выкидывай,- приказал он  мрачным шёпотом, и Фамке сразу полегчало. Просто-напросто в классе затевалось очередное развлечение. Опять, наверное, Крысу травить будут.  Ишь, чего захотела- цветы от Варки. Он и Ланке-то цветов не дарит.
Варка был   принц из другого мира. Из мира, где водятся распрекрасные Иланы, где носят шёлковые чулки, надушенные нижние юбки, обувь по ноге и обедают каждый день. Про обеды Фамка вспомнила зря. Желудок свернулся в тугой ком боли, пришлось положить перо и скрючиться над столом, ожидая, пока пройдет приступ.
- Фам, вы не слушаете! – прозвучало над самым ухом. На тощем плече Фамки сомкнулись костлявые пальцы.  Фамка вздрогнула всем телом. Крысу она боялась до умопомрачения. Придерется к чему-нибудь, нажалуется Главному Мастеру - и все. Прощай, Королевский Лицеум. Рождённые в Норах  пусть сидят в Норах. А придираться Крыса умел. И наказывать умел. Недаром на его уроках всегда было тихо, как в могиле. От ужаса Фамке  даже есть расхотелось. Как ножом отрезало. Сжавшись, она смотрела в стол и пыталась приготовиться к самому худшему.
- Не отвлекайтесь, Фам!- прошипел Крыса и, наконец оставив в покое её плечо, двинулся дальше, туда, где сидел Варка и его курицы. - В качестве примера удачного применения анафоры  можно использовать…
***
Варка  склонился над тетрадью, усердно делая вид, что пишет. Его просто распирало от ярости. Ах ты, Крыса… Чего тебе от несчастной Фамки понадобилось? Выжить её хочешь, не иначе. Уже вторую неделю: «Фам - то, Фам - это». Фамка и так всего боится, и зубрит все подряд, только бы не выгнали. Вон бледная какая, того и гляди в обморок грохнется. Навязался на нашу голову, Крысеныш длиннохвостый! 
Крыса свалился  на их бедные головы в начале года. До него Мастерство Версификации  вел  милейший  Арктус Грим.  Арктус был поэтом, и  как-то в молодости даже выиграл  состязание бардов в Белой Кринице.  Две-три его баллады распевали на улицах. Так что его можно было считать  знаменитым поэтом. Сам он, во всяком случае, так и считал. Глаза его вдохновенно горели, седая шевелюра и лицейская мантия вдохновенно развевались, и речи  он произносил исключительно вдохновенные.
Теорию Арктус не  знал и  знать не хотел, никакие анафоры и синекдохи его не волновали. Требовать он никогда ничего не требовал, на уроках мило беседовал с  кучкой избранных любителей поэзии, мудро предоставляя остальным заниматься  своими делами, в хорошие деньки, вроде сегодняшнего, обожал проводить занятия  в садах наместника, откуда практичному человеку ничего ни стоило сбежать.
Но Варка сбегал редко. Ему нравился Арктус, нравилось слушать его  напевное чтение, нравилось даже выполнять всякие хитрые задания,  сочинять сонеты по заданным рифмам или баллады на  какую-нибудь возвышенную тему. Арктус его хвалил и предрекал великое будущее. Впрочем, будущее Варку не очень волновало.
И вот этот симпатичнейший Арктус  сам, своими руками привел в класс Крысу. Пожелал, видите ли, по примеру поэтов древности удалиться на покой, в деревню, а Крыса был должен его заменить. И Главный Мастер не воспротивился, стоял рядом, благодушно кивал, но косился на Крысу как-то странно. Как будто боялся, что ли. Илка сразу предположил, что Крыса приставлен от наместника, а, может, и от самого короля  наблюдать за направлением мыслей  в знаменитом на всю страну Лицеуме. Скорее всего, так оно и было.
Варка тут же почуял, что теперь неприятностей не оберёшься. И, как всегда, оказался прав.  На первом же уроке  Крыса поднял Ланку. Вначале Варка не удивился. Мастера, в общем-то, тоже люди, а Ланка красавица, четырнадцать лет ей ни за что не дашь, не у всякой взрослой девицы такая фигура.
В первый  день она явилась в Лицеум с  роскошной причёской. Прошлой весной в город проникла новая мода. Городские щёголи все как один принялись завивать локоны и прикреплять к их  концам  разные маленькие штучки в виде  бабочек, цветочков и прочих насекомых. Штучки делались  обычно из тончайшей золотой или серебряной проволоки, крохотных драгоценных камешков и кусочков шёлка. Впрочем, иногда дорогой оправы удостаивались и настоящие бабочки, засушенные и покрытые особым лаком.
Золота и драгоценностей у Варки не было, но зато он умел  лазить  по заборам. Каменная стена Садов наместника никогда не казалась ему серьёзным препятствием. В Садах водились изумительные бабочки, яркие, блестящие,  менявшие цвет при  каждом движении. Варка  подошёл к делу основательно, и не только от желания  порадовать Ланку.  Гоняться по клумбам за бабочками, в то время как за тобой гоняются разъярённые сторожа, оказалось чрезвычайно забавно. Варка развлекался все лето, наловил  и насушил кучу бабочек, полную корзиночку подарил Ланке, а остальное раздал  Цветанке, Любке, Фионке и прочим курицам.  Узнав, что курицы тоже получили свою долю, Ланка почему-то надулась, но Варка  редко обращал внимание на Ланкино настроение.
Разумеется, в первый день учебного года Ланка соорудила на голове нечто  вроде пышного пирога из переплетённых прядей. С пирога свисали многочисленные локоны, и на кончике каждого   дрожала  прекрасная  бабочка. Курицы  тоже украсились как могли, но до Ланки им было далеко. И вот Крыса приказал Ланке встать,  приблизился вплотную, некоторое время  молча разглядывал  замысловатую причёску, а потом протянул свою  немытую клешню и брезгливо, двумя пальцами с обломанными желтоватыми ногтями, принялся  обирать   украшения. На миг все ошалели до полной немоты. Слышно было только, как  с сухим стуком падают на парту бабочки. Потом курицы дружно ахнули.
- Что вы делаете?!! – протестующее пискнула Ланка.
- Привожу вашу голову в соответствие с Уставом Королевского Лицеума, -  равнодушно проскрипел Крыса. - Устав предписывает ученикам  носить прямые волосы без украшений на ладонь длиннее линии плеч, ученицам –  волосы без украшений, гладко зачёсанные, заплетённые в косу. Ещё вопросы есть? Или вы желаете побеседовать на эту тему с Главным Мастером?
   Вопросов ни у кого не было. Протестовать тоже почему-то никто не решился. И это в их буйном классе, в котором, кроме Варки, имеется еще  придурок Илка с компанией прихлебателей и великовозрастные Витас с Андрусом, которые вообще никого не боятся. Ланка стояла вся красная. Курицы под шумок торопливо сдирали с себя остатки былой красоты. Крыса   сгрёб в ладонь плоды Варкиных летних  трудов,  неспешно направился открытому окну и вытряхнул  пёстрый сор. Бабочек  унесло ветром, они падали медленно, как живые. Варка проводил их  взглядом, покосился на  тихо шипевшую от ярости Ланку. В глазах у неё дрожали злые слёзы. Варка стиснул зубы и  принялся вынашивать план страшной мести.
Пока месть медленно зрела, Крыса  успел навести в классе свои порядки. В полукруглом     Зале для упражнений в искусстве Версификации  воцарилось  сплошное благонравие. Никто больше не болтал, не играл в чет-нечет, не чертил потихоньку построений для Мастера Счислений. У всех завелись пухлые тетради, а в тетрадях  весьма подробные записи. Смываться с  Версификации тоже больше никто не пытался.  Да и что им оставалось делать?
Мастер Счислений лупил виноватых по рукам длинной деревянной линейкой, Мастер Травник щедро раздавал подзатыльники. Главный Мастер чуть что, принимался истошно орать.  Крыса же никогда никого и пальцем не тронул, всегда был тих и вежлив, в ответ на грубость и неповиновение только брезгливо морщился. Но за любую провинность  оставлял после занятий и требовал не больше не меньше как  сочинить оду в честь  Его Ныне  Царствующего  Единственно Подлинного Величества  Анастаса Заступника,  строк эдак  тридцать, а то и все пятьдесят.
Даже туповатый Витас с первого раза понял, что отказ выполнить подобное задание  при нынешнем наместнике легко можно приравнять к государственной измене. Ученикам-то по малолетству ничего не будет, а вот родителям… Нынешний наместник измену выискивал рьяно и искоренял ее люто, по законам военного времени.
Поэтому Варка решил мстить  тайно.  Так в один прекрасный день в  шкатулке оказался спик. Спика  Варкин отец держал  в лавке для привлечения покупателей. Очень это было хорошо и таинственно. Полумрак, приятно пахнет мятой и душистой геранькой, повсюду пышные пучки трав, а под потолком   толстая рогатая змея в плетеной клетке. Спик выглядел страшненько, хотя и был совершенно безвреден. Но зубы у него были  отменные, нрав сварливый, и кусался он очень больно.
В шкатулке Мастер Версификации обычно держал листы со своими зубодробительными заданиями. Варка с наслаждением  предвкушал, как  Крыса захочет в очередной раз обрадовать всех предложением сочинить какой-нибудь  акростих  в десять строк и непременно с парными рифмами, поле-е-езет в шкатулочку…а шкатулочка-то с сюрпризом!
Но, видно, то был несчастный день для военных действий. Именно в этот день его Истинное Величество потерпел сокрушительное поражение под Истрицей….
Крыса открыл шкатулочку, не глядя, сунул в неё руку… Затем, по плану, он должен был разразиться дикими воплями и запрыгать по всему классу, пытаясь стряхнуть с руки намертво вцепившегося разъярённого спика.
Но когда  рука вынырнула из шкатулки, намертво зажат в длинных безжалостных пальцах оказался именно спик. Кусаться он не имел никакой возможности, хотя и очень старался. Крыса держал его  умело, за голову, как раз под рогами. Класс ахнул, но тихо, сдержанно. По опыту всем было известно, что за громкие вопли можно немедленно схлопотать наказание.
- Прелестно,- сказал Крыса, - просто изумительно.
Спик был, видимо, с ним не согласен. По встопорщенной чешуе проходили алые волны ярости, острые рога угрожающе шевелились, туловище сокращалось, пытаясь достать Крысу хотя бы кончиком зазубренного хвоста.  Но Варка уже знал:  по-настоящему достать Крысу  довольно трудно. Беспомощному змею это было явно не по силам.
Улыбаясь как оскаленный череп и держа спика в вытянутой руке, Крыса медленно пошёл по классу...  Змей извивался  в опасной близости от лиц  насмерть перепуганных одноклассников. Тут уж и страх наказания не помог. Девчонки визжали и норовили нырнуть под стол. Парни отшатывались и пытались закрыться руками.. Илка крепился до последнего, но все-таки зажмурился. Его ближайший  друг и соратник Петка внезапно посерел и обмяк. По-видимому , отбыл в обморок. Варка и не знал, что он такой впечатлительный.
Тут спик оказался прямо перед Варкой. Варка спокойно смотрел  в лицо Крысе, сияя честнейшими , невиннейшими синими глазами.  Все-таки это был его собственный, с детства знакомый  спик. Так что  визжать и падать в обморок он не стал. И, как оказалось, зря.
- Прелестно,- повторил Крыса, остановившись перед ним с несчастным змеем в руке,- Ивар Ясень принес в класс любимое домашнее животное. Я надеюсь, все желающие с ним уже познакомились. А теперь меня томит желание познакомиться с другими домочадцами лицеиста Ясеня. Например, с его  родителями. Или, может быть, они предпочтут беседовать  сразу с Главным Мастером?
- Нет,- твёрдо ответил Варка,- не предпочтут.
Беседа с Главным Мастером, как правило, означала  отчисление из Лицеума.
Отцу Варка  ничего не сказал. Отец под горячую руку мог и прибить. Причём на этот раз Варке влетело бы дважды. За  вынесенного из дома спика -  отдельно,  за безобразие на уроке – отдельно. Так что  знакомиться с Крысой пошла мать. Если бы Варка знал, что из этого выйдет,  то сразу сдался бы на милость отца. Беседа происходила в пустом в этот вечерний час Зале для упражнений в версификации. Мать вошла туда одна, Варку оставила ждать за дверью. Варка подумал, подумал, и прижался ухом к дверной щели. Предполагалось, что мать будет извиняться и оправдываться, но пока что бубнил один Крыса. Бубнил, бубнил, а потом  вдруг начал орать. Тут до слуха Варки стали наконец долетать отдельные слова, как и следовало ожидать, не слишком приятные. «Немыслимо! – вопил Крыса. -  Как он посмел! Никто и никогда раньше…». Варке стало неинтересно. Все и так ясно, никто и никогда раньше не смел, а Варка посмел… И это немыслимо… И Варку теперь следует самое малое казнить на главной площади, чтоб другим  неповадно было. Мать вышла  через полчаса и, ни слова не говоря, потянула Варку к выходу. Варка  заглянул ей в лицо и остолбенел. Она плакала. Его спокойная  терпеливая мать, встречавшая лёгкой улыбкой любые, самые бурные вспышки отца, плакала и даже не пыталась этого скрыть. Ее трясло. До дому она добралась только потому, что опиралась на Варкино плечо.
- Гад, – кратко высказался Варка уже на пороге.-  Я его выживу.
- Нет. Его нужно пожалеть, - тихо ответила мать. Такое могла сказать только его мать, которая жалела даже мышей. Больше они об этом не говорили. Однако Варка не собирался сдаваться.  Война и только война!            
Война продолжалась, но успехи Варки были такими же сомнительными, как успехи королевских войск. Самым большим его достижением была жирная крыса, подвешенная за хвост у восточного окна Зала. Правда, крысу раздобыл Илка.  Варка всего лишь  забрался на крышу Белой башни и привязал верхний конец верёвки к водосточному жёлобу.
Весь урок ученики хихикали и переглядывались. Дохлая крыса покачивалась под ударами злого осеннего ветра и медленно намокала под дождем. Добраться до неё из класса было невозможно. Варка тихо радовался. Огорчало только, что Крысёныш не прервал урок и не побежал жаловаться Главному Мастеру. Тихий и смирный, как объевшийся дракон, он спокойно расхаживал по залу, как всегда, глядя поверх голов.
Ответный удар он нанёс в конце урока, когда все уже расслабились и решили, что проделка сойдет  с рук. Всем и каждому, даже ни в чем не повинной Фамке, был вручён список новейшей поэмы Варавия Верноподданного, известного придворного версификатора. Поэма называлась «Песнь о великой победе Его Истинного и Непреложного Величества Анастасия над гнусным  самозванцем  в битве при Закопанье» и содержала восемьдесят строф по двадцать строк каждая. Крыса внимательно, словно впервые заметив, рассмотрел  болтавшуюся за окном мокрую дохлую тезку, а потом сообщил, что новое творение гения, воспевающее подвиги  нашего великого короля, надлежит выучить наизусть. Сегодня. Кто выучит – может идти домой. Но не раньше. Класс взвыл. В ответ Крыса поинтересовался, кто их не устраивает: преданный Двору поэт или… - но такое даже вымолвить страшно -…неужели кому-то не нравится Его Истинное Величество? После такого заявления все замолчали. Не любить Истинное Величество было опасно для жизни. Разошлись они уже в полной темноте, под жестоким ледяным дождем, зверски голодные и совершенно обалдевшие от знакомства с творчеством гениального Варавия.
После этого Витус с Андрусом позвали взрослых приятелей с Рынка-на- Болоте, подкараулили Илку с компанией и как следует отлупили, чтоб неповадно было злить Крысу. Варку  тоже пытались подловить, но не вышло. Варка очень быстро бегал. 
С тех пор Крыса вошёл во вкус и уже не искал виноватых, а наказывал всех скопом. Справедливость его не интересовала. В лучшем случаем к каторжным работам после уроков приговаривались только признанные. Фраза «Все свободны и могут идти домой. Ивар Ясень, Илия  Илм, Витус Вейник – останьтесь» звучала чуть ли ни каждый день. Варка сделался большим знатоком творчества Верноподанного Варавия. Мать снова плакала, отец дознался и пару раз всыпал сынку-неслуху под первое число, а оды царствующему дому Варка выучился писать так, что в пору самому подаваться в придворные Версификаторы.
***
Ну, ничего, сегодня  Крыса заплатит за все.   Сейчас, ещё минуточку. Пусть только  начнёт опрос. Что-то он сегодня  все у окна торчит. Ну, конечно, за этим окном Сады, вид красивый, особенно осенью. Ишь, мечтает.   Интересно, о чем может мечтать  Крыса? А если не ждать опроса? Уж очень он хорошо стоит. Ага, вот и совсем отвернулся. Точно, пора!
Варка  взглянул на Илку,  одними губами прошептал «давай!» и  выхватил из кармана пригоршню смятых листьев розмарина. Илка неторопливо кивнул, провел по лицу рукой, из которой тоже торчали узкие листья,  и вдруг резко, без замаха швырнул  вперёд  круглый глиняный  горшок. Илка всегда был метким. Горшок  врезался точно в середину учительской кафедры и с треском развалился на части. Пустотелая кафедра отозвалась гулким грохотом.
Фамка охнула, вскочила с места и бросилась к двери, на ходу растирая в ладонях подаренную Варкой веточку. В горшке оказалось вовсе не розовое желе. Из распавшихся осколков вывалились сено, труха, серые полоски сухих вощинок. Весь этот сор шевелился как живой. Из-под обломков раздавленных гнёзд шустро выползали шершни. Крупные, рыжие, мохнатые. Раздутые брюшки в жирных чёрных полосах ходили ходуном то втягивая, то выставляя длинные хвостовые жала. Запахло перекисшим мёдом.
Варка удовлетворённо хмыкнул. Выходит, не зря он  полночи проползал по ненадёжный  развалинам  Вороньей башни  с фонарем в зубах и с горшком на шее. Хорошие шершни попались, злобные. Один за другим они взлетали, усаживались на кафедре, с лёгким щелчком плюхались на стол, устремлялись к окнам или принимались деловито кружить  по зале, выбирая первую  жертву. Зала наполнилась  угрожающим  жужжанием.
Те, кто был заранее предупреждён: компания Илки, два-три приятеля Варки, Ланка и прочие курицы ринулись к выходу, второпях  натираясь розмарином,  Витус и его дуботолки, которых мстительный Илка решил не предупреждать, рванули вслед за ними,  роняя стулья и расшвыривая попавшиеся на пути торбы. Руки они спрятали в рукава, куртки натянули на головы, но зала была большой, и Варка понадеялся, что Витуса с Андресом укусят хотя бы раз или два.
Основной заряд, как и было задумано, достался Крысе. Крыса, привлечённый грохотом, отвернулся от окна, шагнул вперёд и оказался в самой середине облака  донельзя обозлённых насекомых.  Пара месяцев в королевской лечебнице – не меньше. А может,  и все три.
Варка  понял, что пора сматываться. Розмарин - это хорошо, но  шершни есть шершни. Он бросился к дверям вслед за остальными и неожиданно поймал  взгляд Фамки. Прижавшись спиной к притолоке и вытаращив глаза, она уставилась на что-то за его спиной. Варка оглянулся на бегу и, споткнувшись, сел прямо на пол.
Что делает человек, когда на него набрасываются разъярённые шершни? Правильно, бежит, отмахивается и орет.
Крыса стоял совершенно неподвижно. Спина  прямая, лицо сонное, Длинные руки вытянуты вперёд  и сложены  ковшиком, будто ему захотелось набрать воды. Но вместо воды в  это странное вместилище, составленное из плотно сомкнутых  худых пальцев, стекались шершни. Умиротворённо гудя, они слетались со всего зала. Оставляя за собой влажные полоски яда,  ползли по рукавам потрёпанной куртки, по  пегим волосам, по спокойному лицу, и собирались в большой  шевелящийся рыжий ком в гостеприимно подставленной пригоршне.
Паническое бегство прекратилось в самом начале. Из зала никто так и не вышел. Все сбились в кучу недалеко от двери,  не в силах оторвать глаз от невозможного зрелища.
- Окно! – повелительно бросил Крыса. Светанка и Фионка сорвались с места. Когда окно было распахнуто, Крыса плавно шагнул к нему, уверенным движением вышвырнул наружу живой шар  и тут же захлопнул створки.
Класс обалдело молчал. Как реагировать на такое, никто не знал. «Внушение,- в смятении подумал начитанный Илка,-  животный магнетизм. Он их…того…намагнетизировал. Хотя поддаются ли шершни внушению – это ещё вопрос».
«Надо проснуться,- с ужасом думала Ланка,- я заснула  на уроке. Надо проснуться, пока не заметил  Крыса».  Варка ничего не думал. Не мог. Сидел на полу и  хлопал длинными девичьими ресницами.
- Все свободны и могут идти домой,- как ни в чем  не бывало проскрипел Крыса, - Ивар Ясень, Илия  Илм, Илана Град  и, - он удивлённо приподнял брови,- Хелена Фам, останьтесь.
Фамка-то тут причём? – поразился Варка, – и как он нас вычислил?
Потом до него дошло. Из всех только они четверо успели как следует перемазаться розмарином. Трое виновных и невезучая Фамка, которую подвели быстрый ум и немалый жизненный опыт.
«Вляпались,- обречённо подумал Илка,- интересно, что он с нами сделает? Живьём сожрет, не иначе. Или намагнетизирует и заставит лизать ему сапоги. Или напишет донос. Обвинит в сочувствии самозванцу и все. Повяжут нас вместе с семьями. А что, такие случаи бывали. Сколько  угодно».
- Что же теперь будет? –прошептала Фамка..
И тут в украшенную позолотой белую дверь с грохотом  ворвалось будущее.


Глава 2.
Вначале  грохот раздался в длинном  светлом коридоре, упиравшемся в Белую башню, которая, как считалось, более всего подходила для поэтических штудий. Грохот производили подкованные сапоги, безжалостно попиравшие  блестящий паркет. Захлопали отворяемые двери, загалдели возбуждённые детские голоса, кто-то отчаянно завизжал и вдруг глухо охнул,  подавившись собственным визгом.
- Пошли отсюда,- рявкнули совсем рядом. - Чё, не видишь, эти совсем желторотые. С ними хлопот не оберёшься. Давай здесь позырим!
Двери  распахнулись так резко, что обе высокие элегантные створки с хрустом врезались в стену.  В Зал, оскальзываясь на паркете и нарочито громко топая, ввалилось человек десять такого вида, что все немедленно забыли о загадочной истории с насекомыми.    «Стража, что ли?» – удивился Варка. Но нет, кирасы стражников с тиснёным гербом наместника были напялены  на грубые  полотняные рубахи с высоко закатанными рукавами, а то и  на голое  тело. Тела были потные,  а рубахи грязные и рваные. Кто-то и вовсе   без кирасы. Широко распахнутая на волосатой груди куртка или просторный кожаный балахон, каждая складка которого давно и надёжно пропахла рыбой. Зато все как один  при оружии. На запястьях  медные щитки с шипами, на правой руке почти у каждого  отменный кастет,  в руках наготове длинные рыбацкие ножи или, того хуже, заряженные пищали. Дула пищалей  немедленно уставились на застывшего у окна Крысу.  Крыса схватился за подоконник, точно собираясь  выскочить, но тут же одумался. Видать вспомнил, какой высоты Белая башня.
- Это чего?     - громко спросил   Витус.
« Чего- чего?- подумала  Фамка. -  Вооружённый грабёж. Хотя нет. Кого тут грабить-то? Значит, похищение. Выкуп будут требовать. За Илку. Или за Ланку с Фионкой. Или за  всех сразу». Двоих из ворвавшейся толпы она прекрасно знала. Да что там, в Норах или на реке их знали решительно все. Братья Бобры работали в Замостье, у северных  ворот, и редкую ночь оставались без добычи.
- О, эти годятся! – весело рявкнул один из них. - То что надо.
Вперёд протолкался  высокий юноша в поцарапанной кирасе.  В боевом доспехе он болтался как пестик в ступке. Из-под кирасы торчали широкие рукава тончайшей рубахи ярко-алого шёлка и золотистое кружево пышного жабо.   Лицо юноши горело, глаза прямо-таки метали  искры.
- Именем  Его Величества  Иеронима  Народного Избранника приказываю вам следовать за нами.
- Какого ещё величества? – тупо переспросил Илка. Кроме Его Истинного Величества Анастасия Заступника имелся   самозванец, нагло именовавший себя Афанасием Защитником. Ни о каких  Иеронимах никто и слыхом  не слыхивал.
Ворвавшиеся грозно загудели.
- Его Величество Иероним Избранник, единственный настоящий король, нынче утром изволил освободить Липовец-на-Либаве от жестокого гнёта узурпатора Анастасия, - вздёрнув подбородок, сообщил юноша, - весь город ликует. Но, - жёстко добавил он, вглядываясь в  растерянные лица, на которых не было заметно никакого ликования,- как я слышал, здесь дети  приближённых наместника, малолетние пособники узурпатора.
- Мы не пособники! – весело заявил Варка, с глубоким интересом рассматривая пищали. Видеть эту штуку так близко ему ещё не приходилось.
- Лично я в полном восторге, - внезапно подал голос Крыса, - городу давно нужна твёрдая рука.
Это сообщение сопровождалось такой драконьей улыбкой, что  не привыкшие к доброму Мастеру Версификации   пришельцы дрогнули. Пищали слегка опустились, и даже восторженный юноша подался назад.
- Стало быть, - надменно вопросил он, - вы  проследите, чтобы ваши подопечные последовали за нами  добровольно? Это  в интересах города.
- Безусловно, - с полной готовностью отозвался  Крыса и одарил класс своим коронным взглядом поверх голов. Головы покорно опустись.
Ланке вдруг стало страшно. Так страшно, что ноги прилипли  к полу. В позвоночник тут же упёрся  твёрдый палец Крысы и  чувствительно подтолкнул вперёд. Пришлось двигаться. Утешением могло служить только то, что в дверях замешкавшийся Крыса сам получил  по узкой прямой спине, только уже не  пальчиком, а прикладом.
Они побрели по Белому коридору, по белоснежному мраморному полу, мимо белёных стен и  глубоких арочных окон, полных мягкого сияния. Все  было как всегда, но спереди шли солдаты и солдаты дышали в спину.  Потом  они долго спускались по  белейшей мраморной лестнице парадного входа. Лестница славилась отличными  перилами, скользкими и широкими. Съезжать с них было категорически запрещено лично Главным Мастером.
Внизу, у выхода, обнаружился и сам Главный Мастер. Он стоял, прислонившись к  могучим дверным створкам, сплошь покрытым золочёной резьбой. Стоял так, будто рассчитывал остановить эту вооружённую толпу. Великолепные седины, украшенные  пышным хвостом средней длины, съехали на сторону, так что все желающие могли наконец убедиться – это действительно парик. Парик был испачкан кровью, по лицу Главного Мастера, заливая глаза, тянулись  красные струйки.
- Не надо…-  беспомощно всхлипнув, выговорил он, слепо вытянув вперёд пухлые слабые  руки,- не надо. Разве вы не видите… Это же дети…
- Государственные интересы требуют…- набрав в грудь побольше воздуху, начал  было восторженный юноша, но в этот момент один из его соратников, не вступая в долгие споры, просто двинул Главного Мастера локтем в грудь. Тот отлетел в сторону,  удержался на ногах, схватившись за перила, и осел вниз, жалобно, по-заячьи вскрикнув: «Лунь, вы же обещали… помните, вы…». Что именно обещал ему Мастер Версификации господин Лунь по прозвищу Крыса, так и осталось невыясненным.
Снаружи царила  золотая пора  середины  октября.  Ясное ярко-синее небо накрыло город  сияющим куполом.  Крепко пригревало полуденное солнце. Прохладный ветерок  приятно щекотал кожу. По ветру медленно плыли пушинки чертополоха и тонкая осенняя    паутина.
На тёплых ступеньках  парадного входа на солнышке грелись ещё шестеро вооружённых людей и две крупные, гладкие, голенастые собаки. Фамка пригляделась к ним, и её пробрал  озноб. Прежде она такого не видела, но слухов  в Норах ходило достаточно. Верхним чутьём обитателя трущоб Хелена Фам поняла: надо срочно спасаться.
Окружённый ухмыляющимися конвоирами класс двинулся по неровному зеленоватому булыжнику Цыплячьей улицы. Фамка  ловко проскользнула за спинами одноклассников и пристроилась рядом с младшим Бобром.
- Яник, - тихонько позвала она, глядя под ноги.
- Чего тебе, мелкая? – так же тихо отозвался  здоровенный Яник. Голова Фамки  пришлась где-то на уровне его локтя.
- Отпусти меня.
- Ишь чего захотела. Мелкая, а наглая.
- Ты же знаешь, с нас взять нечего.
- Эт  точно. Если и есть голь перекатная, так это ты и мамашка твоя.
- Ну так отпусти. Я вам отработаю. Продать там чего… или на стрёме постоять…
- Не, с этим всё,- тихо, но решительно сообщил Яник, - теперь мы   того… королевская гвардия.
- Платят, что ли, много? – удивилась Фамка.
- Не столько платят, сколько сами берем,- хмыкнув, разъяснил Яник.
- А-а-а,- понимающе протянула Фамка, - так  отпустишь?
- Не, не могу.
- Мать с ума сойдет, если я к вечеру не вернусь.
-  Авось, обойдется. Я к тебе, мелкая, всей душой. Я ж тебя с детства знаю. Но не могу. Государственные интересы, сечешь?
- Нет.
- Пришьют меня, если приказ нарушу,- почти неслышно зашептал Яник.- Круговая порука у нас, сечешь? Собачкам отдадут и все дела. Хорошо, если мертвого, а не живого. У Его Величества таких собачек штук десять, не меньше.
- Почему они его слушаются? Чем он им платит?– совсем тихо прошептала Фамка,- ведь это же…
В ответ Яник многозначительно надулся и ускорил шаг, давая понять, что разговор окончен. Фамка съёжилась, нырнула поглубже в толпу одноклассников и спряталась за  широкую Илкину спину.   Илка  шагал  уверенно, дурные предчувствия его не тревожили. Пусть другие трясутся. А ему бояться нечего. Отец наверняка все устроит. Здесь явное недоразумение. А если  деньги нужны – так отец достанет. Заплатит этому отребью сколько надо. Так что трястись нечего, пускай убогая Фамка трясется. За неё-то и гроша ломаного никто не даст. А пищали у них хороши. Никогда раньше таких не видел. Из Загорья привезли, не иначе. Заряжаются, конечно, с дула. Ага, а вон туда сыплем порох. Эх, стрельнуть бы…
- Эх, стрельнуть бы из такой,- азартно размышлял Варка,- далеко бьет, наверное. Во-он тот флюгер наверняка достанет… Или вон ту ворону. Ишь, разоралась. Ахнуть бы сейчас... Заткнулась бы как миленькая…
Ворона гуляла по  карнизу Синего дома. Потом они миновали Дом с Кошками,  дымоходы которого сверху прикрывали жестяные чёрные кошки. За ним  - Дом с Ракушками с рядом белых раковин по весёленькому жёлтому фасаду. За ним виднелась блестящая новая крыша   и розовый голубок на высоком фронтоне дома, в котором обитал Ланкин отец, командир городской гвардии полковник Град со своим семейством.
Варка мог, не глядя, перечислить все дома на Цыплячьей улице, красивейшей и приятнейшей улице Гнёзд.  Его собственный дом находился  тут же, в Гнёздах,  в пяти минутах ходьбы, в Садовом тупике, который  и вправду  упирался в стену Садов. Но к Садам наместника вели почти все здешние улицы. Вот и на Цыплячьей  дома с правой стороны внезапно заканчивались. 
Улица  плавно огибала крутой склон, покрытый боярышником и ежевикой, буйно разросшимися под стеной Садов. Все это было ярким: красные ягоды, жёлтые резные листья, лиловые кусты ежевики. На припёке мирно трещали кузнечики. Через стену перевешивались  золотистые ветки деревьев и длинные плети мелких осенних роз. Нагретые солнцем, они пахли просто упоительно.
Тут Варка стал подумывать о побеге. Не то, чтобы он испугался. Просто случай был уж очень подходящий. Нырнуть под руку ближайшего конвоира и добежать до стены проще простого. Они и опомниться не успеют. Правда, могут подстрелить на  стене. Она высокая,  одним прыжком не  перемахнешь. Но Варка знал подходящее место. Там стена поворачивала, на углу  был маленький выступ, должно быть, ниша для калитки. Калитку давно замуровали, но как раз в этом углублении стена была немного ниже.
Как выяснилось, про это место знал и Витас. И  немудрено, ведь его отец был  главой Садовников. Не долго думая, Витус  ринулся сквозь ежевику, резво перепрыгивая через колючие плети. Прежде, чем  охрана опомнилась, он был уже в двух шагах от  стены.
И тут за ним рванули собаки. Рванули сами, без команды, в  полном молчании. Сквозь колючие заросли они летели как сквозь туман.
«Они больше, чем на самом деле. Они не только здесь.» - Додумав эту странную, как будто чужую мысль, Ланка крепко зажмурилась и  вцепилась в первую попавшуюся мужскую руку. Как на грех, это оказалась жилистая рука Крысы. Но Ланке было уже все равно. Рядом  пискнула Светанка. Над гладкими мускулистыми собачьими спинами реяли, струились, неторопливо перетекали громадные, почти неразличимые тени. И это были не собаки.
Тень накрыла Витаса, тот споткнулся и  полетел лицом в ежевику. Тут же в его ногу  впились тяжёлые челюсти. Вторая псина  вцепилась в выставленную в попытке защититься руку, мешавшую добраться до горла. Ланка услышала, как напрягся и тихо, но совершенно непристойно выругался обычно невозмутимый Крыса. Девчонки сбились в тесный визжащий  клубок. 
- Молчать! – рявкнул юноша в кирасе. В этот миг Витасу удалось как-то вывернуться. Нечеловеческим усилием отшвырнув от себя собак, он, волоча окровавленную ногу, одолел-таки последние два шага до заветной ниши и вскарабкался на стену, цепляясь здоровой рукой, коленями, животом, а кое-где и зубами. Оставляя за собой кровавый след, он неловко перевалился на другую сторону и тут же исчез из виду. Должно быть, просто упал. «Ушёл»,- с облегчением подумал Варка. Витаса он терпеть не мог. Но два-три шершня за пазуху – это одно, а такие вот собачки – совершенно другое. Тем временем странные собачки дружно прянули  вперёд и поползли вверх по стене как ящерицы, отвратительно виляя задом. Минута – и они тоже исчезли из виду.
- Не уйдёт, - в ответ  на Варкины мысли буркнул кто-то из солдат, - дурак.
За стеной раздался   отчаянный вопль.
- Кто-нибудь ещё хочет  нас покинуть? – поинтересовался вдохновенный  предводитель.
Желающих не оказалось. Светанка всхлипывала. Ланка, не понимая, что делает, продолжала цепляться за мрачного, как осенний вечер, Крысу. Фамку била мелкая дрожь. Впрочем, конвоиры  теперь выглядели такими же угрюмыми и перепуганными, как и пленники.
Однако солнечный день не померк, и золотая осень продолжала расточать  свои краски. Цыплячья улица, Колокольный переулок, Королевская аллея с  четырьмя рядами огромных лип. Илка наконец понял, куда их ведут. Прямиком в замок наместника. Главные ворота (ажурное чугунное литье, серебряные гербы на щитах и позолота) оказались распахнуты настежь. Никакого дворцового караула. Напротив, туда и сюда шныряли вооружённые до зубов персоны самого  странного вида. Безжалостно взрывая копытами по ниточке выровненную подъездную дорогу, проносились всадники. Въезжали накрытые дерюгой гремящие телеги.
За всей этой суетой с  интересом  наблюдало замурзанное существо. Очень грязные босые ноги уверенно расставлены.  Руки засунуты в глубокие карманы  немыслимого наряда: три  совершенно рваных  разноцветных  юбки надеты  одна на другую; сверху болтается  огромная мужская рубаха с оборванным подолом; непомерно широкий ворот  кокетливо затянут  обрывком яркого  шарфика; вместо пояса подвязан розовый дамский чулок. Круглые от любопытства  глаза  немедленно  уставились на странную процессию. Ещё бы! Колонна аккуратно причёсанных лицеистов в тщательно отглаженной чёрной форме под охраной потрёпанных завсегдатаев Болота и портовых грузчиков. Такое не часто увидишь.
Фамка заметила девчонку, и сердце ее радостно дрогнуло. Жданку хорошо знали и в Норах, и на Болоте. Фамка сама частенько подкармливала её, когда ещё были деньги. Жданка была сиротой. Вроде бы имелась у нее какая-то бабка, имелась и каморка в Мокром   тупике. Но   обычно она обитала ночью под Большим Каменным мостом, а днем – на Болоте, не стеснялась  захаживать и в Гнезда, хотя побираться в Гнёздах и на Горе  было запрещено. Так что последнее время ей жилось сытнее, чем Фамке.
- Жданка! – крикнула Фамка, привстав на цыпочки, чтобы ее стало видно за  широкими мужскими спинами,  - беги к нам, скажи матери…
На голову Фамки тут же обрушилась здоровенная затрещина, но дело того стоило.
Жданка бодро кивнула, почесала правой ногой левую и  подобрала юбки, намереваясь немедленно бежать.
- Куда?! -  гаркнул  ближайший солдат и, ухватив Жданку за волосы, одним движением втащил в толпу пленников. – Во, для ровного счета, - ухмыляясь, заметил он. Остальные охранники  дружно заржали, явно радуясь возможности  заглушить воспоминание о милых собачках, которые, к счастью, до сих пор не вернулись.
Жданку подобные превратности судьбы не расстроили. Во-первых, за волосы ее таскали очень часто. Во-вторых, толпу  лицеистов вели во дворец, в котором она всегда мечтала побывать. В-третьих, здесь оказался Варка.  В пёстром, бестолковом, неизменно грязном,  а порой и опасном Жданкином  мире  Варка был  Белым рыцарем. Рыцарем он стал под  Каменным мостом под грохот и вой общей стихийной драки на Болоте  и всхлипывания самой Жданки. Варка, зачем-то отиравшийся в то утро на рынке,  чудом вытащил Жданку из самой гущи  событий. Он поплатился  за это расквашенным носом и вдоль по шву разорванными штанами, но приобрел вечную Жданкину преданность. Никаких Ланок и Фионок Жданка в упор не видела. Варка был её рыцарь и точка.

                ***
    Варка очень удивился, когда их привели прямо к широким малахитовым ступеням парадного входа. Парадный вход открывали только для короля. В остальное время  на девственно гладкий малахит  запрещалось садиться даже мухам. Но теперь все  бодро протопали по ступеням цвета свежей травы и  оказались  в обширном холле. Холл был отделан с военной простотой, что  служило напоминанием  о великих победах Его Истинного Величества. Высокие своды, поддерживаемые шестигранными колоннами из серого известняка, нарочито грубо обработанные стены. На стенах  громадные, обильно позолоченные щиты с гербами городской знати; в центре, прямо над широченной лестницей, ведущей во внутренние покои, боевое знамя Его Величества. Это было красиво, все в точности как рассказывал отец, только вряд ли знамя  должно быть таким дырявым. Похоже, в него долго и упорно стреляли из столь  понравившихся  Варке пищалей. Дырки действительно получались здоровенные. В холле до сих пор ощутимо пахло порохом.
Залюбовавшись дырками, Варка не сразу заметил, что по лестнице  спускается целая толпа. Четыре бугая,  с головы до ног в темно-коричневой замше, какая по закону  дозволялась только придворным егермейстерам. Хвосты по-солдатски короткие, за поясом ножны для двух длинных ножей. При каждом бугае по собаке, при виде которых Варку снова начало тихо мутить. Между бугаями  затесался совершенно неприметный человечек: среднего роста, серенько одетый, мешочки под глазами, залысины, реденький хвостик. Тоже при ноже, но оружие ему явно мешает.
Заметив эту компанию, юноша с горящими глазами принялся проталкиваться вперёд.
- Заложники доставлены, Ваше Величество! – звонко выкрикнул он.
« Ну и где тут Величество?» - завертел кудлатой головой Илка.
- Спасибо, Стефан,- благодушно отозвался  серенький тип,- спасибо, мальчик. Как всегда вовремя.
- Рады стараться, Ваше Величество,- нестройно пробубнили переминавшиеся с ноги на ногу конвоиры.
-  Ведите их вниз. Вы мне нужны в городе.
- Внизу все забито, - флегматично сообщил один из бугаев.
- Ну, тогда наверх, повыше куда-нибудь. Замок большой, пустых покоев много. Не пугайтесь дети, - скупо улыбнувшись, добавил он, - это ненадолго.
Ланке сразу стало полегче. Ну конечно, ничего страшного не происходит. Подержат и отпустят. Но тут ее резко отодвинули в сторону. Незаметным змеиным движением избежав нового удара прикладом, за цепь конвоиров прорвался Крыса.
- Я хотел бы сообщить Вашему Величеству нечто важное,- проскрипел он.
- Поговорите со Стефаном, - отмахнулся Его Величество, и двинулся к выходу.
- Боюсь, Стефану это будет не столь интересно. А вот Ваше Величество наверняка заинтересуется, - очень настойчиво, будто вдалбливая очередное правило тупому ученику, произнёс Крыса. Ослушаться Крысу было почти невозможно. Новоявленный король приостановился, полуобернувшись.
- Так что же вы хотите мне сообщить? Я надеюсь, сведения будут достаточно ценными. Очень надеюсь. Ради вашей же  пользы.
- Я бы предпочел говорить об этом с глазу на глаз, - утомлённо вздохнул Крыса. - Но если вы настаиваете… Ваше Величество, я – крайн.
Стало очень тихо.
Ланка вытаращила  глаза. Белый полог. Розовые кружева. Светлое пятно ночника и голос няни. «И тогда прекрасный крайн  женился на принцессе и унёс ее в свой заоблачный замок».  Крайн! Ну надо же такое ляпнуть. Назвался бы лучше домовым или, скажем,  русалкой.
«Спи, - вспомнилось Фамке.- Не будешь спать -  придёт ночной крайн, заберет твою душу…».
В Варкиной голове  тоже завертелись слова любимой сказки: «И была та страна разорена войной, и охвачена чумой, и проклята во  веки веков. Но сжалились прекрасные  мудрые крайны, спустились со своих гор,  облетели всю страну от края до края, и сняли проклятие». Жаль, что это всего лишь сказка. Сейчас бы очень пригодился кто-нибудь прекрасный и мудрый.
«Свихнулся Крыса, - подумал Илка, - точно, свихнулся от страха.   
Кривая улыбка на лице Иеронима Избранника свидетельствовала о том, что в детстве ему тоже рассказывали сказки…
- Крайнов не бывает! – звонко, на весь зал, сообщила Жданка.
В тот же миг её сбило с ног сильным ударом ветра. Оборвалось и рухнуло на ступени простреленное знамя. Закачались, загрохотали о стены  щиты с гербами. Истошно, с привизгом  взвыли собаки.
Крылья были огромны. Крыльям было тесно   в  дворцовом  холле. Стены давили, мешая развернуться,  терявшийся в высоте потолок вдруг оказался до смешного низким.
Крыльям было неловко на земле. Мощные маховые перья яростно бились об пол, царапая камень.
Крылья жили своей, отдельной жизнью. Каждое перо дрожало,  дышало, переливалось, становясь то темно-серым, почти чёрным, то вспыхивая стальным синеватым блеском.
Маленький человек,  осенённый крыльями, казался  жалким, ненужным, лишним. Но именно он был сердцем этого урагана.
- Я Рарог Лунь ар-Морран-ап-Керриг,- медленно, будто припоминая, выговорил он,-   крайн из серых крайнов  Пригорья. Моё время – вечер, мои владенья – туман и ветер, мои крылья служат мне, пока я им верен.
- Стреляйте, - дурным голосом завопил кто-то. Но тут все кончилось. Остался только  всем давно надоевший Крыса. Серые от перхоти плечи. Волосы, перевязанные шнурком от ботинка. Сальный кончик  болтается  как крысиный хвост.
- Я был достаточно убедителен? -  тихо спросил он.
- Да уж,-  ответствовал Его Величество, косясь на  трехсажённую дверную створку. Створка все ещё качалась и никак не могла остановиться…
- Я не совсем понимаю, отчего вы усомнились в  моих словах. Мне казалось, вы человек широких взглядов.
- Почему вы так решили? – поинтересовался король, рискнувший наконец приблизиться.
- Вам служат мантикоры. – Крыса коротко дёрнул подбородком в сторону собак.
- Вы тоже желаете поступить ко мне на службу? – вкрадчиво осведомился король. В его цепких глазах возник холодный азартный блеск.
- Крайны не служат никому кроме своих крыльев.
Варка видел его со спины, но был уверен, что Крыса смотрит поверх королевской головы  одним из своих коронных брезгливых взглядов.
– Однако, - веско добавил он,- я хотел бы предложить вам сотрудничество.
- Вот как? .
- Как вы, вероятно, догадываетесь, я обладаю определёнными возможностями. Например,  управлять мантикорами я могу гораздо лучше, чем ваш Стефан. Не далее как сегодня, когда  он утратил  власть над ними, именно мне удалось принудить их довершить начатое. Так что, молодые люди, натравливать их на меня бессмысленно.
Бугаи в коричневой замше дружно хмыкнули.
«Выходит, это он добил Витаса»,- похолодел Варка. «Ну и гад», - пихнув Петку локтем в бок, прошипел Илка.
- Прочее я предпочел бы обсуждать с глазу на глаз.
- Безусловно, нам необходимо побеседовать, – согласился король. Ну, ещё бы. Пять минут общения с Крысой, и кто угодно станет как шёлковый.
- Как вы оказались в этом городе? – светским тоном поинтересовался Его Величество, увлекая Крысу к лестнице. Охрана бдительно топала следом.
- Печальные обстоятельства. Я путешествовал по личным делам и оказался отрезан от Пригорья. Довольно затруднительно передвигаться по воюющей стране, особенно когда между тобой и целью твоего путешествия стоят лагерем не то три, не то четыре враждующих армии.
- Но вы же могли…- затрудняясь подобрать правильное слово, король изобразил ладонями что-то вроде машущих крыльев.
- Увы, Ваше Величество. Лететь, когда внизу полно вооружённых людей.- удовольствие маленькое. Вы не поверите, сколько среди них любителей охоты. Стреляют во все, что движется. Убить крайна не так уж трудно. К сожалению, мы вовсе не бессмертны, – Крыса вздохнул, - и нам тоже надо что-то есть. Итак, я был вынужден здесь задержаться, вынужден искать средства к существованию.
- И  все, что  вам предложили прежние власти – это жалкую должность  учителя?
- Что делать. У меня не было выбора. Но, я надеюсь, вы, Ваше Величество, намерены сотрудничать со мной на более выгодных условиях.
- О да. Учитывая ваши особые возможности…



Глава 3.

