Харон - Петербургский Инкуб - Истоки

[здесь в PDF и с музыкальным -провождением:
  http://vk.com/stincubus?w=wall-21833231_77

от Инкуба...
____

Сколько знаю Харона, без улыбки с ним общение не получается. Без улыбки – и лёгкой снисходительности, как если говоришь с большим ребёнком, больше живущим в своей голове, нежели мире, что вокруг происходит. Никто и не заподозрит, что вот такой обородевший и просмоленный примерно полувековой по возрасту «Гекльберри Финн» в свободное время трупы из Невы выуживает. Он бы обиделся сейчас… он называет их «цветами выдохов». Всегда, поднимая на борт, глубоко вдыхает, словно тянется распробовать их… аромат.

Свободное время… на самом деле, у Харона всё время – свободное. Многие бы позавидовали распорядку: день и ночь не делятся, смешались; деятельность же надвое: «цветы» в яле укладывать, да смолить табаки и глотать горячительное в одном, исключительно, пабе, близ Новой Голландии. Однажды Харон пошутил по этому поводу, таинственно наклонившись ко мне, лупя глазом, как будто секретничает: «Это я здесь не просто так ошиваюсь. Голландцев стерегу. Проклятый Стикс! Чёртовы наркоши… наплодили стервятников…»

Впоследствии, оказалось, есть в Бледнограде некие «голландцы», но это другая история. Всему своё время. Сейчас – время Харона. И его… фантазия на тему прошлого. Я называю её фантазией не потому, что неправда, скорее я слышал эту историю множество раз – и всегда в ней что-либо менялось. Кроме одной части. Глубинной. Она разве только от «мрачнее» к «светлее» разнилась. И всегда некая девушка присутствовала, хоть Харон больше думал о ней, как о цветке; но он и об утопленниках так же думает…

В один из дней, возвращаясь после очередной встречи в пабе с любимым удильщиком, – в последнее время Харон и его рыбацкие оторвы следят для меня за берегами Невы, сообщая о разных прибрежных волнениях – я, устав от бесконечного количества версий, решил записать для себя эдакий сборный вариант, совместив несколько историй сразу воедино.

Кто знает. Может, когда-нибудь, я услышу всю правду без пиратско-романтических прекрас (которые, признаюсь, иногда заставляют «сахаристость» сплёвывать). Но пока, имея на руках вот это, я смогу спокойно пропустить другую-третью огненного пойла, не особо обращая внимания на очередные пьяные бредни бородатого испанца.
Я не говорю, что не верю Харону. Я просто уверен: он заменяет понятия. Может, даже потому что знает, я не удержусь и расскажу всё автору, а тот напишет – и издаст. Настоящую историю пирата, любящего розу и свободную мечту. Настоящую... ли.

____
____
;
St. INCUBUS Origins:
CHARON – A lament to Floating Rose
____

Над Тихим Океаном поднимался кровавый рассвет. Небольшой, по меркам испанского флота, галеон только недавно вырвался из шлейфа шторма. Треть команды смыло, как хлыстом Морского Дьявола. Капитан, измотанный длительным плаванием и свирепой погодой, задумчиво вглядывался в горизонт. Со стороны рассвета к галеону быстро приближался… враг. Судя по флагу, – это было очевидно.

- Хосе?
С немым вопросом и погаснувшей надеждой уже не молодая, но обворожительная девушка посмотрела на своего капитана, и возлюбленного. Он молчал. Над головой, на верхней мачте, едва покачивался прорвавшийся, промокший в буре флаг. На черноте, видавший битвы бледный череп с циничным оскалом сжимал в костях алую розу – коралловую, так любил поправлять капитан.

Испытывал особенную страсть к цветам, и главную страсть – к розам. К Розе. Его правой руке, и возлюбленной. Весь галеон, казалось, олицетворял её. От флага, до названия.

На Плавкой Розе  ни один пират не остался обычным пиратом. Каждый гнался не только за добычей, но и за мечтой. Лишь только галеон показывался в одном из пиратских портов, даже самые жестокие головорезы теплели и слушали истории, большинство из которых, конечно же, были придуманы капитаном. Но они вдохновляли других.

Корабль испанского королевского флота приближался. Всего несколько лье – и откроют огонь. Капитан понимал, уйти не получится. Оглядев команду, осталось всего-то пятнадцать, он развёл руками.
- Сейчас начнутся залпы. Дальше – либо плен, либо смерть. Решайте сразу. Как по мне, лучше Проклятый Стикс, чем потеря мечты.
Девушка крепко, стальным жимом, ухватила его за руку.
- Хосе…
Пушечное ядро пролетело рядом с его виском, ударившись в главную мачту. Началась суматоха. Кто-то пробовал спрятаться, кто-то бросал бочки за борт, и прыгал за ними, надеясь удержаться на плаву, подальше от надводного расстрела. Капитан повернулся, посмотрел в глаза своей… цветка.
- Ты ведь всё равно останешься, даже если попрошу спасаться?
- Конечно.
- Даже если прикажу…
- Не послушаюсь.
- Даже если меня собьёт ядром раньше…
- Подставлю голову летящему за ним.
Рядом снова просвистело, шелохнуло платье.
- Если будем так стоять, одного из нас точно подстрелят.
- Я не хочу быть первой. Только вместе. Ты, я, этот корабль… долго держались на плаву.
Капитан с грустной улыбкой посмотрел на прибившийся к ногам пиратский флаг. Коралловая роза обвивала ногу.
 - Мучачос!  – обратился он к нескольким оставшимся на палубе. – Исполните последнюю просьбу. Привяжите нас вот этим флагом к якорю. А затем: продерите ядром чёртов киль! Чтобы никаким военным гадам Роза не досталась! Такова моя последняя мечта.

