Россия на пути к безверию. Часть 2

История пересмотра текста Библии на русском языке в XVIII веке


Л.Б.


Немецкая слобода стала Европой в миниатюре, где, так же как и там, кипели политические страсти, а над умами господствовали идеи английской революции.
    К. Валишевский. Пётр Великий


Всё проходит, как тень, но время
Остаётся, как прежде, мстящим,
И былое, тёмное бремя
Продолжает жить в настоящем.
    Н. Гумилёв. Пиза



I

    5 мая 1705 года в Москве умер лютеранский пастор Эрнст Глюк. Свой последний приют он обрёл вдали от родной Саксонии на кладбище в Марьиной роще. Разбирая бумаги умершего, представители московской евангелической общины (за год до смерти пастор был избран третейским судьёй общины для разрешения споров, возникающих между её членами) обнаружили неоконченный перевод на русский язык лютеранского катехизиса. Нашёлся учебник грамматики русского языка – с 1704 года пастор Глюк возглавлял школу, открытую в Москве для обучения детей «всякого служи¬лого и купецкого чина» и составил этот учебник для преподавания в ней. Но то, что более всего искали московские немцы в бумагах умершего, им так не удалось найти – бесследно исчез перевод на русский язык Нового Завета. Как же мог пропасть перевод, над которым пастор работал по личному указанию царя Петра Алексеевича?
    Иоганн Эрнст Глюк родился в 1652 году и стал священником, продолжив семейную традицию. После обучения в Виттенбергском и Лейпцигском университетах он был отправлен в качестве проповедника в Лифляндию (современную Латвию), находившуюся тогда под властью шведского короля. Проповедническая деятельность требовала знания языка местного населения, в изучении которого Эрнст Глюк, видимо, весьма преуспел. Программа религиозного просвещения на подконтрольных Швеции территориях, которая активно осуществлялась Лютеранской Церковью, включала перевод книг Священного Писания и богослужебной литературы. Перед молодым проповедником была поставлена задача: перевести ряд богослужебных книг на латышский язык. Но Эрнст Глюк посчитал себя неготовым к этой миссии: не потому, что не знал местного языка, а поскольку не владел древнегреческим и древнееврейским языками. Он отправился в Гамбург для продолжения образования и в 1680 г. вернулся в Лифляндию, где был рукоположен в пастора. Сначала он перевёл Большой Катехизис, а в 1683 г. закончил перевод Нового Завета. В том же году его назначили пастором в Мариенбург (сейчас это город Алуксне в Латвии), где он учредил народную школу.
    В 1702 г. после взятия Мариенбурга русскими войсками в ходе Северной войны пастор Глюк оказался в плену. Считается, что он, как человек учёный, был принят на русскую службу, сначала попал в Псков, а в начале 1703 года был перевезён в Москву. Первое время он содержался под караулом на подворье Ипатьевского монастыря, но затем его поселили в Немецкой слободе в доме местного пастора. Здесь у Эрнста Глюка появляются русские ученики: братья Авраам, Исаак и Фёдор Веселовские, которых он обучает немецкому и латинскому языкам. Кроме того, он преподаёт в школе Швимера, где учились дети обитателей Немецкой слободы. В 1704 году с личного дозволения Петра I в Москве открывается школа Глюка, которую принято считать первой в России гимназией. В ней обучали различным светским наукам и иностранным языкам, что было весьма необычным для Москвы того времени. В следующем году пастор скончался. Его школа просуществовала до 1715 года. За это время в ней учились всего 238 учеников, поэтому её вряд ли можно считать популярной среди местного населения.
    Откуда такой интерес к лютеранскому пастору, ведь именно ему Пётр I поручил перевод Нового Завета с немецкого языка на современный русский? Мог ли Эрнст Глюк за два с половиной года жизни в России настолько изучить русский язык, чтобы не только преподавать в русской школе, но и составить грамматику русского языка, переводить церковные книги и даже, как указывают некоторые источники, писать по-русски стихи?
    Безусловно, перевод Нового Завета на латышский язык, выполненный Эрнстом Глюком в Лифляндии, выделял его из среды местного духовенства. Но причиной переезда пастора в Россию была не только его образованность.
    В доме пастора в Мариенбурге в качестве то ли служанки, то ли воспитанницы проживала некая Марта. Её происхождение и история появления в доме Глюка доподлинно неизвестны. По одной версии, которая и стала официальной, она была дочерью Самуила Скавронского и попала в дом пастора вскоре после рождения, когда её родители умерли от чумы. По другой версии, была отдана в служанки к пастору овдовевшей матерью Анной-Доротеей Ган. По третьей – до двенадцати лет жила у своей тётки Анны-Марии Веселовской и после её смерти оказалась в семье Глюка. Девочку обучили грамоте и рукоделию, а в возрасте 17 лет, накануне наступления русских на Мариенбург, отдали замуж за шведского драгуна Иоганна Крузе. Драгун отправился на войну, и более о нём нет достоверных сведений, а Марта осталась в доме пастора, вместе с которым и оказалась в русском плену.
    Русская армия под командованием фельдмаршала Б.П. Шереметьева подвергла прилегавшие к Мариенбургу территории жесточайшему разграблению. Пастор Глюк попытался заступиться перед командующим за местное население, за что был арестован, а фельдмаршал разместился в его доме. Здесь он и приметил красивую восемнадцатилетнюю служанку, которую сделал своей любовницей. Марта выпросила у фельдмаршала свободу для пастора. Вероятно, основным её аргументом было то, что пастор – образованный человек и может пригодиться на русской службе. Шереметьев отправил пастора в Москву, как говорится, «до выяснения обстоятельств». В августе 1703 года наложницу фельдмаршала приметил ближайший соратник Петра I князь А.Д. Меньшиков. Как известно из воспоминаний Франца Вильбуа, находившегося на русской службе и женатого на дочери пастора Глюка, князь Меньшиков забрал Марту себе, сильно поссорившись из-за этого с Шереметьевым, и увёз в строящуюся новую столицу Санкт-Петербург. Здесь, в доме князя Марта и встретилась с Петром I. Очень скоро она стала наложницей русского царя.
    С этого времени для пастора Глюка, проживавшего под стражей в Москве, начинаются послабления: его переводят в Немецкую слободу, где он становится учителем братьев Веселовских. Интересно, что Пётр I называл свою любовницу не Скавронской, а Веселовской, поэтому вряд ли было совпадением, что ту же фамилию носили первые московские ученики пастора. Вероятно, они были родственниками Марты, а в их задачу входило скорее надзирать за пастором, чем учиться у него. Этот факт косвенно подтверждает, что пленник имел большое значение для Петра. От Марты Пётр узнал, что Эрнст Глюк перевёл Новый Завет на латышский язык. Царь, скорый до принятия решений, даёт пастору задание: выполнить перевод Нового Завета и на современный русский язык. Задание практически невыполнимое, ведь немецкий пастор не знал этого языка. Понимая, что отказаться не может – он всего лишь пленник, и от выполнения приказа зависит не только его жизнь, но и жизнь его воспитанницы, Эрнст Глюк начинает изучать новый для него язык, как когда-то изучал латышский. Грамматика русского языка, которую он составил, предназначалась, по-видимому, не для учеников пастора, а для него самого, и стихи он писал, чтобы лучше понять все тонкости языка. Первым результатом стараний Глюка стала попытка перевода Катехизиса. Как известно, смерть помешала ему закончить эту работу, а вот за перевод Нового Завета он, скорее всего, даже не успел приняться.
    Воспитанница пастора Эрнста Глюка Марта в 1707 году приняла православие и стала Екатериной Алексеевной Михайловой (прим. – Отчество было дано по имени царевича Алексея Петровича, который стал её крёстным, а фамилией Михайлов пользовался Пётр I, когда хотел сохранить инкогнито.). 19 февраля 1712 г. состоялось венчание Петра I и Екатерины, которая к тому времени успела родить ему нескольких детей, а 7 мая 1724 г. Пётр короновал её в московском Успенском соборе. После смерти супруга бывшая служанка пастора Глюка взошла на престол Российской империи под именем Екатерины I.
    Одна из четырёх дочерей пастора Глюка – Маргарита – вышла замуж за приближённого императрицы шталмейстера Родиона Михайловича Кошелева, а их внук Родион Александрович Кошелев в начале XIX в. был вице-президентом Российского Библейского общества и участником собраний хлыстовского «Братства во Христе» на квартире Е.Ф. Татариновой (прим. – Подробнее об этом см.: Радимир Строганов. Россия на пути к безверию. История и последствия деятельности Российского Библейского общества в начале XIX века). Именно Р.А. Кошелев стал автором легенды о том, что Э. Глюк всё же перевёл Новый Завет, но перевод бесследно исчез после смерти пастора.
    Но почему Петру I пришла в голову мысль поручить перевод Священного Писания на русский язык человеку, не владевшему этим языком? Ответ кроется в особенностях неоднозначной личности императора.