Их заперли на самом верху,  в покоях  Безумной Анны. Согласно легенде, лет триста назад именно  здесь держали высланную из столицы  за  чрезмерное увлечение убийствами с помощью ядов вдовствующую королеву Анну.
Покои находились в неком подобии башни, торчавшем из здания дворца как гриб из гнилого пня, но были довольно просторны. Роскошная спальня, при ней тёмная гардеробная, будуар, гостиная. В гостиной – веяние новой моды -  целая стена выгнута эркером и застеклена от пола до потолка. За  стеклом – обширная  терраса, ограждённая   перилами  с  резьбой из цветов и листьев.
Едва за конвоирами захлопнулись двустворчатые двери,  Варка кинулся на террасу. Он мгновенно сообразил, что оттуда должен быть виден весь город. И правда, весь не весь, но порядочный кусок  просматривался отлично. Золотые осенние Сады, извилистая  линия садовой ограды, за ней Гора, где над красно-жёлтыми кронами  там и сям возвышались  вычурные башенки и шпили дворцов городской знати, южная часть Гнёзд, в которой среди путаницы ярких крыш Варка легко отыскал зелёную крышу своего  дома, еще ниже сливались в одно грязно-серое пятно низкие домики Слободки, за ними – городская стена, широкая светлая полоса, хорошо освещённая солнцем, за стеной – подгородные огороды, чёрные, потому что все уже убрано, за огородами в голубой дымке дальние поля  и блестящая линия Либавы. На вид все совершенно спокойно. Догадаться, что происходит  в городе, никак нельзя. На стене тоже ничего особенного. Отсюда видно  целых три башни. Вот они: Воронья, Долгий Макс и Толстуха Берта. Вороньей никто, кроме ворон, уже сто лет не пользовался.  Высоченный Макс, казавшийся отсюда не толще пальца, испокон веков служил сторожевой башней. В подвалах  круглой толстостенной  Берты, к которой вплотную примыкали казармы, хранились городские запасы пороха. Не успел Варка подумать об  этом, как кругленький бочоночек Берты исчез  в симпатичных пухлых облачках белого дыма. Из дыма  вырвался острый язычок огня, во все стороны полетели какие-то тёмные точки, И только потом пришёл звук. Варка упал, зажимая уши. За его спиной  дрогнули и одно за другим  посыпались стекла.
Это оказалось последней каплей. Первой зарыдала Светанка. За ней Ланка. Истерика распространялась как пожар. Через минуту двадцать пять лицеистов выли, кидались на дверь или  просто царапали стену. Успокаивать их никто не собирался. Ясное сознание в этой толпе сохранил только Илка, хотя ему было хуже, чем остальным. Он отчётливо запомнил слово «заложники» и хорошо понимал, что оно означает.
Фамка не слышала ни криков, ни жуткого грохота. Пока все стояли в шикарных покоях, растеряно озираясь, она тихонько, по стеночке, побрела прочь, надеясь, точно больное животное, найти какой-нибудь тёмный  безопасный  угол. Нашла, забилась поглубже, закуталась в какие-то мягкие тряпки и наконец позволила себе потерять сознание.
Очнулась она оттого, что  кто-то зверски тёр её уши. Это оказалась Жданка.
- Ну вот, а я думала, ты померла! У нас под  мостом  тоже один вот так: лёг спать, а утром смотрим – он уже холодный.
- Чем это пахнет? – еле ворочая языком, спросила Фамка.
- Так  я тебе поесть принесла, – Жданка сунула ей в лицо  глубокий  черепок, до краёв наполненный мутной жижей. В жиже  плавали какие-то размокшие кусочки. Из всего этого торчало единственное личное имущество Жданки – обкусанная по краю деревянная ложка.
- Спасибо, - прошептала Фамка и ухватила ложку дрожащими от жадности пальцами. К несчастью, еда очень быстро кончилась.
- Ты сколько дней не ела? – деловито поинтересовалась Жданка.- Три? Четыре?
- Два.
- Тогда пошли. Там эти целый котёл притащили. А  маменькины детки нос воротят. Говорят -  объедки. Я на неделю налопалась. Больше не влазит.
- Пошли, - решительно сказала Фамка. И медленно встала на колени.
- Ты поосторожней, сразу не наваливайся,- напомнила Жданка.   
Выбравшись из королевской гардеробной, Фамка увидела, что уже наступил вечер. По восточной стене спальни, потухая в складках вытертого гобелена, скользили бледные отсветы заката. Наплакавшиеся курицы забились под пыльный балдахин  роскошного королевского ложа, всхлипывали и тихо шушукались. Котёл стоял в гостиной, на полу у самой двери. Вооружившись Жданкиной посудой: ложкой и черепком – осколком какой-то старинной вазы, Фамка  торопливо наскребла вторую порцию аппетитного месива и принялась жадно есть, чавкая и постанывая. Она старалась не спешить, но ничего не получалось. Приканчивая третью миску, она обнаружила, что рядом сидит Варка и смотрит на неё круглыми глазами. На секунду Фамка расстроилась, но потом решила, что ей наплевать.
- Чё пялишься? – спросила она, наплевав заодно и на лицейскую вежливость.
- Да ничё, – ответил поднаторевший  в уличных разборках Варка.- Вы там у себя в Норах, чё, голодаете?
Фамка дернула плечом, чтоб отвязался. Четвертую порцию она есть не стала, хотя очень хотелось. И так, наверное, тошнить будет.
- Что ж ты мне не сказала,- не унимался Варка,- или матери? Ты же знаешь мою мать. Разве она для тебя  куска пожалела бы?
- Отлипни от меня,- зевнула Фамка. Подумала и, чтоб он точно отвязался, добавила пару выражений, принятых в избранных кругах Рынка-на-Болоте.
Варка растерялся. Такого девушки ему ещё не говорили. Пока он раздумывал, что бы  ответить, Фамка прислонилась к стене и  заснула.
- А  у вас, в Гнёздах, разве не голодают? – спросила пристроившаяся рядом Жданка. Варка помотал головой. Конечно, мать уже тыщу лет не пекла столь любимые Варкой пирожки с яйцами. Исчезла рыба. В последние дни, кажется, не было масла. Так что Варка частенько вставал из-за стола недовольный. Но не голодный. Еды-то в общем хватало. Сейчас, оставшись без обеда и ужина, он был, конечно, голоден, но не до такой степени, чтобы, как Фамка и Жданка, набрасываться на подозрительно пахнущие помои. Тем временем Фамка сползла на пол и свернулась под стеной жалким комочком.
- Надо бы ее уложить как следует,- деловито заметила Жданка.
- Тебя тоже надо куда-нибудь уложить. Детям давно спать пора,- Варка подхватил Фамку и понёс в облюбованный ею угол гардеробной, удивляясь по дороге, какая она тощая и лёгкая.
Следующие несколько дней она просыпалась только чтобы поесть и была совершенно счастлива. С  неё не требовали работы, не нужно было подниматься в несусветную рань, никто не спрашивал её про всякие анафоры или триангуляционные построения, да при этом ещё и кормили.
Ланка, даже до крайности расстроенная и напуганная, заметила Варкино галантное поведение и решила, что надо срочно вмешаться. Убогая Фамка конечно не соперница, но все-таки…
- Ивар,- позвала она жалобно, - иди к нам. Нам страшно.
- Чего ж тут страшного,-  вздохнул Варка. – Небось, нас охраняют. Вон  прямо за дверью солдат с пищалью и собака.
- Они тоже на ручки  хотят, - злобно бросил  из соседней комнаты Илка.
- Ты им пелёночки смени…- подхватили его дружки,- сказочку расскажи… колыбельную спой…
- И правда, спой, - обрадовалась Ланка. Илкина ревность доставляла ей огромное удовольствие.
- Да, - заныли оживившиеся курицы.- Спой, Варка… Ну что тебе, жалко, что ли.
Илка чуть не плюнул от злости. Это была ещё одна вопиющая несправедливость. Он знал: можно похудеть, вывести прыщи, привести в порядок волосы. Все можно, кроме одного. Петь как Варка… Утешало Илку только одно - скоро голос у них у всех  начнёт ломаться, и хоть этому безобразию придет конец.
- Чего спеть-то? – насмешливо протянул Варка. - Правда, колыбельную?
- Да ну тебя, - обиделась Ланка.
Но Варка  уже уселся  на пороге спальни, опёрся спиной о притолоку.
Баю-баю-баиньки,
Спи, галчонок маленький…
Петь для него было так же легко, как дышать. В детстве он искренне изумлялся, почему взрослые просто разговаривают. Ведь петь гораздо удобнее.  Он пел, глядя  на темнеющее вечернее небо за разбитым окном  гостиной. Оно казалось расчерченным на квадраты. Те, где  уцелели стекла, -  плоские и тёмные, те, что без стёкол, – светлее и глубже. В королевских покоях было уже совсем темно, но ни ламп, ни свечей сюда приносить, как видно, никто не собирался.
Баю-баю-баюшки,
Спи,  мой белый заюшка…
Варка всегда был  беспокойным ребёнком. Мать, бывало, по часу сидела, пытаясь его унять. Он пел и думал: вечер, над столом зажгли лампу, сели ужинать. Белые миски на гладкой жёлтой столешнице, свежие булочки горкой. Пар из чайника. Мать волнуется, что Варки нет. Отец тоже волнуется, но не подает виду.
Баю-баю-бающки,
Не ложись на краюшке…
Незаметно подползла Жданка, пристроилась под боком и подхватила мелодию. Жданке жилось сытнее прочих подмостных жителей именно из-за песен. Слух у нее был точный, а голос хрустальной  чистоты. Варка улыбнулся, глядя на проступившие за окном первые звезды. Вдвоем у них с Жданкой получалось  красиво. Такое только под звёздами и петь.
Внезапно звезды исчезли. Громадная чёрная тень закрыла окно. Тень распростёртых трепещущих крыльев. Варке даже показалось, что он видит  смутное бледное пятно, лицо человека, стоящего на перилах террасы и пытающегося разглядеть, что происходит за разбитыми стёклами.
Варка забыл вдохнуть и поперхнулся. Жданка удивлённо взглянула на него, потом на окно, но звезды уже мирно  сияли на своих местах.

                ***
Прошло три дня. Все это время Илка настойчиво искал выход. Слово «заложники» продолжало жечь его как огнём. Раз они взяты как заложники, выкупить их не позволят. Прошло уже три дня, а ничего об этом не слышно. Наверняка отец пытался что-то сделать, но у него ничего не получилось. Заложников берут, чтобы убить, если что-то пойдет не так. Сама мысль, что его будут убивать, у Илки в голове не укладывалась. Следовало бежать. Одному или всем вместе, Илка пока не решил.
Пока он искал выход. Сначала – вторую дверь. Но Покои Безумной Анны с самого начала строились как тюрьма. Лестница в башню была одна, и дверь, соответственно, тоже одна. Та самая, где солдат с пищалью и собакой, которая на самом деле, оказывается, вовсе не собака, а мантикора.
Потом он принялся простукивать стены в надежде обнаружить потайной ход, прижимался щекой ко всем щелям, стараясь ощутить лёгкое дуновение. Он очень живо представлял себе это – узкий, тёмный и пыльный колодец в толще стены, такой узкий, что еле-еле можно протиснуться. В колодце винтовая лестница, крутая и неудобная, а в конце – замаскированный выход в Сады и свобода. Но через три дня поисков эта надежда сильно полиняла. Тогда он понял:  придётся все-таки договариваться с Варкой.
Варка обнаружился на балконе. Надо сказать, он все время там торчал, смотрел на город, на дотлевающие развалины Толстухи Берты, на Сады, на  крышу своего дома.  Боялся увидеть дым. Но все было тихо,  солнце по-прежнему заливало зелёную крышу мягким осенним светом. Варка немного успокоился, прибрался на террасе, собрал все разбитые стекла и с удовольствием покидал их вниз. Правда, в этом деле у него нашлось много добровольных помощников. Стекла  замечательно грохались о крутой каменистый склон и  расшибались в мелкие дребезги.
Сейчас он сидел на полу, прислонившись спиной к парапету и, задрав  голову, смотрел в небо. Над крышей замка медленно, но неотвратимо поднимались огромные клубы дыма. На этот раз дым несло откуда-то с севера. Несло давно, ещё с ночи. Но что горит – с балкона видно не было. «Наверное, снова порт сожгли», - лениво думал Варка.  При каждом штурме или осаде обязательно жгли и грабили речной порт. Кто грабил, свои или чужие, городские власти  предпочитали не выяснять.
К величайшему огорчению Илки рядом с Варкой  сидела Ланка. Голубки. Врезать бы сейчас по этой смазливой роже. Тёмную ему, что ли, устроить? Тут желающих много найдется.
Ланка  молча рассматривала запрокинутый к небу безупречный профиль своего общепризнанного поклонника. Все правильно. Раз он самый красивый парень во всем Лицеуме, значит, первая красавица Лицеума должна быть его девушкой. И все-таки он еще цыплёнок, плечи острые, шея тонкая. Все они в этом возрасте ещё дети. Руки у Варки были грязные, лицо чумазое, куртку он, пригревшись на солнышке, снял, и на тонкой нижней рубашке, три дня назад белоснежной и тщательно отглаженной, виднелась трогательная аккуратная штопка, сделанная руками матери. Штопка эта, напоминавшая, что с Варкой до сих пор нянчатся, почему-то особенно раздражала Ланку. Был бы на его месте кто-нибудь вроде прапорщика Алекса или подпоручика Теодора, он сумел бы защитить её, нашёл бы выход, в конце концов пожертвовал бы ради неё жизнью.
- Ивар, ты меня любишь? – требовательно спросила она
- Ну,  – отозвался Варка.
Прапорщик Алекс ни за что бы так не ответил.
- А умереть ради меня сможешь? – не отставала Ланка.
- Это как? – не отрывая глаз от тяжко ворочавшегося в небе дыма, поинтересовался Варка.
- Ну, скажем, спрыгнуть отсюда, если надо будет?
Извернувшись как ящерица, Варка одним движением ухитрился подняться на ноги  и перегнуться через перила. Светлые прямые волосы свесились вниз. Некоторое время он рассматривал  основание стены, упиравшееся в каменистый склон, обрыв под ним и казавшийся тонкой ниточкой ручеёк на дне рва.
- Не, - решительно ответил он,- чё я, дурак?
- Дурак,- злобно согласилась Ланка. В этот момент в трогательное объяснение вклинился  Илка.
- Слышь, красавчик, - спросил он, становясь рядом и тоже глядя вниз, - ты мог бы отсюда…
- Спрыгнуть? – ухмыльнулся Варка,-  вы чё, сговорились, что ли?
Илка поглядел на него озадаченно. Все-таки этот Варка тронутый.
- Да не спрыгнуть,- терпеливо объяснил он,- слезть. Ты  вон даже на Воронью башню ночью не побоялся…
- Не знаю. Отсюда стену не видно. Балкон закрывает. А зачем?
- Тебе что, здесь нравится? Или ты не знаешь, как поступают с заложниками?
- Ничего нам не сделают, - рассудительно заметила Ланка,- король же обещал – подержат немного и отпустят.
Илка тяжко вздохнул и глянул на Ланку так, что она немедленно обиделась.
- Щас, - сказал Варка.   
Никто и ахнуть не успел, как  он, подтянувшись, оказался по ту сторону перил, скользнул вниз, цепляясь за резные  розетки, на секунду повис на руках, слегка раскачался и  исчез из виду.
Ланка взвизгнула.  На такое прапорщик Алекс точно способен не был. Не говоря уже о подпоручике  Теодоре.
- Во дает! – хмыкнул Илка.- Может, он у нас тоже крайн? Крылья есть – вот и не боится.
- Сам ты крайн. Нету у него крыльев, – жалобно сказала Ланка.- Куда он делся?
- Да никуда. Балкон деревянный, правильно? Правильно. На чем-то он держится? Держится. Скорее всего на таких здоровенных балках. В Гнёздах же куча домов так построена.
- Ну и что?
- Ничего. Сидит твой красавчик сейчас верхом на ближайшей балке. Удобно и безопасно.
- Скажешь тоже, безопасно! – Ланка с ужасом покосилась  на огромное пустое пространство за перилами.
- Ва…- истошный вопль не удался. Илка без всяких  церемоний зажал ей рот.
- Тихо! Ты что, забыла? Мы же побег готовим. Заметит кто его там – и все. Ему конец, и нас по головке не погладят.
- Какой побег? Я туда не полезу.
- Полезешь как миленькая.
- Я вам не муха. Я не умею по стенкам ползать.
- Не надо по стенкам. Сделаем верёвку с узлами. Варка щас все осмотрит, а потом полезет первым, закрепит её где надо и  внизу подстрахует, чтоб она не болталась.
- Вы оба тронутые. Что ты, что Варка. Я не полезу. А вы убьетесь и больше ничего.
За перилами послышался  слабый свист. Перегнувшись, Илка и Ланка  обнаружили высунувшуюся из-под балкона исцарапанную руку. Рука слепо шарила, пытаясь за что-нибудь уцепиться.
Илка первый понял, - что-то неладно. Навалившись  животом на перила, он  свесился вниз насколько хватило храбрости и ухватил блуждающую руку за запястье. Из-под балкона показалась вторая рука, в которую, к удивлению Илки, по-кошачьи ловко вцепилась Ланка. Вдвоём они кое-как втащили наверх  бледного взлохмаченного Варку и усадили  спиной к стене.   Он давился, как будто что-то мешало ему дышать и был даже не бледный, а какой-то зеленоватый.
- Ну, что там? –  спросил Илка.
- Щас,- прохрипел  Варка, - водички бы. Лан,  принеси, а?
Ланка кивнула и отправилась  в гостиную. Маленький бочонок с водой ставили раз в сутки. Этого едва хватало, чтобы все могли напиться. Так что об умывании пришлось забыть.
Проводив её взглядом, Варка вцепился в Илкино плечо и, дотянувшись до его уха, торопливо зашептал.
- Спуститься без верёвки – никак. Стена гладкая, нигде ни водостоков, ни украшений. С верёвкой – тоже  никак. Там ниже – три ряда окон. И везде народу полно. Голоса слышно. Скинем верёвку – сразу заметят. Да и высоко очень. Стена, а потом ещё  ров. Нам такую верёвку не сделать Только…- он задохнулся,- ты прав. Все равно надо бежать. Там… я съехал по балке… А там окно открыто… прямо под нами… они говорили… король… говорил с этим козлом  Стефаном…- тут Варка замолчал и уставился прямо перед собой, будто снова увидел живого крайна.
- Ну?! – без всякой жалости встряхнул его Илка.
- Нас убьют,- сообщил Варка обычным спокойным голосом.- Не выпустят они нас. Только, если горожане взбунтуются, они убьют нас сразу, всех и очень быстро. А если нет – то… все равно убьют.
- Почему? – быстро спросил Илка.
- Потому! – чётко ответил Варка и его немедленно  вырвало.

- Мы не заложники. Мы – собачий корм, понял?- разъяснил он, отплёвываясь и вытирая рот рукавом.
- Чего- чего?
- Мантикоры - псы войны. Ум человека, сила льва, яд тысячи скорпионов.  Псы войны жрут людей. Всяких. Живых или мёртвых, им наплевать.
- А нас-то зачем хватать? Ты же слышал, у них в подвалах и так чуть ли не полгорода.
- Нами он расплатится в самом конце. Любимое лакомство мантикор – невинные дети. Живые дети.
- Так разве ж мы дети?
- А ты чего думал, ты взрослый, что ли?  Не говори никому,- заторопился  он, завидев Ланку с мокрой лужёной кружкой,- курицам не говори… опять заведутся… орать начнут…
Илка кивнул. С этим он был согласен… Пока Варка жадно пил, а Ланка смотрела на это и жалостливо вздыхала, лучший ученик Лицеума напряжённо думал.
- Слышь, красавчик, а если через  верх?
- Наверх? На крышу? Можно, наверное.  А что толку… Это же башня.
- Правильно. Башня, пристроенная к главному зданию. Там с другой стороны до крыши дворца рукой подать. И окон там точно нет.
- Хорошо. Залезем мы на крышу дворца. А потом? Спускаться где-то все равно надо.
- А мы не будем спускаться. Крыша-то черепичная. А под черепицей настил из досок. Между досками щели. Взрослый, может, и не пролезет, а мы – запросто. Черепицу разберём и на чердак. И черепицу на место положим, как будто так и было. А может, слуховое окно найдем. Это еще проще. Чердак большой, лестниц должно быть много. Можно разделиться и разбегаться поодиночке.
- Вы тронутые,- простонала  Ланка.
- Годится,- сказал Варка, глядя вверх, на украшенную фигурным карнизом верхушку башни,- щас я передохну и…- тут он осекся и замолчал. Илка проследил за его взглядом и невольно присел.  Балкон накрыла огромная тень. Сквозь клубы дыма они увидели размытый контур распахнутых крыльев… Крылья шевельнулись в медленном ленивом взмахе. Тень стремительно унесло с балкона. Было видно, как она, скользя по верхушкам деревьев, бесшумно несется к городу.
- Ой, мамочки! – пискнула Ланка.
- Вечером,– сказал Варка.- А лучше ночью.
- А ты сумеешь ночью? – усомнился Илка.
- Придётся суметь.
- Сорвешься.
- Страховать будете. А потом по этой же верёвке все и полезете.
- Все, кто сможет,- пробормотал Илка. Варка промолчал. Он знал, найдутся такие, кто не сможет.
Остаток дня Варка провел в полной праздности. Лёжа на спине, он внимательнейшим образом разглядывал каждую пядь нависавшей над ним стены. Ночи сейчас безлунные, фонаря нет, а если бы был, все равно фонарем пользоваться нельзя. Так что лезть придётся ощупью. Впрочем, задача не казалась ему особенно трудной. Встать у стены на перила  балкона, уцепиться за резное украшение, что тянется вокруг всего окна. Хорошо, что в эпоху Безумной Анны так любили резьбу по камню. Удобная штука  эта резьба. А вот дальше пять – семь  саженей  совершенно гладкой стены. Ну, положим, не очень гладкой, если цепляться за щели между блоками кладки. Трудно, но одолеть можно. Стало быть, лезть придётся босиком. А дальше опять удобно, под самой крышей пояс из высеченных из камня  розеток, таких же, как на перилах балкона.
Все прочие в это время трудились не покладая рук. Работал даже Андрес, которому всегда было на всех плевать. В ход пошли  ветхие покрывала из спальни,  насквозь пропылившийся балдахин, какие-то древние плащи из гардеробной. Парни раздирали их на полосы, а девчонки вязали верёвку. Дело спорилось плохо, разнородные куски полуистлевшей ткани просто распадались под руками. Но потом от шума в гардеробной проснулась Фамка. Разобравшись, в чем дело, она вежливейшим голосом примерной лицеистки в пух и прах раскритиковала работу  Ланки и прочих куриц. Оказалось, что узлы вяжутся совсем не так, а то, что они навязали, расползется от одного прикосновения. Полосы ветхой ткани следует сначала сплетать друг с другом, по три, а то и по четыре, для большей надёжности. Ланка злилась, фыркала, но вынуждена была со всем согласиться. Невооружённым глазом  было видно, что Фамка права. Теперь курицы сплетали полосы, а Фамка  привычными пальцами вязала  узлы. Когда не было работы, они с матерью частенько ходили в порт чинить рыбацкие сети.


Глава 4
Наступил  серый вечер без единого закатного проблеска.  Небо  затянуло не то дымом, не то облачной пеленой. Обвязавшись верёвкой крест-накрест и вокруг талии, Варка терпеливо ждал, а на башню Безумной Анны наваливалась густая, вязкая тьма. Ни единого огонька в городе,  ни одной звезды над крышами. Только редкая цепочка рыжих факельных огней, обозначавших далёкую линию городской стены. Варку, в глубине души расcчитывавшего на неверный звёздный свет, это  расстроило, но не слишком.
Закрыв глаза, чтобы не отвлекаться, высматривая невесть что в полной темноте, он принялся осуществлять придуманный днем план. Стена башни, хорошо изученная при свете, стояла перед глазами как настоящая. Впрочем, ничем особенным он не рисковал. Илка поклялся, что верёвку они удержат при любых обстоятельствах.
Перила балкона. Резьба по камню вдоль оконницы. Это Варка преодолел легко и быстро, как по ступенькам. Четыре сажени гладкой стены дались труднее. Он содрал в кровь ступни и колени, обломал ногти на руках. Ладони саднило, будто по ним прошлись точильным камнем. Спасало только то, что ещё днем он хорошо запомнил все щели и поперечные трещины. Наконец, макушка упёрлась во что-то твёрдое. Варка осторожно отлепил от стены правую руку, лизнул, чтобы облегчить боль и  вытянул вверх, ощупывая дорогу. Так и есть, очередное творение древних зодчих, каменный карниз с цветочным узором.
Карниз оказался ужасно неудобным. Снизу  он выглядел изящным кружевом, цепляться за которое – одно удовольствие. Но вблизи изысканные линии превратились в широченные округлые полосы. Старые мастера  не поскупились на крупные украшения, чтобы снизу их работу было видно во всех подробностях, да и отполировали узор на славу. Двести лет прошло, а каждый изгиб до сих пор был гладким и, увы, чрезвычайно скользким. 
Извиваясь как червяк, Варка каким-то чудом заполз в узкое углубление в середине нижнего лепестка  одной из розеток, но на этом его успехи закончились. Полукруглая ниша, изображавшая сердцевину цветка, в которой, глядя снизу, он рассчитывал отдохнуть, оказалась неглубокой, и такой покатой, что закрепиться в ней никак не получалось. Кроме того, цветы оказались наклонены чуть вперёд. Должно быть, чтоб снизу было получше видно. Варка вдруг осознал, что висит над бездной и собственная спина, внезапно ставшая тяжким грузом, неодолимо тянет  его вниз. Конечно, его обещали страховать. Но Илка же только делает вид, что всё знает, всё умеет. А сам – маменькин сыночек, лопух лопухом. Не, не дурак, конечно. Но лопух – это точно.
Варка спиной упёрся в левый край  лепестка, ногами - в правый и попытался подумать. Думать было трудно. Как только спина, прикрытая лишь тонкой рубашкой, соприкоснулась с шершавым ледяным камнем, все тело пробрала дрожь, да такая, что зубы застучали. Оказалось, что на дворе уже глубокая осень, и ночь эта - из глухих осенних ночей, чёрных ночей предзимья. Очень быстро босые ноги стали неметь и терять чувствительность.
Варка попытался пошевелить пальцами  и, утратив шаткое равновесие, немедленно поехал  вниз, немилосердно расцарапав спину. Вновь закрепиться удалось только до боли напрягая мышцы, которым и так уже здорово досталось.   Испугаться он, конечно, испугался, но головы не потерял.  Кое-как размяв костенеющие руки,  принялся выбирать страховку. План был простой: захлестнуть  петлю  за верхний лепесток и спокойно ползти наверх  по верёвке.
Стараясь не  выпасть из лепестка, с которым почти сроднился, Варка раскрутил сложенную вдвое верёвку, размахнулся, прикидывая направление, так как по-прежнему ничего не видел… и в этот миг  плечи пронзила дикая боль. Его оторвало от стены, как сухой листок.    Болтаясь в тёмной пустоте, он заорал, но не от страха, а от боли, которая продолжала терзать предплечья.
Не задумываясь, Варка поступил как в уличной драке, принялся лягаться, целя неведомому противнику по колену или по голени. Кажется, попал, потому что голая пятка врезалась в нечто твёрдое, над ухом раздалось короткое ругательство, и Варку  швырнуло вниз.
Каким-то чудом он не только попал на балкон, но и влетел головой вперёд прямо в широкую балконную дверь, по пути сбив с ног Илку, Петку и прочих сочувствующих, которые для надёжности травили верёвку все вместе.  Так что  упал он на мягкое и почти не ушибся, хотя плечи по-прежнему ломило.
Раздался скрип, в противоположной стене обозначился светлая арка двери. В дверь просунулся охранник с масляной лампой, привлечённый грохотом и приглушёнными воплями.
- В чем дело? – рявкнул он.
- Опять мальчишки подрались,- ясным голосом ответила из темноты Жданка,- уймите их, дяденька, а то они спать  мешают.
Глянув на кучу малу на полу у балкона, охранник сплюнул и захлопнул дверь.
- Я же говорил, сорвешься, - пропыхтел Илка откуда-то снизу. -  Ну-ка, быстро, слезли все с меня.
- А ещё выламывался, козел, - мрачно поддержал Андрес.
- Варочка, ты где? Ты не ушибся? – жалобно спросила Ланка.
- Он  не ушибся,- сдавленно просипел Петка,- это мы ушиблись. А он, котяра, всегда на четыре лапы  падает.
- Верёвка цела? – деловито поинтересовалась Фамка.
Варка, хорошо понимая важность вопроса, сполз с  помятых одноклассников, с трудом разогнулся, сел и   потянул за  все ещё привязанную к поясу верёвку. Тянуть пришлось не слишком долго.
Все остальное удалось обнаружить только утром. Оказалось, что верёвка порвалась в трёх местах. Узлы выдержали,  но древнее тряпье с годами явно не стало крепче. Ненадёжная вышла верёвочка, гнилая. Никуда бы они по ней не залезли. Впрочем, Варка с запоздалым удовлетворением подумал, что петлю на верхний лепесток ему забросить все-таки удалось. Там она и осталась, аккуратненько затянутая. Снизу жалко болтался коротенький обрывок. Второй кусок валялся на дне рва, а третий  каким-то образом перелетел через ров и гирляндой праздничных флажков трепетал  на полуобнажённых ветвях деревьев сада наместника.
Тем же утром  Варка, обозлённый разговорами о том, что он, мол, сорвался,  велел выгнать из будуара, служившего мужской спальней, любопытных девчонок и разделся до пояса, так что все желающие могли полюбоваться его синяками. Пять багровых пятен на правом предплечье. Пять таких же пятен на левом.
- Чуть руки не оторвал,- скупо пояснил он.
- Выходит, крайны видят в темноте,-  внимательно осмотрев его кожу, сообщил Илка.
- И стерегут. Днем и ночью.
Илка вяло кивнул, покосился на Варкину грудь, тощую, но с ясно выступающими мышцами  и отвернулся. Его собственные мышцы  покрывал порядочный слой жира. Но тут ему пришло в голову, что все это уже не важно. Псам   все равно, какое мясо, жирное или жилистое. Они все сожрут.
А ведь Варка почти смог… Но теперь верёвка потеряна. И снаружи проклятый  крайн. А внутри, во дворце, мантикоры. Ум человека, сила льва, яд тысячи скорпионов. Ах да, там ещё и охраны полно. Но это уже пустяки, мелочи жизни. Впору героическую балладу писать. Дети против чудовищ.
Потянулись серые,  скользкие, до тошноты бессмысленные дни.  Илка считал их просто чтобы не свихнуться. В покоях Безумной Анны воняло всё хуже и хуже, потому что древний нужник, многие годы верно служивший безумной королеве, явно не справлялся с потребностями двадцати пяти  лицеистов, несмотря на то, что кормили их очень скудно. Содержимое жбана, который ближе к вечеру приносили два охранника, уже никому не казалось помоями. Ели торопливо и жадно, скорчившись над самодельной посудой, чтобы не отобрали. Сначала руками вытаскивали твёрдые кусочки, потом выпивали остальное. Ложка была только у Жданки с Фамкой.
Примерно на пятый день Андрес в компании с Петрусом и косоглазым Вильмом  присвоили себе право делить похлёбку. Спорить никто не посмел. Андрес был самым здоровым и самым старшим в классе, а Петрус немногим ему уступал.
На седьмой день случилась драка. Причина была обычная – Варка и его девчонки. Андрес  отогнал от жбана Жданку и Фамку, присовокупив при этом, что не собирается кормить всякое охвостье, живущее в Норах. Варка вступился, не столько от большой любви к Фамке, сколько из  ненависти к обнаглевшему Андресу. Конечно, он  тут же схлопотал и от Андреса, и от Петруса, и от Вильма, но, как всегда, упёрся и попытался отмахаться от всех троих. С ног его сбили довольно быстро, и Илке стало ясно, что дело кончится  плохо.
Глаза у Андреса побелели от ярости, левое веко мелко подёргивалось, голос сорвался на визг.  Илка вдруг понял, что у Андреса не все дома. Все-таки погибший Витас был его другом.
Вступаться за Варку умный Илка не собирался. Не полудурок же он, в самом деле, в открытую лезть к Андресу.  Да и какая разница, днем раньше, днем позже – для них уже все равно.  Смотреть на то, как под истошный визг девчонок будут добивать Варку, ему не хотелось. Но он все же смотрел, не мог отвести взгляд.   
Из под локтя озверевшего Андреса вынырнула мелкая Жданка. Вынырнула и оказалась между кашлявшим на полу Варкой и разъярённой троицей.
- Со всеми не справлюсь,-   запрокинув голову, проорала она прямо в лицо Андресу, - но одного точно порежу!
В руке она держала заточку. Очень хорошую заточку. Не слишком длинную, не слишком короткую, с удобной наборной рукояткой. Такие заточки можно было добыть только в порту, и стоили они недёшево. Жданка держала  её правильно, свободно и ловко. 
- А я второго,- скупо улыбаясь, сообщила возникшая рядом с ней Фамка. В её небрежно опущенной руке, конечно, тоже была заточка.   Ну ещё бы, на Горе барышни не гуляют без лакея, а в Норах – без ножа.
Варка, пока они орали друг на друга, поднялся на ноги, разогнулся и качнулся в  сторону Андреса, но тут в него вцепились Ланка и Светанка, что позволило ему  отступить, не теряя лица. Так что на этот раз разошлись мирно, только жбан в суматохе  опрокинули. Лужу никто не убирал, и она долго кисла на полу, добавив свой неповторимый аромат к могучей вони нужника,  запаху немытых тел и грязной одежды.
Варку курицы утащили к себе и с охами и вздохами устроили на роскошной королевской кровати. Варка не сопротивлялся. Во-первых,  всё болело, а во-вторых, он  хорошо понимал, что обозлённый Андрес может попробовать добраться до него и ночью. Врезать Варка ему все-таки успел. Крепко врезать. Так что лучше побыть немного раненым героем, хотя курицы раскудахтались невыносимо.
Фамка хотела взглянуть на Варку поближе.  В последствиях уличных драк она разбиралась гораздо лучше, чем все курицы, вместе взятые. Но её сразу же оттеснили в сторону. Разумеется, врачевать раны прекрасного принца она была недостойна. Пожав плечами, она убралась в свой угол.
- Здорово мы их,- прошептала поджидавшая её Жданка.
- Ага,- вздохнула Фамка, - теперь не будет нам покоя.
- Зола все это,- легко отмахнулась Жданка, - отобьёмся. А я и не знала, что у тебя тоже заточка есть.
Усмехнувшись, Фамка разжала стиснутый кулак. В кулаке оказалась зажата Жданкина обгрызенная ложка.
- Умная ты,- хихикнула Жданка.
- То-то и оно,- вздохнула Фамка,-  была бы дура, сидела бы сейчас дома, в Норах.
Ночью Варка почти  не спал, хотя курицы  и обложили  его со всех сторон затхлыми сыроватыми подушками, принадлежавшими, похоже, ещё Безумной Анне. После полуночи он стал склоняться к мысли, что в драке ему повредили что-то важное. Он бы стонал, но где-то в недрах огромной кровати за подушечными укреплениями сопели курицы. Так что от стонов Варка старался воздерживаться. Оставалось только лежать и прислушиваться к отдалённым звукам. Тоже полезное занятие. Андрес со товарищи мог заявиться и в девчачью спальню.
    страшно ему было, когда отец вломился домой совершенно пьяный и оттого неукротимо буйный. Варке было тогда лет  пять.  Сейчас  бояться было просто глупо. Уж лучше Андрес с дружками сегодня, чем мантикоры завтра. Но смертный страх перед мантикорами, висевший над ним все эти дни, как-то отступил, притупился. Остальным было проще. Они ничего не знали. Илка болтать не стал.
В соседней комнате раздался шорох, лёгкие приглушённые шаги и быстрый шёпот. Варка похолодел. Придётся драться, а драться он не мог. Дурак. Надо было попросить у Жданки  заточку. 
Шёпот прекратился. Варка ждал шелеста отодвигаемой занавески, шагов у кровати, но вместо этого послышались мерные глухие удары и невнятное мычание. Так продолжалось довольно долго. Мычание перешло в редкие стоны, а потом и совсем заглохло. Варка, озадаченный, предпринял героические усилия, чтобы подняться и посмотреть. Но в темноте не увидел даже тяжёлого парчового занавеса, прикрывавшего вход в будуар.
Должно быть, под утро он все-таки забылся, проснулся же от того, что кто-то крепко стиснул его плечо. «Началось,- холодея, подумал Варка  и попробовал открыть глаза. Глаз открылся только один, левый. Сквозь щель между распухшими веками Варка увидел широкую Илкину физиономию. Физиономия казалась до странности довольной.
- За тобой должок, красавец ты наш, - заявил Илка .
- С чего бы это? – строптиво прошептал Варка. Громкий разговор у него как-то не получался.
- А с того, что ты пока живой.
-  Так это только пока. Он не отвяжется.
Смотреть на Илку было неинтересно, и глаз сам собой закрылся.
- Считай, уже отвязался, - довольно хмыкнул Илка.
- А-а-а,- протянул быстро соображавший Варка,- так значит это вы его ночью…
- Мы тут не при чем,-  ухмыльнулся Илка, - но, похоже, он сегодня не встанет. Пару дней будет отдыхать, не меньше. Так что жратву теперь раздает Петка. Но ты не боись. Твоих убогих мы не обидим.
-  Тёмную, значит. Все на одного…
- Кто все-то? Никто ничего не видел.
Варка заворочался, разлепил оба глаза и посмотрел на Илку внимательно.
- Знаешь что…
- Знаю-знаю. Один против троих – подвиг, все на одного – подлость. Ты - герой. Я – подлец. Только от моей подлости польза, а от твоего подвига…- хмыкнув ещё раз, он окинул взглядом лежащего Варку и выплыл из поля зрения.
- Придурок,- прошептал Варка. Крыть ему было нечем. Он немного подумал и повторил, – все равно придурок.

Глава 5
Пустые дни ползли по Башне Безумной Анны вереницей тусклых слизняков, медленно и неостановимо. Илка сбился со счета. К голоду и тошнотворной вони добавился холод. Золотая осень давно кончилась. На захваченный Липовец пала жестокая пора предзимья. Одеты все были почти по летнему, но топить в покоях Безумной Анны никто не собирался. Как видно, это считалось излишней роскошью, такой же, как лишняя кружка воды или свет длинными тёмными вечерами. Выход  нашла практичная Фамка. В спальне и гостиной имелись огромные камины. Правда, тяги совсем не было, трубы оказались чем-то завалены. Но зато в гостиной  было огромное окно с множеством разбитых стекол. Нижние дырки заткнули чем попало, а в верхние прекрасно вытягивало дым. Кресало нашлось у запасливого Петки. Топили сначала мебелью, потом в ход пошёл старинный паркет. Вся жизнь сосредоточилась вокруг камина.
Три недели плена превратили  их в тихих бессловесных животных. Поесть, пробраться поближе к огню, закутаться в старые тряпки и  спать или цепенеть в полной бессмысленной  неподвижности. Илке уже не было страшно, да и вообще   стало на все наплевать. Шевелиться не хотелось, не хотелось даже есть, хотелось только, чтобы его оставили в покое.
С вялым недоумением он наблюдал, как еле различимый в вечернем полумраке Варка ковыряется, отдирая очередную паркетную плаху. В последнее время камин топили только Варка и  Жданка. Как у них до сих пор хватает сил двигаться, Илка решительно не понимал. Серые смрадные сумерки висели в королевской гостиной. Серая стылая мгла колыхалась за окнами. Ветер нашёл какую-то щель и ныл в ней, будто у него разболелись зубы. От особенно резкого порыва задребезжали оставшиеся стекла. С грохотом распахнулась двустворчатая балконная дверь.
Илка лениво поднял глаза, и  взгляд  упёрся в потёртые бриджи, заправленные в обшарпанные остроносые сапоги. Сзади раздался стук. Варка выронил паркетные плашки. На перилах балкона стоял  Крыса, прямой и тонкий как восклицательный знак. Полураскрытые крылья  за  плечами нетерпеливо трепетали, тянули хозяина вверх.
- Встаньте, - чётко, как на уроке, произнёс он. Их подняло точно ветром. Встали все, даже  вконец ослабевшая Светанка, даже Андрес, которого постоянно лихорадило.
- Подойдите сюда,- на них он, как всегда, не смотрел. Острый подбородок  сверлил воздух высоко над их головами.
Все двинулись вперёд покорным заморенным стадом. Никому и в голову не пришло ослушаться или задать какой-то вопрос. Вяло толкаясь, проходили в широкую дверь, ёжась от холода, выползали на балкон.
- Быстрее,- приказал Крыса. Крылья дрогнули, раскинулись, накрыли  балкон  огромным шатром.
Варка потянулся вслед за всеми. Но тут  ему вспомнились рыжие шершни, покорно сползавшиеся в подставленные ладони. В груди шевельнулось нехорошее предчувствие. Ну, нет. Никаким летучим нелюдям он собой управлять не позволит. Варка сделал вид, что движется в общей толпе, но в последний миг  нырнул вниз, под прикрытие заткнутых  оконных квадратов, и шустро пополз в угол между стеной и широкой рамой, где Крыса никак не мог его видеть. За собой он решительно потянул мелкую Жданку, которая кстати попалась ему на глаза.
- Ты чего,- упираясь, зашептала Жданка,- он же велел  идти…
- А я велю остаться,-  прошипел Варка, для верности  покрепче прижав к себе её голову, так чтобы закрыть  глаза и заодно заткнуть уши.
- Все? – спросил Крыса.
- Все, - хрипло ответил Илка, считавший что он тут вроде как за старшего.
Крыса медленно поднял и развел в стороны длинные тощие руки.  Варка почему-то не мог отвести глаз от худых, хищно вытянутых пальцев.  Руки резко опустились. Раздался громкий сухой треск, будто где-то рядом дали залп из пищалей. Доски вздыбились, и весь балкон рухнул вниз.
Варка вдохнул, а выдохнуть позабыл. Так что крика не получилось. Жданка  вывернулась из его объятий, не понимая, уставилась  на Крысу, зависшего в воздухе над образовавшейся пустотой. Крылья дрожат, поднимая ветер, руки  опущены, как после тяжёлой работы, голова запрокинута. На тонких губах довольная улыбка сытого ящера.
Жданка с трудом перевела взгляд с Крысы  на окаменевшего  Варку. Но тот вдруг очнулся  и  торопливо втащил её в пыльную щель между стеной  и великолепным украшением вокруг камина. В распахнувшуюся дверь  ворвался яростный Стефан во главе небольшого отряда из десятка солдат и четырёх собак. Все они кинулись к тому, что осталось от балкона и тоже уставились на Крысу.
- Что ты наделал, ты, нелюдь крылатая! – диким срывающимся голосом  заорал Стефан.
Крыса приподнял левую бровь. Лёгкая улыбка сделалась шире и еще неприятнее.
- Исполнил приказ Его Величества об уничтожении заложников,- прямо-таки лоснясь от вежливости, разъяснил он.
Стефан схватился за голову.
- Может быть, я ослышался? Может быть, такого приказа не было? -  с показной озабоченностью поинтересовался Крыса.
- Был! – рявкнул Стефан.- Но не ты… И не так… Они же  теперь мертвы…
- Полагаю, да,- с глубоким удовлетворением  подтвердил Крыса.
- А договор?! – взвизгнул Стефан. - Где мы теперь других найдем?! Теперь, когда все попрятались?!
Пока они пререкались, Варка обнаружил одно любопытное обстоятельство. Входная дверь осталась открытой. Очень тихо он потянул Жданку за руку и медленно, по шажочку двинулся вперёд. Это была возможность спастись. Жалкая, слабенькая, но возможность. Варка  хотел подойти к двери как можно ближе, а уж потом, не скрываясь, броситься со всех ног.
Когда он был на середине комнаты, то обнаружил, что на него смотрят собаки. В следующий миг они молча ринулись к нему. Жданка взвизгнула. Тут уж их заметили все. Даже Крыса снизошёл до того, чтобы опустить взгляд.
С лязгом вылетели остатки стёкол. В  щепки разлетелись квадраты дубовых рам. Солдат разметало, прижало  к стенам. Припав к полу, дико завыли собаки. Крайн ворвался в загаженную гостиную, сметая перед собой всё,  не щадя крыльев. Совсем близко Варка  увидел искажённое яростью лицо с алыми следами свежих порезов, но тут его ухватили  поперёк живота как нашкодившего котёнка.
Ухватили так крепко, что из лёгких вышибло  весь воздух. Больше он ничего не видел. Кругом были крылья. Лёгкий сверкающий вихрь. Крылья тихонько гудели , как пчелы в огромном улье. От них пахло  мёдом, укропом и чуть-чуть зелёными  яблоками.   Варка вдруг успокоился. Совсем. Хотя дышать по-прежнему было трудно.
Крылья торопились, спешили лететь,  Варка летел вместе с ними и это было  настоящее счастье. Снаружи к нему пытались пробиться какие-то  звуки, но они не имели никакого  значения. Ни истошный крик «Руби его», ни яростный вопль «Огонь!», ни противный свист и внезапный треск над самым ухом.
Они летели и вдруг начали падать. Варка почувствовал, что никто уже не мешает ему дышать, более того, падать тоже никто не мешает. Он заорал, попытался сам ухватиться  за что-нибудь, под руку не попадалось ничего кроме скользких перьев, а потом спина, плечо и затылок со всего маху врезались в нечто очень твёрдое.
В голове загудело, в спине хрустнуло, но сознание, как ни странно, осталось при нем. Варка сел, преодолевая головокружение. Было темно, потому что его по-прежнему окружали  крылья, лёгкие, хрупкие, невесомые. Варка принялся торопливо раздвигать их. Упали… Вот это упали… Наверняка в ров. А может и нет. Может, где-то в Садах грохнулись. Лучше бы в Садах. Из Садов  сбежать проще.
Наконец, голова и плечи  выбрались на свободу. Варка чувствовал это, но по-прежнему ничего не видел. Вокруг висела глубокая тьма безлунной ночи. Он замер, озадаченный. Пять минут назад никакой ночи не было. Был вечер. Долгие осенние сумерки. Выходит, он все-таки потерял сознание и провалялся так несколько часов.
В темноте послышался плач. Плакали громко, отчаянно, с всхлипываниями и подвываниями.
- Эй,- осторожно позвал  Варка. Далеко-далеко замаячило жёлтое пятно  света. Оно росло, стремительно приближалось, превратилось в бледный дрожащий круг. В круге возникло белое лицо Ланки, окружённое светлыми распущенными волосами.
Варку пробила дрожь. «Выходит, я не сознание потерял, выходит, я просто помер. Ну ещё бы, навернуться с такой высоты».
К рыданиям добавилась невнятная, неумелая ругань.
- Варочка, ты жив? – тонким голосом спросил дух любимой девушки. В руках дух держал самую обыкновенную  масляную лампу, коптящую и давно не чищенную.
- Не знаю,- честно  ответил Варка. - Где это мы?
- На кухне, - растерянно хлопая ресницами, сообщила Ланка.
- На какой ещё кухне?
Ланка подняла лампу повыше. И вправду, обычная  кухня. Слева плотно закрытое ставнями окно и заложенная засовом дверь чёрного хода. Справа холодный, давно не топленный очаг, два тяжёлых табурета и широкий стол. На столе кувшин и какая-то снедь, прикрытая  холстинкой. Кроме того, в кухне находился весь его класс, двадцать три  лицеиста в остатках школьной формы сидели и лежали на щербатых плитах кухонного пола. Светанка рыдала, свернувшись жалким комочком, Любава собиралась заняться тем же, Фионка валялась в обмороке, Андрес  стоял на четвереньках и упорно ругался, Илка, сидя на корточках, с остервенением тёр глаза.
- Пёсья кровь! - пробормотал Варка.- Как вы сюда попали?
- А-а-а, - задумчиво протянула Ланка,- все обрушилось…
- Ну да, я видел.
- И мы упали.
- Куда упали? – заорал выведенный из терпения Варка.
- Сюда,- разъяснила Ланка,- в кухню. Невысоко совсем. Все равно как со стула спрыгнуть
- И давно вы здесь?
- Не-а. Я только заметила, что тебя нет, а тут как раз вы и свалились.
- Мы – это кто?
- Ну, ты и этот… который с крыльями.
- Откуда?
- Что откуда?
- Свалились откуда, горе моё?!
- Сверху,- сообщила Ланка и посмотрела на потолок.
Варка тоже уставился на потолок, ничего кроме паутины там не увидел и вдруг спохватился.
- Постой, а где Жданка? Со мной же Жданка была!
- Здесь я.
Из-под груды перьев на краю светового круга выбралась взъерошенная Жданка.
- Ай,- отшатнувшись, пискнула  Ланка.
- Чего «ай»,- проворчала Жданка, - я не кусаюсь.
- Да тебя саму вроде покусали. Ты же вся в крови.
Жданка подняла повыше подол рубахи. Пух и перья прилипли к кровавым пятнам на одежде, приклеились к пропитанным кровью волосам.
Варка ахнув, вцепился в её плечи, развернул к себе.
- Где болит?
- Нигде,- поразмыслив, ответила Жданка.
- А кровь откуда?
- Похоже, это его кровь,-  заметил подошедший  Илка. Тут все зашевелились, подтянулись поближе, чтобы получше рассмотреть крайна. Это оказалось нелегко. Мешали крылья. Они громоздились почти до потолка  чёрной беспорядочной грудой. Наконец, потянув за длинные маховые перья, Илке и Петке удалось оттащить в сторону какой-то кусок, и они увидели руку.
Длинная рука с костлявой кистью торчала среди сломанных перьев под   немыслимым углом. Сразу стало ясно – живая рука так торчать не может. Потом открылось облепленное окровавленными волосами лицо. Изжелта-бледное, совершенно мёртвое. Запрокинутая голова  щекой  прижималась к изгибу крыла. А тела не было. Казалось, там только кровь и приставшие к ней перья. Курицы дружно взвизгнули. Ланка вцепилась в подвернувшегося под руку Илку и едва не выронила лампу.
Лампу подхватила невозмутимая Фамка, и тут все увидели  вторую руку. Выбравшись из-под остатков камзола, она медленно тянулась вверх, к горлу. Пальцы дрожали, стараясь нащупать нечто важное. Нащупали, сжались и вытащили из-под жёсткого ворота  круглый замшевый мешочек на потёртом шнурке. Мёртвое лицо дрогнуло, медленно поднялись тяжёлые веки, и класс впервые увидел глаза ненавистного  Крысы, бледно-зелёные как вечернее небо, с чёрным неровным ободком по краю радужки, прозрачные, почти слепые от боли. Растерянный взгляд скользнул по испуганным лицам и упёрся в Варку. Рука дёрнула шнурок, тот оборвался, мешочек остался лежать на протянутой к Варке ладони.
- Все свободны и могут идти домой,- отчётливо выговорил Крыса, - Ивар Ясень, Илия  Илм, Илана Град, Хелена Фам, - останьтесь.
Глаза потухли и закатились, рука упала, но Варка успел подхватить пухлый мешочек.
- Как это свободны? Куда домой?
Илка бросился к окну, припал к вырезанному в ставнях сердечку.
- Колокольный переулок,- сообщил он,- прямо напротив – Птичий фонтан.
- Ну да,- вспомнила раздумавшая рыдать Светанка,- Крыса же живет в Колокольном. Я ему сюда как-то раз записку носила, от Главного Мастера.
- Так  это что же, мы правда можем идти домой? Вот так просто взять и идти? – заволновались слегка пришедшие в себя лицеисты.
Илка решительно шагнул к двери и, кряхтя, вытянул из пазов ржавый засов. Дверь приоткрылась. Косой Вильм выругался внезапно прорезавшимся глубоким басом.
- Вы как хотите, а я пошёл,- заявил Андрес и действительно пошёл к двери, цепляясь по пути за стены, стол и плечи одноклассников.
- Погодите,- Варка хотел крикнуть, но получилось что-то вроде хриплого шёпота,- глядите, чего он мне дал! Фамка, свети  сюда!
- Ну и чё?! – сунулся ближе Косой Вильм. В раскрытом мешочке на Варкиной ладони лежали узкие продолговатые зёрнышки  с маленькими раздвоенными хвостиками.
- Разрыв-трава,- благоговейно прошептал Варка,- у отца  таких три штуки. Так он держит их под замком, в шкатулке с секретом, на особой подушечке.
- Семена разрыв-травы,- припомнил начитанный Илка,- даруют обладателю полную невидимость.
- Лучше,- отрезал Варка,- тебя все видят, но никто не замечает.
- Как это? – удивилась Жданка.
- Ну, не обращают внимания, что бы ты не вытворял. Одно семечко за щеку и полчаса можешь делать все что угодно. Кстати, запах они тоже отбивают. Ни одна собака твой след не возьмёт. На,- пихнул он мешочек Илке,- раздай всем и дуйте по домам. Тут много, на всех хватит. Где он их раздобыл – ума не приложу.
-  Выходит, он всех нас спас? - тонким голосом спросила Жданка.
Но Варка на глупые вопросы отвечать не стал. Бухнувшись на колени среди изломанных  перьев,  стараясь отгрести их от тела крайна, он лихорадочно бормотал себе под нос: «Кровь... первым делом унять кровь… его надо раздеть, а то здесь ничего не разберёшь… Жданка, у тебя нож был. Иди сюда, режь все это к свиньям собачим… камзол, рубашку… все, что на нем… и перья… перья как– нибудь уберите…»
- Брось…- сказала Фамка,- не тревожь его… он или вот-вот помрёт… или уже помер.
- Нет ещё! – огрызнулся Варка.- Жданка, режь, шевелись давай! Я щас!
Он метнулся к дальней стене и, конечно, обнаружил маленькую дверь во внутренний дворик. На улице почти совсем стемнело, но колодец находился там, где ему полагалось быть во всех домах Гнёзд.  Низкая каменная ограда посреди двора под ветхим, покосившимся  навесом. Варка закрутил ворот так, что сразу взмокла спина. Глаза застилали злые слёзы. Девчонок не было и он позволил себе пару раз всхлипнуть. Хитрый Крыса всё продумал, всё подготовил  заранее. И всё бы ему удалось, если бы не Варкино тупое упрямство. Сам весь изранен, а у Варки с Жданкой ни царапины. Все пули, предназначенные им, попали в крайна, в крайна и его крылья.
Ворвавшись в кухню с полным ведром, Варка обнаружил, что все уже ушли. Возле Крысы возились три курицы: Ланка, Фамка и мелкая Жданка.
- А вы чего остались? – Варка с маху поставил ведро так, что ледяная вода плеснула на башмаки.- Берите зёрна и мотайте отсюда.
- Куда же я пойду? – беспечно возразила Жданка.- На Болото, под Мостом ночевать? Здесь лучше. Все-таки крыша есть и затопить можно.
- Я без тебя боюсь,- заявила Ланка,- пойдем вместе, ладно?
- Вообще-то он велел остаться, - напомнила Фамка, - тебе, мне, ей и Илке. Мне показалось, он это серьёзно.
- Ну, не знаю. Чего оставаться-то. Наверное, он бредил.  А где Илка?
- Ушёл,- разъяснила Ланка.- Сказал, что  здесь не Лицеум, чтобы всякая нечисть ему указывала. Меня с собой звал, но я не пошла.
- Всякая нечисть,- передразнил Варка, шмыгнув носом, и вновь опустился на колени. Курицы справились, не постеснялись убрать одежду. Впрочем,  в Норах стеснительных не бывает. Без залитой кровью одежды все выглядело не так страшно. Тощее жилистое тело Крысы уже не казалось сплошной раной. Варка сбросил куртку, содрал рубашку, цепляясь зубами, разорвал на полосы.
- Намочите всё! – приказал он.- Фамка, свет пониже!
Фамка стала рядом на колени, опустила лампу.
- Что у него с рукой?
- С рукой – чепуха. Выбил из плеча, когда упал. Это вправить можно. И это чепуха. В мякоть, насквозь,- бормотал Варка, водя мокрым лоскутом, смывая кровь,- это вообще царапина, кровит только… А вот это хуже… Вот она, вся кровища-то откуда… но тоже навылет… жгут пока наложить… щас…- он скручивал, прилаживал, затягивал, жалея, что у него нет третьей руки, то и дело пуская в ход зубы. Фамка, стиснув горячую лампу, следила, чтобы свет падал на его руки. Где-то сзади часто дышала Ланка.
Вдруг Варка съёжился и со всего маху врезал себе кулаком по лбу.
- Дурак, болван, скотина упрямая! 
- Чего там, Варка? – Ланка придвинулась, попыталась заглянуть через плечо.
- В живот,- тихонько ответила Фамка,- я же говорила, не надо его тревожить.
- Погоди, может ещё обойдется. Ты же не знаешь, чего у него там,- встряла неунывающая Жданка.
- Кусок свинца у него там! – рявкнул Варка.- Разворочено все и выходного отверстия нету.
- Лучше бы он сразу помер,- устало вздохнула Фамка. Покойников она навидалась достаточно. Многие из них выглядели куда лучше.
- Так,- сказал Варка, поднимаясь, - щас я побегу, отца приведу. Или мать. Не побоитесь с ним остаться?
- Куда же мы пойдем? – фыркнула Жданка, - говорено уже…
- Тогда вот что. Очнется, будет просить пить – не давать ни в коем случае. На раны – холодные компрессы и все время меняйте. Холод запирает кровь. Если  не вернусь через полчаса,  жгуты придётся снимать вам. Ясно?
- Ясно,- послушно ответила Фамка.
- Варка, да ты же плачешь!- ахнула Ланка.
- Иди ты знаешь куда…- всхлипнул Варка и, сдёрнув со стола мешочек с остатком разрыв-травы, выскочил за дверь.