В тот день ему исполнилось бы пятьдесят два года. Пытался бы спастись, если бы знал наперед, что будет дальше? Если бы знал, что ближайшие три сотни лет время и возраст перестанут иметь значение. И мечты…

Ядро догнало её внизу палубы, врезалось в спину, вспахивая позвоночник. Она сдавленно крикнула…
- Хосе!
И упала, всё ещё дрожа в конвульсиях, но уже мёртвая, в его последние объятия. Обезумев, он не останавливался. Привязанный, лицом к лицу, он целовал её хладеющие губы, вглядываясь вглубь помутневших – без жизни – зрачков, в надежде выловить хоть капельку души, любимого расцветного дыхания.

Плавкая Роза шла ко дну, переломленная в хребте, как и Роза человеческой… отчаянной дикой тоски капитана. Он задержал как можно больше воздуха, прежде чем солёная пучина полностью проглотила якорь – в последнем морском путешествии, вниз, прорезая сапфировый смальт, словно торопясь от корабля, распластавшегося выше, они падали, или взмывали, не в силах оторваться друг от друга, связанные судьбоносным флагом, и мечтой. Мечтой вечной свободы и лёгкого бриза, вечной морской одержимостью и красотой. Мечтой, которой они заражали других. Их время многие называли «Коралловым веком пиратства» . По странной иронии названий, наименее кровавым и опасным из всех времён.

____          
;
ИСТОРИЯ ОДНОЙ БУТЫЛКИ РОМА   
____

- Немало историй начинается после бутылки рома…
Пираты одобрительно взвыли; стены кабака примкнули ближе к слушающим.
- Я знаю нескольких писак, что наливают по бокальчику, да буковки рисуют. Я их не понимаю. По мне так лучше сразу на бутыль накинуться, и всяческих историй натворить, а уж потом пиши-записывай, или рассказывай другим. – Он хлебнул из горла и довольно продолжил. – Так вот, история, что сегодня расскажу вам, пахнет розами. Не морщите носы! Рассказывать буду о девушке, с которой посчастливилось развлечься в Барселоне.
Все, мало знавшие о «романтизьмах», радостно кивали.
- Это вам не портовые «дамы». Настоящая аристократка! Потому и пахла розами, а не вашим потом и блевотиной. – Кабак наполнился сдавленным гоготом.
- Хэй, Хосе! А что ты в Барселоне-то забыл?
Пират в щеголеватом махо  поправил расшитую золотом треуголку.
- Костюмчик подбирал вот.
Все смеялись.
- То-то мы думали, как в кабак зашёл, щас в пляс так и пустишься!
- Да-да! – Подхватил другой. – Не сильно ли ты разоделся для пиратства, а, Хосе? Мы-то тебя знаем, а чужих каких встретишь, они ж в тебя издалека, как в гигантского попугая, почти не целясь ядром кинут.
Он широко улыбался, хрипло парируя.
- В этом-то и суть! Я пиратом стал не для того, чтобы за флагом прятаться, а чтобы свободно плевать в сторону государственных жирдяев, при этом не ограничивая свои личные желания… и переживания. Так и какого Проклятого Стикса я должен ходить как вы, оборвыши, если мне нравится вот этот вот приятный к телу шёлк?!
Действительно, если бы собравшиеся вокруг пираты не знали этого простодушного щеголя, он бы не только зубов за «оборвышей» недосчитался. Но они привыкли к тому, что он всегда ко всем хорошо относится – к «своей породе» –, и грубит без грубости, просто изъясняется всегда недолго думая, следуя уверенности в том, что как пират он должен быть свободен во всём без ограничений. К тому же, несмотря на все странности, вёл он себя, как и подобает пирату: глушил ром из горла, затягивался горькими кубинскими, не отказывался от грязного словца. А ещё, не таскался за юбками. Потому и заинтересовала всех его новая история.
- Так что там с женщиной, что пахнет розами, Хосе? – Напомнили ему о причине собрания. – …что, из Барселоны до Санибеля добрался, а всё помнишь о ней. Небось, не выпил ты бутылку рома!
- Что, в обмане уличить меня пытаетесь! Нет уж, Проклятый Стикс! Все мои истории всегда имеют чёткую основу. И это что?
- Бутылка рома! – Каждый при этом сделал по глотку горячего и пряного.
- Так вот! Не скажу, что путь был прост. Под носом у испанских адмиралов нелегко прошмыгнуть. Если бы не задался целью, не устраивал бы камуфляж, но я подумал так: только будем отходить от Барселоны, сразу чёрный флаг и вывешу. А пока, в память о старых делах государственных, в бухту под оранжево-красным зайду.
Он бросил взгляд на окружающих, не смотрят ли оценивающе. Пираты понимающе кивали.
- Что ж. Стало быть, сойти на берег удалось. Да только все вокруг подозрительные какие-то. Тогда и решил я, надо бы костюмчик прикупить. Ну как прикупить, позаимствовать, естественно. Я торговцу свой старый оставил, мол, продашь дороже, когда имя моё по всему океану разлетится. Он не сразу согласился, конечно, пришлось немного помахать навахой . Но в итоге костюмчик сел в пору, как видите.
Здесь он поднялся, статно выпятил грудь, приставил руку к кушаку, другой опрокидывая ромовое горлышко. Его большая голова немного не вязалась с облегающим талию модным костюмом: казалось, его сжало так сильно, как корсетных кокеток, что лицо натужилось и вспучилось…
- Вот вы на меня смотрите, смех давите, а в Барселоне все так ходят! Так что, сразу как надел – и затерялся.
- А что с ромом!? Где в истории забыл бутылку? – Возмущались избалованные более продуманными историями пираты.
- Да что с вами такое! Я уже был под ромом! Но не под тем…
Кабак, казалось, напрягшийся от того, что «не сходится», выдохнул вместе с пиратами, насторожившись…
- Что значит не под тем?
- Да не перебивайте вы его! – Зарычал хозяин притона, для пущей убедительности ударив кинжалом о стол, между пальцев одного из болтливых.