II

    Можно с определённой долей уверенности утверждать, что интерес Петра ко всему «западному» был заложен ещё до его рождения. Мать Петра, вторая жена царя Алексея Михайловича, Наталья Кирилловна из рода Нарышкиных воспитывалась несколько иначе, чем другие жёны русских царей. Значительное влияние на неё оказал Артамон Матвеев.
    Артамон Сергеевич Матвеев (1625–1682) с 12 лет находился в окружении будущего царя Алексея Михайловича и имел на него огромное влияние. Матвеев считается одним из первых русских «западников»: он активно общался с иностранцами, перенимая многие заморские новинки, организовал типографию при Посольском приказе, которым руководил, открыл первую в Москве аптеку и даже проводил в своём доме театральные действа. Его дом был во многом убран по-европейски, в нём была собрана огромная библиотека и коллекция немецких картин. Жена А. Матвеева Евдокия Григорьевна происходила из рода Хомутовых – потомков шотландца Томаса Гамильтона, приехавшего в Россию в 1542 г. Её племянница вышла замуж за одного из родственников Натальи Нарышкиной. Через него будущая царица попала в дом Матвеевых. Европейский дух, витавший в этом доме, зародил в Наталье Нарышкиной пренебрежительное отношение ко всему русскому. По легенде, именно в доме Артамона Матвеева Наталья встретилась с овдовевшим царём Алексеем Михайловичем.
    Пётр, родившийся в 1672 г., стал первым ребёнком Алексея Михайловича от второй жены. При рождении его шансы занять царский трон были невелики: у царя Алексея было два (другие умерли в раннем возрасте) сына от Марии Милославской – Фёдор и Иван. И действительно, после смерти царя в 1676 году его преемником стал четырнадцатилетний Фёдор Алексеевич.
    Московские царевичи воспитывались в Кремле в духе православия и национальных традиций. В первую очередь это было религиозное воспитание, которое объясняло будущему самодержцу духовную роль царя в Московском государстве, давало понятие о «правилах, одухотворяющих и оправдывающих власть». Но дети Алексея Михайловича получили иное образование. Их основным наставником являлся Симеон Полоцкий (в миру – Самуил Гаврилович Петровский-Ситнянович) – монах греко-католического Базилианского ордена, выпускник Киево-Могилянской коллегии, поэт и придворный астролог. Благодаря ему Фёдор Алексеевич свободно владел польским языком, знал латынь, интересовался европейской политикой. Взойдя на престол, новый царь начал проводить реформы: сначала организовал перепись населения, потом на основе её результатов изменил налогообложение; утвердил ведение родословных книг; начал реформирование армии. Он даже женился на польской дворянке Агафье Грушецкой. Но правление Фёдора было кратким – он умер в возрасте 20 лет, не оставив потомства. В результате начавшейся борьбы за власть между Милославскими и Нарышкиными на престол были возведены два царя – единокровные братья Иван (15-ти лет) и Пётр (10-ти лет).
    После смерти царя Алексея Михайловича патриарх Иоаким начал борьбу с «латинизацией», постепенно устранив от влияния на царевичей Симеона Полоцкого и его учеников. Да и царица Наталья не желала, чтобы её сына воспитывали монахи. Поэтому наставником Петра назначили Никиту Моисеевича Зотова, который, кроме обучения грамоте, уделял внимание только чтению церковных книг (Часослова, Псалтыри, Евангелия), а также «книг с картинками». Пётр так и не получил никакого систематического образования. До конца жизни он писал с ошибками, используя довольно бедный словарный запас.
    Гораздо больший интерес юный царь проявлял к общению с приближёнными сверстниками: князем Борисом Голицыным и сыном Артамона Матвеева Петром. Оба тяготели ко всему иностранному и имели тесные контакты с европейцами, населявшими московскую Немецкую слободу или, как её называли москвичи, Кокуй.
    Немецкая слобода располагалась на берегу Яузы при впадении в неё ручья Кокуй. К концу XVII в. она представляла собой отдельный городок со всеми чертами немецкого или голландского поселения. Национальный и политический состав жителей слободы был весьма разнообразен: здесь проживали выходцы из германских государств, Голландии, Англии и других стран, придерживавшиеся католического, лютеранского, кальвинистского вероисповедания. Известно, что обитатели слободы, многие из которых покинули свои страны не по собственной воле, не отличались высокой нравственностью и воспринимали окружавшую их московскую жизнь с открытым пренебрежением. Жители слободы преимущественно занимались торговлей, поэтому оказывали определённое влияние на быт связанного с ними русского купечества и придворного дворянства. Такое «латинское» влияние вызывало опасения духовенства, которое старалось всеми способами ограничить контакты русских с иноземцами. Отношение простых москвичей к Немецкой слободе также было, мягко говоря, настороженным, поскольку всех иностранцев, даже православного вероисповедания, не без помощи духовенства считали еретиками.
    Посещая Немецкую слободу, Пётр сблизился с выходцами из Шотландии Полом Мензесом и Патриком Гордоном. Пол Мензес (1637–1694), более известный в историографии как Павел Менезий (или Менезиус) состоял на русской службе с 1661 г., участвовал в военных походах. Близко знакомый с Артамоном Матвеевым, он стал вхож к царю Алексею Михайловичу и со временем приобрёл на него влияние. Именно Менезию умирающий царь поручил воспитание юного Петра. Однако стараниями патриарха Иоакима шотландец был устранён от этой должности, но всё же сблизился с Петром, когда тот уже взошёл на престол. Патрик Гордон (1635–1699) оказался на русской службе вместе с Менезием, состоял в ведомстве Иноземного приказа, в 1667–1686 гг. участвовал в военном управлении Малороссией, а также в Азовских походах. И Менезий, и Гордон были католиками и масонами, некоторое время находились на польской (а Гордон и на шведской) службе. Их влияние на Петра началось с разъяснения организации европейских армий и убеждения молодого царя в преимуществе такой организации. Беседы перешли в практические занятия: именно Гордон переделал по европейскому образцу одну из рот подчинённого ему полка. Смотры и манёвры со стрельбами, которые Гордон организовывал для царя, оказали на Петра колоссальное воздействие. Началось формирование так называемых «потешных» полков, устроенных по стандартам европейских армий.
    Известно, что Патрик Гордон состоял в тесных связях с иезуитами, а также, находясь на русской службе, преследовал английские политические цели. Поэтому не случайно, что именно «потешные» полки под командованием Гордона при поддержке пехоты, набранной из иностранцев-наёмников, оказали решающее влияние на исход дворцового переворота 1689 года. В результате этих событий сестра царей Ивана и Петра царевна Софья, назначенная правительницей на период их малолетства, была удалена в монастырь, а Иван фактически устранён от государственных дел. Единоличным правителем стал Пётр.