Глава 6.
Варка со всех ног летел по Колокольному переулку. Семечко разрыв-травы кололо изнутри щеку, но придавало уверенности. Довольно быстро он начал задыхаться. Недели голода не прошли даром. Ноги не слушались, как после долгой болезни. Счастье, что Колокольный переулок сбегал под гору. Когда Варку с разгону вынесло на длинную прямую Либавскую, которая плавно взбиралась на Дворцовый холм, он почти сразу выдохся. Пришлось остановиться, перейти на шаг. Не помогло. Наоборот, закружилась голова. Такого с ним сроду не бывало.
Варка вытер нос рукавом, огляделся… И понял, что-то не так. Собственно говоря, все было не так. Полная темнота. Хотя сейчас вечер, самое торговое время, а на Либавской, как известно, в каждом доме лавка, а то и две. Все двери заперты, все окна  наглухо закрыты ставнями. Почему-то не горит ни один фонарь. Хорошо хоть луна взошла, светит за облаками. Светлое небо. Черный ряд островерхих домов по одной стороне улицы, чёрный ряд домов по другой. А между ними Варка, одинокий пешеход, один на всей длиннющей Либавской. Пустота и тишина. Куда все подевались?
Скоро выяснилось, что куда-то подевались не только  люди. На месте не оказалось дома на повороте в Пустой переулок. Куча мусора, от которой ощутимо тянуло гарью, домом, безусловно, считаться не могла. Дальше – и того хуже, Дом с Цепями, лучшая в городе ювелирная лавка, превратился в обгорелый остов с пустыми провалами окон, дома слева и справа – тоже.
Варка вдруг позабыл про головокружение и бросился бежать, как никогда в жизни не бегал. Узкая тесная Стоокая улица промелькнула как в тумане. Он свернул в Садовый тупик, резко забиравший в гору, и выдохнул с облегчением.
Родной дом как ни в чем не бывало возвышался в конце тупика во всем великолепии  своей шатровой крыши, фигурных водостоков, дюжины вертушек и флюгеров, чётко выделявшихся на фоне бледного неба. Варка сразу ослабел и вновь перёшел на шаг. Садовый тупик взбирался в гору очень круто, дважды мостовая переходила в каменную лестницу. Кое-как Варка дополз до родной калитки, без сил повис на ней. Калитка качнулась под его тяжестью и медленно отворилась.
Дом был темен и тих, как все дома в городе. Стучать и вообще подымать шум Варке не хотелось. Существовал, правда, запасной путь: дерево – водосток – окно  мансарды… Но мысль о том, что придётся лезть на дерево, впервые в жизни не доставила Варке никакого удовольствия. Одолеть мощённую плиткой тропинку через палисадник и то оказалось трудно.
Варка добрел до порога и осторожно поскрёбся в дверь. Пожалуй, сам он больше никуда не пойдет. Скажет отцу адрес, а сам не пойдёт. Отец и без него все сделает: раны перевяжет, пулю вытащит, куриц успокоит. Да мать теперь и не выпустит  никуда. Начнёт кормить, потом отправит мыться…
В доме по-прежнему было тихо. Не слышат, конечно. Варка поскрёбся сильнее, наудачу подёргал ручку. Ручка была фигурная, в виде петушиной головы с пышным гребнем.
Петушиная голова повернулась. Дверь оказалась не заперта. В глубине дома, в лавке, коротко звякнул колокольчик. Варка возликовал и немедленно просочился внутрь. Мог бы и не стучать. Дверь у них  вообще запирали редко. В дом травника могли прийти и днем, и ночью. Отец никому не отказывал. Впрочем,  этого требовал устав цеха травников. Если отец слишком уставал, то к больным шла мать и всегда брала с собой Варку. Варка был до такой степени шустрым ребёнком, что оставлять его одного никто не решался.
В просторной прихожей было совсем темно. Но Варке свет и не требовался. Налево – дверь в лавку, направо – коридорчик, ведущий в кухню.
- Мам! – заорал он, безошибочно нырнув в коридорчик.- Мам, вы где?
В кухне тоже оказалось темно. Спят они, что ли?
Варка шагнул к очагу, привычно нащупал лампу и кресало. Осветилась любимая кухня: стол с чистенькой скатёрочкой, ряд блестящих кастрюль на полке, голубые салфетки с вышитыми  рыжими колосьями, синие кружки на крючках, расписной шкафчик с провизией. Увидев шкафчик, Варка  забыл и про чёрный город за стенами, и про перепуганных куриц, и про Крысу с пулей в животе. В шкафчике всегда хранились остатки предыдущей трапезы, а ещё свежевыпеченный хлеб, сыр на тарелочке под стеклянным колпаком, масло в коричневом горшочке. Варка решительно шагнул к шкафчику, дёрнул дверцу, разрисованную васильками. Схватил с верхней полки увесистую краюшку и жадно впился зубами.
Зубы с размаху врезались в твёрдое, рот заполнила затхлая горечь. Варка поперхнулся, сплюнул, поднёс хлеб к лампе. Половинка каравая, некогда мягкая и покрытая аппетитной корочкой, давно закаменела и сверху донизу поросла бледной плесенью. Варка сунул лампу внутрь шкафчика. На тарелочке под стеклом обнаружился целый садик. Там плесень была зелёная. Горловину горшочка с маслом тоже окаймляла зелёная плесень. Варка хотел было открыть его, но передумал. Воняло и так достаточно мерзко. Надо же, с чего это мать развела такую грязь… Сердце сжалось, навылет прошитое страшной догадкой.
- Мама! - заорал он,  одним духом взлетев на второй этаж, к родительской спальне.
...Через пять минут он снова был на кухне. Сидел на любимом высоком табурете и, уткнувшись подбородком в сцепленные руки, смотрел на лампу. Лампа горела ровно, не чадила. 
Дом пуст, но все в полном порядке. Не похоже, чтобы тут дрались. Отец не такой человек, чтобы спокойно позволить себя арестовать. Значит, он ушёл сам. Куда? Ну, ясное дело, узнал, что город берут приступом и побежал на стены. Он же травник. Спасать раненых – его долг. И мать, конечно, пошла с ним. Она такая, мать-то.
Но травники  гибнут редко. Хороших травников берегут. Травников сманивают друг у друга, перекупают, в крайнем случае заставляют силой. Но не убивают.
Значит, или их взяли в плен и держат в замке, принуждая работать на этого гада Иеронима, или же им удалось бежать. Но в город они, ясное дело, вернуться не могут. В городе их каждая собака знает. Что ж, какое-то время он и один проживет, не маленький. А потом надо попробовать выбраться из города и идти их искать
Додумав до этого  места, Варка немного расслабился. Свет лампы заколебался, стал расплываться. Руки разжались, и он врезался лбом в стол с таким стуком, что эхо пошло по всей кухне. Встряхнулся, покрутил головой. Сам виноват. Нечего тут сидеть. Спать надо в своей постели. До позднего утра, а то и до обеда
И тут на него навалилось все сразу. Это что же получается? В Колокольный-то идти некому. Они там сидят и ждут, а никто не придёт. Не спасет, не успокоит, не перевяжет этих жутких ран….
Варка потёр разбитый лоб, стараясь собрать  в кучку  обрывки мыслей. Почему-то вспомнилось, как пахли  крылья: мёдом, укропом, зелёными яблоками…
Посидел немного и  во второй раз стукнулся головой об стол, теперь уже нарочно. Переносицей врезался в край столешницы, на глазах  выступили слёзы, но в голове прояснилось. Тяжело вздохнув, он сполз с табурета.

***
Через четверть часа Варка  брёл по Либавской, волоча на спине большую отцовскую торбу. Торба была набита под завязку. Снизу лежал мешок сухарей, который он прихватил для голодных куриц, сверху – то, что набрал в лавке… Особо не разбираясь, он  выгреб все из ларцов  с пометкой  «Раны», «Кровотечения», «Ушибы», «Боли». Поискал отцовский ларчик с кривыми иглами и жутковатого вида ножами и ножницами, но не нашёл. Видно, отец забрал его с собой. Да и к лучшему. Варка все равно не знал, как обращаться со всеми этими блестящими штуками. В лавке больше не пахло травами. Пахло падалью. В клетке под потолком  лежал мёртвый спик. Три недели без воды и пищи он не протянул. 
Бежать с  грузом не получалось. Склянки с настойками звякали, мешочки подозрительно шуршали, готовые развязаться. Варка смотрел под ноги, стараясь идти осторожнее. Случайно подняв глаза, он вдруг обнаружил, что навстречу тоже кто-то идёт.
Неясная фигура двигалась прямо посреди улицы. Пьяный, что ли? Нет, не пьяный. Идёт ровно, строго по прямой, не шатается. Варка знал, что увидеть его нельзя, но на всякий случай отступил  поближе к стене. Нежданный встречный прошёл мимо. Все-таки пьяный. Прохожий дёргался как марионетка. Дважды упал на ровном месте, но, поднявшись,  продолжал неуклонно двигаться  точно посредине улицы. Варка осторожненько обошёл странного путника. До поворота в Колокольный переулок осталось всего ничего. На повороте Варка обернулся, и только тут узнал эту широкую спину, пухлые плечи и неопрятную всклокоченную шевелюру.


Глава 7.
- Воют и воют,- с тоской протянула Илана,- никак не уймутся…
Надрывный вой раздавался прямо над домом Крысы, где-то на Горе или в дворцовых Садах.
- Нас ищут,- мрачно отозвалась Фамка. Сидя на корточках над  телом Крысы, она деловито меняла примочки. Наверху, на лестнице, затопали, и в кухню скатилась Жданка с ворохом тряпья в руках.
- Бедненько живет этот ваш учитель,- заметила она,- подушки нет, одеяло жиденькое, простыня всего одна, да и та от старости насквозь светится. В сундуке, кроме мышей, только запасные штаны да рубаха.
- Ну, штаны ему теперь долго не понадобятся,- пробормотала Фамка.- …А одеяло давай сюда. Укроем его как-нибудь. А то его всего трясет.
- Это хорошо. Трясет – значит, живой.
- А ты,  краса наша неописанная, не погнушайся ручки замарать, подбрось уголька,- приказала Фамка.
Илана фыркнула, выражая полное и окончательное презрение ко всяким убогим, но потянулась к ведёрку, на дне которого болтались остатки угля. Она не могла понять, как получилось, что забитая  грязнуля Фамка и нищенка с Болота принялись ловко распоряжаться в этом тёмном запущенном доме, отодвинув в сторону её, Илану, полковничью дочь, некоронованную королеву Лицеума. Она и опомниться не успела, как затопили камин, в лампу долили масла, нагрели воды в закопчённом котле, отыскали и честно, на троих, разделили оставленную на столе под холстинкой еду: несколько круглых лепёшек из тех, что пекут в портовых кабаках. Чёрствых, из плохо просеянной муки да ещё и смазанных каким-то подозрительным жиром. Раньше Ланка такие  не стала бы и нюхать, но после трёхнедельной голодовки ела так, что за ушами трещало. Её не остановило даже подозрение, что они присвоили сегодняшний ужин Крысы. Наевшись, она нашла в себе силы разозлиться.
Эта тихоня и подлиза Фамка стала вдруг грубой и наглой. Более того, выяснилось,  что Ланку она терпеть не может. Спрашивается, за что? Ничего плохого Ланка ей не сделала, разве что в самом начале поучила немного, объяснила, что в Лицеуме неряхам делать нечего, указала дочке корзинщицы её место.
Но выяснилось, что нахальной выскочке это место почему-то не понравилось.   Впрочем, если бы не её глупые и неуместные замечания, в кухне было бы даже уютно. Тепло, светло, безопасно. Крыса, укрытый одеялом, тихо лежал на своих крыльях и больше не смущал Ланку  своим истерзанным видом. Все будет хорошо. Скоро придёт господин Ясень. Ланка вздохнула. Варкин отец, знаменитый травник, был могучим мужчиной с огромной копной светлых волос, не таким красивым, как Варка, но ловким, решительным и  совершенно бесстрашным. Он всё устроит и всё закончится благополучно.
Вот только собаки не унимаются. Воют и воют.
- Чует моё сердце, найдут они нас,- пробормотала Фамка.
- Не-а,- бодро возразила Жданка,-  ты послушай, они же до сих пор  в Садах ищут. Как он нас оттуда вытащил – ума не приложу.
- Ну он же крайн,- устало прищурилась Фамка,- кто его знает, чего они могут, крайны-то.
- Крайны умеют строить колодцы,- проговорила Ланка, задумчиво глядя на огонь.
- Чего?! – на этот раз фыркнула Фамка.
- Сказка такая есть. У меня няня была родом из Пригорья, так она все время про крайнов рассказывала.
- Подумаешь, няня у неё была,- с невыразимым презрением пробормотала Фамка.
- Про что сказка-то? – азартно спросила Жданка. Она уселась рядом с Крысой и тихонько сжала его здоровую руку. Крыса, конечно же, на это никак не ответил.
Ланка снова вздохнула.
- В давние-давние времена один прекрасный и мудрый крайн  влюбился в дочь князя. Юная княжна тоже полюбила прекрасного крайна. Князь же, желая выдать дочь по своему выбору, заточил её в высокую башню, а крайна приказал схватить и бросить в подземелье, дабы тот не смог улететь. Но крайн призвал силу своих крыльев, построил колодец из подземелья прямо на самый верх башни, где томилась юная княжна, и унёс ее в свой небесный замок.
- Колодец из подземелья в башню? - фыркнула Фамка. – Снизу вверх, что ли?
Ланка пожала плечами, пошуровала кочергой в камине.
- Так говорится в сказке.
- Ага,- принялась рассуждать  Жданка, легко поглаживая руку крайна,- он построил для нас колодец. Только большой. И теперь они нас не найдут. Мы просто исчезли.
- Тихо! – вдруг сказала Фамка. Вой стал иным. Сейчас это было страстное поскуливание своры, бегущей по свежему следу. И в этот миг в дверь заколотили. Громко, по-хозяйски настойчиво.
От неожиданности Ланка взвизгнула. Фамка схватила заточку и бесшумно скользнула к двери.
- Открывайте,- хрипло сказали оттуда,- вы чё, заснули, что ли?..
Варка ввалился в кухню, нагруженный, как вьючная лошадь, и потный как мокрая мышь. Впереди себя он толкал Илку.
Ланка снова взвизгнула и бросилась к ним. Илка был какой-то странный. Варке пришлось тянуть и подталкивать его, как большую тряпичную куклу, бессмысленную и безвольную. Основательный пинок отправил его на середину кухни, где он и остановился, тихо покачиваясь.
- Илка, ты что? Ты дома-то был? – Ланка схватила его за плечи, встряхнула хорошенько.- Илечка, что с тобой?
Избавившись от Илки, которого пришлось тащить в гору вдоль всего Колокольного переулка, Варка целеустремлённо двинулся к столу и принялся выкладывать из торбы баночки, скляночки, свёрточки и мешочки.
- А где господин Ясень? – спросила не сводившая с него мрачных глаз Фамка.
- Нету,- разъяснил он. Фамка скривилась и больше вопросов не задавала.
- Так,- бормотал Варка,- настой тысячелистника, отвар сущеницы болотной, настой подорожника – это наружное, для пластырей, настой водяного перца, настой пастушей сумки – это внутрь, против кровотечения. Ну и как я ему это дам, если он глотать не может? Древесный уголь, мазь из живицы и пчелиного воска, крапива сушёная – это наружное, маковое молочко – обезболивающее, внутрь, принимать с осторожностью… толчёные корни кровохлёбки… это сейчас не годится, это настаивать надо… Он как, живой?- Варка поднял на Фамку измученные глаза. Фамка кивнула.
- Дышит,- подтвердила  Жданка, по-прежнему сжимавшая безвольную руку крайна.
Варка с ужасом глядел на стол, уставленный лекарствами. Сию минуту ему предстояло лечить смертельно раненого, а он не знал – как. То есть, кое-что он, конечно, знал, но  это была такая малость… Может, лучше послушаться Фамку и оставить все как есть, не мучить умирающего…
- Горячую воду давай, - сказал он Фамке, уставившейся на него своими чёрными глазищами,- и сама руки вымой. Будешь помогать.
Фамка моментально подчинилась. Варка был серый от усталости и встрёпанный как драный портовый кот. Глаза у него горели, как у того же кота, и подбородок торчал решительно. Он явно знал, что делает.
- Режь бинты, доставай из торбы корпию. Щас будем накладывать пластыри и перевязывать.
- А с пулей как? – тихонько спросила  Фамка.
- Потом, - отрезал  Варка,- сначала то, что я наверняка умею.
Возились они долго. Мелкие порезы, сильно кровоточившая рваная рана  у основания шеи над ключицей, широкая сквозная  рана на бедре… Варка был уверен, что задета кость, но сделать с этим ничего не мог.
Ланка им не помогала. Она уговаривала и успокаивала Илку, который молча, но настойчиво порывался куда-то идти.
- Так,- сказал наконец Варка, сгибом локтя стирая пот со лба,- с этим всё. Жданка, дышит он?
- Дышит.
- Тогда займемся рукой.
- А как же…
- Потом.
Варка покосился на труды своих рук – вкривь и вкось наложенные повязки, шмыгнул носом и поглядел на Фамку.
- Вывихи вправляла когда-нибудь?
- Вправляла,- успокаивающе кивнула Фамка,- не такие страшные, но вправлять умею.
- А я не вправлял. Только смотрел, как отец вправляет. Тут вот какое дело. Надо медленно повернуть, найти нужное положение, а потом нажать, осторожно, но сильно. Отец – мужик здоровый, он это играючи делает. А нам с тобой придётся вместе. Ты берись ниже локтя, а я за предплечье.
Фамка снова кивнула. На язык просились слова: «Кончай над ним измываться… Лучше дай чего-нибудь, чтоб помер поскорее и без мучений». Но она сдержалась. Крыса  без сознания, все равно ничего не чувствует, а Варка сейчас  похож на летящее к цели копьё. Становиться между ним и целью явно не следовало  Она покорно взялась за холодную, совершенно безжизненную руку. Скрюченная кисть  с начинающими синеть ногтями безвольно откинулась в сторону.
- Давай! – скомандовал Варка, цепенея от страха. Правильно ли они делают,  он понятия не имел. Раздался резкий щелчок. Жданка вздрогнула.
- Получилось? – спросила Фамка.
- К-кажется, получилось, - Варка сел на пятки, закрыл глаза, помотал головой, так что волосы упали ему на лицо.
Жданка , едва прикасаясь, погладила распухшее плечо, принявшее, наконец, нормальное положение, бережно уложила руку вдоль тела.
- Закрепить надо,- пробормотал Варка и  потянулся за бинтом.
Он откладывал мучительный момент, когда придётся  заняться той раной. Фамка  убрала временный пластырь, наложенный слева, под выступающими рёбрами. Варка тупо уставился на сгустки крови, окружённые развороченной плотью. Почему несчастный Крыса до сих пор жив? Как и чем он живет? Дыра ничуть не меньше, чем  те, в простреленном королевском знамени. Пулю не достать. Зашить все это он не сумеет,  да и нечем. Выходит,  придётся оставить все как есть, только перевязать. Заражение неизбежно. Да и жить с пулей в кишках весьма затруднительно. Вряд ли  даже крайны такое могут.
- Плохо, - сказали у него за спиной.- Но бывает и похуже.
Варка резко обернулся и оказался нос к носу с Ланкой.
- А ты-то откуда знаешь? – пренебрежительно обронила Фамка.
- Мы с матерью,- надменно объяснила полковничья дочь, - состоим в дамском обществе «Белая роза».
- Ну и чё? – немедленно ощетинилась Фамка.
- Это общество покровительства королевскому госпиталю,- снисходительно улыбаясь, пояснила Ланка. «Тебя, убогую, туда и на порог  не пустили бы,-злорадно подумала она. – И не лезь к Варке. Тоже, помощница нашлась». Честно говоря, эту самую  «Розу» Илана терпеть не могла. Заседания -  невыносимая скучища, единственное развлечение: разглядывать чужие туалеты. Посещения госпиталя – и того хуже. Отвратительный запах, бинты в жёлтых пятнах гноя и ржавых – крови; вонючие, косматые, страховидные раненые, сквернословящие даже в присутствии благородных дам. Да и жалко их, раненых-то. Так что попыткам матери таскать её туда раз в неделю Ланка сопротивлялась как могла. Никак не думала, что такое может пригодиться в ее чистенькой, хорошо устроенной жизни.
- Куда уж хуже, -  пробормотал Варка.
- Вот если бы оттуда сочилась чёрная  жижа, и запах был бы дурной, тогда - все. А тут только кровь.
- Только кровь, - тупо повторил Варка.
- Может, ничего такого не задето? Может, пуля снизу вверх прошла?
- Ну да, ну да, - забубнил Варка,- конечно, снизу вверх, он же взлететь пытался и если проследить по направлению разрывов… - очень осторожно он  развел края раны. Вдруг перед глазами мелькнула маленькая замурзанная ручонка. Худые цепкие пальцы нырнули в мешанину из сгустков крови. Сдавленно охнув, Варка схватил невесть откуда взявшуюся руку и отдёрнул её.
Тут ахнула не только Ланка, но и суровая Фамка. В окровавленных пальцах Жданки был зажат бесформенный кусочек свинца.
- Ты  чё, убогая,- зарычал Варка,- совсем умом тронулась?! Ты чего творишь?!
- Я пулю достала, - сияя, сообщила Жданка,- ведь это же пуля, правда?
- Пуля! – простонал Варка. В голове вихрем пронеслось: грязь, заражение, антонов огонь. У отца один больной умер от антонова огня. Варка видел, во что он превратился и как мучился перед смертью. Тут прямо перед ним возникла скляница с очищенной виноградной водкой. Скляницу держала Ланка. Варка вцепился в прозрачный пузырёк как в якорь спасения, щедро плеснул и на рану, и вокруг неё. Делать этого было нельзя. Человек в полном сознании на стену полез бы от боли, но Крыса даже не вздрогнул. Впрочем, он, кажется, уже и не дышал. В безумной спешке  Варка скрутил  огромный бесформенный пластырь, пропитав его всем, что только пришло в голову и казалось подходящим к этому случаю, наложил на рану, перевязал. Зашивать он не умел, да и не знал, честно говоря,  что к чему там надо пришивать.  Все... Варкины знания и умения давно закончились. Крыса, весь в бинтах, походил на длинную гусеницу в белом коконе.
- Дышит?!
- Дышит, - тонким голосом ответила Жданка.
- Укройте его. Где-то тут было одеяло.
Варка попытался встать. Ничего не вышло. Оказывается, от долгого стояния на коленях ноги затекли так, что он их почти не чувствовал. Куртка была мокрой от пота. Ледяные ручейки стекали по ноющей спине. Камин, о котором все забыли, потух, и в тёмной кухне вновь стало холодно.
Фамка подхватила Варку подмышки, помогла подняться и оттащила поближе к камину. У камина обнаружился Илка. Он сидел на табурете, смирно положив руки на колени, и мерно раскачивался из стороны в сторону. Из уголка приоткрытого рта змеилась влажная дорожка слюны.
Подошла Фамка, сунула Варке в левую руку кусок лепёшки, в правую – сомнительной чистоты глиняную кружку. Варка жадно хлебнул и закашлялся.
- Ты чего туда намешала?!
- Водку твою развела,- спокойно объяснила Фамка,- правильно развела, ты пей, не сомневайся. Тебе сейчас надо, а то свихнешься ещё. Хватит с нас одного Илки.
Варка прислушался. Все было тихо. Собачий вой отдалился, доносясь откуда-то снизу,  со стороны Слободки. Варка поморщился, залпом осушил кружку и  тут же заснул с куском лепёшки в руке.

***
Его трясли за плечи. Трясли изо всех сил, так что голова моталась из стороны в сторону. В уши ввинтился какой-то ужасный звук. Варка замычал. Глаза никак не открывались. Тогда его сильно ударили по щеке. Варка выбросил вперёд кулак, стараясь отмахаться, и попал в мягкое.
- Дурак! – пискнуло мягкое,- проснись! Да проснись же ты, наконец, урод несчастный.
Варка слегка обиделся. Уродом его ещё никогда не обзывали.
- Зачем? – спросил он, не открывая глаз. Больше всего на свете  ему хотелось, чтобы отвязалась приставучая Ланка и  прекратился этот невыносимый звук.
- Вставай!- в самое ухо рявкнула Фамка.- Они нас нашли!
Варка вскочил как встрёпанный. Слова «они» и «нашли» тут же связались в его голове со сверлящим уши звуком. Звук был надсадным собачьим воем.
- Где они?
Прямо за дверью послышались возня и царапанье. Точно, нашли по Илкиным следам. Кто его знает, сколько и где он гулял по городу, а семечко действует всего полчаса.
Варка прыгнул к двери, проверил прочность засова. Должно быть, мантикоры учуяли его, вой взвился вверх, достигнув самой высокой ноты.
- Бегите!- заорал он, оглядываясь в поисках какого-нибудь оружия. Ведро не годится, табуретка слишком тяжёлая… о, кочерга. Кочерга – это то, что надо.
- Догонят,- не двигаясь с места, отозвалась Фамка. Ланка кинулась к Илке и попыталась стащить его с табуретки. Илка сидел как мешок и явно не понимал, чего от него хотят.
- В твоих лекарствах вроде маковое молочко было?- спросила Фамка,- скляницу на пятерых разделить – за глаза хватит. Чтобы сразу… чтобы они не могли…
В дверь врезалось тяжёлое тело. Засов громко лязгнул, но скобы выдержали.
- Тише,- вдруг сказала Жданка, по-прежнему сидевшая возле крайна,- он говорит.
- Чего?- Варка, не сводя глаз с двери, покосился на крайна.- Не может он говорить. Он без сознания. А был бы в сознании – не говорил бы, а орал от боли.
- Но я же слышу…- растерянно возразила Жданка.
Мощный удар в окно. Зазвенело разбитое стекло, лязгнула оконная решетка.
Варка пригляделся. Бледные губы крайна не шевелились.
- Дура! Беги! Не может он говорить!
- Должно быть, это у меня в голове…
- Труха у тебя в голове!
- Он говорит: «Они здесь. Мне их не сдержать. Сестрёнка, беги!»
-  Правильно! Беги, дура несчастная!
- А куда бежать-то, не говорит?- злобно поинтересовалась Фамка.
- Говорит… Только как-то непонятно. Двор… колодец во дворе… перо- ключ колодца.
- Крайны умеют строить колодцы,- дрожащим голосом произнесла Ланка.
- Ага, - сказал Варка, - колодцы… Это они умеют...- Легенды Пригорья были ему знакомы с раннего детства.
В дверь ударили так, что скобы зашатались в своих гнёздах и засов едва не вылетел.
- Ага. Стало быть, двор, а во дворе у нас, конечно же, колодец. Где ж ему ещё быть…
Варка подхватил с пола перо, сунул Илке за пазуху, ещё одно перо вручил Ланке.
- Бери нашего умника. Он тебя вроде слушается. Во дворе колодец. Его спихнешь, потом сама прыгнешь. Перо из рук не выпускай.
- С ума сошёл, мы же потонем!
Ставни с треском распахнулись. За погнувшейся решёткой возникла оскаленная морда,  вцепилась зубами в погнутые прутья.
- Лучше в воду, чем мантикоры,- сказала Фамка.
Ланка охнула и, шепча что-то успокоительное, потянула Илку к выходу во внутренний дворик.
Варка кинулся к крайну и попытался приподнять его за плечи. Тощий на вид Крыса показался ему каменно тяжёлым. На помощь подоспела Жданка, но толку от неё было мало.
- Бери перо и давай за ними, - заорал Варка, но она только упрямо замотала головой.
- Надо на одеяло его перекатить и тащить на одеяле, - перекрывая собачий вой, крикнула Фамка,- только как же с крыльями? Они же в дверь не пролезут.
- Пролезут как-нибудь,- сквозь зубы процедил Варка.
Под скрежет, грохот и вой, доносившиеся снаружи, они кое-как отвели в сторону упругие шелковистые перья, расстелили одеяло и осторожно, в четыре руки,  повернули Крысу на бок. Жданка вскрикнула так отчаянно, что Варка решил – не выдержала дверь. Но дело было не в двери.
Левое крыло легко отделилось от тела крайна и осталось на полу, истерзанное, искорёженное, мёртвое. Правое  медленно потянулось за  Крысой, раскрылось, и они увидели  оставленные свинцом рваные дыры. Крыло было сломано и держалось  на нелепо торчащих тонких косточках и окровавленных лоскутах кожи. Варка в ужасе уставился на эти разрушения.
Дверь содрогнулась, скобы засова вылетели с визгливым скрежетом.
- Нож! – чужим хриплым голосом крикнул Варка. Жданка сунула ему заточку, и он, зажмурившись,  с размаху полоснул по тому, что  ещё связывало крыло с бесчувственным телом.
Дверь распахнулась настежь. Варка схватил стоявшую на полу лампу и швырнул в самую середину  груды перьев. Масло расплескалось. Облитые им мёртвые крылья вспыхнули почти мгновенно. Между Варкой и визжащими от нетерпения мантикорами встала стена огня.
Варка стукнул по затылку ошалевшую Жданку, пихнул в бок Фамку, и они, наконец, выволокли тяжеленного крайна во внутренний двор, к колодцу. Варка ногой захлопнул маленькую дверь, хотя понимал – надолго её не хватит. У низкого бортика колодца, скорчившись, тихо подвывала Ланка. Рядом, слегка покачиваясь в ритме ходьбы, стоял  Илка. Стоял он удобно, и Варка, не задумываясь, с разбегу толкнул  его в спину. Илка свалился как подкошенный. Разглядывать, что там с ним случилось, было некогда. Отправить в колодец Ланку оказалось гораздо труднее. Она визжала и отбивалась. Варка и не думал, что она такая сильная. Но опыт драк у Варки был гораздо больше, дело решила вовремя подставленная подножка. С Фамкой и Жданкой драться не пришлось. Они молча взобрались на бортик, крепко обнялись и вместе шагнули в темноту.
В слуховом окне покинутого дома  показался зловещий оранжевый отблеск. Дверь во дворик вылетела и сквозь ярко освещённый огнём проем к Варке рванулись безобразные чёрные тени. Варка  завопил дурным голосом и, вцепившись в Крысу, вместе с ним перевалился через бортик в сырую холодную пустоту.


Глава 8
Варка набрал побольше воздуха, зажмурился, приготовившись к удару о ледяную воду, и  с размаху ткнулся лицом в жёсткое и колючее. Глаза окрылись сами собой. Перед лицом маячили какие-то чёрточки... Сухие травинки. На травинках росли  хрупкие белые кристаллы. Травинки дрожали, и кристаллы сыпались с них,  исчезали, таяли от тепла дыхания.
«Иней», - сообразил Варка, сразу же покрылся  гусиной кожей и сел. Руки впились в  промёрзшую землю. Перед ним  простирался длинный голый склон, плавно опускавшийся в туманную даль, окутанную сумерками  хмурого утра. Из склона торчали пучки мёртвой травы, густо опушённые инеем. Над травой  медленно  влачились сизые валы низких  снеговых туч.
Варка посмотрел направо, посмотрел налево. Ничего, кроме туч, убитой морозом травы и тумана. Холодом веяло от них, холодом, отчаянием, смертью…
Подумав о смерти, Варка торопливо обернулся. Погони не было. Ни тёмных теней, ни жуткого воя, ни горячего звериного дыхания.
Сзади оказалось дерево. Страшное, безнадёжно мёртвое. Серебристо-серый ствол, лишённый коры и тонких верхних веток. При жизни дереву тоже, должно быть, пришлось несладко. Под напором вечных ветров ствол изогнулся причудливой спиралью. Корявые сучья тянулись к небу, безответно моля о помощи.
Под деревом, прислонившись к стволу, в обнимку сидели Илка и Ланка. Оба дрожали так, что зуб на зуб не попадал. Варка усмехнулся. Ещё месяц назад Илка был бы на седьмом небе от счастья, если бы прекрасная Илана снизошла до того, чтобы обнять его за шею да ещё и погладить по голове… Теперь же на его широком, посиневшем от холода лице отражалось только тупое равнодушие.
У ног парочки лицом вниз лежал крайн. Лежал смирно, никому не мешал, стонать и разговаривать не пытался. Кто-то заботливо завернул его в одеяло.
- Куда мы  провалились? – дрожащими губами спросила Ланка.
Варка дотянулся до дерева, опёрся на него и встал. Ноги тряслись, но слушались.
- Не знаю. Наверняка мы  где-то за городом.
- Ужас какой!
- Ужас был да весь вышел. Живые, не утонули, от погони оторвались – чего тебе ещё надо?
- Холодно.
- А ты не знала, что скоро зима?  Сейчас чернотроп идет. На что ты вообще надеялась?
- Я думала, здесь будет настоящий дом крайна. Этот… небесный замок. А тут…- Ланка растерянно огляделась.
- А что тут?
- А тут мы  замёрзнем.
Варке пришлось признать, что она права. Сидеть здесь – неминуемо замёрзнуть.
- Не боись,- сказал он бодро,- щас пойдем, деревню какую-нибудь отыщем. Это же спуск к Либаве, правильно? Значит, рядом либо Большие Котлы, либо Мотыли, либо Коровье. Главное – договориться, что им врать.
- Что ты, Варочка,- жалобно протянула Ланка,- какие Мотыли… Ты  во-он туда посмотри.
Варка посмотрел.  Поросший бурой травой склон упирался в серую городскую стену. Но он тут же понял, что ошибся. Никакая это была не стена. Почти по отвесу вверх до самых медленно текущих туч поднимались скалы. Серые, неровные, со вспухшими белыми жилами другой породы, прорезанные наискось идущими разломами. У подножья скал громоздились  кучами или торчали поодиночке громадные камни. Будто сорвались сверху в незапамятные времена, да так и остались, разбитые, обглоданные ветром и временем. Из трещин между камнями  торчала  трава и низкие кусты, колючие даже с виду.
- Горы какие-то,- пробормотал Варка,- откуда у нас на Либаве горы?
Интересно, какой глубины бывают колодцы? Кто их знает, чего они умеют, эти крайны. Куда их забросил господин Лунь по прозвищу Крыса?
Крыса лежал  тихо, дышал слабо и часто, и никакого внятного ответа дать, конечно, не мог.   Варка растерянно озирался, медленно коченея в  тонкой куртке на голое тело. Между камнями мелькнуло что-то живое и яркое. Он прищурился. Из-за камней выскочила Жданка, заплясала босыми ногами по холодной земле.
- Давайте сюда! Мы дом нашли..!
***
Жданкины понятия о том, что такое дом, сильно отличались от Варкиных. Чудом втиснувшись между  грудами камней, к скальной стене прилепилось убогое сооружение: крылечко в две доски, слепое окошко, больше похожее на квадратную дырку, дерновая крыша, просевшая посредине. Дом был явно брошен и  брошен давно. У крыльца густо росла  трава. Ни тропинки, ни торной дороги. Но над трубой вился робкий дымок, и это сулило надежду на тепло.
Внутри и вправду оказалось куда теплее, чем снаружи. Вместо обычного для Липовца открытого очага здесь половину хижины занимала печечка с широкой лежанкой. У печки возилась Фамка, сердито поджав губы, крушила Жданкиным  ножом какую-то деревянную рухлядь. За приоткрытой заслонкой плясало рыжее пламя. Варка осмотрелся. От двери до лежанки пять шагов, пол земляной, потолка нет, только старые доски крыши, на которые положен дёрн. Вплотную к окошку  придвинут  колченогий стол, на столе красуется битком набитая Варкина торба.
- Фамочка,- умилился Варка,- когда ж ты успела?
- Я ещё раньше её собрала. Пока ты спал, - спокойно объяснила Фамка.- Ясно же было, что оттуда все равно придётся удирать.
- Фамочка, милая… Ну хочешь, я тебя поцелую?!
- Совсем сбрендил! Отвали, придурок! – сказала Фамка грубым голосом и поспешно отвернулась к печке. Щеки горели, а в душе шевелилось сожаление. Мог ведь и вправду поцеловать…
Крайна устроили на лежанке. Илку затолкали подальше в угол, чтобы не дёргался и не пытался уйти неизвестно куда.
Варка собственноручно закрыл дверь, пристроил в перекошенные пазы  тяжёлый засов.
- Завтракать будем? - спросил он, но оказалось, что курицы спят. Как сидели у печки на холодном полу, так и заснули, сбившись для тепла в кучу.
- Во дают! – пробормотал Варка, широко зевнул, втиснулся между Ланкой и тёплым печным боком и закрыл глаза.

***
- Вот,- сказала Фамка,- больше ничего нет.
На шатком столе у окна были  разложены все их припасы. Полфунта  Варкиных сухарей. Полфунта  крупы-черняшки, краюха хлеба, три вяленых леща, фунтик соли и головка чеснока, добытые на кухне Крысы. Начатый пакетик  тянучек, обнаруженный Жданкой в его же кармане…
У стола стояли четверо. Табуретка в хижине нашлась только одна, и на ней, прислонившись к печке, сидел Илка.
- На сколько нам этого хватит? – спросил Варка. На него глядели три пары глаз: чернющие Фамкины, ярко-голубые как у фарфоровой куклы Ланкины, зелёные с весёлыми рыжими крапинками Жданкины. Глядели они напрасно. Варка не умел ни рассчитывать, ни экономить.
- Если тратить как у нас в Норах, то надолго, - проворчала Фамка.
- А как у вас в Норах? – Варка искренне надеялся узнать способ растянуть полфунта крупы на три недели.
- Ну как, как, - усмехнулась Жданка, - сначала  не едят, потом  погодят, а потом опять не едят.
Варка тяжело вздохнул, горько сожалея о том, что половину запаса сухарей они сжевали вчера.
Вчера вечером они проснулись от жуткого воя. Варка бросился к слепому окну. За окном в темноте что-то смутно белело. Вой перёшел в весёлый разбойничий свист. Озадаченный, он рискнул слегка приоткрыть дверь и получил в лицо порцию мокрого снега. Выла метель. Выла, свистела, ревела, штурмуя неприступные скалы. Варке стало легко, уютно и радостно. В такую погоду их наверняка никто не найдет.
Снег оказался кстати. Вместе с кресалом Фамка отыскала на печке  кружку, ложку и маленький котелок с крышкой. Они топили снег в котелке и  пили по очереди, заедая тёплую воду белыми домашними сухарями. Попутно выяснилось, что Илка не может есть. Приходилось размачивать сухарь в воде и кормить его с ложечки. Попытались дать воды крайну, но удалось лишь смочить ему губы. Он по-прежнему был без сознания и к тому же весь горел. Как Варка и опасался, открылась жестокая лихорадка.
Из мебели, кроме стола и табуретки, в хижине нашлась широченная деревянная лавка, насквозь проеденная древоточцем. Её хватило как раз на три топки. Варка понимал, что за топливом придётся идти прямо сейчас. С едой дела обстояли немного лучше. Так сколько можно протянуть на трёх рыбках и горстке крупы?
Курицы ждали. Уж лучше пусть Фамка делит. Но тогда в неё непременно вцепится Ланка, начнётся глупый бесконечный спор, который наверняка кончится слезами… Хоть из дому беги… А бежать, между прочим, некуда.
- Три дня,- решительно сказал он, разгребая крупу на три равные кучки, на каждую положил по рыбке и ломтю хлеба, отсчитал десяток сухарей.
- А потом? Что изменится за три дня? – уныло спросила Ланка.
- Ты думать не пробовала? – поинтересовалась Фамка.- Попробуй. Это совсем не больно.
- Тут кто-то жил,- принялся объяснять Варка в надежде погасить ссору, - и, небось, не голодал. Ел что-нибудь. Вокруг никаких полей и огородов. На этих камнях расти ничего не будет. Стало быть, еду он приносил с собой. Пусть  пастух или охотник, но кашу он из чего-то варил. Значит,  люди должны быть не очень далеко.  А где люди, там и еда.
- И эту еду у них можно выпросить,- радостно подхватила Жданка.
- Или украсть,- буркнула Фамка.
- Купить,- наставительно заметила Ланка,- ну и нравы у вас в Норах.
- Чтобы  покупать, надо сначала заработать, - сказал Варка,- когда прояснится, залезу повыше, посмотрю, как там и что.
- А если там ничего нет? – вдруг  брякнула Ланка.-  Что, если мы в Ином мире?
- В каком таком ином мире? – безмерно удивился Варка
- В мире Мёртвых. Или в каком-нибудь ещё. Вокруг только снег и туман, а за туманом ничего нет. Кто знает, что могут крайны…
Целую минуту Варка обдумывал Ланкины слова. Вчера она оказалась права. Что, если  она права и на этот раз?
- А погода такая же паршивая, как у нас зимой, - заметила Фамка,- и есть точно также хочется. Как там в Мире Мёртвых насчёт еды?
Варка потряс головой.
- Когда конфетки делить будем? – деловито поинтересовалась Жданка.
- Надо же,-  Ланка кончиком пальца коснулась помятого бумажного фунтика,- Крыса любит тянучки. С ума сойти.
- А чего вы его крысой зовете? – спросила Жданка.
- Похож,- вяло отозвался Варка. Он пытался разглядеть сквозь оплывшее запотевшее стёклышко, что там, на улице, снег или уже дождь, -  с крыши капает. Пойду, котелок подставлю.
- Чем это он похож? – не унималась Жданка.
- Хвостом,-  объяснила Ланка и тут же осеклась. Пресловутый хвост, слипшийся в сплошной колтун из крови, волос и мелких перьев, она собственноручно отрезала почти под корень и отправила в печку вместе с  так раздражавшим её шнурком от ботинка.
- Он  красивый,- сказала Жданка, пристраиваясь возле лежанки и уже привычно поглаживая неподвижную руку,- и добрый. А вы все - крыса, крыса…
- Ну ты и ляпнула,- восхитилась Фамка, возившаяся у печки,- добренький-красивенький!
- А как, по-твоему, его называть? – поинтересовался Варка,- господин учитель, как в классе?
- У него же имя есть. Рарог Лунь.
- Есть-то оно есть,- раздумчиво протянул Варка, размышляя, чем все-таки топить печку вечером. Так, кажется, были какие-то кусты… Если нарезать очень много…
- Нет, вы просто уроды какие-то! – со слезами на глазах вскрикнула Жданка.- Он дважды спас нам жизнь, а вы, вы…
Она вскочила, сжала кулачки, пегие волосы смешно встопорщились, вздёрнутый носик покраснел от возмущения.   
- Тихо, - сказала Ланка,- ти-хо. Ты сядь, успокойся.
Она неловко приобняла Жданку за плечи, усадила на прежнее место у лежанки.
- Не будем его так называть. Только не реви… 
- Конечно, не будем,- согласился Варка. Обижать Жданку ему не хотелось.- Рарог Лунь–ар-Моран из серых крайнов Пригорья – немножко длинно, но красиво.


Глава 9.
Два дня лило не переставая. Мокрый снег сменялся дождём. В глубине души Варка был этому рад. С чистой совестью можно было ничего не делать, никуда не бежать и ни о чем не беспокоиться. К утру второго дня крайн начал  стонать, метаться, бормотать неразборчиво. Варка  даже думать не хотел о том, насколько ему больно. Стиснув зубы, он влил  в обмётанный чёрными корками рот убойную смесь из настойки водяного перца, сушёного тысячелистника, отвара корней кровохлёбки и стеблей пастушьей сумки (хоть что-нибудь да поможет), а потом  заставил  проглотить ложку раствора макового молочка. Молочко, во всяком случае, помогло. Стоны прекратились, но вытянувшееся в неподвижности тело продолжал сжигать безнадёжный сухой жар. Сбить его не удавалось. Напрасно Жданка хлопотала с холодными примочками на лоб и руки. Вечером действие обезболивающего кончилось, и Варка повторил всю процедуру снова, только на этот раз крайн пытался увернуться от кружки с микстурой, невнятно ругался и отплёвывался. Курицы решили, что ему полегчало, но Варка-то знал: эта микстура - такая  мерзость, что даже мёртвый плеваться начнёт.
Дозу макового молочка получил и Илка. «Помогает при душевных потрясениях»,- объяснил Варка преданно глядящим курицам.
- А почему он такой? – жалобно спросила Ланка.
- Видел что-то страшное.
- Ну и что? – удивилась Жданка.- Мы тоже много чего страшного видели.
- Что-то очень страшное. Что-то, чего не смог вынести.
 Говорили ему – не ходи домой,- пробормотала Фамка,- но он же у нас самый умный…
«Был умный», - подумал Варка, но вслух  ничего не сказал.
Лекарство помогло лишь отчасти. Илка вспомнил, как надо держать ложку и смог самостоятельно сходить по нужде, но по-прежнему никого, кроме Ланки, не узнавал и молчал как каменный.