В обычном пиратском кабаке тут же началась бы драка, конечно. Но в Санибеле все пираты жили вежливо и понимающе относились друг к другу. Всё благодаря Хосе. Поэтому дальше историю уже не перебивали. А то мало ли нервы у кого сдадут окончательно, а нервы товарищей беречь в первую очередь надо. Мало ли, чем заткнут…

- По правде говоря, в Барселону я не за костюмчиком отправился. Одного адмирала, бывшего коллегу по флоту испанскому, проучить захотел. Дошла весть, что он чуть ли не главным по борьбе с пиратами стал, даже цифра двузначная повешенных с его именем постоянно упоминается. А вы знаете, не люблю я всю эту затею с Голгофой на нашего брата. Ох, как не люблю! Проклятый Стикс! – Он залпом довершил бутыль, и тут же принялся за вторую. Простодушное лицо ожесточилось, проступили вены на лбу. – В общем, там как раз приём организовывался. Государственный почётный бал. Для всяческих военачальников, их семей, друзей общества. Меня туда смогли наши коллеги из испанского подполья вписать, как одного из руководящих западной, что ли, флотилии. Это детали… неважные. Главное, что я в этом самом костюмчике с корабля – и на бал сразу попал. Из тех, кто мог меня узнать, был разве что тот самый адмирал, поэтому опасности я никакой не предвидел. Пока случайно не столкнулся с девушкой. Той, что розами пахнет. Это необычное чувство… Обычно, когда романтизьмами веет, говорят, мол «хочу с тобой жить долго и счастливо». А тут от её прикосновения у меня романтизьмы скорее звучали: «Она создана, чтобы мы вместе умерли». Как-то так… В её глазах читалось тоже самое. И запах роз, я бы сказал, чуть душноватый был… будто слегка попревшие.

Он сделал паузу, чтобы хлебнуть. Лицо в задумчивой мари. Пираты, все как один, неотрывно следили за его губами, ждали продолжения. В их жизнях не так много случалось привычной человеческой романтики. Для них романтика была: море и ром – и грабили они, чтобы снова быть в море, под ромом. А тут, чувства какие-то. Романтизьмы. Но, интересно же…

- Так! Естественно, я не повёлся – эти юбки вечно что-то портят. Прошёл дальше, прежде извинившись, что леди задел. Принялся своего адмирала выслеживать. Чувствую, она за мной идёт. Чувствую, запах роз преследует. Не отвлекаюсь. Вижу адмирала: впереди, стоит бочком, с кем-то общается, усы в вине полощет. Вот оно, думаю, нащупываю под вот этим кушаком наваху, собираюсь под грудки со всей праведной нежностью засадить, за всех наших повешенных. Так нет, чувствую, кто-то обхватил как раз ту руку, в которую уже легло оружие. Тянет назад, к себе. И дыханием роз шепчет: «Ты не убьёшь его.» Вы представляете себе сцену: эта девушка держит меня сзади, полуобняв, передо мной – злосчастный адмирал – момент потерян, он поворачивается в мою сторону… момент потерян… он смотрит на меня, а затем обращается к ней. «Кто твой друг, Роза?»

- Роза! – Пираты зашумели. – Ничего себе, какое совпадение!
- Что, не мог получше имя выдумать! Пахнет розами, зовут Розой! Совсем неправдоподобно, не думаешь, а, Хосе? – Взорвался, наконец, самый болтливый.
- Нет. – Хитро улыбнулся рассказчик. – Всё чистая правда. Я докажу вам. Как только закончу историю.