    Ещё одним иностранцем, оказавшим значительное воздействие на формирование мировоззрения Петра I, стал выходец из Швейцарии Франц Лефорт (1656–1699). В возрасте около 20 лет он оказался на русской службе и сумел войти в окружение другого «западника» в среде московских дворян – князя Василия Васильевича Голицына. Именно Лефорт командовал пехотинцами-наёмниками, которые пришли на помощь Петру в Троице-Сергиев монастырь во время событий 1689 г. Как участник походов Голицына на Крым в 1687 и 1689 годах, Лефорт сопровождал Петра в Азовских походах 1695 и 1696 гг., в которых принял самое деятельное участие и даже был серьёзно ранен. После взятия Азова Лефорт стал самым влиятельным человеком в окружении молодого царя. Он получил титул новгородского наместника, для него был построен новый дом в Немецкой слободе. В этом доме Пётр встретился с дочерью виноторговца Анной Монс, ставшей его фавориткой (к этому моменту Пётр уже был женат на Евдокии Лопухиной). Принято считать, что именно Франц Лефорт предложил Петру идею «Великого посольства».
    «Великое посольство» 1697–98 гг. – поездка группы московских дворян по европейским странам – формально являлась дипломатической миссией с целью создания коалиции для войны с Турцией. Однако основной задачей было непосредственное ознакомление русского царя с жизнью Западной Европы. Одним из трёх великих полномочных послов был Ф. Лефорт. Пётр находился в составе посольства инкогнито под именем урядника Петра Михайлова (прим. – Современники указывали на то, что при европейских дворах, которые посещало «Великое посольство», отлично знали кто такой Пётр Михайлов, но предпочитали соблюдать правила игры.). Посольство посетило ряд германских государств, Голландию, Англию, Австрию. Известно, что Пётр побывал на европейских фабриках и ознакомился с их оборудованием, собственноручно участвовал в постройке кораблей на верфях Голландии и Англии, посетил Гринвичскую обсерваторию, монетный двор и даже побывал на заседании английского парламента. Кульминацией посольства, как и планировал Лефорт, стала встреча Петра с Вильгельмом Оранским, который являлся одновременно штатгальтером Нидерландов, королём Англии и королём Шотландии. Монархи встретились дважды: в Утрехте (в Голландии) и в Лондоне.
    Вильгельм III (1650–1702) считается выдающимся правителем в истории Англии. Для войны с Францией он создал мощную армию и значительно укрепил флот, основал Английский банк и Ост-Индскую компанию, при нём завершилась подготовка к массовой колонизации Северной Америки (поэтому не случайно, что среди первых колонистов преобладали голландцы и англичане). Он во многом повлиял на дальнейшую судьбу английской государственности: при нём министры стали подконтрольны парламенту, а не королю; утвердил «Акт о престолонаследии», согласно которому британский трон не могли занимать католики и лица, состоящие в браке с католиками; при нём приняты «Билль о правах английских граждан», который окончательно утвердил конституционную монархию как форму правления, и «Акт о веротерпимости» (прим. – Правда, веротерпимость относилась исключительно к протестантам, не принадлежащим к Англиканской церкви, а ущемления в правах католиков сохранялись до второй половины XIX в.).
    Историки масонства утверждают, что Вильгельм, будучи масоном и обязанный масонству восхождением на престол Англии, в своей деятельности выполнял указания вышестоящих «братьев». Некоторые прямо именуют его «масонским королём» и считают, что именно он посвятил в масонство Петра I. Хотя есть и другое мнение: Пётр мог стать членом ложи ещё в Немецкой слободе по протекции П. Гордона. Впрочем, нужно полагать, что вступив в масонство, Пётр в первую очередь оставался царём. Масонские ритуалы и правила, скорее всего, интересовали его как некая игра, руководствоваться ими в своём правлении он не собирался. Точно известно другое: в Голландии Вильгельм Оранский советовал Петру самому стать «главой церкви», чтобы быть абсолютным господином в своих владениях.
    В ходе «Посольства» в полной мере проявились недостатки образования Петра: он более интересовался устройством механизмов на промышленных предприятиях, чем организацией производства; изучал технологию постройки судов, но не управление флотом; знакомству с собраниями культурных ценностей предпочитал вскрытие трупов в анатомическом театре. Он привёз с собой в Россию массу диковинных вещей, но так и не разобрался в политическом и общественном порядке Западной Европы. Дипломатическая цель «Посольства» оказалась полностью проваленной – ни Голландия, ни Англия, ни Австрия не согласились поддержать Россию в войне с Турцией. Зато перед возвращением на родину Пётр имел встречу с королём Речи Посполитой и курфюрстом Саксонии Августом II, на которой было принято решение о начале боевых действий Саксонии против Швеции в Ливонии. Это был первый шаг Северной войны, к которой России была ещё совершенно не готова. Но цель втягивания России в войну со Швецией очевидна: царь уже был подготовлен к началу «реформ», но для их скорейшего осуществления требовалась встряска для всего государства, а война с мощной Швецией подходила для этого лучше всего.
    Впрочем, основная цель, которую ставили перед поездкой Петра в Европу его «наставники», была достигнута: Пётр очаровался Западной Европой, точнее тем, что ему позволили увидеть. Хотя очаровываться, собственно, было нечем. Нравственные и политические принципы Европы того времени были несравненно ниже нравственных и политических принципов Московского государства. Петру показали безрелигиозный Запад, но ввиду склонности смотреть только на внешнюю сторону вещей, Пётр не заметил разложения европейской духовности под влиянием всевозможных рационалистических и материалистических идей.
    Результат не заставил себя долго ждать. Уже на следующий день после возвращения Пётр начал резать бороды и укорачивать кафтаны московским боярам. Ещё раньше, после смерти матери в 1694 г., он перестал участвовать в религиозных процессиях, в которых по традиции московские цари принимали обязательное участие. Теперь он заявил патриарху Адриану, чтобы ни он, ни другие представители церкви не вмешивались в государственные дела. Так началась «реформа» церкви – одна из петровских «реформ», а точнее один из этапов разрушения всех основ русского государства. Она завершилась в 1721 г. созданием «Духовного регламента». Подписав его, Пётр уничтожил патриаршество и сделал церковь абсолютно подконтрольной государству, то есть самодержцу, создал Синод – одно из государственных ведомств, подчинённых короне.
    Таким образом, Пётр I как человек, не получивший никакого систематического образования, находившийся в начале своего становления под влиянием столь же малообразованных иностранцев, сочетавших внушение ему превосходства ценностей европейской культуры с кутежами и фейерверками, не умел последовательно мыслить и не был способен предвидеть, к каким последствиям приведёт начатое им дело. Он сформировался как самоучка, не желавший считаться ни с какими национальными традициями. Пётр прочно впитал протестантскую идею о том, что Государь есть «глава религии». Но будучи русским государем, он решил, что может делать с этой религией всё, что угодно. Поэтому решение Петра назначить переводчиком Нового Завета на русский язык Эрнста Глюка, который мало того, что являлся протестантским пастором, но и не владел языком, на который должен был переводить, вполне объяснимо.