***
Все остальное, свободное от лекарских обязанностей время, Варка тихо отдыхал у печки. Фамка, напротив, усиленно занялась хозяйством. На её взгляд лачуга была куда лучше, чем  прежнее жилье в родимых Норах. Печка не дымит и хорошо держит тепло, в  стенах никаких щелей, по полу не дует, крыша не течёт.
За печкой обнаружилась узкая, плотно пригнанная дверь. Оказалось, что между задней стенкой дома и скальной стеной устроен чуланчик. В чуланчике нашлась на две трети полная корзина с углем и куча обломков какой-то древней мебели, явно годящейся только на дрова… Этому известию несказанно обрадовался Варка, которому до смерти не хотелось идти искать топливо под проливным дождем. Кроме того, среди хлама валялись большой грязный котёл и старинный медный чайник без ручки. Тут возликовала Фамка. Готовить на всех в крохотном котелке было очень неудобно. То, что готовить придётся ей, было ясно с самого начала.
Под трухлявыми досками оказался здоровенный сундук. Как он сюда попал, такой большой и добротный? Сундук был прочный, красивый, наверняка городской работы. Фамка поднатужилась, приподняла массивную крышку, подпёрла подходящей палкой. В лицо пахнуло прелой овчиной и  слежавшейся кожей. Фамка храбро нырнула внутрь и вытащила огромную охапку тряпья.
Добычу рассматривали все вместе в слабом свете, едва проникавшем сквозь окошко. Во-первых, разлезшийся по всем швам овчинный кожух. Высокому мужчине, на которого был пошит, он, верно, доходил бы до колен. Но даже длинный Варка шагу не мог ступить, чтобы не споткнуться о волочащиеся полы. Поэтому овчину решили постелить перед печкой. Спать на голом полу было не слишком приятно. Во-вторых, две мохнатые шапки. Козий мех лез из них клочьями, велики они были решительно всем, но, как не крути, тоже тёплая одежда. Венцом всего оказались здоровенные рукавицы и толстая овчинная безрукавка.
В  безрукавке, которая  била его по коленям, в то и дело сползавшей на глаза шапке  Варка и отправился на поиски людей. На причитания Ланки и мрачную просьбу Фамки не заходить слишком далеко он не обратил ни малейшего внимания.
Прежде всего следовало найти не людей, а воду. Снег растаял, дождь кончился, а вода, ясное дело, нужна каждый день. Впрочем, из-за этого Варка не очень  беспокоился.  Какой дурак станет строить жилье далеко от воды? Источник, речушка, колодец – что-нибудь да найдется.
И вправду, нашлось. Варка, не особо чувствительный к красотам природы, остановился, раскрыв рот, начисто позабыв, зачем пришёл. В десяти шагах  от лачуги  скалы расступились, и открылся вид на  чёрную от влаги горную стену. Со стены, пенясь, пузырясь, журча, сплетаясь и расплетаясь, падало не меньше сотни  мелких ручейков, крохотных водопадов, широких белопенных струй. Потоки пели, каждый тянул две-три звонких журчащих ноты. Ущелье переполняла  живая музыка. Внизу ручьи собирались в мелкое озерцо и  исчезали под камнями. Солнца не было, но и без солнца зрелище завораживало настолько, что Варка вспомнил Ланкины рассуждения о другом мире. Права она была, ох, права.
Собрав волю в кулак, он вернулся в хижину и  скоро доставил на это место Фамку и Ланку со всей наличной посудой.
- О,- замерла в восхищении Ланка, - какой чудесный вид.
- Угу,- сказала Фамка и, скользя по мокрым камням, полезла набирать воду.
С человеческим жильём дело обстояло намного хуже. Варка взбирался на самые высокие груды валунов, карабкался на скалы, прошёл вдоль стены не меньше версты в обе стороны, до боли в глазах всматривался вдаль, но не увидел ничего, кроме бурого склона, покрытого травяными кочками. Ни домов, ни дорог. Вдали неотчётливо синела  какая-то размытая полоса. Варка не сразу сообразил, что это лес. Лес тянулся вдоль всего окоёма. С горя Варка принялся размышлять о том, что в лесу водятся звери,  звери – это  дичь, а дичь – это, как известно, еда...
Совершенно измученный, он вернулся в хижину уже в сумерках. После его рассказа Ланка затосковала и даже слегка всплакнула. Фамка пробурчала нечто в том смысле, что, мол, она так и думала.
- Завтра найдешь,- сияя зелёными глазами, улыбнулась Жданка,- сегодня  туман.
Варка вздохнул и принялся готовить лекарство для Крысы, который  был все так же плох.
 ***
Еда кончилась, как и рассчитывали, на четвёртый день. Впрочем, кончилась она по мнению жителей Гнёзд. Хитрая Фамка  хорошенько прополоскала в котле мешок из-под сухарей. Из сухарных крошек и мелких обломков получилась жидковатая, но вкусная каша. Наевшись, Варка нашёл в себе силы возобновить поиски. На этот раз он решил немного спуститься по склону. День неожиданно выдался ясный, солнце пригревало словно весной, хотя под ногами поскрипывали льдинки. Варка шёл и радовался, что на нем  удобные башмаки на толстой подошве, а не изящные туфли с пряжками, как у  Илки. Пройдя с полверсты, он набрел на тележную колею. Колея была старая, заросшая, полускрытая пожухшей травой, но, конечно, её могли проложить только люди. Варка пошёл по колее, спускавшейся к синей полоске леса. Солнце грело так, что он снял дурацкую шапку, и ровный прохладный ветер тут же подхватил его светлые волосы. Сухая трава пружинила под ногами, воздух был лёгким и чистым, голод пока особенно не мучил.  Синяя полоса  постепенно приближалась, сделалась зубчатой, многослойной, неровной, но никаких признаков жилья по-прежнему видно не было. Варка шёл, пока его тень не стала такой длинной, что, казалось, почти дотянулась до леса. Уши начали мёрзнуть. Он нахлобучил шапку и понял, что едва успеет вернуться до темноты. С надеждой раздобыть что-то съестное сегодня придётся распрощаться.
Варка повернулся спиной к лесу и ахнул. То, что вблизи выглядело скальной стеной,  на самом деле оказалось несколькими рядами утёсов, вздымавшихся друг над другом все выше и выше, точно могучие укрепления гигантского замка. Они тонули в сиреневой тени, а над ними  в чистом холоде нетронутого пространства реяли снежные вершины, сияющие бледным закатным золотом.
Варка забыл, что голоден, что устал, что в конце пути его ждут умирающий крайн и голодные курицы… То, что он видел, было как песня, и он запел в полный голос, как не пел уже очень давно.
Небеса дрогнули и дрогнули горы, отзываясь стройно и радостно. Варка задохнулся, пытаясь найти голос и слова для ответа… Не было у него такого голоса… и  крыльев не было…
Он отвернулся от сияющих вершин и вдруг краем глаза заметил нечто, заставившее его замереть с приоткрытым ртом. На востоке, совсем не в той стороне, куда вела заброшенная дорога, на фоне бледного вечернего неба  отчётливо виднелась струйка дыма.
Варка хотел было броситься туда со всех ног, но вовремя сообразил, что  до темноты осталось всего ничего. Тогда он тщательно заметил направление и поспешил домой. Голодные, но весёлые курицы  намного лучше, чем курицы голодные и печальные.
***
Под сухим деревом торчала Жданка.
- Дура, - на ходу гаркнул Варка,- чего босая скачешь? Здесь зима уже! – без церемоний посадил на спину и потащил к дому.
- Вар,- шепнула ему в ухо Жданка,- я тебя жду-жду… Он сегодня два раза глаза открывал. Откроет и смотрит, будто что сказать хочет…
- А жар спал?
- Не… горячий как печка…
- Тогда плохо. Бывает, к смерти сознание проясняется.
- Вар, ты же его вылечишь, правда?
- Ждан, ну что я тебе, колдун? Или крайн какой-нибудь? Отец мой сколько лет учился, а у него и то, бывает, умирают. Я же не умею ничего…
Не отдыхая, наскоро сполоснув руки, Варка пристроился у открытой печной дверцы, чтобы  при свете огня приготовить микстуру.
- Где я? – хрипло раздалось за его спиной.
Каким-то чудом Варке удалось поставить все на стол и даже ничего не разбить.
- Не знаем,- рассудительно ответила Фамка,- мы думали, вы нам скажете.            
Все сгрудились вокруг лежанки. Слепо сощуренные глаза крайна уставились куда-то в пространство над фамкиной головой…
- Вы… прошли… через…
- Мы прошли через колодец,- внятно как ребёнку, объяснила Фамка,- и попали куда-то в горы. Куда мы попали?
На лице крайна сквозь боль и лихорадку проступило невыразимое облегчение, но вопрос остался без ответа.
- Что… со… мной?
Варка встал так, чтобы крайн мог его видеть, и чётко, чувствуя себя как на уроке, перечислил что. Правда, о крыльях он предпочел не упоминать. За глаза хватало и человеческих ран.
- Кто… лечит?
- Я,- тяжело вздохнув, признался Варка.
- Как?
Варка набрал побольше воздуху и разъяснил как. Разъяснил и сжался, ожидая  привычного разноса. Доброго слова от Крысы ему не удалось добиться ни разу.
- Годится,- неожиданно произнёс Крыса,- но… молочко… не семнадцать… семнадцать – мало.
- Семнадцать капель – обычная доза,- упёрся Варка,- Больше нельзя. Помрёте.
- Дубина… Дозу… считают… от веса… больного… семнадцать – это для дамочки с мигренью…
- А вы  чего, в травах понимаете? – изумился Варка.
Губы крайна скривились в обычной презрительной усмешке.
- Тридцать… Сейчас.
- Очень больно, да? –  голубые глаза Ланки  расширились от сочувствия.
Этот вопрос тоже остался без ответа.
Варка бросился к столу, торопливо отсчитал капли.
- Потерпите,- жалобно  попросила Жданка, - Варка щас все сделает.
- Ты кто?
- Жданка.
- Ты крайна?
- Чего?! Жданка я. Жданка с Болота. Меня весь город знает.
- А где крайна? Ушла?
- Не было тут никого, – перепугалась Ланка. Незримое присутствие между ними какой-то крайны повергло всех, кроме Варки, в некоторое смятение.
Варка думал о другом. Упоминание о городе привело к тому, что он  застыл с  кружкой в руках.
- Я сейчас дам вам  лекарство,- сказал он,- тридцать капель, как вы просили. Только, пожалуйста,  скажите, почему нам нельзя домой?
Крайн  глянул на него из-под распухших век и медленно отвел взгляд.
- Пожалуйста,- взмолился Варка,- я не хочу вас мучить. Но это… Мы должны знать… Почему нам нельзя домой? Именно нам?
- Хорошо… рано или поздно…- прошептал крайн,-  поднимите  меня…
Варка скользнул к изголовью, подсунул руку под горячую костлявую спину. На плечо легла тяжёлая голова крайна.
- Ты… - прозрачные глаза  уставились на Фамку,- жила в Норах…
Фамка кивнула.
- Жгли и грабили порт… огонь перекинулся в Норы… теперь там только угли… Мало кто спасся…
- А моя мать? Марта Фам?
- Не... знаю… мёртвой не видел… живой тоже…
Фамка снова кивнула и закрыла глаза.
- Госпожа Град с младшим сыном, -  взгляд крайна скользнул к Ланке,- бежала  из города… через Заречье… Возможно, жива…
- А отец? – с трудом выговорила Ланка.
- Полковник Град… убит на стене… в начале штурма…
Ланка поднесла руку к горлу и тихо осела на пол.
- Где  Илия Илм? Я… не вижу… Погиб?
- Тут он, тут,- сообщила Жданка,- только он не в себе. Вы  сказали – остаться, а он  домой пошёл, и с тех пор ничего не соображает.
- Городской старшина Илм… повешен… на воротах… своего дома… Семья и слуги… убиты мантикорами… трупы оставлены на месте… для устрашения горожан…
- Ой,- пискнула Жданка,- за что?
- Ни… за… что,- терпеливо повторил крайн,- акция устрашения…
Слово «акция» Жданка не поняла, но про устрашение уразумела и в ужасе уставилась на сидевшего в углу Илку.
- Ты всё ещё… хочешь знать? – горячее дыхание крайна  жгло Варкино ухо.
- Да,- прошептал Варка.
- Во время штурма… твой отец… был на стенах.
- Так я и думал. И мать тоже?
- Да… потом… защитники… укрылись в башне… что зовется… забыл… а… Толстая Берта… они… чтобы спастись от мантикор… они взорвали порох…
- Я же… я видел это…  Кто-нибудь выжил?
- Нет… Теперь… дай…
Трясущейся рукой Варка поднёс кружку к губам крайна. На минуту в глазах потемнело, но он справился. Осторожно поставил кружку на стол. Вытряхнул в котелок остатки водки, долил воды, почти насильно заставил выпить Ланку, остальное честно разделил с Фамкой. Заснул как убитый и видел во сне сверкающие поющие горы.


Глава 10.

Варка проснулся поздно. Видеть никого не хотелось. Говорить – тем более. К счастью, все ещё спали. Но Фамки не было.
Скверно. Скрытная Фамка вчера ни слезинки не проронила, а ночью могла над собой что-нибудь сделать. Варка забеспокоился, но как-то вяло, словно его накрыли   пуховой периной. События внешнего мира доносились сквозь мягкий пух  глухо, теряли по дороге всякий смысл  и значение. Все же Варка напрягся, выполз за дверь, и нос к носу столкнулся с Фамкой. Одета она была в доходящую почти до пят безрукавку, а в руках держала котелок, полный сморщенных оранжевых ягод.
- Не знаешь, чего это? – обычным тихим голосом спросила она, упорно глядя в землю.
- Шиповник.
- Есть можно?
- Да. Но противно. Обычно это при простуде дают.
- Варить надо?
- Заваривать. Но можно и сварить.
- Угу,- сказала Фамка,- дай мне войти.
Варка поглядел на небо, на горы, на унылый склон. Что-то надо было сделать. Что-то важное.
- А я вчера дым видел. Во-он там.
Фамка молча смотрела на него.
- Так что я, наверно, пойду…
Фамка кивнула и, выпутавшись из безрукавки, накинула её на Варкины плечи.
- Микстуру я с вечера смешал. Там осталось, в котелке… Дашь Крысе, если очнется. И из белой скляницы тридцать капель в воду… И вот ещё что. Ложку мёда смешай с отваром шиповника. Пусть выпьет. Он уже пятый день без пищи. Это его подкрепит. И жар снимет хоть ненадолго.
- Не зови его Крысой,- сказала Фамка.
- Что? А…. больше не буду.

                ***
Денёк выдался серенький, но тёплый. Небо затянуло, солнце проглядывало сквозь мутную пелену бледным пятном.   Пройдя вниз по склону примерно с версту в нужном направлении, Варка увидел дом. Крохотная светлая крыша чётко выделялась на фоне леса. Со скал её не было видно только потому, что Варка смотрел сверху, и крыша цвета бурой травы  совсем сливалась со склоном. Он мог неделями ползать по скалам и ничего не заметить.
До дома, на взгляд Варки, было версты три-четыре. Он поплотнее завернулся в безрукавку и пошёл, внимательно глядя под ноги, изо всех сил стараясь ни о чем не думать. К счастью, идти было трудно из-за кочек и невидимых в траве камней. Длинные сухие стебли скользили под башмаками и путались в ногах.  Игрушечный домик постепенно увеличивался, пока не превратился в обширное приземистое строение, крытое пучками жухлой осоки. Необрезанные стебли свисали  с крыши почти до земли. Потянуло дымом и перепрелым  навозом. Где-то истошно завопил петух.
Строение окружал забор из неочищенных жердей, привязанных к хлипким столбам. Со стороны леса к дому лепилось крыльцо под дощатым навесом на толстых кривых опорах. Перед крыльцом обнаружились ворота из тех же жердей, вместо замка связанные верёвочкой. За воротами начиналась и уходила к лесу хорошая, наезженная колея.
Какое-то время Варка, навалившись грудью на забор, разглядывал пустые гряды большого огорода и короткую стерню давно сжатого поля. До слуха доносился редкий равномерный стук. Варка закрыл глаза. За домом, у сараюшки отец колол дрова. В Липовце топили углем, но некоторые лекарства полагалось готовить на дровах, да не каких попало, а нужного размера, да ещё деревья требовались разных редких пород. Отец работал голым по пояс. Мерно ходили лопатки на широкой спине. Мотались собранные в толстый тугой хвост светлые волосы. Солнце лежало на утоптанной земле, остро сверкало на лезвии топорика. Пахло свежим древесным соком,  влажными розами Садов и отцовским потом.
- Пошёл прочь, пяндрыга!
Рядом грохнуло что-то тяжёлое. Варка вынырнул из глубин солнечного полдня. В плечо больно ударило суковатое полено.
- Прочь!
На задах дома громоздилась куча берёзовых чурбаков и маленькая горка расколотых поленьев. Между ними, опираясь на топор, стоял мужик в безрукавке вроде Варкиной и тёплых стёганых штанах. Был он низкорослый, худосочный, искорёженный временем и вечной работой. Лицо  напоминало кочковатый склон, по которому только что спустился Варка. Пустое, равнодушное, до глаз заросшее  пучками бурой шерсти. Волосы тоже бурые, прямые, слипшиеся в редкие пряди.
- Я ничего у  вас не просил,- громко сказал Варка и изобразил одну из своих самых обаятельных улыбок. Это было верное средство. Пожилые матроны в ответ нежно улыбались, взрослые мужчины покровительственно трепали по плечу, а девчонки  делались просто шёлковыми.
То ли улыбка не удалась, то ли  мужик с топором вообще не отличался чувствительностью.
- Тогда чего тебе надо? – рявкнул он,- ходят тут всякие! – и, перехватив топор поудобней, с угрожающим видом направился  к Варке. Шёл он  почему-то боком, так до конца и не разогнувшись. Вымученная улыбка погасла сама собой.
- Я только хотел спросить, куда ведет эта дорога?
- Куда надо, туда и ведет.
Мужик подошёл  вплотную и с облегчением ухватился за забор.
- Откуда ты взялся?
- Была метель,- выдал Варка давно заготовленную ложь,- мы заблудились.
- Мы – это кто? – подозрительно спросил мужик.
- Мы с ребятами,- туманно объяснил Варка,- шли из города и заблудились. Потом повезло. Нашли какую-то хижину.
- Где нашли?
- Там,- Варка неопределённо махнул рукой в сторону гор.
Хозяин топора хмыкнул.
- Нечисто там,- вдруг заявил он.
- Да,- вежливо кивнул Варка, - довольно грязно. Но жить можно.
- Нельзя там жить, дурень.
- Почему?
- Проклято  все.
«Тронутый, - подумал Варка,- тронутый с топором. И рядом никого. Лучше бы я сюда не приходил».
- Мы бы ушли,- поспешно согласился он,- да товарищ мой поморозился сильно, заболел. Идти не может. Того гляди помрёт. Если поправится – мы сразу уйдем. Так куда дорога-то ведет?
- В Починок-Нижний,- поколебавшись, сообщил мужик,- это вот Починок-Верхний, а под лесом  Нижний будет.
- А дальше?
- Дальше-то? Дальше – Дымница.
-Деревня?
 - Деревня… Три дома с половиной… Потом Язвица. Потом Стрелица, в ней торг бывает… А дальше уж город.
- Какой? - жадно спросил Варка. Все эти Язвицы и Дымницы ничего ему не говорили.
- Какой-какой… Город – он город и есть. Ты ж оттуда шёл.
- Не знаю,- признался Варка,- может и не оттуда. Название у этого города имеется?
- Прозвание имеется, как не быть… Трубеж  его прозвание…
- Ага… Трубеж, значит,- Трубеж мог находиться хоть в далеком Загорье, хоть в Мире Мёртвых. Ни о чем таком Варка сроду не слышал,- не, мы не оттуда. Мы с Белой Криницы.
Белая Криница была заведомо сожжена и разрушена до основания ещё полгода назад, так что Варка ничем не рисковал.
- Не слыхал,- крякнул  мужик,- как же вас сюда занесло?
- Сами не знаем,- правдиво ответил Варка,- война…- и замер, ожидая дальнейших расспросов. Но мужик только скривился и ничего спрашивать не стал. Про Белую Криницу, знаменитую на всю страну, он не слыхал. Зато про войну слыхал наверняка.
- Проваливай, давай. В свою  Криницу или куда хочешь, - мужик, покряхтывая, отклеился от забора и, сгорбившись, направился к дровам.
- У вас прострел,- сказал Варка.
- Без тебя догадался.
- Как  вы работаете? Вам же больно,- болезнь Варка определил почти сразу. Таких страдальцев он перевидал великое множество.
- Проваливай, некогда мне с тобой,- мужик мотнул головой в сторону дров,- ты, что ли, за меня колоть будешь?
- Могу, - сказал Варка.

                ***
Целый день он колол дрова. Топор оказался тяжеленным колуном, да и сучковатые корявые чурбаки сильно отличались от тщательно отобранных по весу и размеру поленьев, но он колол и колол, пока вконец не обессилел… Усталость и боль в мышцах не позволяли думать ни о чем, кроме усталости и боли.
В хижину он вернулся затемно, прижимая к груди шапку, полную чёрных бобов, вручил её Фамке и, как подкошенный,  повалился  на вонючую овчину… Через час  его разбудили, сунули в руки ложку и котелок. Он  поел,  тут же заснул снова, и снова его разбудили. Нужно было готовить лекарство. Фамка нащипала лучины. При свете открытого огня её простенькое востроносое личико почему-то казалось  значительным и красивым. Варка сделал, что требовалось, и канул в сон, как камень в болото.
Ночью – никаких кошмаров, сумрачным утром – ни одной лишней мысли. Все силы ушли на борьбу  с сопротивляющимися закаменевшими мышцами. Ругаясь сквозь зубы, Варка встал, проглотил остатки холодных бобов, заботливо сбережённые для него Фамкой и опять отправился в Починок-Верхний. В разгаре ожесточённой работы его прервали. Оказалось,  рядом стоит хозяин. Стоит, по-видимому, уже давно и глядит крайне неодобрительно.
- Кто складывать будет? – пробурчал он.
Варка огляделся. Поленья валялись со всех сторон, громоздились беспорядочной кучей, как трупы на поле сражения.
- Потом сложу.
Сменить работу он не мог. Остановиться тоже. Ему казалось, что тогда мысли и воспоминания подступят к горлу, и он больше не сможет дышать.  Хозяин хмыкнул и исчез в доме. На этот раз, кроме бобов в шапку положили ещё тоненький ломтик сала. Сало имело зеленоватый оттенок и пахло как-то подозрительно, но в хижине его появление вызвало тихий восторг.
Варка никаких восторгов разделить не мог. Пришёл и сразу свалился, выронив драгоценную шапку.
- Так дальше нельзя,- сказала Фамка, растолкавшая его, чтобы накормить кашей с салом,- завтра я с тобой пойду.
- Завтра никто никуда не пойдет,- пробормотал Варка с набитым ртом,- крайну пора перевязку делать. Это долго и нужен дневной свет.
Фамка кивнула.
- Кстати, я узнал, где мы.
-  Ну и где?
- Какая разница,- тонким  голосом пробормотала Ланка,- все равно нам некуда идти…
- Дымница, Язвица, Стрелица, Трубеж. Слыхала?
- Трубеж, Пучеж и Сенеж – самые крупные города северного Пригорья,- механически ответила Фамка.
- Откуда знаешь?
- Землеведение не надо было прогуливать. Вот видишь, Ланочка, всё, как ты хотела. Ты в Пригорье, в гостях у крайна, в его поднебесном дворце.
- Дура! – крикнула Ланка и отправилась плакать за печку.
- Зачем ты её доводишь?- возмутилась  Жданка.
- А зачем она такая тупая, - огрызнулась Фамка.
Варка тяжело вздохнул, по кусочку отскрёб себя от пола и, к великому огорчению Фамки, полез за печку,  утешать.

                ***
На следующее утро  Варка чувствовал себя так, будто кроме прострела подхватил ещё грызь, ломоту, трясовицу и семнадцать осенних лихоманок. Скрюченные пальцы  отказывались разгибаться. Дневной свет, на который он так рассчитывал, оказался до крайности тусклым. В общем, все было плохо. Крайна по-прежнему трепала лихорадка. Он лежал тихо, не то спал, не то пребывал в колеблющемся состоянии полубреда, оглушённый утренней дозой обезболивающего. Надо было спешить, пока действие лекарства не ослабело.
Коря себя за трусость, Варка  и в этот раз занялся  сначала лёгкими ранами. Они выглядели не так уж скверно. Мелкие порезы поджили, сквозные раны понемногу начали рубцеваться. Ни гноя, ни воспаления. Варка отмачивал тёплой водой присохшие бинты, готовил новые пластыри, накладывал мазь, перевязывал.
Провозился он  по неопытности слишком долго, крайн начал приходить в себя и в себе ему явно не понравилось. Слабые стоны, срывавшиеся с потрескавшихся губ, постепенно превратились в отчётливые ругательства. Утончённый мастер Версификации, как выяснилось, знал такие выражения, которые вогнали в краску не только нежную Илану, но и  многоопытных жительниц трущоб.
Ругань Варке не мешала, но крайн вздумал отбиваться, да так ловко, что Варка совсем было решил – дело пошло на поправку.
- Руки ему держите,- приказал он. Фамка ухватила правую руку, Ланка вцепилась в левую. Жданка уговаривала потерпеть, гладила по голове. Непокорная голова уворачивалась от Жданкиных грязных лапок, сивые патлы беспорядочно метались по доскам лежанки.
Собравшись с духом, Варка приступил к самому скверному. И тут сбылись наихудшие ожидания. Вот откуда этот жестокий сухой жар. Рана под рёбрами выглядела ужасно. Гной, чёрные сгустки сукровицы, невыносимый запах. Варка швырнул на пол испачканные тряпки и беспомощно опустил руки.
Фамка судорожно сглотнула и отвернулась, стараясь дышать ртом.
- Ой,- сказала Ланка, - тут  травник нужен.
- Ду-ура,- простонал Варка.- Ну почему ты такая дура?
- Сам дурак. Раз тут есть люди, значит, и травник где-нибудь есть.
- Где? В Починке, под кроватью у хозяина? Или, может, в этих Язвицах-Дымницах, где три дома с половиной, не считая овинов?
- В Трубеже наверняка есть,- примирительно улыбнулась Жданка.
- От гор до того Трубежа, если я правильно помню карту, тридцать вёрст по прямой,- вздохнула Фамка.- Этого травника сюда ещё привезти надо.
- И заплатить,- поморщился Варка.-  Чем мы ему заплатим? Здесь не просто травник, здесь хороший травник нужен, вроде…- он хотел сказать – вроде моего отца…- но тут все, что он пытался убить непосильной работой, сдавило горло так, что пришлось остановиться и пару раз глубоко вздохнуть. Душно тут. Душно и тесно… Вся страна вдруг показалась ему огромным кладбищем. Ряды могил тянулись от моря до самого Пригорья. Ещё одна  ничего не меняла. Чем  копать могилу в этой каменистой, насквозь промёрзшей земле? Ножом? Руками?
- Толчёный чеснок смешать с древесным углем… Рану очистить от гноя и засыпать полученной смесью. Древесный уголь у меня был. Чеснок, кажется, тоже…
Он знал,  это не поможет. Тут ничто не могло помочь, разве что чудо.
- Паутиной можно обложить,- посоветовала Жданка,- наскрести с потолка. Её здесь полно.
- Ещё одна дура,- припечатал Варка,- уши свои паутиной обложи. Суеверие все это.
- Нет…- с усилием выговорил крайн,- не паутина… плесень.
Варка уставился на него, силясь понять, то ли бредит человек, то ли и вправду пора ползать по сырым углам в поисках плесени.
- Над окном… сверху на балке…
Эти слова как будто имели смысл. Жданка белкой взлетела на шаткий стол, пошарила в дебрях паутины над балкой и ликующе вскрикнула. В руках у неё оказался ларчик. Небольшой, примерно с ладонь, тщательно отполированный. Вещь была очень старой, работы хорошего мастера и наверняка безумно дорогая. Ни ручки, ни замочной скважины. Значит, вещица с секретом.
Жданка вложила  ларчик в приподнятую горячую руку. Щелчок, и тот раскрылся деревянным цветком. Крышка распалась на девять тонких до прозрачности треугольных пластинок. Под крышкой плотно лежали  аккуратные мешочки  из ярко блестящего разноцветного шёлка. Женская штучка,- сразу же определила Ланка,- ни одному мужчине такое бы в голову не пришло.
Варка обхватил своей рукой дрожащую руку крайна и помог ему поставить ларчик на грудь. Длинные худые пальцы  любовно поглаживали, перебирали  яркие лоскутки, шёлк шуршал, тихонько поскрипывал, обмётанные чёрными струпьями губы  слабо улыбались.
- Красный… красные кристаллы… наружное… обработать рану. Через пять дней – повторить. Белый, шитый золотом… белый порошок… давать с водой по ползолотника трижды в день… пока…  не прекратится… лихорадка.
- А если не прекратится? – спросил  Варка.
    - Тогда… придётся прибегнуть к паутине…- на  измученное лицо, состоявшее, казалось из одних костей и тонкой, покрытой лихорадочным румянцем кожи вползла до боли знакомая улыбка объевшегося дракона.
- А при чем тут  плесень? – сунулась к крайну любопытная Жданка.
- При том,- туманно объяснил  крайн.- Из неё делается.
Получив такие ясные, чёткие указания, секунд пять Варка был  вполне счастлив. Наконец-то ничего не надо выдумывать, копаясь в дурной голове в поисках знаний, которых там отродясь не было. Вот лекарство, вот способ применения. Выполняй и  жди результата…
Потом его накрыл гнев.
- Что ж вы сразу не сказали!- заорал он, начисто позабыв, что на больного орать нельзя.- Я бы всё сделал ещё три дня назад. А теперь, может, уже поздно! – Тут он осекся, сообразив, что такое говорить умирающим не полагается.
- Я… приходил в себя? – тихо изумился крайн.
- Да.
- Я… говорил что-нибудь?
- Угу,- угрюмо кивнула  Фамка,- много чего. Нам хватило.
Ланка опустилась на колени у лежанки, вцепилась в руку раненого, заглянула в глаза.
- Вы бредили. Все это неправда… Вам привиделось, да? Такой страшный сон.
Прозрачные глаза медленно закрылись. Раненый отгородился от них, будто ставни захлопнул. Ланка вскрикнула и зарыдала, уткнувшись лицом в раскрытую ладонь крайна.
Варка беспомощно оглянулся. Тратить на Ланку маковое молочко он не мог. С другой стороны, умирающим женские слезы  наверняка не  на пользу.
Фамка знала средство  попроще. Обхватив Ланку за плечи, она отшвырнула её от лежанки и одним махом окатила ледяной водой из котла. Ланка завизжала, попыталась вцепиться Фамке в волосы, но рыдать перестала.
Варка отодрал ее от Фамки и пихнул к печке.
- Иди, обсохни, а то простудишься.
- Ну вот, теперь опять за водой тащиться,-  вздохнула Фамка.
- Я схожу,- примирительно сказал Варка, - перевязку закончу и схожу…

                ***
Остаток дня прошёл мирно. Стемнело очень рано. По крыше лупил дождь, высоко в горах что-то ворчало и грохотало. Казалось, хижина плывет глубоко под водой, надёжно отрезанная от всего мира.
Ланка дулась в углу, распустив промокшие золотые волосы. Правда, теперь они казались такими же пегими, как у Жданки. Разговаривала она только с Илкой,  нашёптывала ему что-то ласковое. Илка глядел на нее почти осмысленно, но ничего не отвечал.  Крайн спал на боку, по-детски пристроив под щеку ладонь со своим драгоценным ларчиком.    Варка сидел на полу  у печки и вяло пререкался с Фамкой.
- Так не пойдет,- твердила Фамка, - едоков пять, а работник один. Завтра я с тобой пойду.
- А готовить кто будет?
- Чего готовить-то? У нас нет ничего.
- Фамочка, да ты же топор не подымешь.
- Буду дрова складывать.
Варка окинул Фамку оценивающим взглядом. Без лицейской куртки, в одной заплатанной кофточке, она здорово смахивала на плохо скреплённый скелет. Ножки-палочки, ручки-веточки, шея - несколько жил, прилепившихся к  позвоночнику.
- Лучше я сам,- сказал он.
 Надорвешься. А мы без тебя пропадем.
Варка вздохнул. Умная Фамка была права.
- Я тоже могу работать,- влезла в разговор Жданка.
- Ага,- сказал Варка, - щас.
Ни Жданка, ни Ланка, конечно, не работники. Вот если бы  Илка… На вид он ещё крепкий. Похудел конечно, но крепкий. Да только как ему объяснить… Объяснить ему что-то может только Ланка. Выходит, он и вправду был того… по самые уши… Если бы Варка знал, что он так влип, может и отступился бы…
- Пойдём втроём,- вопреки ожиданиям, Ланка не стала капризничать, - ещё один день в этих стенах – и я рехнусь. Вот только…
Она вытянула изящную ножку. На ножке красовался модный ботиночек на высоком каблуке.
- Меняемся,- сказала Фамка, выставив вперёд ногу в разношенном материнском ботинке. Толстая подошва, низкий каблук, грубая кожа. – Портянки для тепла намотаешь и в самый раз будет.
- Портя-янки…- недоуменно протянула Ланка.
- Сама тебе намотаю, если не умеешь, - великодушно предложила Фамка.
- Да ещё сверху что-то надо,- сообразил Варка.- В одной куртке холодно будет.
- От тулупа полу отрежем, посредине дырку проделаем, получится душегрейка.
Фамка, как всегда, была очень практична.
На лежанке слабо завозились.
- Нельзя,- раздалось оттуда.
- Чего нельзя? – испуганно обернулся Варка.
- Девке нельзя… Парень…- сквозь свисавшие в беспорядке сивые пряди на Ланку глядели зеленоватые глаза.
- Я не парень! – Ланка выпрямилась, приглашая полюбоваться всеми изгибами своей великолепной фигуры,- чего это он  такое бормочет.
- Он все правильно бормочет,- догадался Варка.
- Точно,- поддержала Фамка,- переодеть тебя надо. В мужское.
- Зачем переодеть-то? Почему в мужское?
- Зачем, зачем…- пробурчал Варка.- Затем! Совсем дура, что ли?
- А-а… Так я же не одна буду… С тобой…
- Кто я, по-твоему? Богатырь Бова? Отряд королевской гвардии? Против взрослого мужчины, да ещё с оружием, я ничего не сделаю.
Он оглянулся на крайна, крайн тихонько кивнул.
- В  сундуке… возьмите… и запомните… женщин  здесь нет.
На дне сундука среди  бесполезного прелого тряпья нашлись стёганные штаны такого размера, что Ланка могла бы завернуться в них до самых ушей. Для полноты костюма недоставало мужской рубахи. Жданка поскребла в затылке и через голову стянула свою.
- Грязная,- поморщилась прекрасная Илана.
- Сама больно чистая, - обиделась Жданка.
Да уж… Чистой себя Ланка считать никак не могла. Не мылись они больше месяца. Натянув Жданкину рубаху поверх штанов, которые пришлось подвязать подмышками, она плавно прошлась перед Варкой, повернулась, приглашая полюбоваться новым нарядом.
- Как я выгляжу?
- Изумительно,- чистосердечно восхитился Варка,- то, что надо!
Перед ним топталось бесформенное существо неопределённого пола и возраста. Грубая рубаха топорщилась во все стороны, драные штаны с торчащей из всех швов овечьей шерстью нелепо волочились по полу.
Ланка окинула себя взглядом и вдруг хихикнула, взглянула на Жданку и захохотала в голос. Варка решил было, что это снова истерика, но Ланка смеялась совершенно искренне. На Жданке под рубахой  был надет корсаж от бального платья с огромным вырезом, украшенным линялыми атласными розами.  Над розами торчали  ключицы, острые плечи и  сквозь бледную кожу отчётливо просматривались ребра.
Подскочив в Ланке, она присела в  неуклюжем реверансе, Ланка сдержанно поклонилась, умело подражая манерам светского щёголя, и они  запрыгали на пятачке между дверью и печкой, пытаясь  изобразить модную в этом сезоне алеманду. Ланка умела танцевать очень хорошо, Жданка не умела  вовсе, но вертелась и кривлялась от души. Блестящий кавалер в стёганых штанах и  изящная дама, похожая на потрёпанный веник, ни с того ни с сего украшенный розочками.
Неожиданно для себя Варка  согнулся в приступе дурацкого смеха. Дама,  приподняв драную юбку, кокетливо перебирала босыми исцарапанными ногами. Кавалер, свободно вращавшийся внутри своей  одежды, обращался с дамой учтиво, но холодно. Варка попытался напеть им мелодию, но не смог. Петь и смеяться одновременно не получалось. Сзади, с лежанки, тоже донёсся короткий сухой смешок. Варка подозрительно покосился в ту сторону, но крайн не шевелился. Неприбранные волосы полностью скрывали его лицо. Кто его знает, может это  в печке треснуло.
Фамка, открыв дверцу, мешала горячие угли. По лицу её тихо текли слезы. Она сама не знала, о чем плачет: о глупых детях, которые вопреки всему смеются и надеются на чудо, о своём сиротстве, о том, что чуда не будет, или о том, что кругом дождь, что весь мир ополчился против них и никто на свете им не поможет.



Глава 11
Она была права. Никаких чудес не произошло. Никто не явился, чтобы спасти  их от нужды и голода, и крайн не воскрес после первой же дозы волшебного порошка. Он хворал долго и трудно. Лихорадка то отступала, то принималась терзать его с новой силой. Он таял, слабел,  рана очистилась, но заживала медленно. Маковое молочко помогало плохо, и боль постоянно мучила его, лишая сна. Фамка понимала,   будь у них для больного что-нибудь получше, чем та же каша, которую она варила для остальных, только протёртая и разболтанная в воде,  дело пошло бы на поправку.
Но все-таки он не умер,  чаще открывал глаза, а изредка даже ронял два-три слова. Его вечной  неутомимой собеседницей была Жданка. Усевшись у  изголовья, она болтала обо всем на свете, рассказывала какие-то истории, обычно начинавшиеся словами «У нас под мостом был один такой…» или тихонько пела. Крайн против её присутствия не возражал. Во всяком случае, в минуты  просветления не гнал  от себя и ни разу не обругал. Из хижины Жданка почти не выходила. Гулять босиком в открытом бальном платье по северному Пригорью в середине месяца чернотропа  не смогла даже привычная ко всему нищенка с Болота.
На Фамкины плечи легло нехитрое хозяйство: вода,  печка, постирать бинты, сменить под раненым травяную подстилку, жалкий обед, который никого не насыщал, но позволял не умереть с голоду.
Еду добывали Варка, Ланка и Илка. В первый же день хозяин Починка Верхнего, которого, как выяснилось, звали Антоном, хмуро оглядев представшую перед ним оборванную троицу, заявил, что платит    только за работу, а сколько народу ее будет делать, ему плевать. Варка не спорил. Это показалось ему справедливым. Выяснилось, что  работать так отчаянно и самозабвенно, как в первые дни, когда он пытался усталостью прогнать чёрное  горе, уже невозможно. Боль ушла внутрь и больше не душила его каждую минуту.
Он колол, Илка с Ланкой складывали, но к полудню колун сам вывалился из рук. Хорошо, по ноге не попал. Варка отполз в сторону и привалился спиной к поленнице. Илка остановился, выронил полено и некоторое время глазел на тяжко дышащего Варку, а потом шагнул вперёд, медленно нагнулся и поднял  валявшийся у чурбака колун. Варка зажмурился, ожидая, что тот засадит себе по ноге, но обошлось. Илка тюкнул по чурбаку и тюкал до тех пор, пока чурбак не раскололся. Колол он медленнее Варки, но всё же работа шла. Теперь они могли меняться. Варка подумал, что Илке полегчало, но тот по-прежнему молчал  и делал только то, к чему его принуждала Ланка.
На этот раз хозяин насыпал в Варкину шапку крупы-черняшки, в которой почему-то попадались  красивые жёлтенькие камешки, прикрыл все это  не очень толстым ломтем хлеба и сказал:
- Девку-то здесь оставьте. Чего ей туда-сюда мотаться.
Крайн как в воду глядел. Похоже,  пригорские нравы были ему хорошо известны. Ланка съёжилась.
- Какую девку? – переспросил Варка, озираясь. Честнейшие синие глаза выражали неподдельное изумление.
- Вот эту,- корявый палец упёрся в Ланку.
- Сам ты девка,- хриплым дискантом заявила Ланка.- Разуй глаза, дядя, парень я.
- Не груби старшим, - Варка осторожно треснул Ланку по затылку,- простите, хозяин. Это мой младший брат. Илларионом зовут.
- Ларка я,- Ланка шмыгнула носом, старательно вытерла его рукавом.
Хозяин Антон глядел с сомнением.  Одинаково, по-мужски завязанные  хвосты неопределённого белесого цвета, одинаково светлые глаза, одинаковый слой грязи на тощих голодных лицах, только один высокий, а другой едва ему по плечо.
- Нежный больно брат-то твой. Ручки беленькие.
- Так ведь младшенький,- ласково сказал Варка, - баловали его.
- Чего он привязался,- пробубнила под нос Ланка, ссутулившись и ковыряя землю тупым носком тяжёлого ботинка,- пошли домой, жрать охота.
И они пошли, причём Ланка старательно горбилась и загребала ногами.
- Тебе бы в театре играть,- восхитился Варка, когда дядька Антон остался далеко позади.
- А я и играла,- гордо сообщила Ланка,- на балу у господина наместника в живых картинах.
- Кого?
- Белую лилию, символ  невинности и красоты.
- Ха,- хмыкнул Варка,- оно и видно. А в рукав сморкаться где научилась?
- На тебя насмотрелась,-  ответствовала прекрасная Илана,- давай хлеб сейчас   съедим, а то я до дома не дойду.

 ***
Через несколько дней, когда куча чурбаков уменьшилась наполовину, на руках у всех  троих красовались кровавые мозоли, а Ланка то и дело хваталась за спину, хозяин для обычного расчёта не вышел. Вместо него на крыльцо выкатился круглый тючок, туго-натуго перевязанный серым пуховым платком. Снизу из-под платка виднелись  валяные сапожки, сверху – носик пуговкой и красные щеки.
- Деда совсем скрутило,- пропищал тючок,- лежит – не встает. Мамка говорит – идите на кухню.
На кухне Варке сразу понравилось. Во-первых, тут было очень тепло. Во-вторых, на добела выскобленном столе стояла большая миска пышной рассыпчатой каши. Из каши торчали три деревянные ложки.
- Мир этому дому,- сказал Варка, стягивая шапку.
Рядом слабо ахнули. Варка с трудом оторвал взгляд от каши. Перед ним стояла маленькая иссохшая женщина, похожая на полевой цветок,  сто лет пролежавший в каком-то забытом гербарии. Волосы, глаза, одежда – все казалось серым, плоским, покрытым беловатой плесенью.
- Вы… Вы вернулись? – спросила она, слегка задыхаясь.
- Чего? – растерялся Варка.- Нездешние мы… первый раз тут.
Женщина подобралась поближе, не сводя глаз с его лица.
- Но ты крайн?
Варка почувствовал, что никак не  может закрыть рот.
- Я кто? – глупо переспросил он.
Женщина смотрела на него с отчаянием и надеждой.
- Не… какой ещё крайн… Варка я… А это мой брат Ларка. Из Белой Криницы мы… «Тоже сумасшедшая,- вдруг понял он,-  совсем безумна. И помешалась очень давно».
- Крайнов не бывает,- шмыгнув носом, сообщила Ланка.
- Тогда почему ты такой…- с глубокой тоской спросила женщина.
- Какой?
Но женщина уже опустила голову, отступила в тень.
- Ешьте.
- Мы не можем,- сказал Варка, глотая голодную слюну,- мы плату с собой берем… у нас дома товарищ больной.
Ланка отчаянно пихала его локтем в бок и он слегка отстранился, чтоб ей было трудней толкаться.
Женщина молча потянула шапку из стиснутых Варкиных пальцев, бесшумно ушла куда-то и  вернулась с неслыханно щедрой платой. Шапка была полна  чистой белой фасолью. А Варка-то думал, что они тут по бедности едят только порченные червями бобы. Сверху лежала половина свежего пахучего каравая.
- Садитесь и ешьте.
Тут уж Варка не выдержал. Зажав драгоценную шапку между  колен, он хищно набросился на кашу.  Ланка не кушала, а лопала, забыв про хорошее воспитание, и даже Илке не пришлось объяснять, что надо делать.
На другой день повторилось то же самое. Тихая женщина, похожая на пыльную моль, сытный обед, шапка, полная фасоли, только на этот раз сверху лежал кусок козьего сыру.
На третий день такой райской жизни Варка решился.
- Не найдется ли у вас немного мяса?- попросил он, снова пустив в ход свою знаменитую улыбку.- Маленький кусочек, не больше ладони. Наш товарищ болен и очень истощён. Уже много дней между жизнью и смертью. Кружка бульона, и он, может быть, встанет на ноги.
- Твой товарищ – крайн?
Варка едва не упал с табурета. Ланка вытаращила глаза и уже собиралась кивнуть. Пришлось незаметно наступить ей на ногу.
- Нет. Но он  весь изранен и ему надо…
- Если он не крайн, почему вы до сих пор живы? Там нельзя жить. Крайны все прокляли.
- Да ничего,- осторожно начал Варка,- живем пока… Нам деваться некуда…
- Здесь правда живут крайны? – спросила Ланка, сделав большие глаза.
- Жили,- вздохнула хозяйка.
- Настоящие крайны? С крыльями? Прекрасные и мудрые?
Ничего не ответив, женщина снова исчезла в глубине дома. Вернулась она с маленьким котелком в руках. Варка приподнял крышку. Упоительный запах заставил его зажмуриться. В котелке под жёлтой коркой застывшего жира плескался густой куриный бульон, приправленный травами и кореньями.
- Спасибо. Такое и мёртвого подымет,- Варка чувствовал, что сейчас встанет на колени и начнёт целовать руки этой серой замученной женщины.
- Как только ему полегчает – уходите, - прошелестела женщина,- крайны отвернулись от людей. Людям здесь не место.

***
Сытным обедам быстро пришёл конец. К полудню следующего дня  самые корявые чурбаки были расколоты, дрова сложены под навесом. Правда, поленница получилась малость кривобокая. На стук из дома вышел хозяин Антон, долго хмыкал, кряхтел и гмыкал. Трое подростков молча ждали. Они уже  притерпелись и не обращали внимания на погоду. Пятый день с грязно-серого неба  сыпалась  влажная пыль, которая то замерзала и покрывала все белым налётом, как снег, то просачивалась везде и всюду, как мерзкий осенний дождь.
Хозяин хмыкнул в последний раз, насыпал ровно полшапки траченной долгоносиком крупы-черняшки, тяжело вздохнул и, глядя в землю, пробормотал что-то насчет навоза, который хошь не хошь, а чистить надо.
- Ладно, - сказал Варка,- завтра.
- Плата прежняя,- прищурился хозяин. Варка кивнул. Начнёшь спорить – вообще без работы останешься.
- Одного не пойму,- взгляд хозяина был серым и пустым как небо,- почему  у вас до сих пор души не выпили.
- Кто? – перепугалась Ланка.
- Крайны. Говорил я тебе, девка, иди ко мне жить.
- Не девка я!
- Он парень,- упрямо соврал Варка.
 По дороге Ланка пожелала узнать, что означает выражение «чистить навоз».   Узнав же, позеленела и стала дышать ртом, как рыба на песке. Варка сразу понял, что навоз придется чистить ему одному. В лучшем случае вместе с Илкой, если, конечно, удастся растолковать ему, как держать навозные вилы.
 
***
Полдня Варка предавался блаженному безделью. Лежал на животе с закрытыми глазами и слушал, как Фамка грызётся с Ланкой, как трещит печка, как Жданка уговаривает раненого выпить разбавленный бульон. Варка был совершенно уверен, что  крайн слишком истощён и просто не в силах переломить болезнь.
Он оказался прав. Следующим утром, мужественно  назначенным для чистки навоза, с лежанки донеслись скрип и возня, взбудоражившие всех обитателей хижины. Злобно шипя сквозь зубы, раненый пытался сесть. Длинные пальцы с обломанными ногтями цеплялись за шершавую стену печки, но все время соскальзывали.
Жданка поспешила на помощь, подставила костлявое плечико. Ухватившись за неё, крайн уселся на лежанке и  даже спустил ноги. В густых сумерках  его почти не было видно. Варка зажёг лучину. Оказалось, что на него в упор смотрят ясные, широко распахнутые глаза. Сияющие очи цвета прозрачных сумерек, цвета ветра, вольно летящего под зеленоватым вечерним небом. Они все время менялись, точно вода, несущая быстрые тени облаков. Варка потряс головой, старательно  отгоняя наваждение.
Ланкины губы сами собой приоткрылись, руки прижались к груди. Где были её собственные глаза? Как же она раньше не замечала? Кавалер с таким взглядом может позволить себе и дурацкую причёску, и одежду от   городского мусорщика.
- Пожрать бы чего,-  хрипло сказал обладатель прекрасных глаз.
Фамка встрепенулась, торопливо поднесла к его губам котелок с разбавленными тёплой водой остатками бульона. Крайн жадно выпил и уставился на неё выжидающе. Фамка метнулась к печке, вытащила котёл с  вчерашней кашей,  которую Варка рассчитывал получить на завтрак перед трудным подвигом чистки Антонова хлева.
Крайн сумел удержать в руках ложку, утвердил котел на коленях и по-птичьи, одним глазом заглянул внутрь.
«Ну все,- обречённо подумал Варка,- сейчас скажет, что не может есть такую дрянь. Или что крайны этого вообще не едят. Чем тогда мы его кормить будем?»
Но крайн хмыкнул и споро принялся за еду, выскреб котел дочиста, старательно облизал ложку.
- Как поживает дядька Антон?- спросил он, со стуком бросив ложку в пустой котёл.
- Хорошо,- пробормотал Варка,- только мается. Прострел у него.
Крайн кивнул. На худом, пуще прежнего обтянутом кожей лице  ясно читалось: «Так ему, подлецу, и надо».
- А почему он все время твердит, что это место проклято? – нежным голосом поинтересовалась Ланка.
- Потому что оно проклято.
- Крайнами?
«Щас обидится»,- подумал Варка.
- Не пори чушь,- строго прикрикнул он, стараясь замять неловкость,- крайны не умеют проклинать.
- Я умею,- сказал крайн, сопроводив свои слова одной из душевных улыбок  Крысы.
«Ой!»- подумал Варка.
- И что,- попыталась внести ясность  предусмотрительная Фамка,- теперь придут крайны и выпьют наши души?
- Нет,- отрезал крайн, – не придут,- и улыбка сбежала с его лица.
- Как это – выпьют души? – забеспокоилась Жданка.
- Показать?
Фамка уронила котёл. Ланка взвизгнула и метнулась в угол. Варке пришло в голову, что они своими  руками заботливо выходили большое  опасное лихо.
- Вам надо принять лекарство,- осторожно вмешался он,- вот это из белого мешочка. Тут ещё осталось на два приёма. А это я смешал.
Крайн посмотрел так, что Варке захотелось немедленно все бросить и извиниться за своё непристойное предложение.
- Гадость же,- сказал он, скривившись.- Ты сам-то хоть раз попробуй.
- Пробовал,- согласился Варка,- ужасная гадость. Но вроде бы помогает.
- Вро-оде бы, - издевательски передразнил крайн,- ну давай, давай сюда свою отраву.
Гадость была выпита залпом, кружка брезгливо отброшена, а Варка утвердился в мысли, что в бессознательном состоянии крайн ему нравился гораздо больше.
- Дайте одеться,-  непререкаемым тоном приказал крайн.
- О,- протянула Ланка,- видите ли, господин Лунь… ваша одежда…
- Она все равно уже никуда не годилась,- бодро  вмешалась Жданка,- Совсем никуда. Так что мы её  выбросили.
- Прелестно. А  в чем теперь я буду ходить? В одеяле?
- Ходить вам пока нельзя,- собравшись с духом, со всей возможной твёрдостью заявил Варка.
-  Ого!  Почему это ты здесь распоряжаешься?
- Потому что я – ваш травник,- шалея от собственной наглости, заявил Варка,- ну, так уж получилось… и ходить вы не можете.
- А вот одежда,- Фамка потихоньку вытащила из-под стола торбу, пошарив на дне, извлекла  небольшой свёрток,- это ваша. Я захватила на всякий случай.
Варка покосился на неё с подозрением. В Норах были свои твёрдые понятия о достойных похоронах. Если нет денег на гроб, то хоть одежда должна быть приличной.
- Штаны не отдавай,- прошептал он,- а то ещё начнёт тут бегать, рана откроется...
Крайн хорохорился, ворчал, но был так слаб, что рубашку надевали на него в четыре руки Ланка с Фамкой.
- Ложитесь,- посоветовал Варка.
- Посижу, - заупрямился крайн,- належался уже.
Его рука потянулась ко лбу, отвела с глаз мешавшую сивую прядь, ощупала затылок.
- Про одежду я понял. А где волосы?
- Волосы пришлось отрезать, - вздохнула Ланка, - видите ли, они были все в крови и…
- Тоже никуда не годились?
- Надеюсь, в них не было никакой магической силы? – осторожно поинтересовался Варка.
- Ни малейшей.
Руки пробежались по шее, оценивая ущерб, причиненный прическе, и вдруг замерли.
- А про спину ты ничего не говорил. Что там? Мешает что-то…
Варка побледнел и подался назад. Он прекрасно знал, что там. Справа, от плеча до ягодиц – длинный бугристый шрам. Слева над лопаткой торчат и упираются  в поясницу тонкие кривые кости, обтянутые гусиной  кожей.
Крайн мгновенно нащупал их.
- Что это?
Потемневшие глаза впились в Варку, вытягивая ответ. Варка, опустив голову, смотрел в пол. Провалиться бы сквозь этот пол и чем скорее, тем лучше. Спасая жизнь крайна, он совсем забыл  об утраченных крыльях.
- Ну,- прошипел крайн, - говорите!
Ланка тоже уставилась в пол, завесив лицо волосами. Умная Фамка юркнула за печку и забилась там в самый дальний угол. Жданка не удержалась и всхлипнула.
Прозрачно-зеленые глаза затопил дикий  смертный ужас. Крайн грубо оттолкнул Жданку, выпрямился без посторонней помощи. Слева рубаха вздыбилась неуклюжим кривым горбом.
- Нет… неправда… я  чувствую их…
Варка сжал кулаки. Один из отцовских пациентов постоянно жаловался на боль в отрубленной руке.   
Лицо крайна успокоилось, подбородок взлетел вверх. Варка втянул голову в плечи. Сейчас в хижину ворвутся  живые огромные крылья, пробьют крышу, по досточкам разнесут закопчённые стены…
Крайн без сил прислонился к  печному боку, затылком прижался к тёплым кирпичам. Глаза на пол-лица, переполненные недоумением и острой детской обидой.
- Не может быть…- прошептал он,-  я не отрекался… не предавал… не отказывался… крылья служат мне, пока я им верен…
Варка протянул руки, пытаясь удержать, но  опоздал. Раненый сорвался с лежанки, одним длинным  движением преодолел пять шагов до порога, ударом плеча распахнул дверь и, раскинув руки, прыгнул вперед и вверх, так привычно, легко и уверенно, что Варке  опять показалось: он взлетит, крылья  развернутся, и воздух станет надёжной опорой.
Толкаясь, все бросились наружу. Кое-как обрезанные сизые космы разметались по промёрзшей земле.  Крайн лежал ничком на  припорошенных снегом камнях, и  снег под ним уже покраснел от крови. Общими усилиями возвращённый на лежанку, он сразу же отвернулся лицом к стене. Он плакал, костлявые плечи тряслись от  рыданий.
Варка робко заикнулся, мол, надо бы сделать перевязку, но не получил никакого ответа. Просто стоять и смотреть на  эти дрожащие плечи, на руку в свежих ссадинах, впившуюся в край лежанки, на нелепый горб, вздымавшийся под тонкой рубашкой,  было выше его сил.
- Ну, я пошёл,- бросил он Фамке, кое-как нахлобучил шапку и выскочил наружу. Через пять минут его догнала Ланка, тащившая за собой Илку.
- Уж лучше навоз,- несчастным голосом сказала она. 