Он подождал, пока утихнет шум. После продолжил.
- Я понимаю, вы сейчас видите меня живым. Но тогда, стоя перед адмиралом, я думал, всё кончено. Момент был потерян, место для отступления заполнилось людьми. Вдобавок, в мою руку намертво впилась та самая девушка. Вот только адмирал, как оказалось, не узнал меня. Тобишь, не сразу. Проклятый Стикс! Она мне руку чуть не оторвала, отвечая: «Просто партнёр для следующего танца, папа».

- Папа!? – Воскликнул и снова получил кинжалом между пальцев болтливый.
- Да. Моя несостоявшаяся жертва и любитель пересчитывать повешенных оказался её отцом. И хоть сначала он не узнал меня, что-то в его поведении подсказывало: очень скоро я могу пополнить его коллекцию чисел… и оттянутых голов. Она повела меня в танец; рука, скованная её пальцами, почти онемела. Но что я мог поделать в этой ситуации! Да, понадеялся на чудо. Заиграла музыка, она вела, я следовал, в невольном замешательстве. В один из моментов, когда мы оказались чуть ближе друг к другу, она быстро шепнула: «Сейчас музыка ускорится: когда я начну кружиться, мы попробуем смешаться с толпой. Верь мне.» Я не знал, чему верить. Человек появляется, чтобы убить твоего отца, а ты ему как будто помочь пытаешься. Так я думал, но другого выхода не было. Музыка стала ритмичнее, девушка закружилась. С каждым оборотом ускоряясь, словно волчок, она вела меня сквозь пары танцующих – прочь из зала, открытого наблюдавшему за нами адмиралом, к этому времени уже ронявшему бокал вина. Он узнал меня. Роза тянула с нечеловеческой силой, пока мы бежали по улицам, оставляя позади дорогие кварталы и крики военных. Я не заметил, как стемнело. Мы укрылись в одном из подпольных кабаков; я тогда ещё не совсем понимал, откуда она вообще про них знает. Уже после, когда мы упали за стулья, а хозяин бара откупорил барселонский ром, я услышал: «Теперь мне не вернуться. Отец не дурак, он тебя вспомнил. Значит и я разоблачена. Двойная жизнь закончена. Теперь мне только в море. Капитан, не так ли?» Она ослабила сначала, после отпустила, наконец, мою руку. Несколько минут я вообще не мог ей двигать. «Проклятый Стикс! Зачем ты?.. Что ты вообще о себе возомнила, женщина!» Она протянула мне ром. «Пей. И помни, я всегда буду цветком. И, в виду произошедшего, твоим.» Я поперхнулся. «Цветком! Ты так с чего решила?!» Роза приложила палец к губам. «Не кричи, капитан. Это мы с тобой решили, когда столкнулись тогда. Я умею читать по глазам… и не только. Но как бы я не ненавидела отца, я не позволю никому убить его. Это только мне дозволено. В итоге, он убьётся горем. И это горе будет сильнее, чем твоя пиратская месть. Верь мне. Ты увидишь это горе.» Кажется, больше в тот вечер мы ничего не говорили. Молчали, пили ром, пили глаза друг друга. Пожалуй, это была самая молчаливая и не-лихая бутылка рома, которую я когда-либо опустошал…

- То есть как… - Осторожно вмешался болтливый. – Так и закончится история? Что стало с Розой? Что с этим адмиралом и горем, о котором она говорила? А…
Чернобородый капитан в щеголеватом махо тряхнул кудрями из-под червонной треуголки, улыбнулся, манерно щёлкнул пальцами.

- Хозяин бара, дружище, передай мне, пожалуйста, мандолину.
- Концерт теперь ещё решить устроил? – Вздохнул наигранно старый пират, протягивая инструмент.
- А почему и нет? – Смеялся капитан. – История, головосносы мои хриплые, тогда не закончилась. Потому что продолжается сейчас.

Он мягко щипнул струны, наигрывая меланхоличный фламенко. Из полумрака кабака, из-за спины капитана, выскользнула девушка в уже не очень чистых, где-то подранных, аристократических нарядах. Черноволосая, с глубоким, как дно океана, сапфировым взглядом, она легко танцевала, при этом выхватив бутылку рома у одного из превратившихся в выпучивших рыбьи рожицы зевак –  пиратов. По всему кабаку, резко расправившему стены в присутствии леди, растекался аромат запревших роз.

____

БУРЯ РАЗНОСИТ ЛЕПЕСТКИ
____

Адмирал убрал подзорную трубу, вздохнув устало, с облегчением. Он слишком долго, будто вечность, искал этот злосчастный галеон. И вот, на горизонте, перед ним, на блюде отшумевшей бури – подан.

Последний десяток лет из грозы пиратов Карибского бассейна, к чьему имени непрестанно добавлялись цифры казнённых повешенных, он всё чаще в кругах военной аристократии за глаза назывался «одержимым планидеро », положившим всю карьеру ради одного единственного флага – «скалящийся череп, сжимающий алую розу». «Жующий», про себя морщился адмирал. И как бы ему ни намекали о бесполезности возникшей вендетты, как бы ни говорили, что он никого не спасёт, адмирал продолжал искать дочь, закрыв глаза на её личное предательство. Он не знал точно, чего он хочет больше, вернуть её или наказать. Но точно решил, кого должен утопить к Морскому Дьяволу.