III

    Церковная реформа Петра I стала разрушением одной из основ жизни русского народа и в то же время – разрушением самой Церкви. Раньше Церковь существовала параллельно с государственной властью, имела своё самостоятельное развитие. Пётр полностью отверг прежние церковно-государственные отношения, свёл их к утилитарному взаимодействию, которое заключалось в том, что Церковь стала одним из государственных учреждений. Теперь Государство определяло развитие Церкви. Но в условиях абсолютного самодержавия определяющим элементом стал Государь.
    Реформа коснулась всех сторон жизни Церкви. В архитектуре должен был преобладать европейский стиль. Иконы следовало писать не на досках, а на холстах. В период Северной войны мужские монастыри должны были стать госпиталями, а женские – мастерскими, работающими для нужд армии и флота. Священников обязали докладывать о выявленных на исповеди антигосударственных идеях. Апогеем всего стала отмена Патриаршества и создание Святейшего Правительствующего Синода в 1721 году.
    Отношение народа к реформам Петра было в основном отрицательным. Это не удивительно, ведь уничтожались все основы народной жизни, отрицались укоренившиеся традиции. Священнослужители, не согласные с нововведениями, будоражили народ апокалиптическими проповедями, порой призывали к открытому сопротивлению власти. Но после подавления бунта стрельцов в 1698 году противодействие стало всё чаще принимать иной вид. В населении укоренялась мысль, что наступает конец мира, говорили, что новый царь есть Антихрист, и чтобы не отдаться в его руки, многие люди предпочитали покончить с собой, а священники-бунтари объявляли такие действия богоугодными и не считали их грехом. Особенно это проявилось в среде старообрядчества: люди уходили из жизни целыми селениями, иногда тысячами.
    Однако, официальная Церковь, терпя многочисленные притеснения, не выступила решительно против давления на неё светской власти. Объясняется это тем, что идея церковной реформы исходила не только от Петра, точнее – от его «советников», но и от представителей церковной управления.
    Пётр, обладая кипучей энергией при недостатке образования, во всех своих начинаниях должен был опираться на помощников. Представители московского дворянства или выходцы из простого народа, как А.Д. Меньшиков, в силу своего менталитета больше подходили на роли верных слуг и исполнителей царской воли, а Петру нужны были именно наставники. Не секрет, что подчас идеи, внушённые его свитой, Пётр начинал считать своими и принимался реализовывать с присущим ему упорством. Но ни П. Менезий, ни П. Гордон, ни Ф. Лефорт не дожили до XVIII столетия, а после первых неудач Северной войны Пётр стал более разборчиво относиться к европейцам как в руководстве войсками, так и в своём окружении.
    Наиболее важными фигурами в церковной иерархии времён петровской реформы стали выходцы из западно-русских и южно-русских областей – люди, гораздо более образованные, чем первые «советники» Петра, но носившие в себе те же идеи европейского преобразования. Влияние западного и южного направлений Православия на церковную жизнь Московского государства началось ещё при предшественниках Петра I на престоле. Уже упоминавшийся как воспитатель детей царя Алексея Михайловича, Симеон Полоцкий в 1687 году (в правление Фёдора Алексеевича) стал идейным основателем первого в Московском государстве крупного образовательного учреждения, приравненного по статусу к европейским университетам – Эллино-греческой школы, позднее переименованной в Славяно-греко-латинскую академию. Первыми преподавателями Школы стали греческие монахи, получившие образование в Падуанском университете, братья Иоанникий (Иоаким) и Софроний Лихуды. За основу организации Школы Симеон Полоцкий взял крупнейшее православное учебное заведение того времени – Киево-Могилянскую академию, выпускником которой он сам являлся.
    Киево-Братская коллегия, как изначально называлась Киево-Могилянская академия, была основана в 1632 году архимандритом Киево-Печерской лавры, митрополитом Киевским и Галичским Петром Могилой. Для этого митрополит Пётр объединил духовные школы, существовавшие с конца XVI в. и созданные украинской православной шляхтой и мещанством с целью сохранения православных обычаев и повышения уровня духовного образования на фоне роста популярности идей греко-католической унии, а также иезуитской системы образования. Однако, объединение духовных школ и реформы, проведённые Петром Могилой, превратили Киево-Братскую коллегию в учебное заведение, ориентированное на западноевропейскую систему образования. Хотя студенты и воспитывались в православном духе, основным языком обучения был латинский. Коллегия, получившая в 1658 г. статус академии, стала главным центром образования в Российском государстве. Выпускники Академии были основателями других высших учебных заведений в России в ХVII–ХVIII вв., а также их преподавателями. Закончили Киево-Могилянскую академию и два православных иерарха, занимавшие ключевые посты в Церкви в период проведения «реформ» Петра I – митрополит Стефан (Яворский) и архиепископ Феофан (Прокопович).
    Митрополит Стефан (1658–1722), в миру – Симеон Иванович Яворский, родился в Галиции и получил духовное образование в Киево-Могилянской коллегии, по окончании которой решил продолжить образование в католических школах. Для этого он перешёл из православия в унию (прим. – В конце XVI в. ряд епископов православных епархий Киевской митрополии во главе с митрополитом Михаилом Рогозой приняли решение о переходе в подчинение римскому папе с одновременным сохранением богослужения византийской литургической традиции на церковнославянском языке. Акт о присоединении к Римско-католической церкви и принятии католического вероучения был подписан в Риме в 1595 г. и в следующем году утверждён на соборе в Бресте. Сторонников унии называли униатами.). Обучаясь в польских католических учебных заведениях, он получил основательное знакомство с католическим богословием и сформировал враждебное отношение к протестантскому вероучению. В 1687 г. Симеон вернулся в Киев, принёс покаяние в своём отречении от православной церкви, был принят снова в её лоно и постригся в монахи с именем Стефан (прим. – Следует заметить, что к тому времени практика перехода из православия в униатство и обратно стала в Киевской митрополии нередким явлением, но требовала соблюдения установленной процедуры.). Затем он преподавал в Киево-Могилянской академии и стал ближайшим помощником Киевского митрополита Варлаама (Ясинского) в его сношениях с московским правительством, неоднократно ездил в Москву, исполняя различные церковно-административные поручения. Здесь в начале 1700 года Стефан произнёс проповедь, слушателем которой оказался Пётр I. Царь обратил внимание на киевского богослова и приказал патриарху Адриану произвести Стефана в архиереи какой-либо из близлежащих к Москве епархий. Неожиданно для себя Стефан становится митрополитом Рязанским и Муромским.