Глава 12.
Ночь выдалась ясная и холодная. Чахлый костерок, сложенный меж камней под сухим деревом, почти не грел, только освещал протянутые к нему руки. Усталые лица, склонённые над огнём, тонули в тени, видно было лишь шевелящиеся губы.
- Не ест,- говорила Фамка, - не пьёт, не разговаривает и, по-моему, даже не спит. Третий день уж так.
- Тоской от него тянет,- вздохнула Жданка, с головы до ног закутанная в Варкину безрукавку,- такой чёрной кручиной, будто покойник в доме. Не, хуже. Будто все мы уже умерли…
- Ты опять его мысли слышишь?
- Не, не мысли. Я же говорю, тоской тянет.
Беседа происходила под деревом, во-первых, потому, что от Варкиной и Ланкиной одежды нестерпимо несло навозом. Хлев у дядьки Антона оказался обширным и  очень грязным. Во-вторых, в доме некуда было деться от  горестно неподвижной фигуры крайна.
- Я бы на его месте тоже затосковал,- пробормотал Варка,- лучше помереть, чем лишиться такого…
- Зря ты это,- заспорила Ланка,- он радоваться должен, что в живых остался.
 - А если ему без этого не жизнь? – Варка съёжился над костром, запустил руки в волосы. На плечи навалилась вина, огромная и чёрная, как ночь над горами, неподъёмная как горы.
- Он умрёт без питья… или от раны… или от истощения… Говорила я тебе - отпусти его, не мучай напрасно,- хладнокровная Фамка вдруг отодвинулась в тень, подальше от костра.
- Умная ты у нас,- сказал Варка,- а я – дурак, ничего в жизни не понимаю, - встал и направился к хижине.
   Войдя, он ощупью зажёг лучину и долго возился у стола, косясь на крайна, позванивал склянками, шуршал мешочками, вслух отсчитывал капли. Наконец, держа в руках кружку, присел на край лежанки и  будничным тоном поинтересовался:
- Яду не хотите?
Спина крайна, лежавшего лицом к стене, с головой укрытого одеялом, слегка вздрогнула. Варка решил, что это хороший признак. По крайней мере, его услышали.
- У меня тут отвар коры волчьего лыка, настой листьев чёрного паслёна, сок ягод болиголова. Хорошо получилось. Быка свалит. Разом  бьет в голову, в сердце и в печень. Очень быстро. Ничего почувствовать не успеете. От раны или от жажды – это ещё сколько мучаться. А тут сразу...
Одеяло на лежанке медленно, толчками собралось в бесформенный ком, похожий на мохнатого паука. Из складок вынырнула рука и неуверенно потянулась к кружке. Варка осторожно вложил кружку в руку, прижал к ней дрожащие холодные пальцы.
- Зачем ты это делаешь? – прошелестело из темноты.
- Из жалости. Но если вам  нравится просто умирать от жажды – я спорить не буду. Тогда мы ещё успеем к дядьке Антону сбегать.
- Зачем?
- За лопатой. Могилу копать.
- Камнями завалите, - отрезал крайн и поднёс кружку к губам.
В следующий миг отрава полетела Варке в лицо. Кружка ударилась в переносицу, а содержимое залило глаза, нос и рот.
- Ты кого обмануть вздумал? -  яростно прошипел крайн,- ты, лживый    ублюдок! Издеваешься?!
- Я не издевался,- Варка протёр глаза, не без удовольствия облизал губы.
- Да?! Маковое молочко, мед, анисовое семя, фиалковый корень…Успокаивающее, обезболивающее, дарующее радостные сны… Чёрный паслён с анисом перепутал? Болиголов с фиалкой? Знахарь-недоучка!
- Откуда вы знаете? – искренне удивился Варка,- вы же ни глотка не выпили.
- Пить не обязательно. Достаточно понюхать. В конце концов, кто здесь травник, ты  или я?
- Вообще-то я,- упёрся Варка. Он поднял голову, стараясь в темноте  поймать взгляд крайна.
- Да если бы у меня был яд,- запинаясь от ненависти  к себе, выговорил он,- я бы, наверное, сам его выпил. Это  моя вина. Все  из-за меня. А я даже прощения просить не буду, потому что такое простить нельзя. Я же понимаю, что вы потеряли.
- Ты  понимаешь!? – крайн вынырнул из тени, как клещами впился в Варкино плечо,- ты, человек!
Последнее слово прозвучало как непристойное ругательство.
- Но я...- робко начал Варка,- тот миг, пока мы летели…я никогда не забуду…
- Я тоже, - с неимоверной язвительностью  прошипел крайн.
Тугая дверь распахнулась, и внутрь ввалились курицы. Как выяснилось, они подслушивали и то ли решили , что Варку пора спасать от разъярённого крайна, то ли просто не удержались на ногах, толкаясь у дверной щели.
- Не бросайте нас! – Жданка подбежала, припала к лежанке, умоляюще заглянула  снизу вверх  в страшное лицо, исковерканное чистым, обнажённым гневом,-  мы без вас пропадем. Не умирайте, ладно?
- Откуда ты взялась, рыжая?
- Да Жданка я, Жданка с Болота. Не умирайте… Вы же крайн , вы все можете.
- Крайн без крыльев – мёртвый крайн. Я уже умер, – слова обрушились на нечёсаную Жданкину голову парой тяжких могильных плит.
Жданка смотрела непонимающе.
- Но ведь вам же  больно. Вам больно и страшно,  значит, вы живой.
Некоторое время крайн молча разглядывал её, глаза его как будто прояснились, ярость ушла из них, осталась одна тоска.
- Не надо так убиваться,- ласково , как маленькому, сказала Ланка, - все как-нибудь уладится. Обычным людям тоже живётся неплохо.
- Лю-у-юдям, - издевательски протянул крайн,- людям! Да лучше быть чумной крысой, чем человеком!
- П-почему? – перепугалась Ланка. Варка тяжело вздохнул. Цели он достиг, вывел несчастного из апатии, но вовсе не хотел  будить такие страсти.
- И кто же это у меня спрашивает?- яд сочился из крайна как вода из  мокрой губки,- может, это крысы травили вас собаками? Навозные черви жгли и грабили беззащитный город? Вонючие хорьки убивали на улицах? Крысы, когда жрут своих детёнышей, по крайней мере, не ведают, что творят! Ненавижу.
Негромкий голос шелестел  змеей в сухой осоке, но ненависть была такой силы, что он резал уши как крик.
- Но не все же люди такие,-  жалобно сказала Жданка.
- Какие?
- Злые.
- Ха! Если бы они были  злы! Не-ет! Никто из отправивших  вас в пасть к мантикорам не желал вам зла. Одни хотели выбиться из нищеты, другие спасали свою шкуру, третьим не хватало на девок и выпивку, а четвёртым – четвёртым просто на все плевать. Самые обычные, можно сказать, милейшие люди. Обожают своих  жён, детей и собак.
 - А Стефан?- спросил Варка.
- Стефан, добрая душа, хочет спасти погрязший во зле мир. Восстановить справедливость и каждому воздать по заслугам. Для такой благородной цели, конечно, все средства  хороши. Ненавижу людей. Жадные, лживые, трусливые твари. Похотливые и прожорливые.
- Но тогда,- тихо спросил Варка, - почему вы спасли нас? Мы  же люди,- заразившись от крайна, слово «люди» он выговорил с усилием, точно ругательство, - Вы же могли улететь прямо из Белой башни. Я видел, вы хотели  улететь.
Крайна перекосило, как от Варкиной микстуры.
- Такой вопрос мог задать только человек! Дайте воды и оставьте меня в покое! – после этих слов он снова сделал попытку натянуть на голову одеяло и отвернуться.
- Не-а, - сказал Варка,- вы забыли, что мы , люди, обожаем  мучить слабых и беззащитных.  Поэтому я сейчас осмотрю рану, а потом  будем делать  перевязку. Но, так как благородный крайн в своей великой мудрости изволил выплеснуть остатки обезболивающего мне в рожу, ему будет больно. Заранее прошу за это прощения. Девчонки, держите его! Жданка, свет! Зажги сразу две, а то не видно ничего! А уж потом и водички дадим,  неотравленной. Яд денег стоит, а  водички нам не жалко. Она тут бесплатная. Можем даже накормить. С ложечки. Уж такие мы  изверги, всегда рады унизить ближнего.
- Делайте что хотите,- прошептал крайн,-  глаза бы мои на вас не глядели.

   
Глава 13               
- Что делать будем? – спросил Варка, глядя в темноту раннего зимнего утра. Спросил тихо, чтоб не потревожить спящего крайна.- Навоз у дядьки Антона кончился.
- Зато вонь осталась,- поморщилась Ланка, понюхав рукав рубашки.
- Просто так он нас кормить не станет, а работы у него больше нет.
- Я запасла кое-что,- подала голос Фамка,- но надолго не хватит.
- Побираться пойдем,- радостно предложила Жданка,- куда легче, чем работать, и доходу больше.
- Фи,- донеслось из Ланкиного угла, - в нашем роду никогда…
- А в нашем – сколько угодно,- сообщила Фамка,- только не подадут тут нам ничего. У вашего Антона снега зимой не выпросишь. Во всех этих Язвицах-Дымницах тоже, небось, бедствуют.
- Смотря кто пойдет. Вот если мы с Варкой…
- Ага. Вам подадут. Под зад коленом. А потом догонят и ещё дадут.
- Это если мы будем просто клянчить.
- А что вы будете делать?
- Петь,- по голосу было слышно, что Жданка улыбается.
- Правильно,- восхитился Варка,- как я сразу-то не подумал?
- Да,- сказала Ланка,- если Ивар будет петь, тогда конечно…
- Ну и где же вы будете петь? Под окном у дядьки Антона? – не унималась Фамка.
- Вниз пойдем, в деревни спустимся. Сейчас везде посиделки,  солнцеворот скоро. Жданка, колядки знаешь?
- Еще бы.
- Тебя, Ивар, причесать надо,- деловито сказала Ланка,- умыть, одежду почистить.
- И тогда они ему сами всё принесут. Даже петь не придется,- пробормотала Фамка.
Когда рассвело, насильно причёсанный и кое-как умытый Варка влез в безразмерные стёганые штаны. Свои лицейские панталоны он отдал Жданке. Совет крайна   насчёт девок был усвоен твёрдо. Драные лохматые шапки, овчинные безрукавки поверх заношенных рубах – все выглядело достаточно жалко.
Увлёкшись сборами, они не сразу заметили, что за их суетой исподтишка наблюдает крайн. Наблюдает с глубочайшим неодобрением, хуже того, с отвращением. Поймав Варкин взгляд, он закрыл глаза.
- Ну, мы пошли,- бодро сказал Варка, - сегодня особенно не ждите, может, там заночевать придётся.
- Эй,- остановил его на пороге скрипучий голос,- в Дымницы не спускайтесь. На дорогах опасно. Идите в Починок-Нижний, найдите там тётку Таисью. Скажете ей – младший Лунь вернулся.
- Она вам поможет? – обрадовалась Жданка.
- Она поможет вам. Расскажете ей всю правду. Сделаете , как она велит.
- А она кто? – забеспокоился Варка, который страсть как не любил  делать что велят,- крайна?
- Она – тётка Таисья,- соизволил объяснить крайн и отвернулся к стене.
                ***               
Жданка резвилась, как щенок, спущенный с привязи. Пусть день холодный и пасмурный,  пусть Фамкины башмаки велики и виснут на ногах как колодки, пусть  штаны норовят свалиться и путаются в ногах. Зато все бело от первого лёгкого снега, дышится свободно,  не то что в душной прокопчённой лачуге, а рядом  Варка, и пробудет рядом с ней целый день, а то и больше, никуда не денется.
С холма они слетели парой вспугнутых серых воробьёв, шустро проскочили  мимо дома дядьки Антона. На крыльцо выполз сам хозяин и долго смотрел им вслед. Взгляд у него был тяжёлый как колун, но Жданкиного настроения это не испортило. Свобода! Целый день можно бродить где угодно и не видеть перед собой чёрные постылые стены.
Посвистывать, подпрыгивать и напевать Жданка  перестала, только когда они вошли в лес. В лесу она отродясь не бывала. Даже в Садах  наместника ей побывать не пришлось. Её миром были улицы, дома, мостовые, замусоренные площади базаров, грязные портовые тупики и  переулки, никогда не утихающий шум и  безумная пестрота красок. 
В лесу царили два цвета: чёрный и белый. Чёрные скелеты обнажённых деревьев и белый снег под ними. На снегу чёрные точки упавших шишек и  чёрточки  сломанных веток. Да ещё  колея, две  чёрные линии на белой дороге.
Починок-Верхний исчез за спиной, дорога поворачивала, чёрные стволы смыкались плотней и плотней. Тишина стояла такая, что закладывало уши.  Вокруг их одинокой хижины  никогда не было так тихо. Там, на вершине холма, никогда не умолкал ветер. И краски там были поярче: бурая трава, серые скалы, густо-синяя тень на снегу, кусты, усыпанные оранжевыми ягодами…
- Вар,- шепнула Жданка,- чего это они страшные такие?
- Кто?
- Деревья.
- Почему страшные? – Варка бодро шагал рядом, прямой, спокойный, прекрасный, как принц,  даже в мерзкой лохматой шапке.
- Чёрные. Вроде ёлки, а иголок нету. Одни шишки на ветках торчат. Может, тут  пожар был?
- Ну, курица, ты  даешь. Лиственницы это. Зима же идёт.
- А-а,- сказала Жданка. Про лиственницы под Мостом никто ничего не рассказывал, но раз Варка считает, что все в порядке, значит, так оно и есть.
Колея круто пошла вниз. Лес густел, темнел, под деревьями появились низкие ползучие кустики с ярко зеленевшими на снегу круглыми листочками, потом голые кусты повыше и погуще. Наконец показались и обычные лохматые ёлки.
Дорога крутила, ныряла в распадки, потом снова начинала карабкаться вверх, виляла, огибая особенно толстый ствол , крутосклонный овражек или болотину с тёмными озерками замёрзшей воды. Жданке стало ясно, что они заблудились и вообще никогда никуда не придут. Колючие ветви сошлись над головой. Здесь снега почти не было. Под ногами непривычно пружинила опавшая хвоя. Жданке вспомнился неприятный взгляд дядьки  Антона. Теперь ей казалось, что эти пустые глаза  глядят в беззащитную спину из-за каждого ствола.
- Вар, а звери здесь есть?
- Есть, наверное.
«Звери – это дичь,- пронеслось у него в голове, - а дичь – это мясо». С некоторых пор Варку не покидало ощущение, что сейчас дичью является он сам.
- Вар, а можно, я тебя за руку возьму?
- Можно, но лучше не надо.
- Почему?
- Идти неудобно будет.
Ельник оборвался, потянулись густые путаные кусты, колея испортилась, начались глубокие  колдобины, покрытые льдом. Лёд оказался тонким, трещал под ногами, и Варка велел пробираться с краю. Не хватало ещё промочить и без того холодную обувь.
Так они пробирались, скользя и цепляясь за тонкие ветки, и вдруг  кусты кончились. Вид, открывшийся перед ним, был огромным, как новый, неведомый мир. Сбоку и слева над ними сквозь туман смутно просвечивали  горные вершины.       Жданке казалось,  они спускались так долго, что ниже уже некуда. Но просторная долина между двумя расходящимися грядами лесистых холмов лежала далеко внизу.  Белые пятна полей, чёрные или синеватые – леса. Далёкий изгиб реки, чётко очерченный тёмной полосой кустов. Кое-где  странные коричневатые кучки, над которыми курился прозрачный дымок. «Дома,- сообразил Варка,- деревни».
Впрочем, один дом обнаружился неподалёку. Дорожная колея, миновав его, бодро бежала дальше.
- Ага,- сказал Варка,- это, наверное, и есть Починок-Нижний. Как там эту тётку зовут? Анфиса?
- Таисья.
- Пошли, обрадуем её. Скажем, господин Лунь вернулся.
- Думаешь, не обрадуется?
- Кто её знает. Я бы  не обрадовался.
Дом, такой же приземистый и широкий, как у дядьки Антона, под такой же травяной крышей, точно так же был огорожен  нестругаными  жердями. Имелись и ворота, старательно завязанные верёвочкой. На задах, со стороны леса,  припорошенный снежком огород, десяток  высоких пеньков неизвестного назначения и дальше, до самой опушки ряды приземистых корявых деревьев.
- Яблони, что ли? – неуверенно предположила Жданка
- Яблони, вишни, сливы,- просветил ее Варка,- хороший садик у тётки Таисьи. Варенье, небось, варит…или пастилу делает…
- Может, расщедрится, - размечталась Жданка,- хоть лизнуть даст.
Осторожно оглядевшись и убедившись в том, что  никто не собирается метать в него поленья, Варка нырнул под нижнюю жердь. Ещё летом он перемахнул бы через  эту хлипкую ограду одним прыжком, но сейчас старательно оберегал своё  изломанное, изголодавшееся тело от лишней работы.
Оставляя на  запорошенной тропинке две цепочки чёрных следов, они приблизились к трухлявому, покосившемуся крылечку. Варка заранее снял шапку и постучал.    Никакого ответа.
Он постучал сильнее, от леса долетело смутное эхо, но в доме по-прежнему было тихо. Только тут Варка заметил, что дверь наискось заложена толстыми навозными вилами.
- Нету здесь никакой тётки,- с тоской протянула Жданка. Как видно, мечты о варенье пробрали её до глубины души.
- Точно, нет,- вздохнул Варка.
- Может, ушла куда. Подождем – придёт.
- Не… Тут давно уже никого нет. Дымом не пахнет, скотиной не пахнет, тропинка к крыльцу не протоптана…
Варка неторопливо обошёл дом.
- Ну вот, и дров нет. Значит, зимовать тут никто не собирается.
Надвинув шапку на глаза, он  плюхнулся на крыльцо. Жданка пристроилась рядом, прислонилась к его  плечу. Они глядели вниз, на долину с рекой, полями, деревнями и, возможно, славным пригорским городом Трубежем.
- Надо идти вниз,-  неуверенно пробормотал Варка.
- А крайн сказал – вниз не ходить, опасно.
- Не пойдем – ничего не добудем.
- Сходил уже один такой.
Варка помолчал. Довод был сильный, убедительный.
- Вернемся пустые – твой крайн первым с голоду сдохнет. Ему хорошую пищу надо.
- Он не мой, он наш, общий, - сказала Жданка и для тепла покрепче прижалась к Варкиному  боку.
Посидели, повздыхали, глядя на темную колею. Жданка совсем затосковала и от тоски тихонечко затянула «Позабыт, позаброшен, с молодых юных лет я остался сиротою, счастья- доли мне нет».
- Вот умру я, умру я, - подхватил Варка,- похоронят меня…
«Нет, не похоронят,- уныло размышлял он, выводя жалостные высокие ноты,- не добудем еды – и хоронить-то нас будет некому».
Слёзная песня кончилась. Надо было на что-то решаться.
- Хм, - сказали рядом густым нутряным басом.
Варка сам не понял, как это у него получилось, но в следующий миг он уже оказался на ногах, поставил позади себя, спиной к запертой двери ошеломлённую  Жданку и попытался незаметно отнять у неё любимую заточку. Жданка, дура такая,  сопротивлялась и нож не отдавала.
Над ними, заслонив весь белый свет, навис мужик самого зверского вида. Между лохматым отворотом   шапки и лохматой, торчащей во все стороны бородищей виднелся только могучий грушеобразный нос. Глаза, брови и прочие мелкие подробности  отсутствовали. Шапка была чёрной, борода – чёрной, огромный, колом стоящий тулуп – тоже чёрным.
Варка сжал кулаки. Вроде пора драться, а куда бить – непонятно. Разве что в нос.
- Эй,- сказал мужик из глубины  пышной бороды,- а весёлые знаете?
- Чего весёлые? – прохрипел Варка.
- Знаем! – пискнула Жданка.
- А ну-ка, спойте, я послушаю.
Варка ещё только пытался разжать кулаки и восстановить дыхание, а Жданка уже завела:
 «Хороша наша деревня,
только улица грязна,
хороши наши ребята,
только славушка худа».
                ***
Под лесом у  дядьки Валха оказался   лохматый вороной жеребец, легко тянувший под гору здоровенную связку жердей. Жданку усадили на жерди. Варка пошел рядом с конём.
- Супрядки сегодня у нас, - доносилось из недр бороды, - девки обрадуются. Поете больно хорошо. Накормят, напоят и спать положат, не сомневайтесь.
- Мы плату с собой берем,- затянул старую песню Варка,- у нас товарищ больной, помороженный, сами мы из Белой Криницы, была метель, заблудились, прибились к дядьке Антону, а дядька Антон, сами знаете, даром кормить не станет.
Дядька  Валх согласно покряхтывал. Очевидно, уже имел дело с хозяином Починка-Верхнего. Жеребец уверенно  влёк свою ношу. Опасные Дымницы неуклонно приближались, открылась река, тёмная полоса, извивающаяся меж белых холмов. Колея  потянулась вдоль реки в поисках моста. От быстрой ходьбы Варке стало жарко, он снял шапку, затолкал за пояс.
Мерное движение резко оборвалось. Варка, державшийся за сбрую, споткнулся на полном ходу и  обнаружил, что дядька Валх пялится  на него поверх лошадиного крупа. Шапка чёрным лохматым зверем сама собой сползла с его головы, спина согнулась в поклоне.
- Прощенья просим, высокий господин, люди мы простые, не учёные. Где уж нам тебя признать. Отчего  сразу не сказал, что ты крайн?
- Чего? – ахнул Варка. Все повторялось как в дурном сне. Что они тут, всем Пригорьем свихнулись?
- Если господину крайну угодно остаться неузнанным, ему стоит только приказать.
С досады Варка  вцепился в  собственный хвост и как следует дёрнул. Неужто он так похож на Крысу? Вот ужас-то. Или здешние крайны были похожи на Варку, а Крыса от тяжёлой жизни и дурного нрава вообще ни на что не похож? Запутавшись в том, кто на кого похож, Варка уныло вздохнул.
- Честное слово, я не крайн,- тупо пробубнил он,- и ваще,  не здешние мы...
- Крайнов не бывает,-  громко сказала Жданка. При одной мысли, что этот страшный дядя  доберется до бедного беспомощного крайна, ей стало нехорошо.
- Это у вас, внизу, ничё не бывает, - прогудел дядька Валх,- а у нас, в Пригорье, дело иное. Так не крайн, говоришь?
- Не-а,- Варка для убедительности так замотал головой, что хвост хлестнул его по носу.
- А похож,- хмыкнул мужик и нахлобучил шапку.
- На кого?- слабым голосом пробормотал Варка,- не бывает их…
Дядька Валх снова хмыкнул и  ткнул лошадь кнутовищем,  понуждая её двигаться дальше. Стучали копыта, концы жердей противно скребли по мёрзлой земле.
- Вот ты говоришь – не бывает,- добавил он после продолжительного молчания, - а у меня в дружках крайн  ходил.
- Э…- сказал Варка, не зная, относиться ли к этому как  к откровенному вранью, или, всё же  стоит поверить .
- Вроде тебя был,- невозмутимо продолжал мужик,- и голос, и волосы белые, и лицо такое…девкам очень нравился. Разве что глаза… Взгляд у тебя другой.
«Надеюсь, другой»,- подумал Варка, зябко передёрнув плечами.
- Мы тогда совсем щенята были, вон, как брат твой.
 - А как его звали? -  внезапно заинтересовалась Жданка.
- Кого?
- Дружка вашего.
-  Да кто ж его знает. Как он по ихнему прозывался – никто у нас выговорить не мог. Сказывал он мне своё прозвание, да позабыл я. Долгое больно. А в деревне его Седым звали.
- Почему? Он седой был?
- Не… я ж говорю, волос белый..
- А крылья у него были?
- Были, как не быть. У крайнов зарок  такой – людям крылья не показывать. Примета вроде : крылья показать – крыльев лишиться. А  какая жизнь крайну без крыльев… Ложись да помирай. Но всё ж таки я видел.
- Где?
- Во-он там,- узловатое кнутовище ткнуло куда-то под обрыв, в самую середину реки. - Мы с ним как-то по весне поленились через  Жажлев мост идти. Спешили, вишь, тоже на супрядки. Ну, затрещало под нами. Он сразу взлетел, а я ухнул в чем был, в тулупе и котах. А там стремнина. Он меня уж из-подо льда выдернул. Ухватил за что успел, за шиворот да за волосы.  Я ему потом под горячую руку накостылять хотел.
- Больно же,- ору,- ты, такой-сякой, мне всю причёску нарушил. А он смеется. Не понимаешь ты, говорит, своего счастья. Да ты гордиться должен, что благородный крайн собственноручно изволил тебя за волосы оттаскать. Теперь у тебя такие кудри вырастут, девки с ума сойдут. И точно, выросли. Хоть каждый год как овцу стриги… Дружка уже нет, а память осталась. При крайнах то нам полегче жилось. Захворает кто – люди ли, скотина ли  - все к ним,- дядька Валх  кивнул  в сторону еле видимых в тумане гор,- и потише было. А  теперь шляются всякие.
- А куда они делись? – не отставала Жданка.
-Кто?
-Крайны.
- Ушли,- буркнул мужик и снова спрятался внутрь бороды, да так надёжно, что до самых Дымниц не проронил ни одного слова.
                ***
Дымницы, десяток домов, разбросанных как попало над медленной  Тихвицей вместе с баньками, клунями и сараюшками, вопреки предостережениям крайна не таили в себе ничего опасного, кроме собак, сбежавшихся со всех дворов, чтобы не пропустить  редкостное зрелище: целых два чужака в непонятно пахнущей одежде.
Дядька Валх небрежно разогнал их кнутом и  отвел песельников  к тетке  Ружене, у которой и намечались супрядки. До вечера Варка успел передохнуть, наесться пареного гороху и  забился в самый тёмный угол, за печку. Так что, когда заявились девки и бабы со своей работой, никто не  приставал с глупыми расспросами и не обзывал его крайном. Хватило и того, что хозяйка весь день косилась на него как на заморское чудо. Девки в Дымницах оказались какие-то странные. Либо совсем молодые девчонки чуть ли ни Жданкиного возраста, либо замученные пожилые тётки. Варка удивился, но не слишком. После сытной пищи клонило в сон. Жданке то и дело приходилось пихать его в бок или пинать костлявой пяткой. Они спели про то, как снеги белые пушистые покрывали все поля, и про княгиню и змея, и про несчастных Софьюшку и Василия. Под конец Варка проснулся, распелся и в одиночку, без Жданки  выдал  свою любимую балладу о верной Эдите, Белой Лебедушке. Это была ошибка. Девки заинтересовались и попытались выманить  его из угла. Но тут в дом вломились парни, всего-то человек пять, но шумели и орали они за десятерых. Про Варку сейчас же забыли.
Расплатились с ними, по мнению Жданки, очень щедро, остатками принесённого на супрядки угощения. В торбу попали и пирог с луком, и черные, но пухлые оладьи и даже пяток печёных яиц. Сверх того тётка Ружена насыпала им  бобов, но не порченных, как у дядьки Антона, а хороших, чистых. Заодно Варка выяснил, что в округе, кроме Язвиц имеются еще Быстрицы, Кременец, Столбцы и Добрица.
- Пойдем дальше? – предложила впервые за полгода  досыта поевшая Жданка.
- Не,- решил Варка,- домой. Мы-то наелись, а они-то нет.
До леса их довез вчерашний дядька Валх, которому снова надо было за жердями. В лесу тоже не встретилось ничего ужасного. Самым страшным приключением на обратном пути оказалась встреча с дядькой Антоном, который снова стоял на крыльце и провожал их тяжёлым взглядом.
Дома  все обстояло благополучно. Ланка поругалась с Фамкой всего раз пять, не больше, косы у них были целы и лица не расцарапаны. Илка, похоже, понемногу приходил в себя. Сидел у стола и совершенно самостоятельно играл в щепочки. Ему даже удалось сложить кособокий домик. Ланка похвалила его, погладила по голове и, чудо из чудес, Илка неуверенно улыбнулся.
Крайн пребывал в прежнем положении, на лежанке, лицом к стене. Глядя в неподвижную скрюченную спину, Варка доложил о том, что в Починке-Нижнем никакой тётки Таисьи не оказалось. С тем же успехом можно было беседовать с печкой...
Варка вопросительно уставился на Фамку, дрожащими руками разбиравшую еду. Фамка шмыгнула носом и за рукав потянула его в холодный чулан.
- Вроде обошёлся,- прошептала она, - Лекарство выпил. Поел немножко. Разговаривал даже.
- О чем?
- Спросил, какая погода, нет ли метели. По-моему, он за вас боялся.
- Щас… Нужны мы ему как прошлогодний снег…Тяжко тебе с ними…Двое больных…и Ланка, небось, скандалит.
- Была бы еда…
- Еда будет. Завтра мы с Жданкой опять пойдем. До весны как-нибудь протянем, а весной подадимся отсюда куда-нибудь.
- Куда подадимся-то, Вар? Здесь хоть войны нету…
                ***
Чернотроп кончился. Начался ледяной ветрозвон, месяц  северных ветров и холодных туманов. Варка все время мёрз. Обувка была плохая, не зимняя, побитая о мёрзлую грязь на пригорских дорогах. Язвицы, Дымницы Быстрицы, Добрицы слились у него в голове в одно  неприютное бестолково построенное селение, то лепившееся у подножья уходящего вверх лесистого холма, то вытянувшееся вдоль свинцово-серой Тихвицы, по которой медленно плыла ледяная шуга, то разбросанное на горках и пригорках у  бурного несмотря на  крепнущую зиму, белопенного  Трубежа.
Дороги тоже слились в одну, покрытую закаменевшими  комьями глины,  теряющуюся под  лёгким сухим снегом,  раскисшую под дождем в пору поздней глухой оттепели. Холод, ломота в застывших руках, боль в сбитых ногах и вечный червячок голода.
Были ли дороги опасны? Наверное были. Впервые услышав тоскливый как сама зима, вынимающий душу вой, Варка перепугался до обморочной тошной дрожи. «Это волки,- растолковали ему,- волки сбиваются в стаи», и он успокоился. На волков он был согласен. Что такое волки по сравнению с мантикорами? Милые добродушные  зверюшки.
Несколько раз мимо  проносились, гремя оружием и дорогой сбруей, конные отряды. Однажды прошла нестройная толпа новобранцев под конвоем вербовщиков князя Филиппа. Князь владел долиной Трубежа. Во всяком случае, так считали в княжеском замке. Барон Косинский, владения которого примыкали к долине с юга, считал иначе. Местные же твердили, что долина спокон веков ходила под крайнами, и потому ни князь, ни барон им не указ. При крайнах подать никому не платили и теперь не станем. Ни деньгами, ни зерном, ни скотиной. При крайнах воинских наборов не было, и теперь нечего здесь вербовщикам шляться. Кто там с кем воюет – не наше дело. Про то пусть князь думает, а мы и без его войск проживем. Ни лошадей, ни людей, ни кормов не дадим, пусть убираются  в свой Сенеж…
Таких речей, обычно не очень трезвых, Варка наслушался достаточно. Ему самому было уж точно все равно: князь, барон или крайны, которых нету. Единственный известный ему крайн на власть никак не посягал и, похоже, пуще всего боялся, как бы его не нашли.
Конные или пешие солдаты не интересовались двумя нищими, уныло бредущими по краю дороги, Зато их дважды останавливали  какие-то вовсе непонятные люди, в первый раз – бородатые и оборванные, во второй – тоже бородатые, но одетые щеголевато, в тулупчиках на одно плечо, крепких сапогах и чистых рубахах.
Первые отобрали все съестное и, слегка накостыляв по шее, приказали убираться. Отобрали бы и одёжу, да она была слишком плоха.
Вторые  тоже перетряхнули всю торбу, но , не найдя денег, махнули рукой и собрались было отпустить с миром. Однако их конный предводитель небрежно поинтересовался, не те ли они песельники, что живут у дядьки Антона и, получив утвердительный ответ, потребовал песен. Варка хотел было начать что-нибудь бодрое, но  Жданка, хорошо знавшая вкусы Либавских воров и разбойников, завела:

Родила меня мать в гололедицу
Померла от лихого житься

 …Песня это длинная, жалостная. Варка стоял на дороге, глядел на тонкие голые ветки, на зимнее небо над ними и, забыв обо всем, пел так, будто никакого предводителя рядом не было. Жданка искоса посматривала на него, прямого и ясного , как солнечный луч, случайно заблудившийся в этом сером лесу, и думала, что ей никогда так не спеть, не стоит и стараться.
В конце концов предводитель оттёр скупую мужскую слезу и, уезжая, от широты души швырнул Варке под ноги два гроша. Неслыханная щедрость. Денег им ещё никогда не давали. С деньгами в Пригорье было туго, почти никто их не имел, а те, кто имел, расставались с ними крайне неохотно.
Посиделки в Язвицах, супрядки в Кременце, вечёрки в Быстрице…
Настало время, когда он с удивлением понял, что больше не любит петь. Никакой радости не доставляла эта нудная работа в душных чадных горницах, частенько на голодный желудок, через тяжёлую угарную полусонь и  вечную неизбывную усталость.
Обычно он  старательно прятал лицо, отсиживался по тёмным углам и шапку снимал только в самом крайнем случае. Впрочем, про крайнов его больше никто не спрашивал. Правда, случалось, что девки рано или поздно обращали внимание на красавчика-певца, вытаскивали  к общему столу и донимали угощением и разговорами.
Частенько после этого за околицей Варку с Жданкой поджидали местные парни, одержимые дружным стремлением  поучить жизни смазливого бродягу. Некоторых удавалось отпугнуть выражениями  из тех, что были в ходу на Болоте и Жданкиной заточкой. От других – убежать. Бегать Варка с Жданкой умели, да  и одеты были полегче. Раза три-четыре пришлось все-таки  подраться.
- Только малого не троньте,- обычно просил Варка. Парни не возражали. К рыжему «малому», хилому, бледному, да ещё и конопатому, у них никаких вопросов не было.
Дрался Варка люто, по-уличному, не брезговал никакими грязными приёмами. Число и возраст нападавших переставали его волновать, как только всерьёз начиналась драка. Простодушных пригорских парней, умевших только ухать и широко, от души замахиваться, эта лютость обычно пугала.
Однажды его все-таки порядочно побили. Очнувшись, он обнаружил, что валяется на  неудобной, жёсткой, холодной дороге, и Жданка, всхлипывая, трёт ему виски грязным снегом.  Кто-то добросовестно попытался сломать Варкин точёный нос. Варка тихо надеялся, что попорченное лицо положит конец вечным неприятностям из-за разнообразных куриц, но не повезло. Крови натекло много, однако нос только слегка распух, да вокруг глаз долго держались страшные чёрные синяки.
Как-то раз, на супрядках в Светлице парни, развеселившись, заставили его выпить стопку сивухи. Варка выпил, чтоб отвязались, и, отказавшись от закуски, лихо занюхал рукавом. Как ни странно, стало полегче. Ломота в ногах прошла, есть почти расхотелось, и вдруг растворилась холодная тоска, глодавшая его изнутри. Он даже смог улыбнуться по-настоящему, чего с ним давно уже не случалось. С тех пор он никогда не отказывался, если наливали, а наливали частенько. Они с Жданкой стали чем-то  вроде местных знаменитостей. Слава о голосистых  огольцах, которые поют не хуже крайнов, а может, даже крайнам сродни, дошла едва ли не до самого Трубежа. Как-то раз они больше недели не могли вернуться домой. Уже на дороге в Дымницы их догнала разукрашенная тройка и умчала на свадьбу аж в подгорные Столбцы.  Свадьба была бедная, но шумная, людная.  Угощение небогатое, но домодельной сивухи целое море. Должно быть полгода всей деревней копили.
Варка пел и пил и снова пел, пока мог. Из душного тумана, дрожащего от выкриков и топота лихой пляски, вдруг вынырнула Жданка, больно ударила по рукам и попыталась, дура этакая, отнять кружку. Варка кружку, ясное дело, не отдал, а Жданке врезал как следует между глаз, чтоб не лезла ни в своё дело. Впрочем,  кажется,  попал не совсем по Жданке.
Утром он проснулся под лавкой со смутным ощущением, что смертельно болен и уже никогда не оправится. В головах нашлась битком набитая торба, а в ногах – чем-то расстроенная Жданка. Рыжие волосы перьями торчат вокруг синюшно-бледного лица, левое ухо распухло и красно как кумач,  на лице  брезгливое недоумение. Варка слегка опешил. Обычно на этом лице было написано безоговорочное восхищение его особой и полное согласие со всеми его поступками.
- Пей,- велела она, протягивая расписную миску с чем-то на редкость вонючим. От удивления он подчинился. В миске оказался  крутой огуречный рассол. Малость полегчало. Похоже болезнь была не такой уж смертельной.
- А теперь пошли отсюда.
Варка снова подчинился и полез к двери , переступая через какие-то неподвижные тела.
Снаружи была оттепель. Дороги раскисли. Выбоины наполнились стылой водой. Ноги сразу промокли. Варка шел, согнувшись, опустив тупо нывшую голову. Впереди  неутомимо прыгал  Жданкин рыжий хвостик, а под ногами чавкала липкая глина. Идти им было вёрст двадцать, не меньше.
                ***
Ланке все время хотелось плакать. Есть тоже хотелось, но не так сильно. В торбе, которую Варка приносил из своих походов, иногда попадалось даже сало, козий сыр, ватрушки или печёные яйца. Чаще, правда, Фамка извлекала оттуда помятые чёрные пироги с луком, краюшки хлеба, оранжевые ломти вяленой тыквы , бобы, горох, крепенькие жёлтые репки.
Сам же Варка стал какой-то чудной. Как будто и не Варка вовсе. Угрюмый, молчаливый, растерявший стремительность и  лёгкость движений. Дома он оставался не больше одного - двух дней, и то всё лежал на спине, пристроив к тёплой печке красные помороженные ноги. Говорил только с Фамкой и только о чем-то ужасно скучном: где взять дров, да на сколько хватит еды, да как бы раздобыть для всех зимнюю обувку, хотя бы и поношенную. Ланку же, как она ни старалась, почти не  замечал, жалобы выслушивал вполуха, на слезы не обращал внимания.
- Всем плохо,- скупо цедил он,- держись. Вот придёт весна…
Хорошо ему говорить. Он все-таки выходит, бывает где-то. Вон Жданка как начнёт рассказывать – конца краю нет. И всегда что-нибудь смешное… А до весны ой как далеко… Не дотянут они до весны…Ну, конечно, Фамка и не к такому привыкла в своих Норах,  она, может, и дотянет.
Фамка с её острым подбородком, вечно сжатыми губами и сгорбленной, словно от тяжёлой ноши, спиной всегда напоминала Ланке заезженную водовозную клячу. Впряглась в домашнее хозяйство и тащит с тупым бессловесным упорством. Само собой, такая работа как раз по ней. Предлагать ей помощь Ланка не собиралась.
Но сидеть в четырёх стенах, не зная, чем заполнить очередной тусклый день, было очень грустно. Ухаживать за крайном вместо Жданки у Ланки тоже не получалось. Уж очень она его боялась.  Боялась и жалела до дрожи в кончиках пальцев. Смотреть на него было до того тяжело, что Ланка предпочитала совсем не смотреть. Говорить с ним она  и вовсе не могла. Впрочем, он и не хотел ни  с кем говорить. Либо отлёживался лицом к стене, либо сидел  на лежанке, в самом дальнем углу, обняв колени и пристально глядя в темноту. Он уже мог ходить, потихоньку цепляясь за стенки. Варка где-то раздобыл для него пару громадных, проношенных до дыр валенок. Но за дверь крайн выбирался редко. Зато пристрастился к  детской забаве. Сидя у открытой печной дверцы, смотрел на огонь и время от времени поджигал конец тонкой щепочки, наблюдая, как она сгорает у него у руках.
- Дом спалите,- ворчала Фамка, но щепки не отбирала. Её мнение на этот счёт было простым и ясным, как вся трущобная мудрость Нор: «Чем бы дитя не тешилось,  лишь бы не вешалось».
Очень скоро к посиделкам у огня по собственной воле присоединился Илка. Устраивался на корточках рядом с крайном и с напряжённым вниманием на сильно исхудавшем лице следил  за пляской  пламени. Лица крайна не было видно за свисавшими с обеих сторон спутанными прядями. Казалось, он тоже не замечает ничего, кроме игры огня. Но как-то вечером, когда Ланка подсела к ним, чтобы погреться, на затылок ей вдруг легли жёсткие пальцы. Ланка и пискнуть не успела, как её лицо оказалось повёрнуто к Илке.
- Кто это? – резко спросил крайн.
- Иланочка, милая, золотая,- нежно проговорил Илка.
Ланка расцвела.
- Тупая курица,- подумав, добавил Илка ,- в Варку втюрилась, а он и рад, котяра весенний.
- Ничего подобного! – возмутилась покрасневшая Ланка, но крайна её страдания не заинтересовали.
- Очень хорошо,- оценил он ответ,- А я кто?
- Ты Крыса, – тут же отозвался Илка,- Ты всех достал.
-  Ой! – выдохнула Ланка.
- Пра-авильно,- восхитился крайн,- молодец. С памятью у тебя все в порядке. С логикой – тоже. Очень хорошая голова. Светлая.
- Была светлая,- вздохнула в темноте Фамка.
- А ты? -  крайн наклонился к Илке, взял его за руки,- кто ты?
- Никто. Меня нет.
- Почему?
- Я ушел.
- Куда?
- Никуда. Меня нет. Здесь быть нельзя. Я ушёл.
- Светлая голова,- повторил крайн,-  Совершенно верно. Здесь быть нельзя. Он ушёл. А я остался. Спрашивается, ради чего?
- Его можно вылечить? – прошептала Ланка.
- Сначала надо вылечить этот мир, - отрезал крайн и снова уставился на огонь.
                ***
Варка отсутствовал слишком долго. По Фамкиному счету выходило семь дней, по Ланкиному – все десять. Обе они то и дело бегали к сухому дереву, глядеть на дорогу. Фамка заодно попыталась обломать на дрова нижние сучья, но только руки поцарапала. Крайн, пребывавший в пучине своего горя, конечно, был равнодушен к житейским мелочам, Илка – тем более, но дрова кончились. Печка с утра стояла нетопленная. Спустился вечер. В хижине было темно и  холодно.
- Завтра пойдем к дядьке Антону, попросим топор и свалим эту сушару,- решила Фамка.
- Ты и рубить умеешь? – поразилась Ланка.
- Нет. Я думала – ты умеешь.
Ланка печально вздохнула. В Фамкиной насмешке не было злобы. Только усталость.
Наконец за дверью зашуршало, стукнуло. Ланка радостно подхватилась, бросилась отпирать.
- Куда?! – зашипела Фамка,- пусть сначала голос подаст.
Но это, конечно же, оказались Варка и Жданка. Варка с лёгким стоном сбросил с плеч распухшую от снеди торбу и, не снимая шапки, плюхнулся на пол у еле тёплой печки. Фамка засветила лучину, раскрыла торбу и принялась восхищённо охать. Жданка вытянула у неё из-под руки пирожок, запихнула в рот и бросилась к лежанке: проверить, как чувствует себя её ненаглядный крайн. На ходу она торопливо извлекала из-за пазухи какие-то особенно лакомые, специально для него припасённые кусочки. Ланку все время удивляло, что он не только принимает эти жалкие, помятые, слегка запачканные подношения, но и вежливейшим образом благодарит за них. Жданка  изысканные выражения благодарности не ценила совершенно. Ей было все равно, лишь бы  поел.
- Чего так долго?- спросила Фамка.
- Под конец повезло,- просипел из-под низко надвинутой шапки Варка,- на свадьбу позвали.
Крайн  перестал грызть куриную ножку, сунул её Жданке и вдруг , резким движением сбив с Варки шапку, ухватил его за плечи, развернул к себе, близко заглянул в глаза и сразу же брезгливо отстранился, будто случайно дотронулся до навозной кучи.
- Пошли вон! – велел он.    Сказано было так, что курицы гурьбой вылетели в холодную темноту, едва успев прихватить одежду.
Варка устало удивился, но спорить не стал. С больным спорить – себе дороже.
- Головушка не болит? – ласково осведомился крайн.
- Нет,- соврал Варка. Жаловаться на свои хвори он не собирался.
- Когда я сказал, что внизу опасно, я имел в виду не только волков.
- А чего? Разбойников? Так они нас не трогают. Кому мы нужны-то?
- Каждый человек сам себе разбойник и душегуб. Людям настолько противно быть людьми, что они постоянно мечтают обратиться в свинское состояние. Любым способом.
Варка сначала не понял. Уж больно фраза была умная. Потом догадался, и ему стало смешно. Кругом война, весь белый свет рушится,  а его тут, похоже, воспитывать вздумали.
- Я меру знаю,- уверенно сказал он.
В ответ – молчание.
- Ну, надо же как-то греться… Зима,  одёжа у нас худая…
Тяжелое молчание.
- Все пьют. От такой распроклятой жизни…
Тяжёлое продолжительное молчания.
Варка разозлился.
- Хватит уже!  Не в классе! Щас я один за всех работаю. Надо ж и мне вздохнуть...
- Ты не работаешь. Ты побираешься. Подачками промышляешь.
- Эти подачки всех тут кормят. Вон, курочку-то Жданка для вас прямо со свадебного стола стащила.
Крайн отодвинулся от него, словно даже воздух вокруг Варки был ему противен.
-Ты прав. Я, крайн из рода Ар-Моран, пал так низко, что питаюсь объедками, которые выпрашивают для меня  человеческие щенки. Я – мёртвый крайн, который не смог даже умереть достойно. Благодарю за то, что указал мне моё настоящее место.
- Ох,- испугался Варка,- я не хотел…
- Раньше,- господин Лунь мечтательно созерцал  потолок,- я бы не разговоры разговаривал. Ты бы у меня от одного запаха здешней сивухи  блевать   начинал.   Или покрылся бы прыщами. Во-от такими.   
Тут он хищно улыбнулся. Длинные пальцы раздвинулись, изобразив нечто размером с медный пятак.
 - Но теперь силы крыльев у меня нет.  Крайн закрыл глаза. Его молчание обжигало Варку лютым холодом.
- Ты мне много должен. Очень много.
Это была правда. Варке захотелось съёжиться и забиться под печку.
- В счет долга я беру твою жизнь.
Прозрачно-зелёные глаза   в упор уставились на Варку, и тот почувствовал , что задыхается в разрежённом  горном воздухе, медленно умирает под ударами ледяного, летящего над вершинами  ветра.
- Ты не смеешь губить то, что принадлежит мне. Понял?
- П-понял,- простонал Варка,- жизнь.. душу… все, что угодно…Только отпустите!
- Разве я тебя держу? – холодно усмехнулся крайн,- жизнь и так моя. А душу…- тихо добавил он, - душу ты мне принесешь сам.