Они служили вместе на одном корабле. Их амбиции выросли; каждый получил по собственному судну. Они даже иногда называли друг друга друзьями, хоть и понимали, в руководящих постах друзьями быть довольно затруднительно. Так думал адмирал. Но ему всегда казалось, что другой хотел дружить по-настоящему. Однако больше всего адмирала волновала его честь и достижения. Конечно, он оказался первым, поймавшим пирата. Затем ещё, и ещё.

Тот, другой, однажды спросил адмирала…
- Вот скажи, что лично тебе они такого сделали, что ты их без разбора вешаешь? Или это напрямую связано с прибавкой к жалованью?
Это было в кабаке, среди коллег военных. Тот, другой, был пьян, казалось. Адмирал только расхохотался и похлопал «друга» по плечу.
На следующий день было объявлено о государственной измене. Украден корабль с бриллиантовым грузом, принадлежавшим короне Испании.  Тот, другой, исчез из Барселоны. Навсегда…

Адмирала журили, мол, недоглядел, враг-то перед носом был. В те дни адмирал подолгу сидел перед им саморучно повешенными, вдыхал снафф, глотал херес, наблюдал, как колышутся флаги-трофеи на тощем ветру. Он чувствовал себя преданным, хоть и не считал того, другого, своим другом. Но неприятные мысли одолевали, и адмирал ещё сильнее посвятил себя работе, роняя новых пиратов в петлю.
Тогда он не преследовал цели найти того, другого. Он рассудил, как священник на исповеди, ежели не прав был, то настигнет кара божья. Но всё изменилось, когда тот похитил его дочь. Адмирал верил, что она была похищена, хоть за его спиной шептались, что вела двойную жизнь.
- Ежели так, она сама мне это скажет. – Упрямо и твёрдо, с такими словами он потребовал списание с государственной службы, чтобы посвятить остаток жизни поискам пропавшей Розы.
И вот, галеон вместе с ней на борту был сервирован перед ним.

Никто не знал, что дочь у адмирала родилась от цыганки – он скрывал её неблагородное происхождение. Сиделки Розы с раннего детства жаловались ему на странности девочки, особенно то, как она говорила, словно всегда что-то знает, даже предвидит, но никогда ничего конкретного.
- Сэр, то ли у вашей Розы дар, то ли это какие-то шутки!
- Что опять, Монсилада? – вальяжно отмахивался уже нахересенный адмирал.
- Вчера, смотрит мне в глаза, и говорит – у тебя заведётся животное… или несколько.
- И что, завелось?
- Так блохи, сэр!
- Чтоо! – адмирал подскочил со стула, схватил газету и побежал, агрессивно занеся над головой, в сторону сиделки. – А ну забирай своё блохастое семейство из моего дома!
- Так нет же… - пыталась одновременно говорить и уворачиваться Монсилада. - …никогда ведь не было! Это она мне их подбросила!
- Чтоо! – адмирал дал пинка толстозадой. – Ты говоришь, дочь у меня блохастая! А ну пошла отсюда! Вон! – продолжая пинать и хлестать по макушке.

Случаи разнились, но ни одна сиделка не держалась дольше нескольких месяцев. В «клубе» сиделок, конечно, слухи ходили на верхнем пределе громкости – о безумной дочери адмирала. Но платили хорошо, и кто-нибудь да решался попытаться «на счастье».

Одной Роза сказала: «на тебя упадут драгоценности». Та, наслышанная о необычном таланте к предсказаниям, обрадовалась, что разбогатеет. Но на следующий день не пришла на работу: разозлившийся на неуклюжую старуху дворянин всадил ей в висок слиток золота.

Другой Роза шепнула: «к тебе постучится красивый мужчина». Та побежала прихорашиваться, а оказалось: новый – юный и симпатичный – владелец пришёл уведомить о повышении ренты, фактически выгнав за дверь.

Третью Роза, улыбаясь, огорошила: «и на твоей улице будет праздник!». На следующий день… ничего не случилось. Через неделю… ничего не случилось. Через месяц… вся семья полегла от неведомой «кори», кроме самой сиделки. По улице прошла похоронная процессия.

Многие ещё пытались, пока Роза не выросла. Но никто не мог припомнить, чтобы что-либо хорошее в итоге вылилось из её предсказаний. Слухи настолько сильно разошлись, что даже отец, адмирал, начал сторониться дочери и просил её не спрашивать ничего о его военных государственных делах. Фактически отлучённая от его жизни и мира, Роза всё чаще пропадала в разных кабаках, танцуя фламенко. Там она и нашла своих новых друзей.

Кто-то в шутку бросил…
- Эй, красотка, а гадать умеешь?
Роза замерла, вперила глубоководные очи в «заказчика», и, пожав плечами, ляпнула.
- Вскоре ты сможешь легко видеть все стороны света.
Любопытствовавший моряк почесал голову, не найдясь, что ответить. Через несколько дней оказалось – пират. Он пополнил коллекцию висельников.