    В конце того же года патриарх Адриан умер. Прибыльщик Алексей Александрович Курбатов составил на имя царя послание, в котором предлагал воспользоваться периодом до выборов следующего патриарха, чтобы забрать все дела, связанные с церковными финансами и собственностью из ведения управляющего органа – Патриаршего разряда, и передать «в охранение кому-либо». Для убедительности Курбатов использовал две «слабости» своего монарха: во-первых, указал, что подчинённые покойного патриарха, пользуясь безвластием, разворовывают патриаршее имущество – царь ненавидел казнокрадство; во-вторых, зная желание Петра всё в государстве подчинить своей власти, писал, что только ему, царю, Господь судил управлять и людьми, и «достоянием». Пётр принял идею своего подданного, тем более что за год до этого А. Курбатов подкинул царю «подметное письмо», с предложением ввести для оформления официальной документации гербовую бумагу, от продажи которой казна могла бы иметь значительный доход. За это царь назначил крепостного дворецкого прибыльщиком – государевым чиновником, обязанным следить за преумножением казны. Блюстителем и управителем Патриаршего Престола был поставлен митрополит Стефан Яворский. Однако ему были поручены в заведывание только дела веры, а все прочие дела, ранее находившиеся в ведении патриарха, были распределены по другим ведомствам (приказам). Патриарший разряд ликвидировали, а в 1701 г. был учреждён Монастырский приказ, в ведение которого отошли Патриарший двор, архиерейские дома, монастырские земли и хозяйства. Тем самым Местоблюститель был лишён права управлять церковной собственностью. В этой должности митрополит Стефан пробыл до официальной отмены патриаршества и создания Святейшего Синода. Следующий патриарх Русской Православной Церкви был избран только в 1918 году.
    Но сделав Стефана формальным главой церкви и, вероятно, желая найти в нём советника по вопросам церковного реформирования, Пётр I во многом ошибся. Для Петра митрополит был человеком новым, не имевшим отношения к традициям московского духовенства. Оно и в самом деле восприняло Стефана с его католическим образованием как носителя «латинских ересей». Однако Стефан оказался отнюдь не склонен к реформаторству. Воспитанный в традициях Римско-Католической Церкви, проповедующей превосходство Церкви над Государством, он начал проявлять консервативность и критиковать церковную «реформу», особенно когда стало ясно, что Пётр вообще не собирается назначать патриарха. Так, в 1712 г. Стефан выступил с проповедью, в которой подверг резкой критике как церковную реформу, так и современное положение России. Содержание проповеди доложили царю, но всё закончилось лишь запрещением митрополиту проповедовать. В 1713 г. при расследовании дела Тверитинова, собравшего вокруг себя лютеранский кружок, Стефан, изобличая протестантов, попытался косвенно обвинить и самого царя, потворствовавшего им. Это дело окончательно определило диаметральную противоположность взглядов Петра и Стефана. Царю регулярно поступали доносы на митрополита: его обвиняли в неуважении к святыням и поругании икон, в применении инквизиторских методов при разборе дел еретиков и раскольников, в добавлении латинского языка, который считался католическим, в состав предметов, изучаемых в Славяно-греческой академии, в том, что Стефан – больше католик, чем православный, и вообще – тайный иезуит. В 1718 г. при расследовании заговора, в который был вовлечён и наследник престола царевич Алексей, Стефана пылись обвинить в связях с заговорщиками, но информация не подтвердилась. Пётр практически не реагировал на доносы (что не удивляет, зная отношение самого Петра к церковным святыням, старообрядцам и «западному» влиянию на Церковь), но со временем охладел к Стефану, хотя продолжал до конца жизни держать его при себе, несмотря на периодически подаваемые прошения об отставке. Это связано с тем, что в задачи, которые царь ставил перед Стефаном, входило руководство исправлением церковных книг. И по данному пункту реформы мнения царя и митрополита на первых порах совпадали.
    В 1706 г. митрополит Новгородский Иов открыл при своём архиерейском доме Греко-славянское училище по образцу московской Академии. Для руководства училищем он призвал первых преподавателей Академии Иоанникия и Софрония Лихудов. Следует заметить, что братья уже в течение нескольких лет находились в ссылке. Ещё в 1694 г. после серии доносов, обвинявших братьев в злоупотреблениях корыстного характера, их устранили от преподавания и определили для занятий к московской типографии. Через три года Пётр I поручил им, как выпускникам Падуанского университета, обучать сыновей московских дворян итальянскому языку, однако из 55 человек, зачисленных на «курсы» учились только 10, а остальные уклонились под различными предлогами. После обвинений в ересях и политических интригах с Константинополем, а Московский Патриархат находился тогда в натянутых отношениях с Вселенским патриархом из-за споров о юрисдикции Киевской митрополии, в 1704 г. братья были сосланы в костромской Ипатьевский монастырь. Через два года митрополит Иов испросил у царя прощение для братьев.
    Преподавая в новгородском училище, братья Лихуд выполнили несколько переводов с греческого и латинского языков. Видимо, они приобрели значительное влияние на митрополита, который официально отвергал «латинскую» учёность и являлся сторонником духовного образования, основанного на святоотеческой традиции. Это влияние имело особое значение потому, что Пётр I ценил митрополита: именно владыка Иов освятил в 1704 году первую церковь в Петропавловской крепости строившейся новой столицы. В 1711 г. Иов повторно посетил Петербург и представил царю послание, в котором характеризовал состояние богослужебных книг в Русской церкви. В том же послании новгородский митрополит писал царю об искажениях, имеющихся в церковнославянском тексте Ветхого Завета, и подчёркивал, что вся Россия желает, чтобы он был подобен греческому древнему Завету, а исправить его должны братья Лихуд. Обратим внимание, что митрополит указывал на искажения именно в Ветхом, а не в Новом Завете. Послание появилось вовремя: идея исправления церковных книг или перевода их заново давно сидела в голове царя, ведь в европейских странах, в которых утвердились различные течения протестантизма, переводы с латинского на национальные языки уже были выполнены.
    14 ноября 1712 года вышел указ Петра I: «В Московской типографии печатным тиснением издать Библию на славянском языке, но прежде тиснения прочесть ту Славянскую Библию и согласить во всем с Греческою 70 переводников Библиею, а быть у дела того в смотрении и правлении Еллиногреческих школ учителю, иеромонаху Софронию Лихудию да Спасского монастыря архимандриту Феофилакту Лопатинскому. <…> А согласовать и править во главах и стихах и речах противу Греческия Библии грамматическим чином, а буде где в славенском против Греческой Библии явятся стихи пропущены или главы переменены или в разуме Писанию Священному Греческому противность явится, и о том доносить преосвященному Стефану, митрополиту Рязанскому и Муромскому, и от него требовать решения». Под Славянской Библией в указе подразумевается Библия, изданная в Москве в 1663 г. Московская Библия являлась копией Острожской Библии 1580–81 гг. – первого печатного издания Библии на церковнославянском языке. Из текста указа следует, что поставленная перед комиссией задача сводилась только к сравнению существовавшего на тот момент перевода Библии с греческим первоисточником; проблемы возможного несоответствия текстов нужно было решать не самостоятельно, а передавать на рассмотрение митрополита Стефана Яворского – его Пётр считал наиболее сведущим в данном вопросе.
    Одним из руководителей «справщиков», кроме иеромонаха Софрония Лихуда (по какой-то причине Иоанникий Лихуд не был включён в их число), назначили ректора Славяно-греко-латинской академии архимандрита Феофилакта Лопатинского. Он родился на Волыни; так же, как и Стефан Яворский, учился в Киево-Могилянской академии и дополнял своё образование в польских католических школах. Религиозное мировоззрение Феофилакта и Стефана во многом совпадало, особенно в отношении протестантизма. Феофилакт был известен Петру I тем, что в 1709 г. составил проповедь во славу Полтавской победы.
    Ещё одним участником комиссии по исправлению Библии стал преподаватель московской Академии грек Анастасий Пауссиус-Кондоиди, получивший религиозное образование в Италии. Впоследствии он стал епископом Русской Православной Церкви.