Глава    14               
Два гроша Варка использовал с толком. Отправился к дядьке Антону и выпросил у него на день лошадь, топор и верёвку. Кривое дерево на холме крайн рубить запретил, без объяснения причин, но грубо и решительно. Пришлось отправиться в лес. Целый день они искали тощие  сушары, рубили и таскали на вершину холма по способу дядьки Валха. Лошадиные копыта разбили неглубокий снег,  тонкие концы стволов содрали его до земли. К концу дня на холм вела накатанная дорога. Варке это не нравилось. Лучше бы  об их жилище никто не знал
Вечером,  получив назад  лошадь, топор и верёвку, дядька Антон долго гмыкал, выискивая ущерб, нанесенный его имуществу, а потом вдруг заявил.
 - Я завтра с утра в Трубеж еду. Там большой торг будет. Тебя и того рыжего могу с собой прихватить.
- Зачем? – подозрительно спросил Варка. В бескорыстную доброту дядьки Антона он не верил.
-  Говорят тебе, торг…народ подвалит со всего Пригорья…заработаете.
- А-а…это можно.
- Половину мне.
- За что?
 - Так я ж вас повезу. Туда да обратно – не ближний свет.
- Четверть,- сказал Варка.   Сошлись на трети, причём у Варки осталось смутное ощущение, что его все-таки облапошили.
                ***
После давешнего бурного разговора с крайном Варка   счёл, что угодил в пожизненное рабство и  им   теперь примутся управлять как послушной марионеткой. Но господин Лунь нисколько не интересовался хозяйственной суетой и с того вечера не сказал Варке ни одного слова. Варка ему – тоже. Общаться с неподвижной, обращённой ко всему миру спиной было по-прежнему крайне затруднительно. Предполагаемый отъезд в Трубеж в сомнительной компании дядьки Антона не вызвал у спины никакого отклика, если не считать совета поменьше болтать, обращённого, очевидно, к печным кирпичам.
Проехав пару вёрст, Варка решил, что  идти пешком намного приятней. Сидеть в медленно ползущей телеге, которую швыряло и подбрасывало на ухабах, потихоньку превращаясь в хрустящую ледышку… Ну нет.
Он пошёл рядом, держась за обитый жестью борт, и лишь иногда подсаживался на край. Свою душегрейку он отдал Жданке, которая свернулась на соломе жалким дрожащим комочком, и сверх того закутал девчонку в рогожи, припасённые дядькой Антоном, чтобы накрывать свой товар. Хозяин товара, глядя на такое самоуправство, хмыкнул, но ничего не сказал.
Когда в сумерках они добрались до Стрелиц, несчастный Варка от холода уже не чуял ни рук, ни ног. Стрелицы, окружённые пустыми, продуваемыми ветром полями , оказались большим по пригорским меркам селом: целая сотня дворов, на холме над ними церквушка, внизу, у торной дороги – корчма. Ночёвка на сеновале над конюшнями – грош с человека. Деньги выложил дядька Антон, пробормотав: «Потом сочтемся».   В обеденной зале было тепло. Печь хорошо вытоплена, да ещё поддавал жару открытый очаг, над которым готовилась всякая снедь.
Варка и Жданка пристроились поближе к огню и грызли прихваченные с собой из дому чёрствые лепёшки.  Дядька Антон не спеша, с толком и расстановкой ужинал в компании такого же тощего, сутулого , бородатого мужика, которого торжественно именовал кумом. Когда бутыль, стоявшая перед ним, наполовину опустела, он пришёл в хорошее настроение и подмигнул Варке.
- Эй, погреться не хочешь? Замёрз, небось.
- Денег нет, – сухо ответил Варка. Выпивкой дядька Антон даром делиться не станет – уж в этом- то он был уверен.
- На что тебе деньги: спой, они тебе сами нальют. Даже просить не придётся.
- Это чё, тот самый, что на Крайновой горке  живет? – заинтересовался кум, дублёная физиономия которого слегка размякла, утратив обычную неподвижность. – Неужто он сам из крайнов?
- Не,- икнув, разъяснил дядька Антон,-  Только ему дано.
- Да-а,- протянул кум,-  Где они, те крайны… Может, их и не было никогда… 
Варка окинул взглядом закопчённую залу, очертания которой едва  просвечивали сквозь кухонный чад и кислый пар, поднимавшийся от сырых одежд немногочисленных гостей.
- Чё сидишь- молчишь, как  девка на выдане? – не унимался дядька Антон,- сам выпьешь и нас угостишь. Думаешь, не поднесут?
«Поднесут,- думал Варка,-  ещё бы. Встать, затянуть «По новой по роще поехал зять к тещё»,- поднесут как миленькие, и сразу станет тепло. Отступит страх, вернется слух, исчезнет  стена , навсегда отделившая его от людей, и хотя бы на эту ночь он будет избавлен от снов о доме. Крайну хорошо рассуждать, сидя на печке. Ему бы поднесли, он бы тоже, небось, не отказался. «Не смей губить свою жизнь».  Поду-умаешь! Тоже мне, господин учитель… Детка, веди  себя хорошо, иначе… А что иначе-то? Что он может, бессильный, беспомощный калека, целиком зависящий от кучки изголодавшихся подростков? Мёртвый крайн. Крайн без крыльев.
Варка поёрзал, покосился на Жданку. Жданка глядела в пол. Лицо под съехавшей на глаза шапкой тонуло в густой тени. Грязные пальцы тискали грубую саржу старых Варкиных штанов.
- Или ты не мужик?! – заплетающимся языком подначил кум.
 Варка встал, выпрямился, запрокинул голову. Шапка свалилась, и он не стал её подбирать. Жданка закусила губу. В прямой напряжённой фигуре парня на миг отчётливо проступило до жути близкое сходство с крайном.
- Не, не мужик. Девка я, разве не видно?- сказал он хриплым мальчишеским баском  и вышел, ловко избежав столкновения с очередным пьяным гостем.
Дядька Антон, осторожно поставил кружку, ошарашенно покрутил головой.
- Девка, парень – кто вас там разберёт… . Вот ты кто, рыжий?
- Не знаю,- радостно ответила Жданка,- сирота я, так мне до сих пор никто не объяснил.
На сеновале, конечно, дуло, хотя снизу тянуло пахучим лошадиным теплом. Варка забился поглубже в сено и пожалел, что забыл захватить верхнюю одежду. Впрочем, одежду принесла Жданка.
- Он тебя заворожил?- горячо зашептала она, - он для этого нас тогда выгнал, да?
- Нет,- сказал Варка в темноту, пахшую навозом и сеном,- не может он ворожить.
- Почему?
- У него крыльев нету.
- Вар, а вот у нас под мостом жил один такой… он раньше придворным певцом был, если не врет… в самой столице... а теперь по трактирам побирается.
- Отстань,- сказал Варка,- я спать хочу.
                ***
Меж холмов вольно раскинулось озеро, чёрное, блестящее как крылья ворона. В тёмной ледяной воде дрожало отражение белого города: светлые стены, стройные башни, серебристые флюгера, высокие шпили. Настоящий город, стывший на берегу под белесым морозным небом, напротив, казался чёрным, точно вырезанным из куска тени.
 - Ух ты! – сказала Жданка. Помёрзший в дороге Варка только кивнул. Война обошла это место стороной. Пригорский город Трубеж был хорош, как картинка на праздничном прянике. Над городскими воротами красовался огромный щит. На щите, на синем поле серебром были выложены две симметрично расположенные треугольные штуковины, отдалённо смахивающие на дамский веер.
- Ишь,- проворчал дядька Антон,- подновили-расстарались. Опомнились, стало быть. Поздновато опомнились.
- Чего это? – тут же спросила  Жданка.
- Герб ихний. Трубежский.
- Странно, - заметил Варка,- в гербе обычно лев, ну или там дракон. Орёл, на худой конец. А тут не разбери поймёшь что.
- Крылья крайна, что ж еще,- фыркнув, объяснил дядька Атон.
- Да? – изумился Варка,- а похоже на крылья курицы.
- А ты видел?
- Чего?
- Крайна с крыльями.
- Не,- хмыкнул Варка,- я курицу видел.
К сожалению, вблизи сказочный Трубеж смахивал на  рубашку обедневшего щёголя. Складочки заглажены, полотно тонкое, но кружева обтрепались, ворот и манжеты заношены, да и белизна стала какой-то желтоватой. Продуманно построенный, с любовью украшенный, некогда чистый и ухоженный город  явно переживал не лучшие дни.
Торг на площади у Озёрных ворот тоже не поражал богатством и изобилием. Во всяком случае, до Рынка-на-Болоте ему было далеко. Несколько рядов телег под присмотром серьёзных мрачноватых мужчин вроде дядьки Антона, штук двадцать палаток под линялыми полотняными крышами, гостеприимно распахнутые двери городских лавок на Озёрной площади – вот и вся ярмарка.
Варка приготовился к  жестоким дракам с  возможными соперниками, другими бродячими певцами, акробатами или глотателями огня, но ничего подобного на площади не оказалось, хотя время было не раннее. - Валяйте,- буркнул дядька Антон, спихивая Жданку с телеги. Варка поглядел на него, на лохматый шар зимнего солнца, катившийся над самыми крышами, вдохнул  полную грудь морозного воздуха и запел:
Снеги белые, пушистые,
Покрывали все поля.
Одного лишь не покрыли
Горя лютого мово
Жданка подхватила, их чистые голоса сплелись, полетели над площадью. Красив был город Трубеж, и день выдался ясный, и пелось легко, не то, что в душных горницах.   
Воротися, моя радость,
Воротись, моя надежда…
Жданка вдруг умолкла. Перестав слышать её, Варка очнулся, опустил глаза. Вокруг стояла толпа. Ломаные жизнью пригорские крестьяне, аккуратные горожанки в белых чепцах и чёрных вышитых юбках, лохматые мальчишки и даже тройка военных в кирасах и  шишковатых шлемах, по виду явные стражники. Эти трое Варке  не понравились настолько, что он с трудом подавил сильное желание немедленно бежать. Но Жданка спокойно обходила толпу с шапкой. Варка глазам своим не поверил. В шапку сыпались настоящие деньги. Конечно, все больше медные гроши, но попадались и пятаки, мелькнула,  мелодично звякнув о другие монеты, серебряная гривна.
 «Ехал мальчик молодой!» - крикнули из толпы.
- «Хороша была Любаша» знаете? – умильно пробасил самый высокий стражник.
- Красавчик какой! – томно вздохнула  какая-то девица в щедро украшенном лентами чепце.
   Опасаясь, как бы дело не дошло до вопросов про крайна, Варка нахлобучил шапку поплотнее и затянул  про Любашу.
               
                ***
Соперник у них появился , когда торг пошёл на убыль и краски короткого зимнего  дня стали медленно тускнеть. Над площадью вдруг разнеслись нежные, протяжные звуки. «Неужели флейта?» - удивился Варка. Напротив ниши под лестницей, ведущей на надвратную башню, тоже собралась небольшая толпа.
- Пошли, посмотрим,- азартно предложила Жданка. Варка пожал плечами. Петь ему порядочно надоело. Для того, чтобы закончить, годился любой предлог.
Нежные звуки издавала вовсе не флейта. Всего лишь  грубая глиняная свистулька с тремя дырочками, однако играл на ней настоящий мастер. Он был уже стар, сквозь седые волосы просвечивала бледная лысина, шевелились сосульки жёлтых прокуренных усов, плясали над дырочками корявые пальцы, в такт небесной музыке дрожал и дёргался толстый лиловый нос.
Но зрителей привлекала не музыка. Перед стариком на обледеневших булыжниках площади  танцевала белая птица. «Журавль?- подумал Варка,- не, журавли серые. Аист? Маловата она для аиста». Птица была белоснежной от кончиков крыльев до пышного хохолка на голове. Движения её были легки и порывисты. Она взлетала, распахнув крылья, по-балетному задирала длинные тонкие ноги, тянула носок, приседала и кланялась.
- Красиво,- вздохнул Варка.
- Нет. – Жданка сморщилась, сгорбилась как старушка,- пошли отсюда.
- Пошли. Есть хочется.
- Ты знаешь, почему она пляшет?
- Может, ей музыка нравится.
- У нас под мостом у одного петух такой был. Знаешь, как их учат? Хозяин  начинает играть, а птицу сажают на раскалённый железный лист. Она скачет от боли, а хозяин играет. И так несколько раз. Она скачет потому, что боится боли.
- Тьфу,- сказал Варка и двинулся прочь, плечом расталкивая плотно стоявших зрителей.
- Ты только  дома ничего не рассказывай,- попросил он, убравшись подальше,- а то опять начнётся: люди, крысы, навозные черви…
 - Он же не со зла. Тоже, небось, голодает. Вон какой тощий, кожа да кости.
- Ты бы смогла так зарабатывать?
Жданка яростно замотала головой.
- Слушай, а почему она не улетает?
- Крылья подрезаны.
Варка споткнулся на ровном месте и стал смотреть в землю.
-  И потом,  я видела, у неё на лапке верёвка. Вар, да ты чего?
- Ничего… Есть хочется.
                ***
- Вот,- сказал Варка,- треть выручки, как уговаривались.
- А не врешь?
- Сами считайте.
Дядька Антон долго водил корявым пальцем по липкой столешнице, распихивая по кучкам монетки разного достоинства. Они сидели на постоялом дворе «Крылья крайна». Торг кончился, ближние разъехались, дальние остались заночевать.
-  С утра поедем?
- Нет, у меня здесь ещёдела. Назад тронусь послезавтра с рассветом.
Варка пожал плечами. Ему было всё равно: ждать дядьку Антона или добираться домой пешком. Но у Жданки имелись широкие планы. Получив в своё  распоряжение мешочек с деньгами, она забегала, засуетилась, то расплачиваясь по уговору за заранее  выбранный товар, но скупая по дешёвке остатки нераспроданной крупы или овощей. Варку немедленно заставили таскать на Антонову телегу какие-то свёртки, мешки и кулёчки.
- Откуда ты знаешь, чего надо? – попробовал он обуздать Жданкину проснувшуюся хозяйственность.
- Фамочка велела,- непререкаемым тоном заявила раскрасневшаяся от суеты Жданка, и Варка больше не спорил. Фамке виднее. В конце концов Жданка самолично приволокла  целую связку белых валяных сапог на толстой подошве сыромятной кожи.
- На всех,- выговорила она, запыхавшись.
- Сколько ж вас там? – удивился дядька Антон, пересчитал  сапоги и с подозрением уставился на Варку.
- Пятерых видел. А кто шестой? Кого прячете?
- Никого,- отрезал Варка, - шестые про запас.
- А чего здоровенные такие?
- Навырост,- улыбнулась Жданка.



Глава  15
- Вар, чего целый день без дела сидеть. Пошли, по улицам походим.
- А по шее  не дадут?
- Не…Ну а если и дадут, то не сразу. Ещё немного заработаем.
Трубеж Варке понравился. Было в нем уютно, спокойно, хотя и пустовато. Впрочем, они бродили по богатым кварталам с  хорошими большими домами. Подавали тут тоже неплохо. Не так обильно, как на торгу, но  зато в потайном поясе-кошельке, трижды обмотанном вокруг тощей  Жданкиной талии, позвякивали целых четыре серебряных гривны. Никто их не обижал, проходившие стражники взирали благодушно, а тёмных личностей на улицах Трубежа, как видно, не водилось.
День клонился к вечеру, Варка решил, что пора возвращаться в трактир, но тут узкое пространство между домами заполнил яростный стук копыт. По переулку мчался целый отряд. Варка прижался к стене и прикрыл собой Жданку, чтоб не зашибли. Всадники понеслись мимо, в лицо ударила мёрзлая пыль и запах лошадиного пота. Но вдруг кони заржали, остановленные на всем скаку, забили копытами.
- Эй, парень, ты – песельник?
- Я,- с перепугу признался Варка, глядя, как прямо перед ним, толкаясь, гарцуют  лошади. Вот-вот наступят или прижмут  к стене могучим лоснящимся крупом. Сверху нависла чёрная конская морда. Кто сидит на лошади – не разглядеть. Варка видел  только руку в жёлтой перчатке, держащую поводья.
- Поедешь с нами. Госпожа желает тебя видеть.
   Варка завертел головой, ища пути к отступлению. Таковых не оказалось. Сзади стена, спереди сплошные лошадиные ноги.
- Не бойся,- мирно сказал всадник,- госпожа всего лишь хочет послушать  песни.
- А заплатят? – придирчиво спросила Жданка, по стеночке выползая из-за Варкиной спины.
- Да, и очень щедро.
- Так в чем же дело? Давай! – прошептала Жданка, пытаясь острой коленкой придать Варке необходимое ускорение.
Подпрыгивая на крупе за спиной всадника в кольчуге и дорогом, подбитом мехом плаще, Варка по-прежнему выискивал способ бегства. Посылать целую толпу конных воинов, чтобы доставить в дом понравившегося песельника? Ой, нет. Что-то здесь не вяжется, даже если эта дама – принцесса крови.               

                ***
Дама выглядела так, что могла бы быть и королевой. Она сидела у большого камина в  громадном зале, поверху которого тянулась украшенная остроугольными арками  галерея.  Сидела  очень прямо, не опираясь на спинку высокого резного кресла, едва касаясь подлокотников узкими породистыми руками. Дама определённо была не молода. Волосы, сложенные в высокую причёску с  модными украшениями на концах локонов,  цвета светлого серебра. Лицо, на первый взгляд гладкое и румяное, покрывала сеть тончайших, почти невидимых морщинок, зато глаза – чудной голубизны, не хуже, чем у Ланки.
Оробевший Варка был просто вынужден снять шапку и поклониться по всем правилам. За спиной раздался шорох. Видно, Жданка сделала то же. Хвост от тряски почти рассыпался, волосы упали на лицо, и Варка был  этому рад.
- Не бойся,- нежно выговорила прекрасная дама,- Почему он напуган? Вы обращались с ним грубо?
- Никак нет,- гаркнул кто-то за Варкиной спиной.
- Не нужно бояться. Разве я такая страшная?
- Нет,- выдавил из себя Варка.
- Вы красивая,- восхищённо добавила хитрющая Жданка.
- Что вы поёте?
- Что угодно госпоже? – взял себя в руки Варка, отодвинув в сторону дурные предчувствия,- желаете послушать балладу?
- Лилофея, дочь короля,- прошептала Жданка. Она, как всегда, была права. Трогательная история о королевской дочери и  водяном царе как нельзя лучше подходила даме в этих роскошных покоях и была  благополучно допета до самого трагического конца. Варка немного расслабился, перестал соображать, где тут выход, и сумеют ли они до него быстро добраться.
Дама пришла в восхищение и даже, кажется, впала к экстаз. Глаза у неё стали совсем как у Ланки, получившей какой-нибудь особенно приятный подарок. Умело накрашенные губы раздвинулись в улыбке.
- Будь добр, подойди ко мне,- сказала она. Варка подошёл, шаркая валенками по гладкому мраморному полу, чувствуя себя грязным и неуклюжими.
- Присядь. Ты, вероятно, голоден.
Голоден Варка был всегда, так что охотно уселся за круглый одноногий столик, поставленный по правую руку от кресла, и робко оглянулся  в поисках Жданки.
- Не тревожься. Твоего спутника покормят на кухне. Я хочу побеседовать с тобой, а он , боюсь, мал и глуп для серьёзной беседы.
«Повезло Жданке,- с завистью подумал Варка,- на кухне, небось, обычной еды дадут. Хлеба или даже мяса».  На столе перед ним красовалось серебряное блюдо  с пирожными: взбитые сливки, цукаты и тонкое слоёное тесто. Запивать все это предполагалось подогретым вином из высокого темно-красного бокала. Варка тяжело вздохнул, аккуратненько, двумя заскорузлыми от грязи пальцами подцепил пирожное  и,  собрав в кучку остатки полузабытых хороших манер, попытался вести себя как подобает воспитанному юноше из приличной семьи. Получалось вроде неплохо. Сливки на стол не уронил, с шаткой резной табуретки не грохнулся, на шлейф даме не наступил – и то ладно.
- Кто вы и откуда?
Варка протолкнул в рот кусок пирожного. С трудом удержался от того, чтобы вытереть руку о штаны, деликатно кашлянул и доложил  все ту же историю про беженцев из Белой Криницы. Совет крайна «поменьше болтать» сидел в его голове как гвоздь.
Дама сочувственно кивала.
- Где вы живете?
- Нигде,-  твёрдо ответил Варка,- бродим по Пригорью. Ночуем где придётся. Свет не без добрых людей.
Дама улыбнулась, на бледных щеках  образовались очаровательные ямочки.
- Милый мальчик, зачем ты лжёшь?
Варка поперхнулся липким кремом. Дама подождала внятного ответа, не дождалась, и её речь плавно потекла дальше.
- Я понимаю, лгать приказали пославшие тебя. Бедное дитя. Конечно же, ты не смеешь ослушаться и скорей умрёшь, чем…
- Никто меня не посылал,- озадаченно возразил Варка. «Разве что куда подальше, но это, наверное, не считается?».
- Неужели ты хочешь сказать, что совсем один и ничего не знаешь об остальных? Ты круглый сирота? Тебя потеряли? Бросили?
- Совершенно невероятно,- донеслось из-за спинки кресла,- почти так же невероятно, как то, что его послали сюда одного. Должно быть, у них осталось очень мало людей.
К камину шагнул  худощавый пожилой мужчина с толстой серебряной цепью на  впалой, обтянутой чёрным бархатом груди.
- Дорогой, вы, по-обыкновению, правы, – величественно кивнула дама,- Тебе приказали молчать,- ласково повторила она,- но, мой милый, сознаешь ли ты, что слишком молод, слишком мало знаешь, чтобы оценить всю серьёзность положения? О,  воображаю, что тебе наговорили о нас. Поверь мне, это не совсем справедливо. Тем более, что дом Гронских состоит в давнем  родстве с родом Ар-Моран. Ты не находишь, что перед лицом общей опасности пора забыть старые распри? Следует подумать о людях Пригорья, не так ли?
Варка открыл было рот и тут же его захлопнул. Он чувствовал себя как на уроке. Вопрос задан, от него ждут ответа, а он понятия не имеет, о чем вообще идёт речь. Что ж, если не знаешь урока, можно попробовать бить на жалость. Он умоляюще улыбнулся, и постарался, чтобы в голосе дрожали слёзы:
- Прекрасная госпожа, как бы я посмел солгать вам! Мы бежали из разорённого города, мои родители погибли, уже несколько месяцев я  живу случайной работой или подаянием и никогда в жизни не слышал о  Гронских или  Ар-Моран. Здесь какая-то ошибка…
- Ошибка? Ну что ты, мой милый,  я не могу  ошибаться. Лицо, голос, походка… Особенно голос. Если ты хотел ввести нас в заблуждение, тебе не следовало петь. Тот, кто надеялся , что ты сможешь долго выдавать себя за простого бродягу, должно быть, совсем забыл, как выглядят обычные люди. 
 Тут  Варку осенила догадка. С одним представителем рода Ар-Моран он  все-таки был знаком, и человеком тот точно не был.
- Нет,- решительно начал он, - я не…
- Ты очень  упрям,- печально вздохнула дама.
- Варка! Беги!
Вопль сбросил его с шаткого табурета. Локтем он опрокинул драгоценный бокал, но ему уже было все равно. Наверху, на галерее, Жданка извивалась в руках здоровенного стражника, норовя укусить его за запястье, но на стражнике были боевые  рукавицы, так что остриё длинного ножа  неуклонно приближалось к  Жданкиному горлу.
Варкин взгляд заметался в поисках  лестницы. Лестница нашлась, но у входа на нее неподвижно стояли двое в кирасах и при оружии.
- За что?! – взмолился Варка,- что мы вам сделали?
- Хороший ключ к раскрытию внутренней сущности,- с удовлетворением заметил тихий человек с цепью,- вполне верный.
Нож прочертил на коже вертикальную красную полосу. Жданка завизжала.
- Ты готов пожертвовать своим спутником ради сохранения тайны? Лети. Ты ещё успеешь.
Невинный взгляд фарфоровых ясно-голубых глаз должно быть и вправду вскрыл в душе Варки какую-то внутреннюю сущность. Впрочем, совсем не ту, которую требовалось. Обозвав прекрасную даму как нельзя  хуже, он бросился к лестнице. Жданка кричала, и он плохо соображал, что делает. В здравом уме ему  ни за что не удалось бы сшибить здоровенного вооружённого стражника  простым ударом под колено. Тот повалился с лязгом и грохотом. Зато второй,  опомнившись от  неожиданности,  тут же скрутил взбесившегося  мальчишку. Каким-то чудом Варке удалось вырваться, но тут набежал третий и  отвесил  такую оплеуху, что Варка утратил всякую охоту не только драться, но и жить. Стражники оказались повсюду, за каждым углом, за каждой колонной, словно  здесь ждали ни пару малолетних бродяг, а шайку пригорских разбойников.
- Странно,- донеслось до него сквозь туман,- Оказывается, я действительно ошиблась. Невероятно. И весьма прискорбно.
- Не думаю. Взглянем на это с другой стороны. Если ошиблись даже вы, что же говорить об остальных?
- О…вы полагаете, он сможет сыграть эту роль?
- Ему не придётся ничего играть. Вовсе не обязательно посвящать его в наши планы. Достаточно отмыть, приодеть, подкормить немного… Представьте, этот мальчик рядом с вами на празднике солнцеворота…
- Несомненно, это произведет  впечатление.
- Нужное впечатление.
- Об этом стоит подумать. Отведите его пока в Витражную.
- А второго?
- Второму заплатить и выставить за ворота. Впрочем, можно подыскать ему какую-нибудь работу на кухне. Обижать сирот –  дурной тон.
- Опасно. Он может начать болтать. Устранить – в любом случае проще и надёжней.
- Что ж, оставляю это на ваше усмотрение.
Тут Варка встрепенулся, дёрнулся в могучих руках стражников и заорал:
- Только троньте её – ничего для вас делать не буду! До смерти забейте – не буду!
- Её? – донёсся до него воркующий голос дамы,- любопытно. Это твоя подружка?
Варка похолодел, поняв, что проболтался.
- Сестра! – рявкнул он, костенея от ненависти и сознания полной беспомощности. Жданку он не видел, и держали его очень крепко. На самом деле он ничего не видел кроме свесившихся на лицо волос и мраморных квадратов пола под ногами.
- Есть-пить не буду! От жажды сдохну, на поясе повешусь! Будет вам праздничек!
- Какая прелесть,- умилилась дама,-  Прямо как в старые добрые времена. Дорогой мой, может быть, ты все-таки крайн?
- Не-ет! Я дракон! Щас превращусь – не обрадуетесь!
   Где-то рядом отчётливо фыркнула Жданка. Варку слегка отпустило. Раз фыркает, значит, ничего страшного ей не сделали.
- Драконы, они вроде покрупнее будут,- с сомнением пробасил какой-то  стражник.
- Обоих в Витражную,- негромко приказал мужчина, - Не бить. Обращаться мягко. Кто испортил ему лицо – ответит.
- Дык я легонько. Он же бросался как бешеный,- раздалось над Варкиной головой.
- Чтоб вы все сдохли! – с наслаждением сказал Варка
                ***
- Вар, что это было?
-Не знаю. Ничего не понял. Вроде бы им до зарезу нужен  крайн, и они  почему-то хотели, чтоб я был он.
- А зачем им крайн?
- Откуда мне знать?
- Вар, а ты точно не…
- Дура. Курица безмозглая.
Помолчали.
Варка злился. Жданка делала вид, что обиделась на курицу. Витражная комната, высокая и холодная, тонула в изменчивом полумраке. При свете огня, едва тлевшего в непомерно большом камине, тускло мерцали  оконные витражи в глубине узких,  вытянутых вверх ниш. Окна располагались намного выше Варкиного роста.
Огонь для них разложили, но есть не дали. То ли нарочно, то ли просто забыли в суматохе. В пустом Варкином животе одиноко  блуждали липкие остатки пирожного.    Они сидели на полу перед очагом, для тепла привычно прижавшись друг к другу. Никакой мебели, кроме нескольких деревянных складных табуретов в комнате не было.
- Вар, выходит, они тебя  на службу взяли.
- Не буду я им служить. Ты чё, не поняла? Они же тебя убить хотят. Чтоб не болтала. Жданка вздохнула. «Будешь,- подумала она, - никуда не денешься». Несмотря на свои двенадцать лет  она очень хорошо разбиралась в людях. Эти двое в парадном зале были из  самых страшных. Холодные и опасные, как хищные рыбы в мутной речной воде. Такие сильнее всех, потому что для них нет запретов. Все будет, как они захотят. Её убьют, а Варку сломают. По-настоящему-то его ещё ни разу не били. Случайные драки не в счёт.  Можно бить так, что не останется никаких следов. Бить сутками…неделями…
Жданка съёжилась. Не… Отсюда не убежать. И в голове ни одной мысли. Даже не страшно. Только как-то пусто, словно все уже кончилось.
Варка задремал, уткнувшись в её колени... Жданка глядела на огонь, вспоминала прекрасного крайна. Были бы целы крылья, прилетел бы, как тогда, в башню.  Были б у Варки  крылья…
- Жданка, проснись! Проснись, говорю! Нашла время…
- Да не сплю я… Чё, поесть принесли?
- Нож не отобрали? – горячо зашептал Варка.
- Не-а,- зевнула Жданка. Нож был привязан у щиколотки под тройным слоем толстой портянки.
- Давай сюда.
- Зачем, Вар?
-Давай-давай, не рассиживайся! Слышь, тихо как? Третью стражу недавно отбили. Самое глухое время. И пояс снимай. Снимай, говорю. Отвернулся я.
- А деньги куда?
- Плевать на деньги!
- Хочешь часовых подкупить, а не выйдет – зарезать?
Варка, хмыкнув, вытряхнул деньги из пояса.
 - Как же, плевать,- проворчала Жданка, собирая монеты и тщательно увязывая их в угол подола своей безразмерной рубахи.
Тем временем Варка, располосовав пояс  вдоль,  связал половинки надёжным рыбацким узлом и принялся, раздражённо фыркая и отпихивая с лица мешавшие волосы, пристраивать к концу получившейся короткой верёвки нож. Очаг догорел, и работать приходилось почти на ощупь, хотя наверху бледно светились узкие полосы окон. Над Трубежем взошла ясная морозная луна.
Закончив работу, Варка сильно подёргал нож, привязанный посредине, между рукоятью и лезвием, остался доволен и, стараясь не шуметь, поволок  широкий неудобный табурет к угловому окну. Послушная, но озадаченная Жданка, пыхтя, потащила второй.  Под окном Варка взгромоздил табурет на табурет, шёпотом приказал Жданке держать, утвердился на верху шаткого сооружения и  швырнул нож в по-прежнему недосягаемую глубокую оконную нишу. Громко звякнуло стекло. Варка замер. Жданка  втянула голову в плечи.
Все тихо. Никакого топота. Никаких воплей. Варка подёргал за  конец верёвки, и нож с лёгким лязганьем съехал к нему в руки. Варка выругался и попробовал снова. На этот раз нож вывалился по ту сторону рамы, зацепился за что-то и застрял плотно. Варка подёргал за верёвку, повис на ней - верёвка держала. В одну минуту он подтянулся, ввинтился в узкую нишу,  закрепился на покатом подоконнике.
Скоро по скату подоконника заскользили осколки стекла. Жданка  предусмотрительно ловила их в подол рубахи, так что удалось обойтись без звона и грохота. Варка возился долго, не раз порезался. Витражное стекло крепилось на тонкой проволоке, избавиться от которой было труднее всего. В ожидании очередного куска Жданка подставляла уже выломанные осколки под тусклый лунный луч, пыталась понять, что там было, на витраже. Край золотого плаща… тонкая  рука… а  это…кружевное, белое … неужели кусок крыла?
- Все,- приглушённо раздалось сверху,- давай сюда.
Жданка пристроила осколки под стеночкой, вползла на шаткое сооружение из двух табуретов и уцепилась за верёвку. Сооружение закачалось, твёрдо намереваясь рассыпаться с жутким грохотом, но почему-то не упало.
В оконной нише Варки не оказалось.  Прекрасный витраж был безжалостно выломан. В  дыру заглядывала луна. Жданка осторожно высунулась  и ахнула. Вдали, в лунной тени чернели какие-то крыши, а далеко внизу  беспощадно сверкала покрытая инеем брусчатка мощёного двора. К счастью, тут появился Варка. Вышел из-за угла по тянувшемуся под окнами карнизу, на котором едва помещалась его босая ступня. Куда делись новые валенки – неизвестно.
- Вылезай,- приказал он.
Жданка отчаянно замотала головой..
- Ты чего? – искренне удивился Варка,- тут  недалеко, до угла только.   Жданка зажмурилась.
- Я высоты боюсь.
- Дура! Какой высоты…Всего-то саженей  десять,- возмущённо зашипел Варка.
Малое количество саженей Жданку не утешило. Булыжники внизу не стали от этого  ближе и мягче.
- Ладно,- сказал Варка, оттесняя её обратно в окно. Поскрёб в затылке, вздохнул. - Простила меня за то…
- Ну.
- Веришь мне?
- Ну.
- Тогда так. Залезай  на спину, зажмурься и держись.
Узкий оконный проем заполнился Варкиной спиной. Жданка стиснула зубы и вцепилась в неё руками и ногами.
-Не за шею,- прохрипел Варка,- задушишь! Рук не разжимать, глаз не открывать. Что бы ни случилось, не орать. Ясно?
- Ясно. А что ты будешь делать?
- Тебя не касается.
Жданка  зажмурилась, изо всех сил стараясь никуда не смотреть и ни о чем не думать. Затылком и лопатками она чувствовала холод твёрдых камней, поджидавших её в глубине двора. Напряжённая спина под ней мерно двигалась. Варка медленно шёл, цепляясь руками за стену, а пальцами ног за обжигающе ледяной металл  карниза. С грузом за спиной расстояние до угла уже не казалось ему таким маленьким.
- Кожа да кости,- ворчал он,- ешь, ешь, а толку чуть... Крысе своему, небось, все скармливаешь… Любовь до гроба,  дураки оба…
Жданка понимала,  он болтает , чтобы отвлечь её , но это не помогало.
Спина под ней замерла, качнулась в сторону.
- А теперь держись крепче.
- З-зачем?
- Щас летать будем,- пообещал Варка и, сильно оттолкнувшись, прыгнул вперёд. Жданка заорала бы, да рот забило  ветром, смешанным с Варкиными разлетевшимися волосами, уши заложило, ставший твёрдым морозный воздух вышибал из зажмуренных глаз жгучие слезы. Варкины руки взвились вверх и тут же сильный толчок  сбросил Жданку с тощей, костлявой, но такой надёжной спины. Она падала, не открывая глаз, что-то царапало лицо и руки, цеплялось и рвало одежду. Сильный, но упругий удар, и вот она уже не падает, а скользит, увязая в чем-то мягком, осклизлом и, как оказалось, довольно вонючем.
Глаза открылись  сами собой. Падение прекратилось. Сверху нависали скрытые чёрной тенью крутые склоны. Прямо над головой, на краю обрыва  торчала  старая, толстая, раскидистая ветла, похожая на растрёпанный веник. На одной из веток сиротливо болталась Жданкина мохнатая шапка. А над ветлой, высоко наверху блестел под луной огороженный кирпичной стеной угол  дома. Под тёмными щелями окон сверкала полоска карниза.
- Ой,- сказала Жданка,- ой-ой-ой…
Визжать вроде было поздно, но очень хотелось. Зашуршало, заскрпипело, зачавкало, и сверху съехал на спине встрёпанный  Варка. Под мышкой он неловко зажимал  новые валенки .
- Цела?
Жданка мелко закивала, хотя и не знала точно, цела она или нет.
- Тогда помоги обуться. Я, кажется, руки потянул…обе… или, того хуже, вывихнул. Шевелить могу, но не поднимаются.
Жданка заторопилась, принялась натягивать валенки на босые, посиневшие ноги.
- Хорошо,- вздохнул Варка,- тепло. И не трёт нигде…
- Вар, а ты…ты, значит, и вправду крайн? Ты зажмуриться велел, чтоб я крыльев не видела?
- Дура, - устало сказал Варка, -Я просто прыгнул.
- Чего?! Спрыгнул?! Во-он оттуда?!
- Ну и чё? Я дома сто раз так делал. С крыши на дерево… Или со стены…Прыгнешь, уцепишься за ветку... Дерево спружинит и все дела. Только тут, конечно, повыше… Но ничего. Хорошо упали, мягко. Я, как эту помойку заметил, сразу понял – выберемся.
- По-мой-ку?
- Да что ты прям как Ланка. Будто никогда помоек не видела… Тут кругом дома. Годами, наверное, в этот овраг всякую дрянь вываливают. Ладно, хватит рассиживаться. Вставай, пошли, пока нас не заметили.
Жданка встрепенулась, вскочила на ноги.
- Куда пойдем? К дядьке Антону теперь нельзя. Из города надо выбираться.
- Думаешь?
- Да. Такие не отвяжутся. Искать будут. По-моему, ты им очень нужен.
Проваливаясь по щиколотку в промёрзшую, но все ещё липкую грязь, они двинулись вниз  по оврагу. Над головами проплывали задворки трубежских богатых домов. Дно оврага по прежнему тонуло в  тени, и Варка был этому рад.
Довольно скоро овраг упёрся в городскую стену. Стена была построена на совесть. Почти все пространство  оврага тщательно заложили камнем. Арку, оставленную для стока весенней воды, перегораживала толстая, ржавая решётка.
- Придётся пролезть,- решительно сказала Жданка,- к воротам нам точно нельзя.
- Ещё бы, - буркнул Варка,- цепь заметила? Тот мужик в чёрном  – городской старшина, это уж как пить дать.
Скинув душегрейку, Жданка ящерицей ввинтилась в один из нижних квадратов решётки. Пролезла, протащила за собой душегрейку, кивнула Варке. Тот, присев на корточки, начал копать, надеясь расширить проход под решёткой. Ноющие руки почти сразу упёрлись в затянутый грязью  но вполне надёжный нижний прут.
Варка скривился, закусил прядь волос и, морщась, принялся раздеваться. Руки слушались плохо, не гнулись, не поднимались.
- Отвернись,- зашипел он на Жданку,- чего пялишься?
Снять пришлось почти все, и штаны, и куртку. А рубашки у него давно уже не было. Выдохнув остатки воздуха, ободрав спину и плечи, он все-таки протиснулся в просвет между прутьями, перепачкавшись с ног до головы и зверски замёрзнув. Выбравшись с другой стороны, он никак не мог унять крупную тяжёлую дрожь. Одевать его пришлось Жданке.

Глава 16
Они очутились на самом берегу. Впереди чёрное озеро с яркой лунной дорожкой, позади  белая от лунного света городская стена. Под ногами – полоска неглубокого снега, в двух шагах ледяная кромка припая и неподвижная тёмная влага. Тихо. Так тихо, что слышно, как колышется вода, легко ударяясь о прибрежный лёд.
- Вон там, наверное, дорога,- сказала Жданка. Справа вдоль озера до самой стены тянулась полоса  растрёпанных  ив.
- Б-бежим,- выдавил из себя Варка.
- Чё, уже гонятся?
- Н-не знаю. Замёрз я.
Скользя и спотыкаясь в неглубоком снегу, они промчались под стеной, срезали угол вдоль озера, чтобы не приближаться к городским воротам,  вылетели на дорогу, перечёркнутую длинными тенями деревьев и только добравшись до пригородных полей, перешли на быстрый шаг. Страх погони, неумолимо толкавший их вперёд, оказался сильнее голода и усталости.
- Согрелся?
- Ага.
- Как думаешь, дядька Антон  будет нас искать?
- Не… Чё ему, больше делать нечего…
- А вещи то наши…выкинет, небось.
- Не выкинет. Они же денег стоят. С собой возьмёт, да ещё припрячет подальше.
- Все одно теперь мы из него ничего не выцарапаем…
- Посмотрим,- мрачно сказал Варка,- он, конечно, всем крысам крыса, но ведь и мы тоже не благородные крайны. Пригрожу ему поджогом, все отдаст как миленький.
Они миновали спящие поля, дорога нырнула в лес. Потянулись кусты, болотины, густые ельники и редкие перелески,  отделявшие окрестности Трубежа от Стрелиц. Голубоватый лунный свет незаметно сменился  предрассветным сумраком. Светло-серый снег, прозрачно-серые небеса,  серо-чёрная лента дороги. Сосны и ели казались кусками тени, придорожные кусты прикидывались  то  туманными фигурами в плащах, то хищниками в засаде.
Жданке наконец стало страшно, да так, что зубы застучали, хотя теперь-то, казалось, бояться было совершенно нечего. Она чуяла, что Варка тоже  дрожит. Вдруг он дёрнулся, схватил Жданку за руку и сломя голову нырнул в  ближайший ракитник. В неподвижном морозном воздухе отчётливо разносился стук копыт.
- За нами? – пискнула Жданка.
- Не знаю,- огрызнулся Варка и пихнул ее под пышную молодую ёлку,- ложись!
Жданка послушно плюхнулась на колкую хвою, едва припорошенную снегом.
- Только не смотри на них, а то обязательно заметят.
   Мохнатые еловые ветви свисали до самой земли, но Варку это не успокаивало.
- Все равно заметят,- шептал он,- на снегу наши следы остались.
    Топот приближался, усиливался. Целый отряд в кирасах с ярко-синим гербом Трубежа. Лошади летели в полный галоп… и не остановились, промчались мимо, исчезли в светлеющих сумерках.
Варка, внезапно ослабев, некоторое время лежал, вслушиваясь в полную, мёртвую, благословенную тишину. Рядом часто дышала Жданка. С тихим щелчком с веток падали сухие хвоинки. Одна…вторая…
Странный звук  рассек безмолвные сумерки острым блестящим ножом.
- Кричат…- испугано прошептала Жданка.
- Да..- неуверенно согласился Варка.
Крик повторился. Протяжный, высокий стон, полный тоскливого безумия.
- Это не человек кричит.
Варка встал, осторожно озираясь, вынырнул из-под колючих веток.
Кусты, белые прогалины, чёрные ёлки. Все тихо и неподвижно.
- Пошли отсюда. Кричит или не кричит, нас не касается.
Крик…Всего две высоких, пронзительных ноты. Тоска и отчаяние, мольба о помощи.
- Там помирает кто-то,- Жданка, не двигаясь с места, вытягивала шею, с мучительной торопливостью озираясь по сторонам. Варка хотел высказаться в том смысле, что сейчас каждую минуту кто-нибудь помирает,  но поглядел на Жданку и осекся.
-  Где помирает?
Новый крик.
- Там! – Жданкин палец уверенно упёрся  в огромную ель  у самой дороги. Могучие ветви нависали над  колеей, задевая и конного, и пешего.
- Ну, пошли, глянем, если не боишься,- сумрачно предложил Варка. Сам он боялся до дрожи в коленках. Слишком много в этом вопле было какой-то нечеловеческой жути.
- По-моему, тут уже все померли,- с тайным облегчением заметил он десять минут спустя. Из-под еловых ветвей торчали неподвижные ноги в разношенных ботинках поверх грязных обмоток.
Крик врезался в уши, заставил втянуть голову в плечи. Жданка бесстрашно нырнула под ветки и тут же взвизгнула. Варка выругался и  бросился за ней.
Под елью, тяжело и  неловко привалившись к гигантским, выступающим из земли корням, лежал  человек в низко надвинутой на лицо  шапке. Из-под шапки  виднелись сосульки жёлтых прокуренных усов, полуоткрытые синеватые губы,  клок жалкой бородёнки. В плечи плотно врезались матерчатые лямки, из-за спины торчали прутья  раздавленной тяжестью упавшего тела  заплечной корзины. Жданка уже хлопотала там, пытаясь приподнять закостеневшую спину.
- Помоги! Чего стоишь как дурак!
Жданка орала редко. От неожиданности Варка послушался. Бормоча про себя  один из перлов трущобной  мудрости « Мертвых не бойся,  бойся живых», он ухватился за  неподвижную холодную руку и потянул. «Пьяный был, должно быть,- размышлял он, косясь на  лиловые щеки в темно-красный прожилках.- Так и замёрз. А может, с голоду». Тело поддалось, перевалилось на бок, упало навзничь. Варка ахнул. Из раздавленной плетёной клетки высовывала полураскрытый клюв помятая белая птица.
- Это он, что ли…тот который на площади… Зачем же его на ночь глядя из города понесло?
   Птица вытянула шею и жалобно закричала.

                ***
Карабкаясь на открытый всем ветрам Стрелицкий холм, они окончательно выбились из сил и  всерьёз поссорились. 
- Ну куда ты её тащишь, куда? Сама еле плетешься. Я тебе как травник говорю,  у неё не только крыло или там нога, у  неё внутри что-то повреждено. Вон, кровь на клюве.
- Отстань, ….
- Дура. Курица.
-Урод. Крайн недоделанный.
- Брось её, говорю, всё равно она вот-вот подохнет.
Жданка упрямо мотала головой и продолжала, спотыкаясь почти на каждом шагу , прижимать к себе растрёпанную птицу. Птица, угревшись у Жданки за пазухой, больше не кричала, только топорщила хохолок и  стонала почти как человек, тихо и жалобно.
- Потерпи, - уговаривала её Жданка,-  сейчас придём в корчму,  там тепло, там тебя покормят…
- Не придём мы ни в какую корчму, - угрюмо сказал  Варка и остановился, ёжась от  вновь пробравшего озноба.
-  Чего?! – Жданка решила, что ослышалась. Трубеж они покинули задолго до рассвета, шли без отдыха уже несколько часов и со вчерашнего дня ничего не ели. Она чувствовала , что с птицей или без  дальше идти не сможет. Мысль о Стрелицкой  корчме с  огромным очагом  в маленьком, душном, жарко натопленном зале  поддерживала её последние два часа пути.
    Мохнатое морозное солнце медленно ползло вверх по холму вместе с ними. На снега, укрывшие окрестные поля, легли полотна малинового света. На вершине холма уже маячила Стрелицкая колокольня и  чёрные треугольники крыш.
- Того,-  Варка вдруг закашлялся, оттёр рот рукавом,- те конные  как раз в Стрелицы  поскакали. Вон, вся дорога истоптана.
-  А вдруг они  не за нами?
-  А вдруг за нами?
- Вар, если мы щас не отогреемся, то точно помрём.
- Если нас поймают, тоже. Хотя мне-то они ничего не сделают. Это тебя убить грозились. Так что в Стрелицы нам нельзя. Пойдем в Язвицы. Там найдем эту, как её, помнишь, у нее еще посиделки были?
- Бабку  Устинью.
-Ага. У неё переночуем. Она вроде добрая.
- Язвицы далеко, Вар. Засветло не дойдём.
-  Тут останемся – замёрзнем. Так что бросай птицу и пошли. Полем, полем, вокруг холма,  потом по задворкам к лесу. Нехорошо тут. Кругом одни поля, отовсюду нас видать и спрятаться негде.
Покорно вздохнув, Жданка поплелась за ним, путаясь в  присыпанной снегом стерне,  упрямо обнимая белую птицу.
На задворках оказалось вовсе не так пусто и безопасно, как они надеялись. На скате под самой церковью мельтешили какие-то чёрные фигурки и  раздавались далеко слышные вопли.
- Только этого ещё не хватало,- Варка болезненно прищурился, пытаясь разобраться, что там происходит. Жданка вдруг оживилась и  плечом подтолкнула его вперёд.
- Пойдем поближе. Может, польза будет.

               

                ***
    Какая от этого может быть польза, Варка догадаться не мог. Он сидел в старой, с прошлого года неубранной копне,  грел на коленях под безрукавкой несчастную птицу и без всякого интереса наблюдал, как резвится  местная мелкота.     На скате от самой церковной ограды была наезжена горка. Съезжали с неё на чем попало. Хороших деревянных салазок было мало. В ход шли куски рогожи, худое решето, обмазанное замёрзшим навозом старое деревянное корыто.
    Почему Жданке, у которой со вчерашнего утра маковой росинки во рту не было, измученной холодом и долгим ночным переходом, пришла охота покататься с горки, он не знал. Должно быть и вправду что-то замыслила. Рыжие – они хитрые. Ему было сказано строго: «Сиди тут, ты слишком приметный». Он и сидел. Запихнул хвост под безрукавку, натянул  ворот на самые уши , чтоб не мёрзли, в который раз пожалел о потерянной шапке  и потихоньку начал дремать. Дурацкая птица мешала, царапалась длинными нескладными ногами, плечи закаменели и отчаянно ныли, но, не смотря ни на что, веки слипались, точно склеенные. «Не замёрзнуть бы,- проплыла вялая как снулая рыба мысль,- да ничего, морозец нынче слабый, сиротский». Неизвестно, чем бы все это кончилось, но  тут  ему под нос сунули ломоть свежего хлеба. Пахло так, что Варка  сейчас же очнулся и  вцепился в пригорелую корку  зубами, как волк в добычу.
- Вот. – сказала Жданка, - это Стеха.
Стеха  был на голову ниже Жданки. Состоял он  из громадных валенок и драного материнского платка, повязанного поверх старой отцовской душегрейки. Половины зубов у него не было, зато веснушки на лице имелись в изобилии.
- А я тебя знаю,- заявил он,- ты у нашей Радки на свадьбе пел.
- Угу,- согласился Варка, овладев собой, и бережно спрятал горбушку за пазуху. В рот положил только маленький кусочек и принялся сосать его как конфету.
- Ты красивый, - во весь беззубый рот разулыбался Стеха.
- А ты девчонка,- тут же догадался Варка.
Стеха хихикнула.
- Она  может показать тропинку на Язвицы.
- За грошик,- солидно прибавила Стеха.
- Говорит, намного короче, чем по дороге.
- Знамо,  короче. Засветло, может, и не дойдёте, но к  мосту как раз поспеете. А там уж близко.
- Что  за мост?
- Через Язвицу мост. Длинный такой. Ты чё, забыл? Проезжали же.
- Тогда пошли. Нечего тут рассиживаться.   Варка  хотел встать, но тело застыло и совершенно не слушалось. Поднимать его пришлось Жданке.
                ***
    Тропинка начиналась у восточного конца деревни, за огородами, и сразу ныряла в заросшую черёмухой балочку. Не знаешь – и не заметишь. Стеха решила проводить их до леса и, утратив  всю солидность, болтала  как  заведённая. По её словам выходило, что в Стрелицах полно стражников. Как приехали с утра, так и до сих пор торчат. Главный ихний караул разослал по всем дорогам. И на Язвицы, и на Добрицу и на подгорные Столбцы.
- А чего они? - Скучным голосом спросил Варка,- Ищут, что ли кого?
- Знамо, ищут. Сказывают, в Трубеже у самой  княгини кольцо украли. С алмазом. Во-от такущим. Неописуемой красоты.
Варка исподлобья взглянул на Жданку. Жданка сурово поджала губы.
- А ещё сказывают, из городской казны три пуда золота унесли.
- Целых три пуда? – зло ухмыльнулся Варка.
- Три. А может и все четыре.
Варка представил, как они с Жданкой тащат по зимним дорогам три пуда золота, и его разобрал смех.
- А кто унёс? – спросила более практичная Жданка,- приметы какие?
- Не сказывают. Только  каких проходящих увидят, сразу к  главному волокут. А он ругается, не те, мол. Так с самого утра и ругается.
- Ага,- сказал Варка. Тропиночка-то пришлась весьма кстати.
Впрочем, она оказалась из тех, что длиннее любой окольной дороги. Узкая стёжка пробиралась через Лихой  бор, не обращая внимания на такие пустяки, как ручьи, овраги, непролазный бурелом и частый молодой ельник. Через ручьи  были наведены хлипкие мостки, в овраги полагалось нырять очертя голову, а потом долго карабкаться вверх по противоположному склону. В буреломе   узкая ненадёжная стёжка потерялась совсем, и Варка уже решил было, что им конец, но обошлось. Тропинка каким-то чудом отыскалась снова, внезапно выползла из-под ствола упавшей здоровенной берёзы. Солнце зашло, медленно сгущались сумерки, Жданка совсем выдохлась. Варка отобрал у неё птицу, затолкал под безрукавку  и , ругаясь, понёс сам.
     Стемнело уже всерьёз, когда далеко впереди вспыхнули тусклые красноватые огоньки. Неожиданно оказалось, что они стоят на высоком  крутом обрыве. Прямо у них под ногами сизые сумерки быстро заполняли широкую  белую низину, покрытую островками камыша и пухлыми кочками. По  низине, словно не зная, куда себя деть, тонкой суровой ниткой петляла до сих пор не замёрзшая речка Язвица. Через  всю низину, от Лихоборских обрывов  до Язвицкой горки тянулась  чёрная полоса моста.

                ***
    Язвица, речушка мелкая, плохонькая, в любом месте даже курице по колено, по весне имела привычку  разливаться широко и привольно, так что мутные волны  бились в глинистые обрывы Лихоборья и заливали Язвицкие покосы. Вернувшись же в свои  берега, шкодливая речонка  оставляла за собой старицы, лужи, глубокие промоины и  маленькие, но никогда не пересыхающие болота. Поэтому Язвизкий мост был  на диво длинным сооружением на высоких сваях. Местные очень гордились им , хотя и не подновляли уже лет пятнадцать.
     Варка брел по мосту, цепляясь за неструганую жердину тонких ненадёжных перил. Бревна настила были скользкими от севшего к ночи инея. Кроме того, было совсем темно. Так темно, что он почти не видел, куда ступает. Что будет, когда мост кончится, как им удастся не потерять дорогу и отыскать Язвицы, огни которых давно исчезли из виду, Варка не знал.
   Второй рукой он прижимал к себе  полумёртвую птицу. Зачем он её до сих пор тащит, Варка тоже не знал. Где-то рядом в темноте, вцепившись в его безрукавку, ковыляла Жданка. Она не жаловалась, но дышала так же часто, как несчастная птица.
- Потерпи,- сказал Варка, приостановившись, чтобы передохнуть,– надо дойти. А то твой крайн без тебя пропадет.
- Он не мой,- огрызнулась Жданка,- он…- и осеклась.
   Мост  дрогнул от гулкого грохота. По дереву  дружно  били лошадиные копыта. Первым делом  Варка рванулся к перилам: спрыгнуть. И сразу же понял- слишком высоко. Вот если бы снегу побольше… Но  снег едва покрывал сухие кочки и  грязный болотный лед.
- Может, не заметят,- прошептала Жданка. Варка даже не стал обзывать её дурой. Как можно их не заметить на самой середине узкого, со всех сторон открытого моста?
Копыта стучали, стремительно приближаясь.
- Может не узнают?
Варка схватил Жданку в охапку, прижал к себе, окутал полами безрукавки. «Первому, кто потянется, швырну в рожу проклятую птицу», - подумал он, крепко зажмурившись,- а там – посмотрим». Один бы он попробовал забраться под мост, повиснуть на свае, но Жданка так не сможет.
    Жданка вдруг вывернулась из рук.
 - Стойте, - завизжала она, -  стойте.
Грохот смолк. Варка открыл глаза, На миг ему  померещилось, что он все ещё спит в копне возле Стрелиц, и видит очередной  несвязный сон. Жданка повисла на шее какого-то мужика. За спиной мужика выступали из темноты очертания  лошади.
- Дядечка Антон,- причитала  Жданка,- ой, дядечка Антон!
Дядька Антон, ошарашенный таким обращением, не мог даже гмыкать.
- Где вас носило?! – рявкнул он наконец, отодрав от себя  Жданку.
- Да мы пешком,- проникновенно протянула Жданка,- скучно ждать-то.
- Дык может вы и дальше пешком?
- Не,- радостно  заявила Жданка, забираясь на полупустую телегу,- ехать лучше.
Варка шагнул  вперёд, пристроился рядом, сунул застывшие пальцы в рот, стараясь  согреть их.
- Чё там у тебя? – кнутовище дядьки Антона упёрлось  в оттопыренную  безрукавку.
- Три пуда золота,- мрачно разъяснил Варка,- те самые, что из Трубежа  спёрли.
-  Ха,- сказал  дядька Антон,- поехали, что ли. Ночуем  в Язвицах, у кума. Два гроша с носа. А до тех  Язвиц еще три версты. Засветло хотел добраться, так нет. По дороге  два раза останавливали.
- Золото искали?
- Да кто ж их разберёт. Сказывают, трубежские крайна поймали.
- Ну да!? – заинтересовалась Жданка. - Настоящего?
Дядька Антон хмыкнул, подстегнул лошадь.
- Не знаю. Не видал. Сказывают – из себя прекрасного и того…с крыльями. Заманили они его, значит, к себе как-то хитростью, поймали, заточили, а он возьми да и улети.
- Когда это было-то? – скучным голосом спросил Варка.
- Да прошлой ночью. Нынче с утра пришли за ним, а там окно  разбито, решётка сломана. Улетел.
-  А чего ж они по дорогам ищут? – не унималась Жданка,- лететь то и без дороги можно.
- Чего не знаю, того не знаю. Крайн им до зарезу нужен, хоть какой завалящий, из простых.
- Зачем? – жёстко спросил Варка.
- Одумались, - проворчал дядька Антон.- Князя, вишь, боятся.
- Сенежского?
- Его.
- А барона не боятся? -спросил поднаторевший в  местной политике Варка.
- И князя, и барона,  и крайнов… Вдруг  отомстить захотят.
- За что отомстить?
Но дядька Антон в ответ только хмыкнул.
 