Про Розу узнали. Привели её в тайное место, поставили перед главным среди сухопутных пиратов, что прикрытие морским в Барселоне предоставляли.
- Ты нашего сдала?
Роза удивлённо поднимала брови.
- Того, кто погадать просил!
Роза пожимала плечами.
- Его твой адмирал повесил! Чёртова шпионка!
Роза только сейчас вспомнила, о ком идёт речь.
- Ах! Так его повесили… вот оно значит, как… шея хрустнула… позвонки разошлись… голову можно вертеть во все стороны… - Тут она разразилась хохотом.
На неё смотрели как на полоумную.
- Что смешного? Что за чертовщина?!!
Роза отмахивалась рукой, словно костяным веером, пытаясь успокоиться, для вида.
- Нет, всё же, мне надо полегче со словами. Очень странно они как-то действуют…

Постепенно разобравшись в том, что Роза не поддерживает противопиратскую деятельность отца, сухопутные в итоге получили от неё предложение рассказывать обо всех ходах адмирала, о которых прознать получится. И пообещала, на всякий случай, быть поаккуратнее со словами, при своих. Никто (да и сама Роза, наверное) так и не разобрался до конца: предсказывает она, или навязывает, словно проклинает, предсказание. Разве только мать могла прояснить её тайну, но она умерла при рождении дочери. А отец-адмирал никогда в жизни не рассказывал, да и не мог, конечно, что цыганку взял силой, насиловал, закрыв глаза и уши на бросавшиеся в него проклятия.

Почему-то именно тогда, один на один с кораблём своего главного врага, адмирал вспомнил ту цыганку. Её даже обещали цыганскому принцу… на весь табор – коралловый букет, каких не сыщешь. Адмирал пришёл, и смял этот букет. Только Роза осталась.
- Внимание! Прицел: корма и мачты! Избегать скопления людей! Огонь! – Скомандовал атаку адмирал.
Сначала он хотел лишь припугнуть, но галеон не спускал чёрный флаг. Войдя во вкус, он разнёс в щепки мачту, но капитан галеона не собирался сдаваться.
- Мы же так в клочья весь корабль разнесём…
- Цель: по бокам! – закричал адмирал.
Громыхнули пушки.
- Быть может, уже хватит? – снова обратился к главному помощник.
В этот момент со стороны галеона раздался залп. Адмирал в бешенстве (или испуге) заорал.
- Ещё раз! По корме!
Помощник схватил его за руку.
- Хватит… там же…
Адмирал нервно похлопал товарища по плечу.
- Последний. Пли! Пусть знают, как в ответ стрелять! Судёнышко! Не с тем связались!

Но ответного снаряда не было. Пушки галеона прорвали собственный киль. Корабль уже погружался под воду. Бешенство адмирала передалось экипажу, и последние выстрелы проводились почти без прицелки. От порохового дыма слезились глаза; белый пар расползся мёртвым шквалом, покрывая поле морской битвы. Или избиения. Когда горизонт прояснился, перед адмиралом плавали бочки и доски, и мачты, и несколько полу-вдыхающих тел. Никого, похожего на Розу или капитана, когда-то звавшегося «другом».
- Адмирал… - Помощник тревожно сглотнул.
- Вот ублюдок...
От него пахло порохом и хересным перегаром, когда он падал в воду. Висок – прострелен. Ноги – в тяжёлой цепи. Даже в смерти он хотел настичь свою добычу. Разбитый адмирал, убитый грустью.   

____

ДЕСЯТЫЙ ФАТОМ ДАЛЬНЕЙ ГЛУБИНЫ
____

Падение вглубь бесконечного океана длилось больше, чем вечность. Постепенно вода исчезла, полностью, только скользкая мгла, заглотнувшая тяжёлый якорь Плавкой Розы, как гигантское лавкрафтическое чудище. Наверное, продлилась ещё вечность, прежде чем якорь глухо ударился, словно китайский гонг, о неожиданно подставившую голое рыхлое брюхо подводную землю.

Удильщик, явно не за свой гнилозубый оскал получивший прозвище Ангел Света, слегка сщурил вдруг сами собой раскрывшиеся глаза. Беспробудная мгла изменилась: от маленького огонька, моргавшего над его головой, далеко вперёд распространялась серебристая, сафлоровая дымка – будто северное сияние на глубине множества тысяч фатомов. Удильщик помнил только последние десять, когда он вдруг пришёл в себя… в другом виде и состоянии.

В неровных сталактитах зубов он крепко сжимал неживую, будто искусственную, сотканную из кораллов, розу. Удильщик помнил только, что не должен отпускать её. Но что делать дальше, откуда столько света на дне океанической мглы, зачем он здесь – никто не обещал ответа. Сафлоровая дымка медленно текла мимо него: в ней тысячи мелких частиц, кисточек, волокон, нитей – смешивались, разделялись, все в вихреобразном танце. Словно плыли по реке… На последнем, десятом фатоме самой далёкой глубины – тысячи срезанных бутонов душ, разбитых лепестков – стремились по теченью жизни… куда-то… к покою, возможно. Вперёд, по одному из девяти потоков Стикса, что постоянно меняют своё расположение в мире; только избранные могут увидеть, где отрезок последней реки появится в следующий раз.