    В качестве первоисточников для сравнения комиссия использовала текст Септуагинты, взятый из Альдинской Библии издания 1518 года и «Лондонской полиглотты» (прим. – Полиглотта (греч. ;;;; – много и ;;;;;; – язык) – книга, содержащая один и тот же текст на нескольких языках в виде параллельных столбцов. Чаще всего в виде полиглотты издавалась Библия.). Альдинская Библия – одно из первых печатных изданий Септуагинты, выпущенное в Венеции в типографии, основанной Альдо Мануцием. Перепечатанное в Базеле в 1545 г., это издание вошло в историю как Библия Меланхтона по имени одного из основоположников Реформации в Германии Филиппа Шварцерда. Он более известен под греческим вариантом своей фамилии – Меланхтон («чёрная земля»). Библия Меланхтона стала основой для перевода текста Библии на немецкий язык, который он осуществил вместе с Мартином Лютером. «Лондонская полиглотта» – наиболее полная из существовавших к тому времени, была отпечатана в середине XVII в. под наблюдением епископа честерского Брайана Уолтона. Она содержала текст Библии на десяти языках и дополнялась словарём семи древних восточных языков «Lexicon heptaglotton». Папа Александр VII поместил эту полиглотту в число запрещенных книг, поскольку её изданием занимались протестанты по инициативе Оливера Кромвеля. Кроме того, несмотря на указание сверять текст Библии только с Септуагинтой, комиссия использовала иудейский вариант Ветхого Завета (Танах) в греческом и латинском переводах 1587–88 гг., выполненных под покровительством папы Сикста V. Таким образом, «стандарты», по которым сверяли текст Московской Библии, были либо католического, либо протестантского, либо иудейского происхождения.
    Сверка текстов и работа над исправлением завершились в 1720 году, и исправленный текст был предоставлен митрополиту Стефану Яворскому. Пока митрополит изучал представленный материал, произошло одно из важнейших событий в русской истории – утверждение «Духовного регламента». Этот закон, названный «Регламент или устав духовной коллегии», который определил правовое положение Православной Церкви в России на следующие два столетия, был составлен одним из наиболее яростных сторонников церковных преобразований епископом Феофаном (Прокоповичем).
    Феофан, в миру – Елеазар Прокопович (1681–1736), происходил из купеческой семьи. Рано оставшись сиротой, он воспитывался у своего дяди, ректора Киево-Братской коллегии. Окончив это учебное заведение, Феофан по существовавшей тогда традиции перешёл в унию, чтобы продолжить обучение в Европе. Он посещал германские университеты, а в 1701 г. поступил в иезуитскую коллегию св. Афанасия в Риме, учреждённую специально для греков и славян. Вернувшись в Киев в 1704 г., Феофан стал преподавателем Киево-Могилянской академии. Довольно скоро он зарекомендовал себя как поклонник европейской науки и литературы, отрицавший авторитет духовенства в сфере образования. Он не поддерживал схоластическую форму обучения, принятую в академии. В 1709 г. он так же, как и Феофилакт Лопатинский, подготовил проповедь по случаю Полтавской победы. Содержание проповеди было представлено царю и произвело благоприятное впечатление. Во время Прутского похода 1711 г. Пётр вызвал Феофана в лагерь русской армии и имел с ним длительную беседу, после которой иеромонах был назначен ректором Киевской академии. На тот момент в качестве основного проводника церковной реформы Пётр ещё видел Стефана Яворского, но после многочисленных доносов на митрополита разуверился в нём. В 1716 г. Пётр вызвал Феофана Прокоповича в Петербург. Здесь Феофан сразу начал проповедовать необходимость неограниченного самодержавия, а также главенство Государя над Церковью, что абсолютно соответствовало протестантскому вероучению и противоречило православной традиции, но это было то, что хотел слышать царь. Более того, в 1718 г. Феофан составил «Слово о власти и чести царской», в котором вывел уникальную формулу: если царь = помазанник = Мессия = Христос, а Христос = Бог, следовательно, царь = Бог. В том же году Феофан был рукоположен во епископа Псковского и Нарвского, в церковной юрисдикции которого находился тогда Петербург.
    Принято считать, что в 1718 году Пётр I поручил Феофану составить «Духовный регламент», однако современники, в числе которых был и Феофилакт Лопатинский, впоследствии утверждали, что идея принадлежала Феофану. Для Петра, видимо, было важно, чтобы инициатива отмены патриаршества исходила именно из среды духовенства. Он понимал, что этот шаг будет воспринят в народе далеко не однозначно.
    Согласно «Духовному регламенту» патриаршество упразднялось, а вместо него учреждался Святейший Правительствующий Синод (Духовная коллегия). Однако Синод по своей организационной структуре не соответствовал канонам: он состоял не только из епископов, как подобало бы высшему церковному органу, но включал в свой состав архимандритов и лиц белого духовенства. Изначально планировалось ввести в его состав католических и протестантских пасторов, чтобы сформировать универсальный орган церковного управления, но эта идея была отвергнута. Члены Синода получили должности, подобающие лицам гражданского ведомства: президент, вице-президент, асессоры и т.п. Вступая в должность, они приносили присягу Государю, как это происходило в протестантских странах.
    К 1721 году, когда был составлен «Регламент», церковно-административная деятельность Стефана Яворского практически прекратилась. Он оставался лишь формальным исполнителем роли местоблюстителя патриаршего престола, для принятия любого решения обязан был совещаться с собором епископов. Но именно его Пётр I назначил президентом Духовной коллегии. В одном из доносов на митрополита, поданном царю, утверждалось, что Стефан говорил о своём нежелании занимать этот пост и согласился только тогда, когда узнал, что вице-президентом станет Феофан Прокопович, которого он называл «беглым протестантом». То есть Стефан считал своим долгом по мере сил сдерживать Феофана в его реформаторской деятельности. Было известно, что между ними давно возник конфликт: ещё в 1718 г. Стефан высказался против поставления Феофана на епископскую кафедру, но всё определила воля царя.
    Изучив исправленный текст Библии, митрополит Стефан принял решение снова перепроверить его соответствие Септуагинте. Работа была завершена в 1723 г., уже после смерти Стефана. Пётр I требовал начинать печатание Библии, и Синод, в котором первым лицом стал Феофан Прокопович, утвердил перечень исправлений текста. Однако новый вариант не устраивал Феофана, и он начал тормозить начало печатания. В частности, он предложил печатать Библию двумя столбцами: один на славянском языке, другой – на голландском. В таком виде был напечатан Новый Завет, но при сверке текстов, выполненном по инициативе Феофилакта Лопатинского, выяснилось значительное расхождение их содержания, и печатание прекратили. К тому времени Феофилакт являлся епископом Тверским и членом Синода. Он, как ранее Стефан Яворский, поставил целью противодействие Феофану Прокоповичу. В 1724 г. Феофилакт обратился к Петру с предложением напечатать текст так, чтобы сохранялся предыдущий вариант, а исправленные фрагменты стояли бы в параллельных столбцах со старым текстом Московской Библии. Пётр указал Синоду «без опущения обозначать прежние речи, которые переправлены <…> дабы не было от неспокойных человек нарекания и к народной смуте». К концу года пробные экземпляры были напечатаны и переданы в Синод. Но в январе следующего, 1725 года, Пётр неожиданно умер, и сторонники Феофана Прокоповича воспользовались этим, чтобы приостановить печатные работы.