Глава 17.
- Быстро вы обернулись,- сказала Фамка.
Варка непонимающе смотрел на неё. Ему казалось, что он годы провел на тёмных дорогах, пробираясь по пустым полям и бесконечным  холодным чащобам, годы бежал и прятался, коченея от холода и умирая от страха.
- До темноты надо сходить в Починок, оставшиеся вещи забрать.
- Сходим-сходим, - успокоила его Ланка, - ты  уж сиди , грейся.
Варка, как вошёл, потянулся к печке и теперь  всем телом прижимался к ней, если б можно было, то забрался бы внутрь, в самую середину пылающих углей. С самого утра у него болела голова и снова бил  озноб.
Жданка  торопливо выпутывала из-за пазухи нескладную птицу. Вид у птицы был  вполне мёртвый. Крылья беспомощно распластались по полу, клюв полуоткрыт, глаза затянуты  белой плёнкой. - Это что, едят? -  сухо поинтересовалась Фамка. - Бедненькая,- ахнула  Ланка, села на корточки, осторожно тронула поникший хохолок - надо её покормить…или хоть  водички.
Жданка  кинулась за котелком. Птичий клюв осторожно погрузили в воду, но  это не помогло. Несчастная птица только взъерошила помятые перья  и жалобно квакнула.   От этого странного звука проснулся крайн. Он и в самом деле спал, а не прикидывался, как решил было Варка. Оторвал всклокоченную голову от лежанки , и какой-то миг Варка имел возможность наслаждаться редкостным зрелищем. На высокомерном лице, вечно искаженным гневом или отвращением, мелькнуло  наконец, что-то человеческое : сонное удивление и  расслабленная нежность.
- Белая цапля, - пробормотал он- белая цапля с  Бренских болот…- и окончательно проснувшись, соскочил с лежанки.
- Что вы с ней сделали?!
- Мы – ничего, - поспешила заверить его Жданка.
- Где взяли?
- Подобрали на дороге.
Крайн опустился на колени. Длинные желтоватые пальцы коснулись окровавленного клюва, осторожно развернули подрезанное крыло, пробежали по лапке с обрывком веревки.
- Двуногая мразь, что сотворила это…
- Он умер,- сказал Варка от печки, - замёрз в лесу.
- Умер?! Надеюсь, - голос крайна сорвался, - очень надеюсь, что его смерть не была лёгкой.
Жданка пыталась что-то объяснить, но её  явно не слушали. Крайн  съёжился, склонился над птицей, живое воплощением  горя и отчаяния. Нескладные худые  локти, острые плечи, торчащие лопатки... Лицо, полностью скрытое свесившимися почти до пола неопрятными  космами. Только пальцы едва шевелились, ласково перебирая грязно-белые перья, да шелестел невнятный шёпот, похожий на деревенский плач по покойнику. Варка разобрал что-то вроде  «сестрица моя милая…загубили, замучили…ничего не могу…». Прислушиваться он не стал. Сильно клонило в сон, а мерное бормотание довершило дело.

 ***
Пробуждение было ужасно. Таких звуков он не слышал с полузабытых  липовецких  времён. Варка вскочил на ноги, намереваясь дорого продать свою жизнь.
По комнате с дикими  пронзительными криками металось нечто белое и нескладное. За ним, нечленораздельно вопя,  скакала Жданка. Ланка визжала, зажмурившись и заткнув уши. Илка дергал её за руку и пытался что-то спросить. Крайн сидел на полу, прислонившись к лежанке с таким ошеломленным лицом, как будто его только что хватили обухом по голове.
- Как я это сделал? – задыхаясь, проговорил он.
- Чего не знаю, того не знаю, - заметила сохранившая полное спокойствие Фамка, - вы крайн, вам виднее.
- Я – мёртвый крайн. Я не мог…- теперь крайн с безумным видом рассматривал свои дрожащие руки.
- Значит, смогли. Или она сама оклемалась.
- Дура , - подал голос Варка, - у неё, самое меньшее три ребра сломано.
- И осколки проткнули лёгкое. И общее истощение, - крайн поднял глаза на Варку. Взгляд был умоляющий. Варка ничем помочь не мог. Кто его знает, как устроены крайны.
- А если, - тихонько предположил он, –  у вас ничего и не было отнято? Сами-то вы не отказывались… Может, это как награда…ну… за нас…
- Не было отнято… Кто знает, каким судом нас судят, и на каких весах…         Жданка пыталась накрыть птицу курткой. Птица орала и билась. Ланка визжала.
- Вы бы  лучше придумали, как её унять, - предложила невозмутимая Фамка.
- Унять? – казалось, до крайна все доходит с огромным трудом, - унять... да, конечно. Правая рука дрогнула, словно против воли хозяина . Движение  кисти  было коротким , но завораживающе изящным.
Первой замолкла птица. Замерла на одной ноге, склонив хохлатую голову , уставилась на узкую кисть, повторившую тот же манящий  жест, и, плавно взмахнув крыльями, очутилась рядом с крайном. Тут ей по-видимому необычайно понравилось. Она живо вспорхнула на лежанку и, пристроившись чуть ли не на макушке у крайна, начала  чистить пёрышки. и по временам копаться клювом в его волосах. Наверное, надеялась найти там что-нибудь съедобное.  Крайн не возражал. Он снова уставился на свою руку, будто бы та совершила нечто невозможное...
- Так, - сказала Фамка, - а чем мы её кормить будем?
- Кашей, - заискивающе улыбнулась подкравшаяся поближе Жданка.- Она же маленькая…много не съест…
- Она не будет кашу, -   пробормотал крайн, – они лягушек едят. Слизняков…Мелкую рыбёшку.
- Вот и хорошо, - обрадовалась Ланка. – Варочка нам рыбки наловит. Правда. Ивар?
- Еще чего,- Варка повернулся к ней, намереваясь до последней капли крови отстаивать своё право мирно сидеть у печки, - сами  ловите.
- Ой, - ахнула Ланка, – что у тебя с лицом? – её тонкие пальчики коснулись левой скулы, погладили щеку.
- А что?
- Фингал. Здоровенный, – приглядевшись, сообщила  Фамка.
- Шёл ночью по лесу, приложился о дерево.
- Злобные нынче в  лесах деревья, - заметил крайн.
Пальцы-клещи впились в  Варкин подбородок. Льдистые глаза вдруг оказались слишком близко. Варка зажмурился и дёрнулся, вырываясь. Встречаться взглядом с крайном он смертельно  боялся.
Вырваться ему не дали.
- С людьми, конечно, намного труднее, - донёсся до него горячечный шёпот,- но если получится…если только у меня получиться…
- Не надо!- взмолился Варка,  наплевав на самолюбие и необходимость держать лицо перед девчонками.
Опухшую левую щеку и  разбитую скулу обожгло такой лютой болью, что захватило дыхание и из зажмуренных глаз сами хлынули слезы.
Варка вывернулся, со всего маху стукнулся затылком об печку, сгоряча  заорал что-то вроде «отвали, козёл!» и только потом открыл глаза. На него никто не обращал внимания. Все курицы смотрели на распахнутую дверь. Дверь с треском захлопнулась.
***
Крайн отыскался  в ущелье ручьёв. Нахохленной чёрной птицей сидел на  высоком камне, с головой завернувшись в старое одеяло. Поодаль бродила белая цапля, копалась в незамерзающих озерцах, выковыривала из-под  камней сонных улиток. В ранних сумерках её оперенье сияло точно серебряное.
Варка стиснул зубы и пошёл к крайну, таща за собой упирающуюся Жданку.
- Ну…- сказал он в неподвижную горбатую спину. – это…фингал-то сошел.
Крайн  глянул через плечо и вновь отвернулся.
- Вар, пойдем, не трогай его, - прошептала Жданка. Но Варка не двинулся с места.
- Э…я..того…нагрубил…и прошу прощения…
Никакого ответа. Белая цапля полушагом-полулетом  подобралась к своему спасителю и, нежно квакнув, пристроила голову ему на колени.  Худая рука опустилась, погладила  встопорщенный от удовольствия хохолок.
- Жданку посмотрите, - судорожно вздохнув, попросил Варка, - у неё…
- Не надо, Вар.
- Порезали её, - решительно сказал Варка, - и в рану, похоже, грязь попала. А у меня кончилось все. Все снадобья вышли.
Тёмная фигура шевельнулась, соскользнула с камня. Цапля негодующе вскрикнула.
- Кто порезал? То самое дерево, что тебе синяков наставило?
- Вроде того.
- А ты куда смотрел?
-  Он был один против всех! - бросилась на защиту Жданка,- …да если бы  не он…
- Верю-верю. Так что там у тебя?
Крайн опустился на корточки. Жданка отшатнулась, спиной прижалась к Варке. Варка осторожно придержал ее за плечи.
-  Разве ты боишься меня? – медленно проговорил крайн.
- Не-а…Боюсь, больно будет.
- Больно? – искренне удивился крайн, - с чего ты взяла? Не будет больно.
- Да? А что же Варка так орал?
Крайн  коротко глянул на Варку снизу вверх. Неужели Крыса может смущаться?   На всякий случай Варка сделал вид , что ничего не заметил.
- С твоим Варкой я…з…немного перестарался….- он  отвел Жданкины руки, зажимавшие грязный ворот безразмерной рубахи, - теперь я буду  очень, очень  осторожен.
Порез, тянувшийся вниз от Жданкиного  горла, был  неглубоким, но длинным, чёрным от запёкшейся крови. Кожа  вокруг распухла и покраснела.
Крайн провел по ране кончиком пальца. Жданка съёжилась.
 - Грязная …выглядит плохо…Почему сразу не обработал?
- Руки были заняты,- пробурчал  Варка.
- Он не мог, - снова вступилась  Жданка,- его трое держали. Неизвестно откуда на свет появился ларчик с секретом. На сей раз в ход пошло содержимое голубого мешочка, шитого серебром...
- Больно?
- Не-а… У вас глаза  как листва на ветру…
- В глаза мне не смотри.
- Почему?
- Голова закружится. Так, говоришь, втроём держали? Но тебя ведь не хотели убить. Только пугали. Зачем?
- Это меня пугали, - нехотя признался Варка.
- Ну и как, напугали?
- Ага. До полусмерти.
- Вот и все. Не больно?
-Не. .Хорошо...Тепло…
- Дай-ка я тебя все-таки закутаю. Вот так. Иди домой. А ты…- тон резко изменился. Варка сразу понял, что забота и прочие нежные чувства предназначались исключительно Жданке, он же по-прежнему оставался человеком, то есть существом низшим и вполне отвратительным.
- Рассказывай, во что вы вляпались.
- В помойку, - радостно сообщила Жданка, - ой, там такая помойка была….
- Деревья с  ножами  тоже на помойке росли?
- Я не понял, во что мы вляпались, - признался Варка, - может, вы поймёте. Я готов все рассказать, только не орите. И про крыс не надо, и про вонючих хорьков.
- Что, настолько плохо?
-  По моему, ещё хуже.
***
Крайн выслушал всю историю молча, только стоять спокойно не мог. Так они и ходили, от ручьёв к сухому дереву и обратно.  Крайн прихрамывал, подволакивал раненую ногу.   Рядом преданно семенила белая цапля.
Впрочем, Варкин  собеседник скоро утомился и  конец истории дослушал, опершись о дерево, исподлобья глядя на  укрытый густыми сумерками окоём, за которым скрывалось все Пригорье с полями, лесами, реками и белым городом Трубежем. Варка кончил, подождал объяснений, но  вместо них пришлось выслушать очередную порцию философских рассуждений о человеческой низости.
- Они желали свободы, - прошелестело в полумраке, - они её получили. Но они забыли  об одном. Знаешь, кто свободен от всех долгов, связей и обязательств?
- Крайн? – предположил Варка.
- Труп. Только мертвец  никому ничего не должен. И вот теперь к трупу сбежались хищники. Скоро  они начнут жрать друг друга. И,  тот, кто сильнее, сожрет всех остальных.
- Хищники?
- Филипп  Вепрь, князь Пучежский и Сенежский. Сильвестр Адельберт, седьмой барон Коссинский.  Сиятельная дама Элоиза, княгиня Гронская вкупе со своим   братцем, трубежским старшиной.  С этими ты уже знаком, не так ли?
Варка сплюнул под ноги.
Крайн стиснул  голую ветку, прижался к ней лбом, подышал, словно пережидая боль.
- К весне, возможно, и королевские войска подойдут. Богатый нетронутый край…
- Значит, будет война?
- А что тебя удивляет? Война повсюду. Вот уже десять лет. Чем этот кусок земли лучше прочих? Проклятие на всей стране. Все проклято –  земля, вода,  воздух, огонь в очагах.
- Крайнами?
- Крайны не умеют проклинать.
- А вы гово…
- Я солгал. Надеюсь, ты не настолько глуп, чтобы ещё раз отправиться вниз?
Варка замотал головой. Вниз ему совсем не хотелось.
- Впрочем, до весны ничего серьёзного не произойдёт. После солнцеворота начнутся метели, морозы… Потом весна, бездорожье... Так что наслаждайся жизнью. Несколько месяцев мира нам  обеспечено.
- И мы не можем ничего сделать?- не вытерпела Жданка. Отчаянное любопытство  не пустило её домой и заставило потихоньку подкрасться поближе.
- Кто это мы? Побирушка Ивар Ясень пятнадцати лет со своим  приятелем-полудурком? А если они не справятся, на помощь придут  их юные подружки?
- Ну…я думала , вы…ведь вы же  можете…
- Я!? - крайн расхохотался коротко и зло. Скалы за его спиной отозвались резким, кинжальным эхом. – Что я могу?
Этого Жданка не знала.
- Людям нравится убивать. Или смотреть, как убивают другие.  Кто я такой, чтобы лишать их любимого развлечения?
- Но…
- Курица, - вздохнул Варка, - весной уйдем. В Загорье пробраться попробуем или ещё куда .

Глава 18
Устрашённый рассуждениями крайна о грядущих морозах , Варка решил, что дров недостаточно, передохнув денёк, собрал свою каличную артель, прихватил два гроша и с утра отправился на поклон к дядьке Антону. Голова у него по- прежнему тупо ныла, болело в груди, по временам накатывал противный озноб, но он решил не обращать на это внимания.
Жданка рвалась помочь, просилась с ними, несмотря на то, что её тоже слегка лихорадило, Варка рявкнул на неё и только потом понял, что одновременно с ним рявкнул крайн. Устрашённая Жданка пискнула и забилась в угол.
Тем временем Фамка сходила за водой , прибралась, растопила печку. Все это время она раздумывала, соображала, не знала, как спросить. Крайн привычно переместился поближе к огню, птица, недовольно квакая, потянулась следом. Должно быть, сивая нечёсаная голова  казалась ей почти готовым гнездом.
Какое-то время Фамка думала, что разговора не выйдет. А так удачно получилось…Все ушли. Жданка дуется за печкой. Но господин Лунь сегодня ёжился и топорщился больше обычного. Казалось, то, что сила крыльев осталась при нем, не радовало , а мучило его, как открывшаяся рана. Должно быть, это безмерно тяжело – чувствовать за плечами крылья и знать, что никогда не взлетишь. Может, разговор его отвлечет…. Да и простая вежливость требует…В глубине души Фамка знала:  ело не в вежливости. Просто очень хотелось проверить свои догадки. Наконец она не выдержала, бочком приблизилась к крайну, скромненько застыла в позе примерной  лицеистки.
- Господин Лунь, я должна вас поблагодарить .
- За что?
Тон не слишком любезный. И в её  сторону он даже не глянул. Ну ладно, лиха беда начало…
- Вы, наверное забыли. Вы же  лечили меня весь последний месяц в Лицеуме.  Как эту птицу, вчера Чем я была больна?
- Больна? Нет. Ты умирала с голоду. – глядя на огонь , отозвался крайн.
- Так я и знала,- выпалила Фамка,  радуясь, что её умозаключения подтвердились - этот ваш жест, рукой за плечо. Отругаете, а потом до-олго есть не хочется.
- Полагаешь, вид твоего истощённого мёртвого тела доставил бы мне удовольствие?
Фамка представила свое мёртвое тело в белом Зале для упражнений в версификации и передёрнулась.
- Возможно, людям нравится наблюдать, как умирают дети. Мне – нет. Но, судя по числу детей, умерших в Норах прошлой осенью…
Так, теперь его надо срочно отвлечь, а то опять начнёт про крыс и навозных личинок. Выручила Жданка.
-Разве ж мы дети, - заявила она, высунувшись из-за печки, - у нас в Норах никаких детей не бывает. Либо младенцы, либо взрослые.
- И преимущества такой системы воспитания видны невооружённым глазом, - неприятным голосом сказал крайн.
Фамка сжала губы и отошла. Обида обожгла её, горькая , старая обида, которую ничто не могло ни утолить, ни заслонить. Чёрная кость, нечистая кровь…. Кто твоя мать? Корзинщица?  Фи! А отец? Нет отца? Понятненько. Или ещё проще: Где живешь? Ах , в Норах…Ну и ступай в свои Норы, нечего тут среди порядочных людей ползать. Благородному крайну не то что говорить с тобой, глядеть на тебя зазорно.
Между тем благородный крайн соскучился  у печки и отправился на улицу, кормить - прогуливать свою птицу. Жданка, которая не умела долго сердиться, увязалась за ним. В избушке остались двое – Фамка и её обида. Обида копилась, крепла, так что к обеду всегда сдержанная Фамка просто кипела. Котелок с похлёбкой для крайна не подала, а грохнула на стол, так что по столешнице расплескалась густая жижа. Грохнула и поскорей ушла в тёмный угол.
- А ну-ка, вернись.
Крайн внезапно очнулся от своих возвышенных дум и снизошёл до мира простых смертных. Сейчас будет выговаривать за грубость. Фамка покорно вернулась, подошла ближе, сгорбившись, втянув голову в плечи.
- Дай руки. Обе. 
Фамка исподлобья покосилась на протянутые к ней костлявые клешни с длинными  узловатыми пальцами.
- Зачем?
- Так надо.
- Они грязные.
- Ничего. Я выдержу.
Мог бы и не глядеть на неё в упор своими жуткими затягивающими глазищами. Фамка всё равно бы послушалась. И ничего не почувствовала. Ни жара, ни холода, ни боли. Руки как руки, сухие, шершавые, цепкие. Её собственные, заскорузлые от работы лапки просто  лежали в  его неподвижных ладонях. Вот только лучше бы он на неё не смотрел.
- Я не умираю,- сказала она, желая, чтоб все это поскорей кончилось,- и у меня ничего не болит.
Но крайн смотрел, и лицо его  медленно смягчалось. Губы сложились в слабое подобие обычной, не драконьей улыбки.
- Ну надо же,- задумчиво протянул он,- даже лучше, чем я думал. Иди сюда рыжая, полюбуйся на свою подружку.
Жданка, не заставляя себя ждать, нырнула в кольцо сомкнутых рук и тоже уставилась на Фамку.
- Ух ты!
- Нравится?
- Еще бы! А как это?
- А вот так,- насмешливо сказал крайн и разжал пальцы.
Фамка так и осталась стоять столбом.
- Расскажи ей.
Жданка запрыгала, не в силах стоять спокойно.
- У тебя волосы – во, во-от такие! Глаза – во, чёрные-пречёрные! И сама ты такая  вся…ну такая…- Жданка встала на цыпочки,  выпятила грудь, попыталась пройтись павой, но споткнулась и едва не грохнулась носом об стол.
Крайн смотрел на неё и откровенно забавлялся.
- За князя тебя выдадим, госпожа Хелена. Или за принца. Будешь княгиней – вспомни о нас, сирых и убогих,- заявил он, принимаясь за остывающую похлёбку.
Маленькая, сутулая , востроносая Фамка закусила кончик тощей косицы.
- Ну и чё  это было?
 - Воплощение. То, что должно быть. То, что могло бы быть, если бы …
- Если бы что?
- Если бы тебя кормили досыта и не морили работой…
- Никто меня не морил. Я сама…
- Если бы вы жили в доме, а не мёрзли в развалившемся курятнике…
- И вовсе это не курятник…
- Если бы хоть один человек любил тебя…
- Но мать…
- Если бы твой отец не бросил  твою мать ещё до твоего рождения…
- Он не бросил. Его убили во время первой осады.
- Если бы  не эта проклятая война…
Тут уж Фамка не нашлась, что возразить. Стояла, насупившись, грызла кончик косы.
- Ой , - встряла Жданка, - а можно мне? Я тоже хочу, ну ..это…воплощение.
- Не стоит труда, - усмехнулся крайн, вытягиваясь на лежанке, - Я тебя и так насквозь вижу.
- А  что? Что видите-то?
Крайн приподнялся на локте, поманил её к себе.
- Тебя, рыжая, недостоин ни один принц,- шепнул он в давно не мытое ушко, - чистое золото внутри и снаружи. Замуж – только за прекрасного крайна.
Жданка  радостно засмеялась.
- А теперь отстань от меня, я спать хочу.
 ***
- Ну вот, - тихо ворчала Фамка, собирая ужин и косясь на жёлтое черепообразное лицо на лежанке, - безумно прекрасный крайн у нас уже есть. Осталось где-то раздобыть  принца.
- Так это же совсем просто. Давай Варку попросим, - предложила Жданка, - настоящий принц, даже еще лучше.
- Ну чё Варка-то? Чуть что, так сразу Варка. – хрипло сказали с порога. Настоящий принц приволок охапку дров, грохнул у печки.
- Да вот, Фамка за тебя замуж хочет, - ляпнула Жданка.
Варка поперхнулся. Исхудавшее, но все ещё безупречное лицо искривилось, будто ему насильно натолкали полный рот горкой полыни.
- И ты туда же! – простонал он, - уж от кого - от кого, а от тебя я не ожидал...
Конец фразы заглушил язвительный хохот застывшей в дверях  Ланки.
- Тихо, - цыкнула на неё Жданка, - разбудишь.
Но крайн спал крепко. Фамка ничего объяснять не стала. Вытерла руки о подол заношенной юбки, молча ушла за печку, а уж оттуда прошмыгнула в чуланчик. В чуланчике было холодно и темно. Фамка нащупала старый сундук, села, погладила скользкую крышку. На крайна она уже не злилась. Все-таки он заботился о ней тогда, в Липовце. О Фамке мало кто заботился. Такое она ценила и никогда не забывала.
Но Варка , с которым плечом к плечу они протянули два тяжких месяца… Который никогда не давал понять, что она ему не ровня… Который всегда вступался  за неё… И вдруг такое отвращение. Но ведь он не со зла. Просто сказал , что думал... Дура. Ду-ура. Возомнила о себе. Синеглазого принца ей подавай. Правильно он разозлился. Чёрная кость, нечистая кровь – а туда же. Дура. Пугало огородное.
В чулан проскользнул тусклый луч света, а вслед за ним проник Варка, локтем  толкнул назад скрипучую дверь, уселся на сундук рядом с Фамкой.
- Фамочка…
- Отвали.
- Ты это…обиделась, что ли?
- Пошел вон.
- А чё я такого сказал-то? Жданка, дура, ляпнула глупость, вот я и завёлся. Меня, если хочешь знать, все это уже до печёнок допекло. Ну ладно, девчонки,  с ними даже забавно бывает.
«Ага, - злобно подумала Фамка, - забавно ему.»
- Но когда взрослые девки… лыбятся как дуры, хихикают и руками цепляют…Или вовсе старые тётки… Сядут и пялятся как кот на сметану. А недавно, прикинь, мелочь девятилетняя пристала. Ты, говорит, красивый… У меня эта красота  уже вот где! Завтра найду нож, волосы отрежу к свиньям собачим… и на лице нарисую шрам какой пострашнее. А то уже выйти никуда нельзя. Ах, прекрасный господин крайн! Ну какой я им крайн, скажи на милость?
- Никакой ты не крайн. А волосы все равно отрастут. И шрам не поможет. Сам потом пожалеешь.
- Ни за что! – с чувством возразил Варка.
- Пожалеешь. Встретишь какую-нибудь, какая тебе самому понравится, тут же и пожалеешь.
Фамка представила кого-нибудь вроде Иланы, и не удержалась, всхлипнула. Хорошо, что Варка её лица не видит.
Конечно, он ничего не видел, но слух имел хороший.
- Эй, ты что? Ты что же, и вправду, что ли…?
- Да,- выдохнула в темноту Фамка, - Нет…Не знаю я ничего…
Целую минуту Варка сопел, обдумывая ее слова.
- Это и есть женская логика? – беспомощно спросил он, - а то я  как-то что-то не очень…
Фамка опять всхлипнула. Рядом завозились. На плечи и спину легла  тяжёлая лохматая душегрейка, а поверх неё крепкая Варкина рука.
- Фамочка,- убедительно сказал Варка, - без тебя  я бы  здесь умом тронулся... Совсем. Ты такая…Я  для тебя…ну что хочешь...жизнь отдам.
«И ведь не врёт, - мелькнуло в голове у Фамки, - правда, так думает.
- Крайн сказал, что я выйду замуж на принца, - пробормотала она, оправдываясь,- насмехался, как всегда. Вот Жданка и болтает.
- За принца? Да запросто. Когда надо будет, только свистни. Я тебе этих принцев за шиворот притащу, штук пять, на выбор.
Фамка представила, как Варка волочет  упирающихся принцев в  бархате, лентах и кружевах, и хихикнула.
- Одного хватит, но только чтоб на белом коне, иначе я не согласная.
- Ой, вы тут чего, целуетесь, да? Там Ланка уже на стенку лезет.
В чуланчик проникла Жданка. Варка, вопреки ожиданиям, обнимать Фамку не перестал, зато свободной рукой отвесил Жданке вразумляющий подзатыльник, и вдруг зашёлся тяжелым, рвущим грудь кашлем.
- Вот чего,- сказал он, прокашлявшись, – сегодня в Починок дядька Валх приходил. Меня искал.
- Зачем?- всполошилась Жданка
- Зовет в Дымницы. Завтра солнцеворот. Они хотят, чтоб я у них Овсенем побыл.
- Чем-чем? – удивилась Фамка.
- Ну, обычай такой. На солнцеворот добывают «живой огонь», выбирают  мальчишку, ну или там парня молодого.
- И чего?
- Ну, он ходит из дома в дом, «живым огнем» зажигает  очаг или печку, слова  всякие говорит или поёт….
- А почему ты?
- Из-за рожи моей распроклятой. Овсень этот , понимаешь ли, красивый должен быть.
- Ну, ясное дело, во всей округе красивей нашего Варочки никого нету,- хихикнула Жданка и схлопотала второй подзатыльник.
- А что надо петь – ты знаешь?
- Дядька Валх обещался  научить по дороге. Он приедет за мной завтра. А потом назад привезет.
- Заплатят?
- Заплатят. Не деньгами, конечно, но деньги нам тут без надобности.
- Можно, я с тобой? – заныла Жданка,- у меня уже все прошло.
- Давай,- легко согласился Варка,- петь вдвоём будем. Может, покормят тебя лишний раз. Тут вот какое дело. Крайн велел вниз больше не ходить. И я обещал, что не пойду.
- Так может, лучше и не ходить?
- Да ладно, всего лишь в Дымницы. Все равно, того, что из Трубежа привезли,  до весны не хватит. Ты вот чего…скажи ему, что я   дядьке Антону пошёл помогать, опять, мол, его согнуло.  Вернусь засветло,  никто ничего не заметит.
- Скажу,- вздохнула Фамка.

Глава 19
С мглистого неба  падал тёплый медленный снег,  робко трогал лицо, застревал в волосах, покорно ложился на истоптанную деревенскую улицу. Весь день Варка во главе ватаги ряженых ходил по Дымницам, носил в особом горшочке загодя добытый дядькой Валхом живой огонь. В каждом доме добросовестно улыбался, разбрасывал по полу зерна, пел «Сейся, пшеница, колос колосистый» зажигал очаг, старательно кланялся хозяевам. Хозяева, по-праздничному радушные, угощали кнышевым хлебом, который на  самом деле вовсе не хлеб, а пышный многослойный пирог из чистой белой муки…Подносили и стопочку. Стопочки Варка, давший себе слово быть очень осторожным, тайком переправлял дядьке Валху, обряженному  поверх собственной пышной шевелюры в громадную медвежью шкуру. Тот не отказывался, пил и за себя, и за Варку, но к концу пути так нарезался, что к общему деревенскому костру вышел, качаясь, как былинка  в чистом поле. Стало ясно, что сегодня он никого никуда не повезет.
Жданка, которой дали поносить журавля  - палку с деревянным клювом   и крыльями из рогожки – тоже веселилась вовсю; прыгала, скакала, радостно махала «крыльями». Но Варке было не по себе. Вроде невелик труд – с песнями пройти по деревне, а в груди все спеклось, кости ломит и к горлу что-то подкатывает. Даже есть не хочется.
Он, как и полагалось, запалил костёр, в полный голос начал «Овсень-таусень»     и повел вокруг огня  живую поющую цепь. Все время тянуло откашляться, но  он сдерживался. Цепь замкнулась в хоровод, и Варка тихонько шмыгнул в сторону. Костёр горел высоко, буйно, что предвещало хороший  год. О войне здесь никто и не думал.
Хорошо бы и вправду здесь заночевать. Но если сегодня они не вернутся, завтра за Варку примется господин Лунь. Прыщей Варка не боялся. Но если господин Лунь снова влезет в душу  и начнёт там резвиться на свой манер… Варка содрогнулся и потянул Жданку из хоровода...
-Пошли. Нам засветло вернуться надо.
***
Снег сыпал и сыпал, скрадывал очертания, заглушал звуки. Дальний лес пропал в  колышущейся пелене. Белая дорога была пуста. Жданка запела про то, как «по белой по пороше гуси-лебеди летели», но Варка не подхватил. Напелся уже.
Дошли до развилки. Направо –  в Язвицы, налево – к мосту через Тихвицу. Повернули налево и услышали за спиной частый глухой стук. Жданка охнула. Варка закрутился на месте, пытаясь разглядеть хоть что-нибудь за летящим снегом. От леса по Язвицкой дороге бодрой рысью поднимался конный отряд. Синели плащи и тускло блестели шлемы.
- Беги! – приказал Варка, - пулей домой!
- А ты?!
У развилки отряд разделился. Половина свернула в деревню, половина во весь мах  направилась к мосту.
- Мне они ничего не сделают,-  сквозь зубы процедил Варка, сбрасывая с плеч торбу,- беги, расскажешь своему крайну, авось он что-нибудь придумает. Или сам сбегу по дороге.
О том, что сбежать ему теперь вряд ли позволят,  Жданке он говорить не стал.
Упоминание о крайне помогло, Жданка  послушалась, шустро припустила прочь.
Варка старался соображать быстро, но  голова гудела и в глазах странно двоилось. Что надо сделать, чтоб не тронули Жданку? Что придумать, чтоб самого не били? Или били, но не очень…
Жданку хотели убить, потому что она знает: Варка не крайн.
Всадники приближались. Вот кто-то заорал. Заржала пришпоренная лошадь. Его явно заметили. Ну ладно, будет вам то, за чем явились. Хотели – получайте!
Варка шагнул на середину дороги, выпрямился, будто аршин проглотил, задрал подбородок к небу, веки смежил в надменном прищуре и понадеялся, что получилось похоже. Все-таки образец для подражания вот уже несколько месяцев постоянно торчал перед глазами. Руки сами взметнулись вверх, не то поднимая щит, не то отгоняя противников, как назойливых мух. Варка постарался, чтобы жест вышел изящным и значительным. Даже пальцами пошевелил от старания.
Правда , смотреть в такой позе получалось только на  серое снежное небо, но Варка был этому рад. Правильно  крайн говорит… Глаза бы мои на вас не глядели.
Звон, грохот и ржание надвигались на него  и вдруг затихли. Слышно было, как бьются, топочут остановленные на полном скаку лошади.
- Эй, парень, - гаркнул кто-то.
- Я…кхм...крайн из рода Ар-Моран…э..ап –Керриг из серых крайнов Пригорья
Получилось хорошо, надменно и злобно. Налетевший порыв ветра взметнул вверх светлые Варкины волосы.
Стало очень тихо. Молчание тянулось, длилось, грозило взрывом и неизвестными бедствиями. Варка не выдержал. Не ломая надменного прищура, быстренько покосился на своих преследователей. И с огромным трудом удержал рот закрытым.
Они все спешились. Мало того, они стояли на коленях, уткнувшись лбами в свежевыпавший снег. Некоторые при этом прикрывали головы руками. Кони топтались рядом, и вид у них был явно озадаченный.
Ага. До реки не так уж далеко. А там кусты, есть где спрятаться, да и снегу много. Пока опомнятся, пока взгромоздятся на своих скакунов…
Варка напрягся, готовый сорваться с места.
Не повезло. Один из стражников, то ли самый главный, то ли самый храбрый, разогнулся и неуклюже  однялся на ноги.
- Пресветлый господин крайн, - произнёс он заискивающе,- вы это…ручки-то опустите… мы люди подневольные…не надо  нас так уж сразу…
Варка отрицательно повел подбородком. Чего такого страшного в его руках – непонятно. Но раз боятся – опускать не будем.
- Чего припёрлись? – сквозь зубы поинтересовался он. Ой. Похоже, благородный крайн выразился бы иначе…
-  Не гневайтесь – прогудел стражник,- нам бы только  письмо доставить..
Сзади ему поспешно передали свиток, украшенный серебристо-синей трубежской печатью.
Варка левой рукой  величественно указал на дорогу перед собой. Подходить близко к этим громилам он не собирался.
Осторожно положив свиток на снег, стражник отступил назад.
- А еще госпожа Элоиза  желала бы видеть вас своим гостем.
Вот оно. Началось. Они разогнулись, медленно встали на ноги. Из каждого можно было выкроить двух, а то и трёх  таких как Варка. Широкие груди, обтянутые кольчужными рубахами, здоровенные кулачищи.
Варка уронил руки. Бежать надо было, а не раздумывать Может, все-таки бить не будут. Так , скрутят и  накостыляют слегка, для порядка.
- А  я  желал бы видеть вас всех  в гробу!   – вырвалось у него. - И вас, и госпожу Элоизу!
Все. Теперь точно побьют.
Он едва успел закрыться руками. В лицо полетели комья снега из-под дружно  вонзившихся в дорогу копыт. Оказалось, что трубежские стражники умеют вскакивать в седло почти мгновенно. Теперь перед ним были только низко согнутые удаляющиеся спины , летящие плащи и конские хвосты.
 Что-то сзади их  напугало? Варка торопливо обернулся. Снег. Дорога. Белое поле. Чернеющие в отдалении приречные кусты...
Ухмыльнувшись, он шагнул вперёд, носком валенка пошевелил  свиток с серебристой печатью.   Оказывается, приятно иногда побыть крайном. Да не таким, как затравленный, замученный  Крыса, а  настоящим, могущественным и, как видно, очень опасным.
Свиток откатился,  поднявшийся ветер потащил его по дороге. Подобрать или пусть валяется?  Прочесть самому или отнести Крысе с приветом от прекрасной госпожи Элоизы? То-то, должно быть, обрадуется. Именем её в прошлый раз аж подавился, минуты две  спокойно дышать не мог.
Порыв ветра швырнул свиток  прямо под ноги. Варка подобрал его, сунул за пазуху и , запахнувшись поплотнее, прихватив по дороге торбу, побрел к мосту
Возле моста его сбили с ног. Оказалось, сейчас это совсем просто.
- Лопни мои глаза, ты их прогнал!
- Дура! Курица!! Я тебе что велел, а?!
- Да я под мостом сидела. Там бы ни за что не нашли. Как ты это сделал?
- Ну. как-как, сказал им,  что я крайн.
- Вар, а может ты все-таки…
- Во-во. Они тоже так думают. Как начал их проклинать, тут же все смылись.
***
На самом юру, на перекрёстке, всадники, сгрудившись, сквозь метель всматривались в тёмную фигурку на Жажлевом мосту.
- Домой пошёл.
- А чего ж он не летит?
- Не хочет. Или метель мешает.
- Гм…А я бы поглядел. Говорят, такое увидеть – к счастью.
- Так что ж ты сбежал? Остался бы. Мол , парень, покажи крылья, а то нет в жизни счастья.
 - Чего нет, того нет.
- А у меня мать больна. Третий месяц не встает. Городской лекарь  только руками разводит. Вот если бы госпожа Анна…
- Заткнись. Госпожу Анну в здешних местах лучше не поминать…
- Я, как ехали, думал, встретим кого из них, так попрошу, может не откажут.
- Валяй, догони, попроси… Мы ж только спешились, ничего сказать не успели, а он  уже руки тянет.
- Молодой, а злющий.
- Нам повезло, что молодой попался. Нарвались бы на взрослого, он  бы нас всех мигом положил.
- А может, тут никаких взрослых и нет.
- Это почему?
- Ну…вид у парня такой…сиротский.
- Прикидывается. Глаза нам отвел.
- На госпожу Анну очень похож. Я мальчишкой  тогда был, а  хорошо помню.
- Может, сынок ее?
- Сдурел? Сынок-то этот ровесник мой. Вместе по девкам бегали. Бить мы его ещё хотели, за Матвееву Светанку.
- И побили?
Рассказчик крякнул. Стражники  радостно заржали.
***                                                                                На мосту Варка макал Жданку носом в снег.
-Ты будешь слушаться или нет? Я как дурак время тяну, шута горохового перед ними изображаю , а она под мостом сидит. Придём домой  - выпорю.
-Господин Лунь не позволит.
-А я и спрашивать не буду.
-Господин Лунь сказал что я – чистое золото.
--Ага. Ты ему тянучек из Трубежа принесла, Я видел... тайком сунула. А третьего дня под деревом вы вдвоём  эти тянучки лопали. Вот и все золото.
- Тебе не дали – тебе завидно.
На мосту ветер был особенно сильным  и резким. Не переставая препираться, они сбежали по скользким скрипучим  брёвнам на засыпанную свежим снегом  дорогу. Тише не  стало. Над крутыми берегами  Тихвицы уже разбойничала настоящая  метель, свистела, завывала, швырялась горстями мокрого снега. Высокие белые вихри без помех  летели над пустыми полями, ломались над незамёрзшей рекой и рухнувшими башнями валились на путников, бредущих по берегу.  Не слишком наезженную колею быстро заметало . Идти становилось все труднее. Ноги провались выше щиколотки, валенки отяжелели.
- Теперь опоздаем,- ворчал Варка, - явимся в темноте – он меня убьет. Из-за тебя все.
Почему из-за меня? –  Жданка, безуспешно пыталась стряхнуть с одежды  налипший снег.
- Потому. Все, сворачиваем. 
- Здесь?  А по-моему,  вон там,  у куста. 
- А, какая разница. Все рано дорогу  сровняло. Во-он  Починок-Нижний чернеет. Напрямик быстрее будет. 
Варке отчаянно хотелось домой. Предстоящий  путь сквозь тёмный колеблемый ветром  лес представлялся ему неизбежным  кошмаром.  Очень быстро темнело. Поле зрения сжалось до тесного круга, со всех сторон занавешенного летящим снегом. Ноги проваливались все глубже, тяжёлая торба давила на плечи.
- Вар, а куда мы идём?
- К лесу. На дорогу.
- Тогда нам  наверх  надо. Починок то на горке стоит. А мы все вроде вниз да вниз.
Варка остановился, всматриваясь в серую муть . Снег летел в лицо, залеплял и  без того полуслепые глаза. 
- Да. Это мы слишком  влево забрали. Возьмём правее.
Взяли правее и через пять минут влезли  в густые кусты. Варка ничего не понимал.  Откуда кусты? Кусты только у реки. Так и в воду угодить недолго. Обрыв крутой, течение быстрое. Снова подались влево, выпутались из кустов и увязли в глубоком снегу на дне невесть откуда взявшейся балки. Ну не было перед Починком никаких балок. Гладкое ровное поле.
Варка сразу набрал  полные валенки мокрой ледяной каши. Жданка провалилась по колено и завязла.
- Вар, я больше не могу…
- Щас…
Шевельнув плечами. Варка сбросил  тяжёлую торбу, схватил Жданку за руку и потянул за собой вверх по скату.
- Постой. А как же…
- Не до того . – задыхаясь, пробормотал Варка. Он ещё не боялся. Или уговаривал себя, что не боится. Чего тут бояться? До леса меньше версты. Если бы не снег, видны были бы крыши Дымниц и  свет праздничного костра. Он  втащил Жданку повыше, где снегу было поменьше. Надо идти... Но куда?
Пока они ковырялись в этом овражке. Варка утратил всякое понятие о направлении.  Крупные мокрые хлопья летели теперь сплошным горизонтальным потоком. Накопленное движением тепло в один миг выдуло из-под жалкой одежонки . Ветер. твёрдый как доска,  здесь, на пригорке, выл, ревел, пригибал к земле.
Сквозь  рёв Варке послышался  мерный надрывный скрип и редкие тупые удары. Вот тут ему стало страшно. Вспомнилась сказка про медведя, который ходит по деревне. Скрипит липовой ногой, стучит в избы, ищет отрубленную лапу.
Но куда-то идти надо. Стоять нельзя, замёрзнешь. Варка покрепче вцепился в Жданкину руку и пошёл на скрип. Шагов  через тридцать он упёрся  в стену. Было уже совсем темно, так что он едва не стукнулся об неё лбом. Упёрся и возликовал. Бревна. Сруб. Все же дошли до Починка. Можно как-нибудь влезть в дом и переждать. Одной рукой  цепляясь за Жданку, другой ощупывая спасительные бревна, он побрёл вдоль дома. Но где же крыльцо? Или окно. на худой конец.  Ага. Вот и угол. Обогнув торчащие венцы, Варка остановился. Стена исчезла. Перед глазами мотались какие-то палки, косо торчал толстый обломанный столб. Шуршали на ветру остатки травяной крыши.  У столба  на одной петле, надсадно скрипя ...болталась совершенно целая дверь. Иногда особенно сильный порыв ветра со стуком швырял  её о столб .
Так. Это наверняка не Починок. Два часа назад дом в Починке Нижнем был в полном порядке
- Вар, где это мы?
- Не знаю.
- Вар, я правда, больше не могу.
 Варку тоже качало так, будто он сам принял  все стопочки, отданные дядьке Валху. В боку кололо, колени дрожали и с головой творилось что-то нехорошее.
- Спрячемся под стенкой, - жадно слизывая с ворота снег, сказал он, – тут хоть не дует.  Переждем.
- Правильно, -  слабым голосом согласилась  Жданка. - переждём. Не может же это продолжаться долго.
Согнувшись, он потянул Жданку в щель между стеной и рухнувшей крышей. Здесь и вправду дуло гораздо меньше. И снег не резал лицо ледяными ножами. Варка отряхнул Жданкины плечи и намокшие волосы. Прижал девчонку к себе. Закутал в свою одежду.
 ***
Белые миски на гладкой жёлтой столешнице, свежие булочки горкой... пар из чайника, ряд блестящих кастрюль на полке, синие салфетки с вышитыми  рыжими колосьями, синие кружки на крючках, расписной шкафчик.
На кухне было тепло. Варка сидел на любимом высоком табурете и клевал носом. Рядом мать, подвернув широкие вышитые рукава, молола кофе. Маленькая кофейная мельничка мелодично поскрипывала. По временам , убаюканный тихими звуками, Варка  проваливался в сон. Сон был скверный Безумная метель, из тех, что бывают только во сне. Какие-то чёрные обломки над головой. Тупая боль в онемевших ногах. Застывающий на лице снег. Но стоило встряхнуться, и  привычная кухня послушно возвращалась на своё законное место
Вот что бывает, когда пытаешься спать, сидя у кухонного стола . Целый час снились какие-то бесконечные холодные дороги, тёмные чащи, волчий вой, настигающий стук копыт. А ещё там был  тот,  с жутким засасывающим взглядом и окровавленными крыльями. Приснится же такое. Варка натянул на плечи толстую  материнскую шаль. Привалился к столу поудобнее.
- Варка, не спи, – сказала мать.
- Не спи. Ты...- грубое слово, удар по левой щеке. – а ну... кому говорят, не спать! – два грубых слова, удар по правой щеке, очень грубое слово.
-Не трогайте меня,- прошептал Варка, - я не сплю.
- Вставай!- Варку за грудки выдернули  из уютной , почти заметённой снегом щели. Снег мокрыми липкими слоями сползал с одежды, коркой отваливался с лица. Ветер свирепствовал с прежней силой. Все вокруг выло и  дрожало. Снежинки неслись мимо со скоростью пули. Варка  со стоном попытался забиться назад, в укрытие. Но его  чувствительно пнули пониже спины, точнёхонько в самый кобчик.
- П-шёл!
И Варка пошёл. Он знал: теперь, когда они  нашли его в третий раз,пощады не будет. Непослушные ноги сразу же подломились,  он упал лицом в снег, но тут же был  схвачен за шиворот и вздёрнут вверх , будто нашкодивший щенок. Ещё один болезненный тычок в спину. Варка заплакал и, спотыкаясь, побрёл сквозь плотный, как масло, воздух сам не зная куда. Направление задавали  все новые и новые удары. Ноги ныли, как будто их рвали клещами.
 Неожиданно он скорее почувствовал, чем увидел, что впереди больше ничего нет. Обрыв, а за ним – огромное пространство, над которым  несется неистовый ветер.
Варка отшатнулся , не устоял на ногах и сел в сугроб. Ну нет. Добровольно он прыгать туда не станет. Щурясь от летящего в глаза снега, он обернулся к  своим преследователям. Прямо над ним возвышалась  долговязая чёрная фигура с растрёпанными, бьющими в лицо волосами.
- Допрыгался! – раздался хриплый задыхающийся  голос,- погубил девчонку!
Крайн, без  верхней одежды, в одной тонкой, хлопающей на ветру рубашке, крепко прижимал к себе Жданку, закутанную в какие-то тряпки. Безвольно болтались облепленные снегом валенки, бился на ветру рыжий хвостик.
- Пёсья кровь!- сказал крайн и  спихнул Варку с обрыва.

Глава 20               
В печке густым басом гудело пламя. Варка сидел у открытой печной дверцы, дрожал и кашлял. В избушке было душно, мокрые волосы липли к вспотевшему лбу, но дрожь не унималась.
Бок о бок с Варкой  точно также кашлял и дрожал крайн. У него на коленях лежала Жданка, такая бледная, что даже веснушки куда-то пропали. Губы синие, глаза закрыты. Варка боялся на неё смотреть.
В перерывах между приступами кашля крайн успевал ещё и ругаться. За последние пять минут Варка узнал о себе много нового. Упрёки  были справедливыми, но терпеть их становилось все труднее.
- Фи,- не выдержал он после  одного особенно смачного пассажа.,- а ещё учитель.
- Какой я к свиньям учитель!
- А кто? – удивилась Ланка, пытавшаяся снять с Варки мокрую одежду, но крайн снова закашлялся и вопрос остался без ответа.
- Вы на какой каторге были? – небрежно поинтересовалась Фамка, протягивая ему кружку с горячей водой
- На Маремских галерах,- машинально отозвался он и вопросительно вскинул  тонкую бровь.
- Ругаетесь, как наш сосед, Фролка - каторжный.  Он тоже десять лет на галерах пробыл, – обстоятельно объяснила Фамка.
-  За что вас туда? – ужаснулась Ланка.
-  За то. Молодой был. Глупый. Как вспомню – самому смешно.
- А у нас под мостом был один такой, из бывших каторжных- слабым голосом пробормотала Жданка,- так он тоже всегда повторял…
Крайн закатил глаза и быстренько зажал ей рот.
Варка хотел сказать ещё что-нибудь ехидное насчёт дурного влияния на маленьких детей, но из горла вырвалось только жалкое сипение. Снаружи всё ещё мело. Гудение печки сливалось с гудением вьюги. Или это шумело в ушах? Пламя металось, корчилось и вдруг выплеснулось наружу, поднялось как вода, заплясало у самых глаз.
- Пожар,- шёпотом крикнул Варка.