Удильщик почувствовал чьё-то присутствие. Позади него из тьмы к светящейся реке подкрадывался Морской Дьявол – скат-убийца, одержимый местью. Удильщик улавливал в нём что-то знакомое; они застыли, понимая, что один из них погибнет. Морской Дьявол не отрывал взгляда от розы – в пасти Ангела Света. Издав рёв более близкий раненому павиану, нежели грозе морских глубин, гигантский скат рванулся в сторону противника.

Удильщик еле увернулся: Морской Дьявол влетел в реку света и… пропал. Лишь несколько секунд после снова раздался рёв, но не боли и ярости, а отчаянной необратимой грусти. Удильщик почувствовал: что-то вязкое и неприятно липкое покрыло его спину. Он попробовал пошевелить плавниками, и тут же испытал дикую боль в позвоночнике – Дьявол успел напоследок метнуть удар хвостом, и рассечь Ангелу Света спину. В сафлоровой реке Удильщик заметил частицу, будто похожую на его недавнего соперника. То ли ската, то ли человека.

Продолжая сжимать коралловую розу в зубах, Ангел Света нёс её как самую дорогую драгоценность вселенной вдоль пульсирующей мириадами серебристых лучей реки, почему-то догадываясь, что в ней она, вместе с ним, как тот скат – растворится. Нестерпимо болела спина; почти полз по дну, нежели плыл, но был готов продвигаться вперёд, каким бы длинным этот стигийский поток душ не оказался. Удильщик, словно Перевозчик, искал конец потока, или брешь, чтобы перенести свою розу с этого – на другой берег.

Прошла словно новая вечность, третья по счёту. Удильщик уже почти полностью зарылся в илистое дно, силы покидали его. Но он цепко держался за розу. В какое-то мгновение, когда он уже было отчаялся достичь разрыв стигийской бесконечности, она – коралловая – потянула его ближе, словно что-то на другой, неразличимой стороне, звало её. Удильщик уже смирился, приготовился быть проглоченным потоком, однако сердце барабанило сильнее, он не хотел, чтобы она исчезла. Его Роза…

Роза не исчезла. Как факел, ведущий сквозь безнадёжную тропинку света; как острие меча, возвращающее мглу в чертог океанических глубин – она вонзилась в луче-образную реку, и разверзла, открывая путь – переправу – к другой стороне. Там, казалось, закончилось дно, снова тьма и падение – думал Удильщик, но роза тянулась к неизвестно откуда растущему коралловому рифу, больше похожему на куст, длинной в океаническую вечность, от которого она сама когда-нибудь оторвалась. Удильщик, Ангел Света, чувствовал, как замыкается за ним река, вдогонку обжигая переломленную спину. Но он нёс свою розу вперёд, не жалея себя, лишь бы успеть вернуть её туда, куда она стремилась.

С последним выпущенным пузырём, он едва не ударился о коралловый куст, возвращая Розу на её первозданное место. Тело Удильщика, или пирата, замерев, безжизненно нырнуло вниз. 
____

ЭПИЛОГ
____

Он очнулся в пещере, похожей на пасть существ, о которых слышал однажды, глубоководных удильщиков, Ангелов Света, стерегущих самые глубокие пучины солёных морей. Позади – словно горный ручей – он хотел обернуться, но почувствовал прикосновение. За плечи его обнимали нежные женские руки. Одна легла на грудь, другая крепко-крепко сжала кисть, обхватом стали. Её руки казались прозрачными, то ли вены, то ли сплетения веток светились коралловым светом, ногти – словно шипы.
- Нет. Нельзя возвращаться. Иди вверх, к настоящему свету. Ты исполнил мою мечту. Я дарю тебе новое предназначение.
- Роза…
- Да, возлюбленный Хосе. Я рада была провести с тобой вместе этот счастливый век пиратства. Ты спас мою душу, ты стал свидетелем горем убитого, мне ненавистного духа. Ты спасёшь многих других.
- Мы же были на дне… мы утонули, Роза…
- Да, Хосе. Ты умер. Ты уже не он. Прошло три века… три века ты не отпускал меня в надежде, что спасёшь. И я мечтала, что ты сделаешь это. Хоть до самого конца не верила. Я лишь хотела отомстить тому, кто называл себя моим отцом…
- Адмирал…
- Да. Ты перенёс меня через великий Стикс. Ты ничего не знал, но ты хотел спасти. Я благодарна. Ты вернул меня к моей семье. К моей настоящей семье, из вечности которой была вырвана… насильно.
- Роза?
- Да, возлюбленный?
- Кто ты?
- Дрейфующий цветок случайных чисел, галеон без капитана, буря, не имеющая смысла, связка слов, влекущая к исходу…
Понимая, что не получит ответа, он взял её за руку. Она выскользнула, и эхо лишь шепнуло напоследок.
- Я из тех, кто всё ещё верит, этот мир не погаснет, пока находятся такие, как ты, мой новый Харон.