IV

    Желая довести до конца начатые её супругом преобразования, преемница Петра, императрица Екатерина I, в ноябре 1725 года издала указ о продолжении издания Библии, но с условием «однако ж прежде <…> оную разсмотреть в Святейшем Синоде обще с теми, которые её выправливали, и согласить с древними Греческими Библиями нашей Церкви, дабы впредь какого несогласия и в переводе какого погрешения <…> не сыскалось». Обратим внимание – речь шла только о сравнении Библии с православными изданиями на греческом языке. Синод снова поручил эту работу епископу Феофилакту. Новая сверка библейских текстов затянулась ещё на 10 лет. Это было связано с изменениями внутриполитической ситуации в России.
    В царствования Екатерины І и Петра II в среде высшего духовенства на первый план выдвинулись сторонники «старины», в число которых входил и Феофилакт Лопатинский. В 1728 г. под редакцией Феофилакта была издана книга Стефана Яворского «Камень веры», законченная автором ещё в 1718 году. В царствование Петра I книга не могла увидеть свет, поскольку в ней содержались довольно резкие выпады в адрес протестантов. Главным сторонником протестантов среди православного духовенства в России Стефан обоснованно считал Феофана Прокоповича и своей книгой косвенно метил в него. Интересно, что выход книги вызвал оживлённую полемику: в протестантских круга германских государств в 1729–31 гг. вышло несколько памфлетов не только осуждающих, но и высмеивающих «Камень веры». Католические священники, наоборот, выступили сторонниками и защитниками книги. Это был период, когда Феофилакт Лопатинский мог занять в Церкви то положение, которое раньше занимал Феофан Прокопович. Но у него не было ни необходимого честолюбия, ни способности вести борьбу за первенствующее положение, ни умения заводить связи в высших кругах. После вступления на престол Анны Иоанновны политическое положение изменилось.
    После смерти Петра II в 1730 году высший правящий орган, Верховный тайный совет, принял решение призвать на российский престол Анну – дочь царя Ивана Алексеевича, который был соправителем Петра до своей смерти в 1696 г. Она казалась вельможам не склонной к деспотизму, послушной и управляемой. Придерживаясь такого мнения, члены Совета решили ограничить власть монарха в свою пользу и составили так называемые «Кондиции», в которых роль монарха сводилась к представительским функциям. Подписание Анной этого документа являлось условием её вступления на престол. Можно сказать, что Российская империя могла стать первым государством, в котором правительствующий орган настолько ограничил власть монарха, в монархиях Европы подобные изменения произошли значительно позже. Но другая политическая группировка – сторонники самодержавия, среди которых был и Феофан Прокопович – решила использовать ситуацию, чтобы уменьшить влияние Верховного Тайного совета. Заручившись поддержкой гвардии и представителей дворянства, они составили посольство к государыне в количестве нескольких сотен человек и поднесли ей челобитную с просьбой заново рассмотреть форму правления. Анне предложили абсолютную власть без каких-либо ограничений. В присутствии собравшихся Анна разорвала «Кондиции». Впрочем, во время своего правления Анна Иоанновна мало занималась делами государства, и вся политика была подчинена Кабинету министров.
    Начались гонения на членов Верховного Тайного совета и их сторонников. Феофилакт Лопатинский был удалён из состава Синода и отправлен в Тверь заниматься делами своей епархии. Здесь он написал работу «Апокрисис, или Возражение на письмо Буддея», в которой опровергал критиков «Камня веры» Стефана Яворского. Но поскольку в окружении новой императрицы преобладали немцы-протестанты, «Камень веры» был изъят из обращения. Не зная об этом, Феофилакт обратился в Синод с прошением издать свою работу и оказался в руках Тайной Канцелярии – службы политического сыска, созданной Анной для предотвращения возможных заговоров. Тогда для епископа всё обошлось благополучно, но в 1732 г. из его окружения вышло анонимное письмо, содержавшее нападки на Феофана Прокоповича. Началось следствие, авторы письма были выявлены. Во время разбирательства Феофилакт оставался в Твери, но 1735 г. арестовали и его. Хотя улик против него так и не нашлось, его продолжали держать под арестом до конца 1738 г.
    Пользуясь отсутствием главного идеологического противника, Феофан Прокопович решил продолжить «исправление» Московской Библии. В 1736 г. по его просьбе была создана новая комиссия под руководством архимандрита Александро-Невского монастыря Стефана (Калиновского) и синодального переводчика Василия Козловского. Между прочим, комиссия обнаружила, что в переводе Библии в редакции Лопатинского–Лихуда появились книги, текст которых известен только по католической Библии (Вульгате), а в Септуагинте они вообще отсутствуют. Работа зашла в тупик: требовалось решить, вводить ли эти книги в состав новой русской Библии или нет. Но Феофан Прокопович умер в 1736 году, а новый Первенствующий член Синода Амвросий (Юшкевич), автор работы «Основательное показание разностей между греческою и римскою папскою церковью», определённого решения так и не принял.
    В 1741 г. по указанию императрицы Елизаветы Петровны работу продолжила следующая комиссия архимандрита Фаддея (Кокуйловича) и иеромонаха Кирилла (Флоринского). Через год ими был подготовлен текст Библии в два столбца: старый вариант – Московская Библия и исправленный текст. Но тут, наконец, последовало решение Синода: исправить славянский перевод Библии, основываясь только на греческом тексте, невозможно. Синод попросил у императрицы разрешения использовать еврейскую Библию. Императрица такое разрешение дала, что само по себе странно, ведь в конце того же 1742 года был издан её указ «О высылке жидов из России», в котором говорилось: «А понеже наше матернее намерение есть от всех чаемых нашими верноподданными и всей нашей Империи случиться могущих произойти худых последствий крайне охранять и отвращать, того да всемилостивейше повелеваем: из всей нашей Империи, как то великороссийских, так то и малороссийских городов, сёл и деревень, всех мужеска и женска пола жидов, какого бы кто звания и достоинства ни были, с объявлением указа, со всем их имением немедленно выслать заграницу и впредь оных ни под каким видом в нашу Империю ни для чего не впускать, разве кто из них захочет быть христианской вере греческого исповедания; то таковых крестя, жить им позволить, только из государства уже не выпускать». Решение об использовании Танаха в славянской Библии она приняла, видимо, не вникая в суть вопроса.
    Обсуждения в Синоде, в каком варианте издавать Библию продолжались до 1744 года. В частности, член Синода митрополит Арсений (Мацеевич) высказался так: «Ежели рассудить в тонкость, то церковнославянская Библия у нас и не особо нужна. Учёный, ежели знает по-гречески, греческую и будет читать; а ежели по-латыни, то латинскую, с которой для себя и для поучения народу российскую, какая ни есть Библия, будет исправлять. Для простого же народа довольно в церковных книгах от Библии имеется». Это подтверждает забытый тезис о том, что в обиходе находилось лишь небольшое число церковных книг, а двуединая Библия не имела распространения. Но последовал новый указ Елизаветы Петровны, в котором говорилось, что «дело исправления Библии <…>, давно уже начатое, не терпит отлагательства» и подтверждалось право «к дополнению греческой – употреблять Сирскую и Еврейскую и другие Библии, кои к старой Славянской близкую силу имеют», так как «оная Греческая против прежней, на словенском языке напечатанной, находится недовольна». Была создана новая комиссия под руководством архиепископа Иосифа (Волчанского) и архимандрита Илариона (Григоровича). Их работа была неплодотворной, а со смертью архиепископа Иосифа в 1745 г. вообще прекратилась.
    Наконец, в 1747 г. появилась последняя комиссия иеромонаха Варлаама (Ляшевского) и иеромонаха Гедеона (Слонимского). Они ещё раз пересмотрели текст, представленный комиссией Лопатинского–Лихуда, и пришли к выводу, что он пригоден для печати. 10 сентября 1750 года Синод доложил императрице, что перевод готов.
    18 декабря 1751 года исправленная Библия вышла из печати. Издание получило название Елизаветинская Библия в честь правящей императрицы. Однако оно поступило в продажу по пяти рублей за экземпляр. Это было очень дорого, и за такую цену Библию не могли приобрести простые миряне. До 1800 г. вышло ещё несколько изданий Библии, но небольшие тиражи ограничивали её распространение.
    В чём же состояло отличие текста Библии в редакции комиссии Лопатинского–Лихуда от существовавшей Московской Библии и что меняли его многочисленные переработки? Как уже указывалось, некоторые исправления текста были выполнены по иудейскому Ветхому Завету в греческом или латинском переводах, некоторые по Вульгате. Второстепенные книги Товит, Иудифь и 3-я книга Ездры, которых вообще не нашли в Септуагинте, были переведены с Вульгаты. Кроме того, по Вульгате были расставлены номера глав и стихов. Псалтырь, как наиболее знакомая слуху духовенства и мирян книга, практически не исправлялась. Получается, что изменения, внесённые в Московскую Библию 1663 года, оказались незначительными. О чём же тогда спорили «справщики» в течение сорока лет?
    Православная и Католическая Церкви принимают Ветхий Завет по кодексу Септуагинты. Вульгата считается переводом Септуагинты на латинский язык, выполненным в III веке. Деятели Реформации отвергли внесение в Ветхий Завет книг или их частей, не сохранившихся на древнееврейском языке, то есть приняли для себя масоретский текст. «Обновление» Московской Библии 1663 года представляло собой спор сторонников католического и протестантского варианта библейского текста. Следовательно, те представители русского духовенства, которые настаивали на использовании Танаха, желали внедрения в русскую Библию масоретского текста, как это сделали в своё время протестанты при переводах Библии на национальные языки. В издании Елизаветинской Библии это сделать не удалось, следующая попытка осуществлялась уже Библейским обществом в начале XIX века.
    Сторонники как католического, так и протестантского варианта Библии получили образование в Киево-Могилянской академии и европейских духовных школах. И те, и другие считали Московскую Библию неправильной, содержащей искажения. Но как уже сказано, изменения текста были невелики и не касались главных библейских книг. Это подтверждается существенными различиями, найденными в уже исправленном Новом Завете, с его текстом, принятым в Голландии – протестантской стране. Получается, что цель исправления текста состояла не в достижении идеального сходства с Септуагинтой. Тогда что же не устраивало реформаторов в Московской Библии?

