Глядя черному ворону вслед

Отец Семен с матушкой Марией, как привела их староста на служебную-то квартирку, жильишко пообсмотрели. Как раз временновпущенные туда жильцы последнее свое личное добро в это время довытаскивали, в том числе и стол с арбузищем. Посему ведь и водила староста Марфа Титовна батюшку с матушкой с поклажами по всему селу, чтоб, значит, успела квартирка освободиться. Маленечко вот не успела только.
Ну вот, носили-носили бывшие жильцы  всё своё в соседнее жилище к родственникам, наконец, сносили. Отец Семен отметил в себе, что в процессе переносок где-то в окружающем пространстве за стенами или под полом происходили события. Сперва несколько раз кто-то невидимый гавкнул, потом вдруг забулькала по незримым трубам жидкость. А затем вроде как за входной дверью раздались тяжелые шаги с каким-то прихлопыванием обуви. Будто Гулливер, надев свои гигантские заколенники, не торопясь побрел в страну Лилипутию…
Обстановка жилища приходского описанию почти не подлежала. Потому как практически не было ее. Были только два старых стула, на которые будто специально по несколько раз на дню присаживались трактористы в промасленных спецовках. Со времен приснопамятного Леонида Ильича причем. И всё. Голые обшарпанные полы да стены, понимаешь. Сантехника, если судить по величине ржавых пятен на мойке и сливном бачке, была установлена в те времена, когда еще Хрущев кукурузкой баловался. Ну  а печку, что посреди кухни подбитым кирпичным шкафчиком стояла, не иначе складывал родной братец одного печника. Того самого, который, по Твардовскому, еще Ленину печку чистил… В-общем, осмотрев помещение и вдоволь надышавшись квартирным воздухом, мало отличавшимся от подъездного, отец Семен и матушка Мария не захотели до лучших ремонтных времен здесь вселяться. А посему, взяв свои катули, пошли на выход. Марфа Титовна засеменила за ними: "Батюшка, матушка, куда же вы? Надо ведь в квартиру заселяться, какая уж есть! Где же вы жить будете? А завтра служба должна в церкви быть!" Тогда отец Семен выразил желание побывать в храме, чтоб прибыть на приход в полном, значит, смысле слова. Добравшись туда и сложив в комнатушке под колокольней свою поклажу, новый настоятель, наконец, вошел в церковь, а затем в алтарь. Бегло осмотрев храм, отец Семен принял решение добраться на рейсовом автобусе до деревни Теплицы. А это, чтоб заночевать в дачном доме у знакомых , ибо дело продвигалось к вечеру. Деревня была тупиковой и находилась от Соловейкина в пятнадцати километрах. Сконфуженная Марфа Титовна обещала попросить участкового милиционера доставить утром батюшку и матушку на службу на милицейском уазике.
В Теплицах знакомых не оказалось на даче, но, созвонившись с ними, отец Семен получил разрешение на единонощное вселение и информацию о местонахождении ключа от входной двери.  От автобуса до места назначения  нужно было пару километров помесить ногами глинку. При прохождении по деревне батюшка с матушкой приветствовали местных жителей, нарочно выходивших на улицу посмотреть на священника. Ибо люди в этом сане появлялись здесь со времени горбачевской перестройки всего два-три раза. Местного народу в деревне было немного: как и водится у нас, большинством являлись дачники.
Особенно сердечно приветствовали проходивших старик лет 85-ти Яким Афиногеныч, по местному прозываемый Финагентыч, и его гость, пастух из соседней деревни Василь Микитич. Оба по случаю субботы были в прекрасном расположении духа после совместного распития самогонки.
Поужинав, батюшка с матушкой решили для начала отдохнуть, а попозже и помолиться. Вечер был тихим и теплым. В раскрытое окно вдруг стали доноситься звонкие и протяжные слова песни. Исполнялось произведение из фильма "Как закалялась сталь". Батюшка посмотрел в окно: возле дома Финагентыча на лавочке сидели пьяный хозяин с пастухом. Качаясь для такту на певческих ударениях, они старательно выводили: "Там вдали у реки-и-и-и засверкали штыки-и-и-и, это бело-о-гвардейски-и-е цепи". Песня была исполнена с воодушевлением около пяти раз, после чего о.Семен закрыл окно. Уже смеркалось, и было прочитано правило, как вдруг где-то на улице стали раздаваться истошные вопли какого-то живого существа. Вопли повторялись примерно через равные промежутки времени. Батюшке жаль стало того существа, он и вышел на улицу. А это у финагентова дома козел привязанный как-то обмотал кругом шеи ремень. Обмотал,  и орет благим матом. Подышит-подышит, да и снова орет. Хозяин-то козлиный напимшись, дома спит, а гость хозяйский к себе домой убрёл. Вот козел скучал-скучал, да и придумал себе на шею приключение, в прямом смысле. Отец Семен подошел к козлищу, а тот рога выставляет. Чужой для него, вишь человек, дак за врага считает. Пришлось батюшке долбанить кулаками в дверь да в окна, хозяина, значит, будить. Козел даже вопить перестал, так ему, знать, интересно стало. Проснулся, однако, Финогеныч, вышел, вызволил козла, да увел во хлев его. И даже батюшку благодарил за внимание, значит. На том день и угомонился.