 Он шёл вперёд, не оглядываясь, как напутствовала Роза. Карабкался вверх, пока не выбрался, наконец, навстречу ослепляющему свету… и морским волнам. Нагой, иссохший, весь покрытый волосами и тиной – таким он впервые предстал рыбакам Финского залива. Удильщикам другого века, которые стали его новой командой… и букетом.
_________

Силуэт в шляпе снисходительно хмыкнул, обронив очередной стакан Лагавулина.
- До чего же ты всё-таки патетичен, амиго!
- Чтоо! Проклятый Стикс! Розой клянусь, ничего не придумал! Всё – правда! – возмутился, громко топнув об пол чернобородый рыбак.
- Да-да. И татуировка с розой всё подтверждает. И хвори в спине, что часто надвое ломают. И исключительная любовь к цветам, нежели монетам. Ну и, конечно, остатки пиратского сленга и прокуренная, соглашусь, обаятельная хрипотца.
- Да… - Харон не сразу понимал сарказм.
- Послушай, амиго. Из твоей истории я точно услышал одно, ты действительно отличный сказочник…
Испанец вскочил на ноги, чуть ли не опрокидывая стол.
- Да как ты… Гэб! Дуэль! За Розу!
- Подожди… - Инкуб помахал бармену. – Лагавулин, двойной, пожалуйста, капля Лафройга. – Бармен, на мгновение запутавшись среди двух «Л», поспешно кивнул. – Я не сказал, что не верю тебе. Скорее, я единственный, кто тебе верит. Поэтому совет, если будешь кому-то ещё о себе рассказывать, причём ожидая, что тебе поверят, просто исключи всю историю с твоей восхитительной – а я уже успел в неё влюбиться – не ревнуй только – Розой из сюжета. Ну… или меняй, там, на Физалис или Орхидею. 
Харон нахмурился («физалис?»), но, успокоившись немного, вернулся на место, снова обратив широкую ладонь к бутылке рома.
- То есть, как… просто не говорить о ней?
- Да. – Инкуб поблагодарил бармена, и снова смочил горло пряной шотландской солёностью. – Так просто получится, что была у вас с тем адмиралом некая вражда, вы долгое время по морям друг за другом охотились; в итоге ты, амиго, вышел победителем. И всё. Добавишь пиратских подробностей, чуть менее романтизируешь, и рыбаки здешние питерские не будут лишний раз шурстеть о твоей, соглашусь, контрастной мягкости.
- Но… а как же перевозка… утопленники… - Харон, утомлённый словарным запасом собеседника, почесал за ухом, будто плешивый терьер.
- А им-то это знать зачем. У нас с тобой свой мир, в их мире мы же многого не видим. Вот и пусть они видят и знают то, что способны сами заметить, а мы с нашими – зафасадными – делами будет разбираться. Так? – И он поднял бокал в знак тоста.
- Да… наверное, так… - испанец лязгнул в ответ бутылкой рома. – Проклятый Стикс! Ты опять умничаешь, Гэб! Интеллигент дремучий!
Инкуб смеялся.
- Дремучий – это ты скорее. Я всего лишь напоминаю тебе не лезть на рожон. Что, судя по истории, ты любишь. – Он потянулся, собираясь уходить. – Ладно, мне пора. Как, в целом, последние дни, ничего подозрительного не заметил?
Харон наклонился вперёд, словно тайну открыть какую хотел, и, выпучив удильные глаза, тоном опытного рассказчика, прохрипел…
- Да! Представляешь – Стикс Проклятый – даже просроченной кубинской гари не достать! Папиросы смолю теперь. Вот, будешь? Тут хотя бы трубочный…
Инкуб захохотал во весь голос, вытягивая одну, на пробу, да и друга не обидеть чтобы, уходя, медитативно подытожив.
- Ты что думал, амиго. Сейчас кризис для всех. И с той, – и с другой стороны.
____

Инкуб вдохнул копчёный питерский туман – сквозь поцелуи бриарной француженки. Новая Голландия подозрительно поглядывала на его ещё мокрый от дождя плащ. Инкуб повернулся, вновь открыл дверь в паб, и крикнул, впуская холодный предштормовой воздух внутрь.

- Как думаешь, услышу я когда-нибудь твою… самую настоящую историю?
В ответ издалека прожженный голос гаркнул:
- Конечно, Гэб! Если найду тебя в Неве, с цветами. Пляжный сезон всегда открыт! – и хохот сквозь харкание.

Инкуб усмехнулся, закрыв дверь с одним словом, в его устах больше звучавшим, как ругательство… или эхо ответа из паба.
«Харон…»

____
____
____
____

1 Floating Rose (оригинал, англ.). Можно перевести, как «роза на плаву» или «дрейфующая роза». В данной версии «плавкая» - несёт более неоднозначный оттенок, намекающий на некоторую тайну… и искусственность.
2 Muchachos. Команда, братва (пир. исп. сленг).
3 Период, альтернативный «Золотому Веку Пиратства». Самый бескровный и романтизированный, славящийся историями, большинство из которых были выдумками ромовых бродяг, высмеивавших первобытный образ гнилозубого головореза.
4 Здесь и далее – детали исторического испанского костюма – махо.
5 Специальный, зачастую складной кинжал, прятавшийся за кушак, во времена запрета «открытого» холодного оружия в Испании.
6 «Грустильщиком» (исп., pla;idero – скорбящий, стонущий).
7 Прототипом описанной Инкубом истории Харона, уверен (как автор), послужил пират Гаспарилья. Выдумка или правда, что нынешний Харон и Гаспарилья – одно и то же лицо – остаётся только предполагать и догадываться.