V

    Ни император Пётр I, ни императрицы Екатерина I и Елизавета Петровна, требуя исправить текст Московской Библии в соответствии с Септуагинтой, скорее всего не представляли себе, что сделать это невозможно. Исходный текст Септуагинты попросту не сохранился. Поэтому «правильность» исправления напрямую зависела от текстов Библии, выбранных для сверки. Напомним, что в качестве первоисточников для сравнения при Петре использовали текст Септуагинты, взятый из Альдинской Библии XVI в. (именно она стала основой для перевода Библии на немецкий язык Филиппом Шварцердом и Мартином Лютером) и «Лондонской полиглотты» XVII в., запрещённой папой Римским, а также иудейский вариант Ветхого Завета (Танах) в греческом и латинском переводах. В «послепетровский» период во внутрицерковной борьбе победили сторонники исправления с использованием Танаха. То есть, для сверки Московской Библии использовались только западные тексты, которые для начала следовало ещё перевести с греческого или латинского языков. Почему же нельзя было использовать тексты, бывшие в ходу в православных Церквях?
    Московская Библия 1663 г. являлась копией Острожской Библии, напечатанной в 1580–81 гг. в имении князей Острожских, как принято считать, русским первопечатником Иваном Фёдоровым (Фёдоровичем). Однако это утверждение спорно.
    Князь Константин (Василий-Константин) Константинович Острожский (1526–1608), воевода Киевский, основал в 1577 г. в своём замке типографию, желая издать Библию на церковнославянском языке. Причинами такого желания, по всей видимости, стали переводы ветхозаветных текстов, осуществлённые в Праге в 1517–19 гг. Франциском Скориной, а также знакомство в 1574 г. с Иваном Фёдоровым. Но прежде князь задался целью привести существовавшие тексты Библии в соответствие с переводом 70-ти толковников. Он направил людей в монастыри Греции, Болгарии и Сербии для поиска старых книг, но это не привело к значительным находкам. Оказалось, что книги, находившиеся в православных монастырях, по большей части имели недавнее происхождение. После падения Константинополя в 1453 году происходило массовое изъятие книг для переписывания, которое уже осуществлялось в университетах Западной Европы, в частности в Падуе, Венеции и Виттенберге. При этом в тексты вносились поправки по канонам Вульгаты. Поэтому доверия к православным источникам быть не могло. Но князь Острожский нашёл выход из положения: для основы он взял Библию, выпущенную новгородским митрополитом Геннадием в 1499 году. Это была первая русскоязычная двуединая Библия. Правда авторство митрополита Геннадия в данном случае весьма сомнительно: будучи главным борцом с ересью жидовствующих, он вряд ли стал бы переводить Ветхий Завет, который назывался не иначе как «жидовским», а там более – объединять его с текстами Евангелий и Посланиями апостолов. Тем не менее, князь Острожский имел список Геннадиевской Библии, привезённый из Москвы писарем Великого княжества Литовского Михаилом Гарабурдой. Но его князь, не найдя подходящих греческих текстов, всё же решил исправить по той же Вульгате, а также Чешской Библии 1488 года, также основанной на Вульгате. То есть, стремясь выпустить Библию на славянском языке, Константин Острожский использовал католические источники. Это не удивительно, если учесть, что князь являлся относительным ревнителем православия: он был женат на католичке, а его сыновья были сразу крещены по католическому обряду либо перешли в католицизм позднее.
    Об Иване Фёдорове достоверных сведений очень мало и они порой противоречивы. В частности, не известно его происхождение и то, где он обучался печатному делу. Есть предположение, что в 1532 г. он закончил обучение в Краковском университете, получив звание бакалавра: в регистрационной книге университета в перечне выпускников указан Johannes Theodori Moscus. Впервые имена печатника Ивана и его соратника Петра Мстиславца появляются в послесловии «Трефологиона» – богослужебной книги издания 1638 года: «некий хитрый мастер явишся печатному сему делу, званием Иван диякон, да Пётр Мстисловец». В 1563 г. в Москве был открыт Печатный двор, где в 1563–64 гг. Иваном Фёдоровым и Петром Мстиславцем печатался «Апостол», а через год – «Часовник». После поджога типографии и обвинении печатников в ереси они перебрались в Великое княжество Литовское.
    Типография князя Константина Острожского стала уже четвёртой в жизни Ивана Фёдорова. После Москвы он работал в имении гетмана Г.А. Ходкевича Заблудово, где в 1569 году было выпущено Учительное Евангелие, в 1570 году напечатана Псалтирь с Часословцем. Затем И. Фёдоров перенёс типографскую деятельность во Львов, где в 1574 году напечатал «Апостол» и «Азбуку». Второе издание «Азбуки» – первого печатного учебника на славянском языке – осуществлялось уже в Остроге. Здесь же в 1580 г. вышел Новый завет с Псалтирью. Однако ни в одном источнике XVI–XVII вв. при упоминании московских первопечатников нет указания на издание ими полного состава Библии, хотя эта большая работа не могла пройти незамеченной.
    Впервые о наличии московского книгопечатания написал в предисловии к изданию Нового Завета на польском языке известный реформатор церкви, объявленный позднее еретиком, Симон Будный, который подготовил это издание в 1574 году. И лишь в 1741 году, то есть в период подготовки Елизаветинской Библии, в немецком журнале «Preussische Zehenden» появилась анонимная статья «Historische Beschreibung der slawischen Ausgaben der Bibel 1581» («Историческое описание славянского издания Библии 1581 года»), в которой указывается, что подготовил и напечатал её Иван Фёдоров, но источник этой информации не представлен. В статье также сказано, что в XVIII веке в Петербурге не удалось найти ни одного экземпляра Острожской Библии.
    Таким образом, нет конкретных указаний на то, что издание Острожской Библии осуществил Иван Фёдоров, как нет конкретных указаний на то, что ставшая её основой Геннадиевская Библия была переведена митрополитом Геннадием. Возможно, издание Острожской Библии приписали И. Фёдорову для убедительности. На Западе можно встретить примеры такого «авторства»: так издание Библии в 1455 году приписывается основоположнику книгопечатания Иоганну Гуттенбергу, хотя на ней не указан ни год издания, ни издатель (она известна как Библия Мазарини).
    Как бы то ни было, Острожская Библия составлялась с использованием католических текстов. Поэтому исправление её аналога – Московской Библии практически по тем же текстам не имело смысла. Проще было бы перевести Вульгату на русский язык и объявить её православной Библией. В чём же смысл всех исправлений? Особенно интересен этот вопрос, если вспомнить, что исправлениям подвергались в основном книги Ветхого Завета, а Псалтырь, Евангелия и Послания апостолов, которые использовались в повседневных богослужениях, практически не менялись. Создаётся впечатление, что цель всей многолетней работы состояла не в приведении текста Библии в соответствие с мифической Септуагинтой, а в объединении под одной обложкой текстов Ветхого и Нового Завета. Разумеется, сами по себе «справщики» преследовали более простые цели: в зависимости от своих пристрастий они пытались приблизить текст к существовавшим католическим или протестантским переводам, не догадываясь, что являются лишь орудиями выполнения более сложного плана.
    Издание Елизаветинской Библии не достигло конечного результата. Ветхий Завет оставался для духовенства, многие представители которого были неграмотными и заучивали богослужебные тексты наизусть, и для мирян, которые не могли приобрести столь дорогое издание, чужим и ненужным. В повседневном обиходе продолжали пользоваться старыми книгами. Подготовка следующего издания Библии на русском языке произойдёт только в начале XIX века под эгидой Библейского общества. Тогда ошибка будет исправлена: по указанию Синода начнётся массовое изъятие из храмов богослужебной литературы и замена её на новые издания. Что стало со старыми книгами доподлинно неизвестно, но уже в то время встречались свидетельства сожжения книг. Во всяком случае, никаких собраний древних книг не сохранилось.
    Практически то же самое происходило в Европе в XVI веке. Триденский собор, который длился 18 лет – с 1545 по 1563 год, утвердил Вульгату канонической книгой. До этого она являлась лишь одним из вариантов латинского перевода Септуагинты. В 1564 году был издан индекс запрещённых книг, куда попали все остальные переводы. В итоге большинство книг, не содержавших необходимые исправления, было уничтожено.

VI

    В период между изданием Елизаветинской Библии и подготовкой нового издания под эгидой Библейского общества произошло важнейшее для России историческое событие, которое, на первый взгляд, не имеет отношения к церковным вопросам, – поэтапное разделение Великой Польши (Речи Посполитой) между Россией, Пруссией и Австрийским государством.
    В XVI–XVII веках Польша являлась духовным центром евреев Европы, точнее – центром изучения Талмуда. Образованность достигла здесь значительного уровня: практически в каждой семье был мужчина, окончивший учебное заведение – ешиву или талмудическую семинарию. Именно из этой среды вышли первые переводы Пятикнижия (Торы) на латинский язык, которые в ряде случаев использовались вместо Вульгаты в качестве основы для переводов на национальные языки. В частности, первое издание католической Библии на польском языке, выполненное в 1561 году М. Шарфенбергером в Кракове, редактировал ксёндз Ян Леополота по источнику, имевшему по ряду признаков скорее иудейское, чем католическое происхождение. Видимо, идея объединения иудейского Ветхого Завета с книгами Нового Завета исходила именно из среды польских талмудистов. Но какова цель объединения?
    Книги Ветхого Завета, в особенности – Второзаконие и Книга пророка Исайи, содержат Доктрину – теорию достижения господства иудеев над миром посредством внедрения ростовщической финансовой политики. Эта теория, абсолютно чуждая для православия, требовала аккуратного переноса на российскую почву. И не было лучшего способа, чем формирование двуединого Священного Писания. Правда в том, что в книгах Нового Завета нет указания на то, что Иисус Христос считался богом. Чаще всего он именовался Господом, то есть господином, что являлось лишь принятым обращением к уважаемому человеку. Но введение в употребление текстов Ветхого Завета, в которых используется иудейское понятие Господь Бог (Адонай Элохим), позволило «сделать» учителя, пророка и целителя Иисуса, утверждавшего, что он такой же сын Божий, как и все остальные, равным Богу. А поскольку в отредактированных текстах Евангелий Иисус был объявлен иудеем, для чего у Луки и Матфея приводились его родословные, то иудеи вообще, из среды которых он вышел и которые, в конечном счете, распяли его, автоматически становились выше других народов. Кроме того, считается, что книги Ветхого Завета содержат пророчества о пришествии Христа, но о нём ли они говорят? Например, в Книге Исайи (7, 14) сказано: «Итак Сам Господь даст вам знамение: се, Дева во чреве приимет и родит Сына, и нарекут имя Ему: Еммануил», а также «И произойдёт отрасль от корня Иессеева, и ветвь произрастёт от корня его» (11, 1). При чём здесь Иисус? Но убеждение сильнее правды. Так с помощью библейских тестов был создан миф о богоизбранности иудеев, изнанкой которого является Доктрина ссудного процента, узаконенная Свыше.
    Пока существовала Речь Посполитая, проникновение самих иудеев и их писаний в Россию было крайне затруднено. Но после разделов Польши огромная масса евреев в одночасье оказалась в числе жителей Российской империи. Дальнейшее распространение финансово-ростовщической Доктрины, которая в конечном итоге привела к краху всех религиозных основ Империи и включила её во «всемирный реестр должников», превратив в сырьевой придаток западного капитала, оставалось лишь делом времени.

Тогда сыновья иноземцев будут строить стены твои, и цари их – служить тебе.
    Книга пророка Исайи (60, 10)



Литература:
Башилов Б. История русского масонства. М., 2003
Башилов Б. Робеспьер на троне. М., 1992.
Дикий А. Евреи в России и в СССР. М., 2010.
Дубнов С.М. Краткая история евреев. Ростов-на-Дону, 2000.
Немировский Е.Л. Первые упоминания о русском книгопечатании. www.newhistory.ru/notes/ drukars.html.
Сольский С.М. «Обозрение трудов по изучению Библии в России с XV века до настоящего времени» // «Православное обозрение», 1869.
Сольский С.М. Употребление и изучение Библии в России // «Православное обозрение», 1868.
Тихомиров Б.А. К истории отечественной Библии. М., 2006.
Чистович И.А. История перевода Библии на русский язык (репринтное воспроизведение издания 1899 г.). М., СПб., 1997.


2015 г.