Рано утром в Теплицы заявился участковый майор на своем уазике.  Машинка-то до самого дома не смогла доехать по причине некачественной дороги по деревне. До того некачественной, что летом из транспорта  Т-150 разве без проблем пройдет по ней в сухую погоду. Ну и пешочком прошел майор до дома, где батюшка с матушкой остановившись были. И даже помог матушке нести до машинки какую-то там поклажу. А батюшка тоже сумку нёс. Прошли мимо дома Финогеныча, сели в уазик, и спокойно-мирно отбыли в Соловейкино, прямо к храму…
Этим же ранним утром проснулся в своем доме и старик Финогеныч. В глазах у него мутнело, во рту у него горело. Хлебнув из кадки кружечку огуречного рассольца, напоминающего по запаху уксусную эссенцию, дед Яким пошел подышать на воздух. Еще в сенях услышал он разговор проходящих по улице людей, и заспешил к калитке посмотреть, кого это так рано угораздило шлепать по деревне. Спешил, да пока ведь до калитки дойдешь… Но все-таки  увидел Финогеныч этих самых раношастающих… Под косыми лучами поднявшегося над полоской леса солнышка первым уходил из деревни к виднеющемуся далеко милицейскому уазику священник с сумкой в руках, рядом  шла матушка. А за ними -- участковый при полной форме. И быстро очищающаясяся от мути башка Финогеныча даже мысль родила. Дед Яким ведь свой срок за колоски еще при Сталине оттянул. И поэтому мысль, мелькнувшая в его голове, была такой: "Никак опять тридцать седьмой год возвернулся. Батюшку рано утром, гляди-кась, под конвоем ведут, с вещами. Чё же он мог натворить-то? Опять, значить, репрессии начались!  Ох, тошнёшеньки"! И поковылял в дом, чтобы, стало быть, по мобильнику сообщить доче в Соловейкино последнюю новость…
А участковый, благополучно доставив о.Семена и матушку к храму, спокойно поехал на машинке в отделение милиции по своему делу милиционерскому. Возле отделения майор  с удивлением увидел в ранний час небольшую толпу пожилых женщин, многих из которых он знал как верующих. Выйдя из уазика, участковый испытал некоторый шок, состоявший в следующем. Женщины набросились на него, размахивая руками и чего-то требуя.  Одна женщина, самая решительная, возмущенно закричала на милиционера: "Так-то вы порядок наводите. А невинного человека в милицию забираете. Выпустите сейчас же священника, у него служба сегодня в церкви"! За многие годы службы у майора впервые не нашлось слов не то, чтобы объяснения, а вообще ответа. Он стоял и недоуменно смотрел на требовальшиц, пока не понял, что причиной такого эксцесса  является его поездка за батюшкой и матушкой в деревню Теплицы. Пока ехал себе, значит, уазик 15 километров, доча Якима Финогеныча раззвонила по всему селу папанины непутевые мысли. Да еще прибавила своих, как это часто водится. И тогда, облегченно выдохнув, перешел в наступление: "Что вы тут несете? Никуда ваш батюшка не делся. Идите в церковь на службу, и там найдете его живого и без наручников". Но народ не поверил. Кто-то достал мобильник и позвонил Панюшке, по уличному прозываемой Сайгоном. Живет возле храма такая Панюшка, все всегда видит, потому как и днем и ночью у окна своего толчется. Панюшка и сообщила, что привез-де участковый батюшку с матушкой в церкву, да и уехал. Тогда только успокоились митинговщицы, да прощенья попросив у майора, стали расходиться, ворча на буйные фантазии старого Финогеныча. А участковый, невольно перекрестившись, пошел к себе в отделение.

Сентябрь 2015