***   
Илка  очнулся оттого, что Ланка, задыхаясь от слез, обнимала его за шею, гладила по голове и причитала тонким голосом:
- Ой, да что же это! Что же теперь с нами будет?! Он умира-ает, а мы все пропадем…
- Кто умирает? – спросил он, быстренько проверив, не болит ли что. Вроде ничего не болело.
- Ва-а-арка,- последовал невнятный ответ.
Варка? туда ему и дорога. Впрочем, вслух он сказал другое:
- Не бойся, не помрёт. Подумаешь, побили. Отлежится. В первый раз, что ли…
- Ой! – Ланка вдруг пискнула, отстранилась и уставилась  на него, полуоткрыв нежный ротик. Надо же, как похудела за эти недели. Щеки совсем провалились, волосы нечёсаные, лицо зарёванное, но даже это ей идёт. Ей все идёт.
Ланка замолчала, но плач не прекратился. В свете дрожащего красноватого огня Илка увидел не то кровать, не то лежанку. У лежанки, уткнувшись лицом в изголовье, скрученное из мерзких вонючих тряпок, тихонько скулила рыжая попрошайка с Болота.  На постели, запрокинув голову, неподвижно лежал кто-то раздетый донага, пергаментно-желтый и такой тощий, что вздымавшиеся от тяжёлого дыхания ребра выпирали как обручи на бочке.    Беспомощно висела рука в жутких лиловых струпьях. Только по светлым, сбившимся в колтун волосам можно было догадаться, что это Варка.
Над Варкой склонился некто чёрный, горбатый, страшный. Илке показалось, что он уже видел такое. Может, во сне?
- Тихо! – прошипел этот страшный, - сейчас никто не умирает и, будем надеяться, не умрёт.
Рыжая с Болота оторвалась от лежанки и уставилась на говорившего огромными, полными слез  глазами.
-  Вы сами сказали, что у него грудная немочь, - послышался холодный отстранённый голос Фамки, -  в Норах прошлой зимой  только на нашей улице  пятеро померло.
- У вас в Норах трудно выжить даже здоровому, - проворчал горбун, - конечно, он болен не меньше недели  и все переносил на ногах, не лечился. Опять же голод, страх, нервное истощение…
- Чего-чего? – жалобно спросила рыжая.
- Душа устала, - с тоской сказала Фамка.- Это ты голосом поешь. А он ради нас душой торговал.
- До чего ты умная, госпожа Хелена, - хмыкнул горбун, - даже страшно делается.
Тут Ланка наконец обрела утраченное дыхание и завизжала.
- Ну что там ещё?
Горбатая тень стремительно обернулась, и над сидящим Илкой нависло существо из кошмара, крылатое чудовище, убийца Витаса. Ясно, растерзал Варку, а теперь его, Илкина очередь. Илка стиснул зубы и подался назад, слепо зашарил за спиной в поисках какого-нибудь оружия.
- О ,- с легким удивлением протянул оживший кошмар, - а я думал – ты безнадёжен.
- Не подходи, - выдохнул Илка.
- Где мы находимся? – криво усмехнувшись, поинтересовался крайн.
- В башне Безумной Анны,- отрапортовал Илка. Привычка отвечать на вопросы проклятого Крысы въелась исключительно прочно.
- Ну что ж. Могло быть и хуже.
Илка был уверен, что хуже уже некуда, но тут с лежанки раздался хриплый  напряжённый шепот:
- Пожар…Снег…Снег горит…Жданка, пулей домой…
Тощее жёлтое тело изогнулось в приступе кашля.
- Так,- сказал крайн, - пристально глядя на Илку, - сейчас не до тебя. Ты,- длинный палец упёрся в Фамку,- расскажи ему.
- Все рассказать? – скривилась Фамка.
- Все. Но без …э…подробностей. А ты сиди с ним, держи за ручку. Не дай ему снова уйти.
- Почему я? – перепугалась Ланка.
- Он вернулся ради тебя. Ты звала его, разве нет?
- Ну…да.
- Так держи его здесь. Впрочем, если тебе больше нравится водить его за собой как бычка на верёвочке…
Ланка в ужасе замотала головой.
- Эй! – возмутился Илка, - о чем это он? Вы что, с ним заодно?
- Видишь ли, - Фамка встала перед ним, сморщила острый носик, поджала губы,- мы не в башне Безумной Анны, мы не во дворце. Мы даже не в городе.

***
Илка  брел, проваливаясь в снег почти по колено, протаптывал  тропу. Фамка утверждала, что здесь до метели была  наезжена дорога, но в это не очень верилось. Морозило, ветхая одежда почти не  грела, но он вспотел и уже давно задыхался. Впрочем, задыхался он  не столько от усталости, сколько от справедливого неутолённого гнева.
Ещё вчера сын первого лица в городе, перед которым заискивали приятели, побаивались учителя, с которым был вынужден считаться сам Главный Мастер, – сегодня нищий сирота, до которого никому нет дела. Такой же, как прочее серое быдло. Все предали. Все. Родители позволили себя убить. Друзья-приятели преспокойно остались дома, в благополучном Липовце. Ланка…У этой, как всегда. на уме только Варка. Да и Фамка, курица убогая, как принялась рассказывать, так через каждое слово…Варка спас, Варка вылечил, Варка добыл еду…
Того не понимает, что ради них, пустоголовых, красавчик-герой просто сжёг себя, как свечку, с обоих концов. Лежит теперь, помирает. Выпили его досуха. А теперь только и ждут, чтоб всем табором взгромоздиться на шею Илке. Нет. Не выйдет.
Хотя вот ведь, заставили. Погнали к какому-то Антону, и что обиднее всего, за лекарством для того же Варки. Вся жизнь в этой грязной, вонючей, насквозь прокопчённой лачуге крутится вокруг Варки. То компресс на голову, но мазь на отмороженные места.
Даже  Крыса, который раньше Варку просто не выносил, и тот… Похожие на паучьи лапы пальцы  крайна целый час отплясывали на тощей Варкиной груди странный беззвучный танец. Но и этого ему показалось мало. Полез в чуланчик, долго там возился, чем-то гремел и наконец вернулся с охапкой  коротких веников. От веников  пахло сырой трухой.
- Старье,- ворчал крайн, - это ещё моя мать сушила…выдохлось все…
- Что это? - тут же влезла с вопросом любопытная Жданка.
- Душица, - крайн отломил стебелёк, растер его в ладонях,- ромашка, мята…
В лачуге слабо потянуло  сеном, мёдом, гудящими пчёлами…или это гудела вьюга?
Потом Фамка и Ланка носились как угорелые кошки, кипятили воду, готовили отвар, заставляли больного дышать над паром.  Ничего не помогало. Героический красавчик валялся в жару, кашлял и самым жалким образом звал мамочку.
На третий день метель стихла, и крайн решительно заявил:
- Будем готовить овсяное молочко. Мне нужен медвежий жир, мед, молоко, мерка овса. Госпожа Хелена, пойдешь в Починок-Верхний. Дядька Антон – человек запасливый.
- Даром он не даст, - вздохнула Ланка.
- Деньги пока есть, - сумрачно отозвалась Фамка,- заплатим.
- Ты,- на этот раз костлявый палец упёрся в Илку, - пойдешь с ней.
- С какой стати? – от всей души возмутился Илка,- я-то тут при чем?
- О, простите, господин Илм, - губы крайна раздвинулись в змеиной улыбке, - вы совершенно правы. С моей стороны это была дерзость.
- Ил, ты что?! – округлила глаза Ланка, - Это же Пригорье. Здесь девушки без провожатых не ходят.
- Нашей убогой провожатый не нужен. Она сама кого хочешь зарежет.
- Надо будет – зарежу, - сухо согласилась Фамка, - дело не в этом.. Тропинку придётся заново протаптывать. Одному будет трудно. У нас вон дверь почти до половины замело. Откапывать нужно.
- Я вам не нанимался.
- Ил, это же для Варки…Он же помереть может…
- Не моя печаль.
Ланка обижено заморгала длинными ресницами
- Давайте, я схожу. Где мои валенки? – Жданка , сидевшая в ногах у Варки, завозилась, спихнула с колен пригревшуюся птицу, перегнулась вниз, отыскивая пропавшую обувку.
- Хочешь на его место?- сварливо поинтересовался крайн, - давно не помирала?
- Хочу. А то меня что-то никто не жалеет.
- Сейчас пожалею. Хворостину найду и пожалею.
- И всё-то вы врете, грозитесь только - вздохнула Жданка, но осталась на лежанке.
- Мы с Фамочкой всё сделаем,- примирительно сказала Ланка,- не так уж тут далеко.
Ну надо же , теперь эта убогая для неё Фамочка.
-  Иди-иди, - не выдержал Илка, - ты ради него всегда была на все готова. Недаром про тебя говорили…
Тут он заметил, что Крыса разглядывает его с брезгливой усмешкой, как  мерзкую многоногую мокрицу из тех, что сидят под сырыми камнями. Ещё немного и начнёт тыкать палочкой, чтобы поглядеть, как забавно корчится насекомое.
- Не думайте о нем плохо,- умоляюще улыбнулась Ланка,- это он с горя. Вообще-то он  не такой.
- Он? Умный, волевой, честолюбивый, высоко себя ценит, умеет управлять другими,  привык добиваться своего. Чего ещё желать в мире людей?
Неожиданная похвала была приятна. Вот только слово «люди» в устах Крысы прозвучало как  слово «навоз».
- Истинный победитель,- спокойно добавил Крыса, - самый  жирный паук в банке.
- Эй, - вскинулся Илка, - я вас не оскорблял!
Но полоумные курицы кинулись утешать не  Илку, а злобно ухмыляющегося крайна.
- Вы только не волнуйтесь, вам вредно, - причитала Ланка. Жданка тощей замурзанной лапкой гладила его по плечу. Дурацкая птица возмущённо вскрикивала. Фамка тайком показала Илке кулак и тихонько пообещала разобраться с ним позже, как будто это не его только что обозвали жирным пауком.
Прекрасная Илана так расстроилась, казалась такой несчастной, что  Илка  размяк и  сдался.

***
- Меняемся? - предложила сопевшая сзади Фамка. Илка пожал плечами и посторонился, пропуская её  вперёд. Не все же ему одному  горбатиться. Пусть теперь убогая поработает. Впрочем здесь все – сплошное убожество. Тусклый круг солнца над гладким  мертвенно-белым склоном, чёрная зазубренная полоса леса,  резкий ветер, несущий вниз по склону сухую позёмку, домишко под растрёпанной травяной крышей, до которого ещё идти и идти.
Хозяин жалкого жилища, пресловутый дядька Антон, оказался жох жохом, не хуже  любого  торгаша  с  Либавской.  Всё-то у него имелось, всё было припасено. И  мёд, и медвежий жир, и молочко козье, замороженное толстыми желтоватыми ломтями , и сушёная малина….
Правда, даром он ничего давать не собирался, напротив, покряхтев, посочувствовав бедному больному, заломил  столько, что Илка от удивления даже забыл о своих несчастьях. Таких цен  в Липовце, городе богатом, почти столичном, отродясь не бывало.
Фамка, видно совсем одурев от страха за милого-золотого Варочку, была готова  отдать всё, что угодно.  Илка обозлился , отодвинул её в сторону , поторговался и живо сбил непомерную цену почти втрое. Помогло то, что умная Фамка  опомнилась и вовремя подыграла, намекнув, что внизу, в Дымницах, они легко достанут все куда дешевле, а то и вовсе даром. О том, что  вниз ходить им запрещено, дядьке Антону сообщать не стали. Однако недовольным он  не выглядел. Наверняка не остался внакладе.
- Я гляжу, тебя отпустило, - буркнул он на прощание.
- А что? – с вызовом спросил Илка. Мысль, что этот деревенский чурбан видел, как он изображал полного идиота, была ему неприятна.
- А то... Улыбаться перестал. Видать вспомнил, как люди живут.
- Вспомнил, - передёрнулся Илка.

***
Крылья были огромны. Им  было тесно в чёрной душной пропасти. Не раскрыться, не развернуться….
Крылья горели ярым багряным пламенем. Варка падал в  раскалённую темноту, падал, обожжёнными руками цепляясь за горящие перья. Далеко наверху было светлое небо, бледно-голубое отверстие  в тягучем мраке, глоток  прохладного воздуха. Варка хотел вздохнуть и не мог. Нельзя дышать темнотой.
- Мама!Мамочка!
- Опять! Куда ты забрался , несчастье моё?!
Мать стояла , легко опираясь узкими ступнями на плотный мрак. Варка узнал любимые  туфли  светлой кожи с потёртыми мысами и маленькими серебряными бантами. В руке она держала  лампу, и мягкий свет падал  на нежное бледное лицо.
- Мама! Возьми меня наверх!
Мать печально улыбаясь, протянула ему тонкую, сияющую в темноте руку.  Варка рвался, изворачивался, его несло мимо, все ниже и ниже, но он все-таки сумел коснуться  этой  руки. Прохладные сильные пальцы  сплелись с Варкиными, дрожащими и горячими. Мать кивнула ему, подняла лампу повыше, неторопливо пошла  вверх, к небу, к воздуху, к блаженному холоду облаков , и Варку медленно повлекло за ней, из огня и мрака. Главное , крепче держаться, не отпускать  руки. Варка  знал об этом и держался изо всех сил, крепко как в детстве.
***
  Он лежал  в темноте, насквозь мокрый, стеклянно слабый, с отзвуком боли во всем теле. Темнота была живой, полной тихих звуков, шорохов, треска. Его пальцы плотно сплелись, почти срослись с чужими, шершавыми, сухими, на ощупь похожими на птичью лапу. Робкая попытка выпутаться из цепкой хватки не удалась
Варка  неуверенно поднял руку. Возле самого уха что-то зашевелилось. Осторожно повернув голову. он очень близко увидел  светлые,  чуть мерцающие глаза.
-Это вы…- прошептал Варка.
- Нет, это мой хладный труп.
Пальцы крайна брезгливо  разжались. Варкина рука беспомощно упала на грудь.
- Что со мной?
- Глупость и своеволие. К сожалению, это неизлечимо.
Внизу вспыхнул тусклый огонёк, у лежанки возникла встрёпанная Жданкина голова  и худенькая ручка с маленькой самодельной коптилкой.
- Он очнулся, - сообщил крайн, - я иду спать, - и исчез в темноте.
Жданка живо поставила коптилку на стол, шмыгнула на лежанку, под Варкино одеяло.
- Подвинься.
Варка кое-как отодвинулся, давая ей место.
- Сразу заснул, - шепнула Жданка, уткнувшись в его плечо - со вчерашнего дня с тобой вот так сидел. Все  какого-то перелома ждал. Мол, или поправишься, или помрёшь.
- А-а, перелом болезни. У меня что, грудная немочь?
- Угу.
- Ничего себе… Ну, вроде я не помер.
- Ага. И  жара нет.
- Слушай, а как он нас нашёл?
- Где? В поле? Так у него, оказывается, давным-давно колодец в Починок-Нижний проделан. Прямо от крыльца.  Стемнело, метель, а нас нету.  Фамка говорит, он страсть  как разозлился, насел на неё, она ему все и выложила. Он  сразу ушёл через колодец, даже одеваться не стал, в одной рубахе прыгнул. А уж там, в поле, почуял нас как-то... Кто его знает, что они могут, крайны-то.
- А письмо? У меня же письмо было…Потерял, наверное…
- Не, не потерял. Только он все равно его читать не стал. Даже в руки не взял. Велел сжечь. Ну, Фамочка печку им  растопила. Вар, а у нас Илка поправился.
- Да? Вот и хорошо, а то я теперь не работник.
***
- Что у тебя с ним было?
- Да что было - то? Навоз мы с ним разгребали. Дрова рубили…
- Не ври. Ты всем врешь, только я тебя  всегда насквозь видел. Вы тут были одни, две девки и парень в тесной избушке, двое больных и девчонка не в счёт, спали, считай в обнимку, и ничего не было? Никогда не поверю.
-А ты наглец, - Ланка спрыгнула с камня, на котором сидела вместе с Илкой, величественно выпрямилась, пошла к дому, но на полпути обернулась.
- Если хочешь знать – он дома не бывал неделями,  возвращался полуживой, даже есть не мог. Ты не знаешь, как мы тут жили, ты…
 Она сердито махнула рукой и скрылась в доме. Илка остался сидеть на камнях,  щурясь на низкое солнце, впервые выглянувшее после двух недель жестоких метелей. Сегодня потеплело, даже камни чуть-чуть нагрелись, сидеть на солнышке было приятно. Однако вскоре все удовольствие было испорчено. Перед глазами замаячила долговязая фигура, поверх длинной душегрейки закутанная ещё и в одеяло. Красавец-герой Ивар Ясень выполз из дома  впервые после болезни.
Варка неуверенно вскарабкался  на скальный выступ, остановился чуть ниже Илки, поднял к нему бледное лицо.
- Скотина! Она тебя с ложечки кормила. Сопли тебе вытирала, нянчилась с тобой…а ты…так бы и врезал!
- Ну так врежь! Давай! – предложил Илка, спрыгнув к нему. Сорвать безысходный гнев на исконном враге – что может быть лучше? Варка привычно развернулся, костлявый кулак полетел к Илкиному лицу, Илка ловко уклонился и пропустил короткий удар левой в поддых, сбросивший его со скользкого камня спиной вперёд. Ослабевший после болезни Варка не удержал равновесия и плюхнулся прямо на него. Так они и свалились в обнимку. Раздался хруст. В воздух взлетела туча чёрной пыли.
Илка спихнул себя раскашлявшегося Варку , сел и тут же усомнился в своём душевном здоровье.
- А…как это…-пробормотал он,- где это…
Вокруг возвышались обгорелые стены. В пустое серенькое небо уходили закопчённые кирпичи каминной трубы. Косо свисали обугленные обломки балок. Из тусклых облаков сыпал мелкий сухой снег, тонким слоем ложился на чёрные развалины.
- Я знаю, где это.
Варка вскочил на ноги,  озираясь , как затравленный зверь.
- Чего это ты так испугался, герой?
- Того! –Варка подхватил Илку под локоть и потащил к маячившему в полуразрушенной стене узкому  дверному проёму. За стеной оказался обычный дворик с колодцем под развалившимся навесом  и голой печальной рябиной. Варка, не останавливаясь, тащил Илку к колодцу. Но Илка уперся.
- Погоди! Это что, Липовец?
- Липовец, Липовец, пошли отсюда.
-А как мы сюда…
-Через колодец. Перо – ключ колодца.
Варка отогнул ворот истрёпанной куртки. В шов воротника-стойки было засунуто облезлое серое пёрышко.
- Зачем оно тебе?- удивился  Илка.
Варка смутился.
- Это…ну…вроде как талисман… -он отвернулся и спрятал пёрышко.- Тут, наверное, два колодца. Этот-  в Пригорье, а тот, что у наших камней – обратно. Вот я и провалился, из-за пера. А ты со мной. Пошли отсюда. Спрыгнем – и дома.
- Погоди – погоди. Стало быть, туда и оттуда. И мы можем попасть обратно, когда захотим…
- Можем. И уже хотим.
- Да постой ты. Сколько мы тут не были?  Два месяца?
- Два месяца и двадцать пять дней.
- Во-он как…Ты и дни считаешь. Дни считаешь, а взглянуть не хочешь. Наш город…Либавская…Сады…Королевский бульвар…
Илка  был так настойчив, потому что в глубине души твёрдо верил: всё, что ему рассказали о родном доме – вранье. Стоит только добраться до Ратушной, взглянуть на башенку пёстрого кирпича над воротами…Что-то нехорошее было связано с этой башенкой…Что-то очень скверное…
-  Или ты боишься? Чё, правда боишься? 
- Да. Боюсь,- твердо ответил Варка. – Ты  этих не видел. То есть видел, конечно, но не помнишь…Как они сюда рвались,  как  решётку перегрызли, как дверь вышибли…
- Верю,- торопливо согласился Илка,- всё было погано. Но это ведь когда было… Думаешь, нас до сих пор ищут?  Ты же не знаешь, кто сейчас в городе.
- Не знаю и проверять не буду.
- Что-то на тебя не похоже,- прищурился Илка.
- Я над собой не волен,- тихо сказал Варка.
- А кто волен?
- Он, - Варка мотнул головой в сторону колодца.
- Господин Крыса? – протянул Илка, - то есть, он хозяин – ты раб?
- Нет. Но рисковать я не стану. Он за мою жизнь свои крылья отдал. Понимаешь, крылья…
- Не, не понимаю. Крылья за жизнь чужого парня… Слу-ушай, а может ты ему не чужой?
- Ага,- согласился Варка,- родственник. Ихнему  тыну троюродный плетень.
- Не , не скажи… А что, если твоя мать…
- Ещё слово и в глаз.
- Ладно, ты прав. Но знаешь что, давай просто выглянем в окно, посмотрим, что там, в Колокольном. Только посмотрим, больше ничего.
Илку жгла надежда, - стоит выбраться из этих чёрных, убелённых снегом развалин, и  им откроется привычный тёплый Липовец с бульварами, фонтанами, богатыми лавками, запахом реки и голубятнями на крышах.

***
Птичий фонтан замёрз. Из разинутых мраморных клювов свисали желтоватые сосульки. Пустой Колокольный переулок, круто уходящий под гору, покрывал тонкий слой свежего снега. На нетронутой белой глади не было ни одного следа. Серая тишина, как перед бурей в далёком Пригорье. В доме напротив окна заколочены широкими занозистыми досками. В доме наискосок дверь тоже заколочена, зато окна все выбиты.
- Посмотрел?- прошептал Варка, - понравилось?
-  Нет. Но и бояться тут нечего. Нету же никого. Давай до Либавской спустимся. Может, узнаем что.
- Ладно,- согласился Варка, которого тоже начало разбирать любопытство,- но только до угла.
Они вылезли из оконного проёма, как сумели, отряхнули золу и сажу и осторожно двинулись вниз , оставляя на белой улице цепочку чёрных следов.   На углу немного постояли под стеной, поглядели, послушали. На Либавской снег был грязным, затоптанным копытами, исчерченным полозьями. Стало быть,  жизнь в городе все-таки шла. Там и сям  валялись какие-то ошмётки, каменели  кучки конского навоза. Прямо за углом растянулась присыпанная снежком дохлая кошка. Похоже, ведущую прямо к дворцу  знаменитую Либавскую с осени не убирали. Почти напротив выхода из Колокольного на ящике сидел  одноногий нищий. Рядом к стене  были прислонены самодельные кривые костыли. У разношенного ботинка стояла побитая глиняная миска.    Варка недоумевал, что он здесь делает. За все это время мимо прошло два – три человека. Одеты они были не лучше, чем  этот несчастный попрошайка. И как на грех, дать ему нечего. Варка знал, каково ему приходится, на своей шкуре испробовал.
Как видно, почувствовав чужой пристальный взгляд, нищий повернул голову, встретился глазами с Варкой и вдруг, неловко привскочив, потянулся к костылю, неуверенно махнул свободной рукой.
- Витас! – ахнул Варка.
- Обалдеть,- согласился Илка, не терявший из виду своего интереса, - пошли, он нам сейчас все расскажет.

***
Странно припухшая, синеватая от холода физиономия Витаса  дрогнула, губы изогнулись в кривой ухмылке.
- Так я и знал,- хмыкнул он,- это вы. Красавчик и умник.
- Как ты выжил? – спросил Илка.
- Так же, как и вы. Значит, вас вправду крайн забрал?
- Откуда ты знаешь?
- Все говорят. Где он вас прячет? За городом?
- Ага, - кивнул Илка, - тут, неподалёку. С нами все просто. А вот как ты…
- Да что я…Ну, свалились сверху эти…Ну, я заорал…А они не тронули меня…Вскочили и побежали…туда, в сад…к прудам, к розарию…Ну а я  пополз…в другую сторону.   Теперь вот…- Витас пошевелил культей, - но живой. Так где вы отсиживаетесь?
- В Мотылях, - сказал Варка, - на выселках.
- Врешь,-  хохотнул Витас,- теперь пусть умник соврёт, получше.
- Почему это я вру?
- Потому.. Мотыли уже месяц, как сожгли. Все триста дворов вместе с выселками.
- Зачем сожгли?!- поразился Варка, живо припомнив чистенькие домики приречных Мотылей – Кто?
- Королевские войска. Когда пытались выбить отсюда нашего Иеронима. Где это вы зарылись, что ничего не знаете?
- Значит, в городе все ещё этот …..?
- Иероним в городе. Королевские войска под городом. Мы тут сидим, они там стоят. Теперь уж до весны. Настоящей осады нет, но и жрать нечего. А у вас?
- У нас тоже,- хмуро ответил Илка, в памяти которого начисто стёрлись дни подлинного голода.
- Да ладно тебе, - вздохнул Варка,- обедаем каждый день.
- Значит, у вас тихо…А у нас…- Витас махнул рукой в продранной рукавице.- Сейчас ещё ничего…а в первые дни такое творилось…С Илмами что сделали… А, ты-то знаешь, конечно…
Варка хотел незаметно пнуть Витаса. но не достал…Илка отвернулся и стал смотреть вдоль улицы. Значит, все правда… Все до последнего слова.     Из Витаса между тем сыпались подробности. В одном господин Лунь был прав. Вонючие хорьки никогда не стали бы делать ничего подобного.
-  Ну, вам этот ваш небось рассказывал…
Варка покачал головой, покосился на Илку.
- В городе шепчутся, - с ленивым любопытством продолжал Витас, - будто это он  Ланкину мать, госпожу Град , когда её по всему городу ловили, на руках перенёс через Либаву в Заречье. И её, и сынка её малолетнего. Сейчас они её уж и не ищут.
- Ты знал? – встрепенулся Илка. Варка снова растерянно покачал головой.
- А ещё говорят, будто видели, как он вдову Рень со всем её выводком во время пожара с крыши снимал. Сказывают, если бы не он, все бы сгорели.  Потом прознали, что он  их ещё с лета  кормил. Сколько их там было, этих Реней? Десять? Двенадцать? Может, она ему родня? Вряд ли он с ней любовь крутил.
- Вряд ли…
Вдова Рень была пятидесятилетней женщиной с лицом и фигурой вяленой воблы, в вечно перекрученных чулках, с вечным запахом кухни и перегара.
«Вот почему у него в доме нитки лишней не было, - подумал Варка, - людей он ненавидит…ну-ну».
- А ещё Петровичева Анка исчезла. На неё сам господин Стефан глаз положил. Проходу не давал, а она до слез боялась, что его самого, что его собак. Куда она делась, не знаете? А то за неё награда обещана…
- Не знаем,- сказал Варка. Илка вдруг вздрогнул и толкнул Варку локтем.
- Пошли!
Варка машинально кивнул. Он охотно остался бы послушать ещё какую-нибудь историю из тайной жизни господина Луня, но Илка упорно тянул его за собой.
- Мы ещё придём, пожрать тебе принесем, - пообещал Варка. Витас неопределённо хмыкнул.
***
Они  перебежали улицу наискосок, причём Варка краем глаза уловил  далеко, у самого дворца какое-то движение. Илка с разбегу нырнул в переулок. Варка поздно сообразил, что это не Колокольный, а какой-то другой, из тех, что ведут на Гору, к Садам.
- Стой, -задыхаясь, прохрипел он, - куда тебя несёт! Я щас не могу так быстро.
- Неважно, куда,- пропыхтел в ответ Илка,- лишь бы с улицы убраться. Там, от дворца солдаты идут. Пусть никто не знает, куда мы ушли. В Колокольный дворами проберемся.
Это оказался Ковальский тупик. Через два-три дома с обеих сторон началась сплошная кирпичная  стена выше человеческого роста – надёжная ограда известных на всю страну оружейных  мастерских  Влада Коваля. Варка  с  Илкой переглянулись и, не сговариваясь, полезли на стену. Варка, одолев это несложное препятствие и втащив наверх Илку, покрылся липкой, холодной испариной. Это ему очень не понравилось. Похоже, горячка выпила из него все силы. Илка тоже запыхался. Лазил он всегда неважно.
За стеной было все как всегда. Закопчённые плавильни, присыпанные снежком груды угля,  кучи железного лома, надёжные решётки на окнах толстенной стены склада. Только тихо было. Непривычно тихо. Ни звона и грохота из кузен, ни воя раздуваемых гигантских мехов, ни лая лохматых Ковалёвых собак.
- Что-то нету никого. Неужто этому Иерониму оружие не требуется?
- Коваль не дурак, - рассудил Илка, - небось ещё до нападения всех по реке вывез, и семью, и мастеров.
- А, ну да, у него же в порту что ни день, то «Шалунья» разгружалась, то «Болтунья» загружалась.
- Пойдем по прямой, мимо склада, как раз к началу Колокольного выйдем.
Очень быстро выяснилось, что Иероним Избранник  остро нуждался в оружии. Окованные железом двери склада были грубо взломаны. Сдались они явно не сразу. В них долго и упорно колотили  тяжёлым и острым. На одной из створок что-то белело. Варка заинтересовался, свернул с прямого пути. Это оказался старый, покоробившийся от непогоды лист бумаги, прибитый к стене слегка заржавевшим боевым ножом. Давным-давно на бумаге было что-то накарябано куском угля, но надпись выцвела, просматривалось лишь одно слово, да и то неприличное. Слово это Варка знал с раннего детства, и оно его не заинтересовало. Но зато нож…
Напрягшись, Варка выдернул его из заскрипевшего дерева. Рукоятка удобно легла в ладонь. Варка прикинул баланс, нанёс несколько колющих ударов, развернулся и рассек воздух десятком рубящих. Вот то, о чем он мечтал, скитаясь по стылым дорогам Пригорья. Нож. Оружие. Настоящая защита. Крутанув нож  в пальцах, он  метнул его в дверную створку. Нож воткнулся точно, глубоко, красиво.
- Умеешь, - хмыкнул Илка.
- Умею. Отец…отец в молодости служил в Королевской гвардии. Он говорил – надо уметь защищаться.
- А-а, - тусклым голосом сказал Илка, неизвестно зачем поднял упавший на землю листок, разгладил, перевернул на другую сторону. – Ха, ты глянь, кто у нас тут!
Обратная сторона бумаги меньше пострадала  от  осенних дождей. Посредине красовалась знакомая остроугольная физиономия  с дыркой от ножа во лбу  и витиеватой подписью снизу. «Всякий, кто сообщит в канцелярию Его величества о местонахождении этого человека, получит…!»
- Ну надо же,- присвистнул Илка, - Видать, он им здорово нагадил. Ты  посмотри, сколько они за него обещают! Озолотиться  можно!
Варка косо взглянул на него, заткнул нож за пояс и быстро пошёл прочь., перепрыгивая через валяющиеся на пути железные обломки. Запыхавшийся Илка догнал его  у самой стены, над которой торчали крыши домов Колокольного переулка.
- Эй, ты чего…Ты что же, решил, что я…Да я и не думал даже.
Варка дёрнул плечом, пристально разглядывая стену в поисках удобного места для перелаза.
- Кто тебя знает, - угрюмо заметил он, - это же выгодно. Да нет, выгодно  звучит некрасиво. Это целесообразно.  К тому же он тебе чужой, и вообще не человек, нежить крылатая. А что он жизнь всем нам спас – так это уже в прошлом. Нужно жить настоящим, хватать удачу за хвост. Только пера ты не получишь.
- Да не нужно мне твоё перо! – заорал Илка, - тебе что, грудная немочь в голову бросилась?!
- Это его перо. Последнее.
- Чтобы я принял что-то от этих!
- А от других? От других принял бы?
- Да пошёл ты!
Но Варка никуда не пошёл.
-Так не залезть. Придётся подставить что-нибудь. О, вон какой-то ящик валяется.
Узкий и длинный ящик оказался ужасно тяжёлым..
- Там что-то есть.
- Похоже, это не просто так валяется, нарочно спрятали, - согласился Илка.
Варка вытащил нож, поддел занозистую деревянную крышку. Крышка легко отошла. Внутри, под слоем стружки, оказался  продолговатый  чёрный , масляно блестящий футляр. Золочёные уголки, тонкое золотое тиснение на коже…Хм. Любопытно…Варка снова хотел пустить в ход нож, но Илка оттеснил его. Возле неприметной замочной скважины висел на цепочке  аккуратный ключик. Футляр раскрылся мягко, без скрипа. Ни холод, ни долгое лежание под открытым небом ему не повредили.
- Ого! – сказал Варка,- Это не Ковалёва работа. Коваль такого сроду не делал.
Стройные, хищные, намного короче обычных  пищалей, которые по силам только самым крепким мужчинам, они распростёрлись  на чёрном бархате, посверкивая золотыми накладками на полированным рукоятках, поблёскивая чернёным серебром стволов, молчаливые и опасные. Кольцо из двух змей, каждая из которых кусала другую за хвост. Сбоку, в особых отделениях лежали бархатные мешочки с пулями и порохом.
- Да,-  сказал Илка,- дюжину таких прислали из столицы как раз перед  нападением. Ты видишь, лёгкие, заряд небольшой, а бьют точно и убойная дальность намного больше. Двойную броню запросто прошибают.
Серебряные змеи крутились, посверкивали в его мозгу. Безысходный гнев, неутолённая ярость, распалённые рассказами Витаса, вдруг нашли выход. Теперь Илка точно знал, что делать. Знал и то,  что одному ему не справиться. Ну почему, почему для всех его планов так нужен этот самодовольный красавчик?!

Глава  21
- Я не стану этого делать,- резко сказала Фамка,- это ни в какие ворота не лезет. Вас сразу убьют.
Илка её почти не слушал. Пусть убогая несет, что хочет. Он, не отрываясь, смотрел на Варку. От Варки теперь зависело все. У него был ключ колодца. Кроме того Илка сильнее прежнего был уверен: без помощника в этом деле не обойтись.
Варка, склонив светлую голову, медленно пропускал сквозь пальцы лезвие ножа, до отвращения похожий на печального принца в изгнании. Как на картинке. Была в доме Илмов толстая книга с гравюрами, старинная, дорогая, редкая. При мысли о доме Илку охватила такая злоба, что на глазах выступили слезы. Хорошо, что в чуланчике было темно. Тусклая коптилка у руках у Ланки почти ничего не освещала.
- У нас есть оружие, которое бьет птицу с двухсот шагов, - выдохнул он сквозь стиснутые зубы, - мы можем появляться и исчезать, когда захотим. Мы знаем город как свои пять пальцев. Это значит – мы, единственные из всех, еще  можем бороться. Мы , только мы, можем отомстить. Отомстить за всех.
- Отомстить?- нехорошо усмехнулась Фамка, - кому я должна мстить?
Ланка удивлённо уставилась на неё, широко распахнув свои голубые очи.
- Ну, убогая, - еле сдерживаясь, выдавил из себя Илка,- если ты даже этого не понимаешь…
- Не понимаю, - хладнокровно согласилась Фамка,- мой отец был убит солдатами королевской гвардии, когда  король Анастасий пытался отбить Липовец у  Грегора-мятежника. Дед и бабка померли с голоду, когда город во второй раз осаждал  самозванец. Дядю, брата матери, прикончили в порту прорвавшиеся в город речные пираты. Ну а за мать…за мать я, очевидно, должна отомстить лично Иерониму-Избраннику, захватившему город. Ну и заодно наместнику, который не смог его отстоять. Многовато врагов получается. Всем мстить – жизни не хватит.
- Ты, убогая, ваще понимаешь…
- Я-то понимаю. Нам, убогим, сидящим в Норах, нет дела до вашей поднебесной грызни. Для этого мы слишком заняты.
- Чем же это вы заняты?
- Выжить пытаемся. А кто там, наверху, Заступник ли, Избранник ли, Афанасий, Анастасий или вовсе какой-нибудь Мавродий, нам без разницы.
- А как же честь?!- вскинула голову прекрасная Илана,- как же верность присяге?
- Честь – дорогое удовольствие, - отрезала Фамка, - нам не по карману.
- Видать, ты не так уж много потеряла, - презрительно скривился Илка. Его тревожило, что Варка по-прежнему молчит.
- Что я потеряла – не тебе считать.
Илка вдруг понял, что сейчас она ему врежет, да не по- девчачьи, а грубо, по-уличному, как принято драться в Норах.
- Я не стану сравнивать, кто из нас потерял больше, - глухо сказал Варка, - и дело не в мести.  Просто…если они лишатся главаря, королевская гвардия сможет выбить их из города, и тогда…
- Тогда они за все поплатятся, - прошипел Илка.
- Тогда мы сможем вернуться домой.
- У меня нет дома, - отчетливо выговорила Фамка
- У меня есть. Крайн сказал, весной здесь начнётся резня. Наверное, он знает, о чем говорит. Снова придётся бежать…снова голодать…снова пытаться выжить… Ты первая не выдержишь… Или она   - кивок в сторону Ланки,-  или он, - взгляд Варки уперся в дверь, за которой спал крайн, - я не знаю, что с ним сделают, если  найдут. То , что ты предлагаешь – дурь страшная и вряд ли удастся…но… так лучше,  чем сидеть и смирно ждать , когда тебя съедят… нам ведь никто не поможет…и так плохо…и эдак как нельзя хуже. 
- Значит, ты согласен?- Илка старался ликовать не слишком явно.
- Я тоже пойду! – заявила Ланка.
- Дура! – в один голос выкрикнули Варка и Илка. Выкрикнули и испуганно покосились на дверь чуланчика.
- Не орите на меня,- Ланка царственно выпрямилась, развернула узкие плечи,- я дочь полковника Града, и честь для меня не пустой звук. Кстати, вы все равно стрелять не умеете.
- А ты умеешь? – ехидно спросил Илка.
- Представь себе!  У прапорщика Алекса был такой.
- И что?- заинтересовался Илка.
- Ничего, - улыбнулась прекрасная Илана, - он давал мне пострелять.
 Илка счёл за лучшее не расспрашивать о подробностях, тем более что этот Алекс почти наверняка \убит.
- Значит так,-  принялся рассуждать Варка, - выйдем в Колокольном и сразу наверх, на  Гору. Мимо дома господина Лутвица, через  цветник госпожи Хедвиги напрямик попадем к началу Садового тупика. Там я знаю хороший перелаз в Сады. А в Садах можно неделями скрываться и никто ничего не заметит. Дойти до дворца – проще простого. Рано или поздно этот Иероним покажется в окне или  выйдет наружу.
- Я не промахнусь, - сурово сжав губы, пообещала Ланка
- Эти штуки бьют очень далеко. Никто и не поймёт, откуда прилетела пуля,- с удовольствием вставил Илка,- пока догадаются – мы успеем уйти. Нас будут искать, но никогда не доберутся до Пригорья.
- В жизни не слышала ничего глупее,- заявила Фамка.
- Знаю, - вздохнул Варка, - а что делать?
- Лично я иду спать, - фыркнула Фамка  и выскользнула из холодного чуланчика.
-  Она все расскажет Крысе, - со злобой прошептал Илка.
- Не смей называть его Крысой! – возмутилась Ланка, - если ты забыл – он спас мою мать!
- Не расскажет,- вздохнул Варка,- Нет у неё такой привычки. В Норах, те, кто лезет в чужие дела, долго не живут.
- А как быть с твоим «я в себе не волен»? - осторожно поинтересовался стремившийся к полной уверенности Илка.
- Так я же не просто так … не сдуру. Если я хочу рискнуть, так это и ради него… Будем все жить в нашем доме. Он травник каких поискать. Будем работать…не пропадем.
***
В Пригорье давно стояла тёмная ночь, но над Липовцом ещё висели стылые сумерки. На рухнувшую крышу давило  низкое свинцовое небо . Впрочем, Варку не испугала бы и полная темнота. По родным Гнёздам он мог ходить с закрытыми глазами.
Ланка завозилась, отряхивая с одежды золу и  звонко чихнула. Илка цыкнул на неё и вдруг, споткнувшись, налетел на какие-то доски. Доски дружно треснули.    Варка тяжело вздохнул, надеясь, что в Колокольном, как и в прошлый раз, нет случайных прохожих. Осторожно выбравшись в  в бывшее окно бывшей кухни, они встали и осмотрелись.
Ни звука, ни огонька. Нижний конец Колокольного переулка терялся в сумерках, верхний упирался в тёмную громаду Горы  с её особняками и чинными аллеями. Варка спрятал нож в рукаве, лезвием вверх, покрепче сжал рукоятку. Ланка поплотнее запахнула душегрейку, под которой скрывалась заткнутая за пояс заряженная пищаль. Илка поправил под одеждой своё оружие.
Не заметив ничего подозрительного, Варка качнул подбородком в сторону Горы и все трое тихонько двинулись вверх по Колокольному. В воздухе висела вязкая морозная сырость, снизу, с Либавской , тянулись волнистые полосы тумана.
Ланка понимала, что должна бояться, но страха не было. Полковник Град был бы доволен своей отчаянной дочкой. Впервые она вспомнила о нем без боли и печали.
Илка на ходу поглаживал  пищаль, с наслаждением представляя, как встречается глазами с Иеронимом, как всаживает пулю в узенький жёлтый лоб…
Размытые туманом очертания тёмных домов не таили в себе никакой угрозы. Жители Колокольного переулка, и в лучшие времена люди тихие, либо давным-давно разбежались, либо и носа не смели высунуть на улицу. Да и что делать на улице ночью в осаждённом  городе?
Варка расслабился, успокоился. Нож из рукава перекочевал в более удобное место, за голенищем. Предстояло преодолеть несколько заборов. Не в зубы же его брать.
Варка усмехнулся, представив себя с ножом в зубах, и тут на него навалились, сразу с двух сторон, быстро и жёстко. Так быстро, что он только секунд через пять осознал, что его тело отчаянно вырывается и даже врезало кому-то коленом в пах. Сзади раздался женский визг. Туман окрасился ярко-оранжевым, уши заложило от грохота. Варке вывернули правую руку, так что он уткнулся носом в колени и взвыл от боли, но временно  ослабевший второй противник выпустил его левую. Не долго думая, Варка выхватил нож и, не глядя, ударил назад и вбок, в то большое и опасное, что нависло над ним. Нож вонзился в упругую мякоть. Это было так неожиданно мерзко, что Варка растерянно выпустил рукоять, вдруг ставшую скользкой и липкой. Человек позади него с хрипом и клёкотом рухнул на  колени.
На миг Варка увидел весь переулок, стены, освещённые дрожащими огнями факелов. На присыпанной снегом брусчатке блеснул ствол пищали. Но тут из него вышибли весь воздух прямым ударом подвздох, а  сверху ещё добавили  ребром ладони по шее. Варка упал лицом вперёд, и тут же на его беззащитные ребра обрушился чей-то сапог.
- Прекратить!
Грязная ругань, сопровождавшая каждый удар, оборвалась. Варку подхватили под микитки и куда-то поволокли. Сам он идти не мог. Ноги отвратительно скребли по промёрзшей мостовой.
-Пёсья кровь!- прохрипели над самым ухом, - он, гадёныш, Миташа порезал!
- Сам порезал – сам вылечит. Светлые волосы… смазливая рожа…Это мальчишка травника. Можешь на досуге переломать ему ноги. Но руки и голову не трогать. Анджей убит. Травника у нас уже с месяц нет. А этот наверняка чему-то обучен.
- Конечно, обучен,- подтвердил сбоку заискивающий полузнакомый голос. Варку отпустили, и он упал на четвереньки, больно ударившись локтями и коленями. Красная мгла перед глазами постепенно сменилась рыжим светом факелов. Пламя, окружённое туманным ореолом, почти не колыхалось в неподвижном  морозном воздухе. В двух шагах какой-то громила связывал скулящую от ужаса Ланку. Тут же сидел Илка с разбитым в кровь лицом. Он был уже связан.
В круге света стояли  пятеро, огромные тени в высоких сапогах, в  лохматых полушубках поверх кольчужных рубах. Двое держали факелы, услужливо освещая до отвращения знакомую фигуру. За спиной у неё угадывались неизменные спутники: голенастые, остроухие, слишком крупные для обычных собак.
«Мамочка», - подумал  Варка, разом утратив остатки мужества.
- Даму тоже не бить,- распорядился Стефан. - Его Величество не воюет с женщинами.
- Бить не будем, - довольно гоготнул кто-то из его прихлебателей, - ни под каким видом. Обращение будет самое ласковое..
Ланка взвизгнула, и тут же её несильно, с ленцой, ударили по лицу.
- А  от с этим,-  Стефан приблизился, остановился над съёжившимся Илкой,- с этим мы поговорим. Поставьте его.
Илку вздёрнули вверх.
- Где крайн?- резко спросил  Стефан.
У Варки упало сердце. Он был уверен – Илка не продержится и пяти минут. Ясное дело, до Пригорья не меньше тысячи вёрст по разорённой воюющей стране. Им никогда не добраться до него, если  только позабыть о сером пёрышке, заправленном в шов под воротником.
- Крайн далеко,- выкрикнул он,- крайн вернулся домой, в Пригорье.
- Он правду говорит,- понурившись, прошептал Илка.
- Лучше не ври, - ласково посоветовал  Стефан,- стрелять я ещё не разучился. Он был ранен. Тяжело ранен. Наверняка  отлёживается где-то здесь. Где?
- В Пригорье,- сказал Илка и согнулся пополам. Стефан бил деловито, без увлечения, коротко и резко. Варка скорчился, сжался, стараясь не встретиться с Илкой взглядом.
Там, в занесённой хижине, блаженно спящая Жданка. А Фамка, конечно, не спит, блестящими глазами смотрит в  темноту, ждет их возвращения
- Где крайн?
Илка продержался около получаса. Варка не осуждал его ни секунды. Кто знает, сколько бы продержался он сам?. Все это время он пытался улучить момент и избавиться от пера, но слишком боялся, что это заметят.
- Спросите у него,- невнятно выговорил Илка, - он знает.
- Что знает он, и чего не знаешь ты?
- Как добраться до крайна. У него есть талисман….ключ колодца…
- О,- Стефан повернулся к Варке,- это правда?
- Нет! – заорал Варка,- вы  разве не видите, он уже ничего не соображает. У него и раньше с головой было неладно. Сдвинулся после смерти родителей.
- Ничего он не сдвинулся,- тонким срывающимся голосом сказала Ланка,- талисман у тебя.
Варка поперхнулся.
- Маленький такой золотой шарик, не больше пуговицы. Внутри – бумажка с заклинанием. Ты его на шее носишь.
- Я его проглотил,- быстро сказал Варка.
- Врешь,- не поддался на обман Стефан,- обыскать.
Варку обыскивали долго и тщательно. Зная, что сильно бить не будут, он орал, сопротивлялся и вообще всячески отравлял жизнь Стефановым прихвостням. Илку на время оставили в покое. Несколько минут жизни они с Ланкой для него выиграли.
***
- Дети,- наставительно сказал Стефан, - врать нехорошо. Ложь себя не окупает, не так ли? Вы меня огорчили, дети. Спрашиваю в последний раз. Не ответите – всех отдам собакам. Уверяю вас – они только этого и ждут. Где крайн?
- Здесь.
Собаки, коротко взвыв, рванулись вперёд, прыгнули мимо  неудачливых заговорщиков навстречу шагнувшей к свету долговязой тощей фигуре. Длинные руки мелькнули в воздухе. Три мантикоры рухнули к ногам крайна. В горле  каждой торчал до прозрачности тонкий волнистый клинок.
Сильный порыв ветра пронёсся по Колокольному переулку. Факелы разом потухли. Ветер скрутился в чёрный тугой вихрь, бешено заплясавший между слепыми стенами. Варку прижало к земле, повалило на Ланку с Илкой. Ланка дрожала мелкой дрожью. Илка, казалось, был без сознания.
Сквозь вой ветра доносился грохот и звон, точно у Ковалёвых плавилен швыряли в кучу железный лом.
***
Все кончилось так  же внезапно, как и началось. Глухая тишина долгой зимней ночи угольным мешком накрыла весь  переулок. В тишине  бранились и брюзжали. Господин Лунь выражал недовольство  темнотой, скользкой мостовой и тем, что повсюду разбросаны разные острые железки.
Варка сел, потряс головой. Уши заложило. Темнота ходила волнами, то отступала, то приближалась. Шагах в шести  неохотно загорелся одинокий факел. Неширокий переулок был завален телами.  Казалось, здесь взорвалась одна из этих новомодных пороховых бомб.
Сам Стефан  лицом вниз лежал прямо у ног Варки. Белая рука  в кружевной манжете касалась Варкиной подошвы. Варка брезгливо отстранился и увидел  сивые волосы и горбатую спину, прикрытую выношенным серым одеялом.
Крайн склонился над  одним из людей Стефана, скорчившимся у стены, попытался воткнуть факел в щель между камнями мостовой – не получилось. Тогда он обернулся и, взглянув на Варку, приглашающе качнул головой.
Варка поднялся, пошатываясь, едва не споткнулся о Стефана, шагнул вперёд, принял факел. Наказания, конечно, не избежать, но лучше разъярённый Крыса, чем вконец озверевший Стефан с его мантикорами.
- Зачем? – возмущённо спросил он спустя пять минут.
- Что зачем? – ровным голосом отозвался Крыса.
- Зачем вы спасаете этого! Там Илку чуть не убили.
- А этого кто порезал?
- Я,- признался Варка.
- Почему-то я так и думал. Я спасаю не его, а тебя. Ты ещё не убийца. Хочешь  им стать?
- Нет! Я только защищался!
Крайн поднял на него непроницаемый, стеклянно-равнодушный взгляд.
- Час назад, сидя дома, ты был защищён куда лучше, чем любой из жителей этой несчастной страны. Но тебе захотелось поиграть с острым железом.
- Нет, я…
- Люди обожают оружие. Людям нравится убивать. Людям хочется убивать.
- Людям?! – не выдержал Варка, - а сами-то! За минуту шестерых прикончили.
Крайн встал, вытянулся во весь свой немалый рост, посмотрел на Варку сверху вниз, как умный старый кот на обнаглевшую мышь.
- Они плохо пользовались своими телами. Теперь им придётся жить только с помощью разума и души. Ну а если у кого-то таковых не окажется, что ж, тем хуже для них.
- М-м-м,- высказался в щель мостовой неподвижно лежащий Стефан.
- О, речь почти сохранилась, - огорчился крайн, - слаб я нынче, совсем никуда не гожусь,- сокрушённо вздохнул и  ловко полоснул неизвестно откуда взявшимся ножом по верёвкам, стягивавшим Ланкины  руки. Получив свободу движений, Ланка немедленно разрыдалась и, бросившись к нему на грудь, прижалась так крепко, словно собиралась пробиться внутрь и свить там себе безопасное гнездо. Так что крайн временно выбыл из игры, и Илку пришлось развязывать Варке.
Ланкины слезы не помогли. Господин Лунь по-прежнему смотрел на них холодно, как на случайных малоприятных знакомых.
- У кого перо? – глядя поверх голов, отрывисто спросил он.
- У меня,- признался Варка.
Крайн молча протянул руку и держал так, пока Варка негнущимися пальцами выдёргивал пёрышко из-под воротника.
- Значит, ты зачинщик?
- Не…-прохрипел цеплявшийся за Варку Илка,- он не хотел. Это я  Нам бы удалось…я не понимаю…Никто не знал, что мы можем ….
Крайн хмыкнул и неспешно  двинулся к Птичьему фонтану. Ланка висела у него на руке, то и дело жалобно всхлипывая.
- Никто? – заметил он немного погодя, - Уверены?
Варка поднял факел повыше. Шагнул вперёд и споткнулся о валявшийся поперёк переулка костыль. Хозяин костыля, в этот самый миг тянувший к нему руку, отпрянул и попытался отползти к стене.
- Витас…Но почему?!
- Правильный вопрос  « За сколько?», - шёлковым голосом заметил  крайн.
- Нате, подавитесь! – крикнул Витас, швырнув им под ноги зажатые в кулаке монеты. Монеты покатились, запрыгали по брусчатке с чистым радостным звоном. Илка мгновенно сосчитал их, и его скрутило от возмущения.
- Всего за пять…И ещё остался поглядеть, как нас метелят. А она….они же могли её...
Ланка вздрогнула и  покрепче вцепилась в неподвижного как фонарный столб крайна.
- Да идите вы...- заорал Витас, - у меня мать больна…отец последнюю рубашку пропил…работы нет…жрать нечего…
- Все это необыкновенно занимательно,-  заметил крайн, приподняв левую бровь,- но через пять минут здесь будет усиленный мантикорами ночной дозор.
Варка переступил через разбросанные монеты и поволок Илку к обгорелым развалинам.
Через пять минут они стояли под мёртвым деревом. Пригорская ночь была  морозной. Игольчатые огромные  звезды отражались в нетронутых голубоватых снегах. От хижины, проваливаясь почти по колено, к дереву уже бежали Жданка и Фамка.

Продолжение следует.

Книга (1 часть) издана под логотипом издательства "Волшебный фонарь" с прекрасным дизайном и иллюстрациями молодого художника, дизайнера,иконописца Максима Селиванова  а также рисунками Константина и Татьяны Герусов.
Заказать бумажный вариант 1 и 2 частей можно по электронной почте  nozdracheva@rambler.ru