Патриции и плебеи. Часть 1. Патрицианка

Жизнь потеряла для нее всякий смысл. Да и о какой жизни могла идти речь, если она умерла?! Ее больше нет! Она никто и зовут ее никак! От нее осталась лишь оболочка в виде тела, но от этой самой оболочки так легко избавиться! И она знает как!
Людмила стоит у окна и вспоминает. Всего неделю назад арестовали ее отца за  финансовые махинации. Так ей сказали. Людмила настолько опешила, когда увидела с десяток людей в черном, в балаклавах, с оружием, что просто стояла на одном месте и пустым взглядом наблюдала за происходящим. Людмила даже ничего не отвечала отцу, который что-то кричал ей. Она просто его не слышала! Все происходило как-будто не с ней. Не могло с ней, с Людмилой, такое произойти!
Сколько она себя помнила, дом всегда был полной чашей. Ее капризы угадывались и молниеносно исполнялись. Отец в ней души не чаял и позволял абсолютно все! Возможно, так он пытался компенсировать отсутствие матери. Та умерла, едва успев подарить Людмиле жизнь. И почему-то (Людмила интуитивно это чувствовала) отец считал себя виноватым в смерти жены. Взрослея, Людмила часто давила на эту Ахиллесову пяту отца. Раз он робко пытался навязать ей «маму». Реакция дочери навсегда отбила у него охоту это делать. Людмила устроила настоящую истерику!
-Ты меня не любишь больше! Я так и знала! – кричала она, заливаясь слезами.
- Что ты, принцесса! Я всегда буду тебя любить.
- Но ее ты любишь больше!
- Это другое. Понимаешь…
- Я никому не нужна!
- Ты не права!
- Была бы мама жива, она бы меня точно ни на кого не променяла!
- Что ты такое говоришь?!
- Прогони ее! Прогони!- топала ногой Людмила.
От слез она начала задыхаться. Перепуганный отец вызвал врача. Тот сказал, что у девочки просто истерика и ничего страшного нет. «Дадим ей сейчас эти капли и все будет хорошо».
Людмила лежала в постеле – бледная, заплаканная и никого несчастнее не было на земле в тот момент! Отец должен принадлежать только ей и любить только ее! Так было всегда! Она так боялась, что его больше не будет рядом!
А отец перепугался не на шутку! Он попросил врача остаться: вдруг с Людмилой снова случится истерика. Наконец, врач ушел, оставив на тумбочке пузырек с каплями. «Девочка совершенно здорова. Просто перенервничала. Если снова такое начнется, дайте десять капель на столовую ложку воды.»
После того случая отец перестал даже знакомых приглашать в гости. Исключение сделал лишь для Петра Ивановича, профессора, который читал лекции по истории в престижном университете. И то лишь потому, что Людмила очень любила слушать его истории. А рассказывать он умел! Началось все с того, что как-то отец за ужином мельком упомянул о самоубийстве их общего с Петром Ивановичем знакомого.
- А ты знаешь, что в Римской империи самоубийства были узаконены нормой права?
Все мысли Людмилы в тот момент были соредоточены на одном: какое платье одеть на очередное свидание? Алое с декольте или черное с открытой спиной?  Они оба выгодно подчеркивали ее формы и изгибы. Эту дилемму она не могла решить с утра. Но краем уха услышав вопрос профессора, Людмила обратила к нему взор и вся превратилась в слух.
 Профессор поднял вверх указательный палец и важно процитировал:
- "Пусть тот, кто не хочет больше жить, изложит свои основания Сенату и, получивши разрешение, покидает жизнь. Если обижен судьбой – пей цикуту (яд). Если ты сломлен горем – оставляй жизнь. Пусть несчастный расскажет про свои горести, пусть власти дадут ему лекарство, и его беде наступит конец".
- Ну, ни фига себе! – Людмила в один момент позабыла о платьях, свидании. Это все теперь ей казалось такой ерундой! – Расскажите еще!
Профессор довольно улыбнулся. Ему всегда удавалось заинтересовать своим предметом даже самых необучаемых. Дочку друга он считал избалованной пустышкой. Но вмешиваться в процесс воспитания было поздно. Да и бессмысленно.
- Еще было распостранено приглашать врача, который делал надрез на венах. Часто вместе с мужчиной уходила добровольно из жизни и рабыня, которая боготворила хозяина. Самоубийство  обставлялось с  изысканностью и роскошью. Богатые патриции кончали с собой, лежа в прекрасных ваннах, окруженные друзьями, с бокалом вина в одной руке и томом Платона в другой.
- Красиво!
- Надеюсь, ты не собираешь перенимать их опыт? – обеспокоенно спросил отец , бросая недовольный взгляд на друга. «Нашел тему! Мало ли что Людмиле в голову взбредет?! И почему ее так заинтересовало все это?»
- Что ты, папуль! – рассмеялась дочка.
- Игорь, ты что такое говоришь? – видя реакцию друга, спросил профессор, - Людмила молода, жизнью не пресыщена. И бед у нее, слава Богу, нет никаких!
С тех пор Людмила «заболела» Римской империей! А всех людей делила на патрициев и плебеев. Себя, конечно, она отнесла к высшей касте. И даже из Людмилы переродилась в Патрицию. Именно так теперь она представлялась, знакомясь. Все ее окружение мгновенно отреагировало и имя Людмила было забыто.
Тем больнее было его вспоминать сейчас! Ей пришлось снова  переродиться  -  теперь уже из Патриции в Людмилу и просить о помощи. Как не претила ей сама мысль об этом! Все банковские карты оказались заблокированными! Автомобили исчезли из гаража, а дом вот-вот будет опечатан. Наличных никак не могло хватить на хорошего адвоката! А без адвоката ей даже поговорить с отцом не разрешили. Просто отмахнулись как от надоедливой мухи!
 « Обращусь к Эдику. Он столько лет сохнет по мне! Пусть отца вытянет, а я, так и быть, замуж за Эдика выйду»  Но телефон горе-ухажера был вне зоны доступа, на электронные письма он не отвечал.
 И тогда Людмила  позвонила лучшей подруге. Та долго не отвечала.
- Кто это?- наконец услышала Людмила.
- Это Патриция, - по привычке назвала это имя Людмила, - Ты чего, спишь? – удивилась она тому, что Лика не узнала ее номер.
- Патриция?! – насмешливо  переспросила та, - Это ты спишь! Какая ты к черту Патриция? Ты даже не Людмила! И даже не Людка! Люська ты теперь! – и бросила трубку.
Этот случай Людмила вспоминает снова и снова. И хотя это приносит ей только муки, она с  мрачным упорством возвращается к этому эпизоду. Каждую фразу, каждое слово еще вчерашней подруги она смакует, словно яд, который несомненно принесет избавление. В те минуты она как-будто смотрит на себя со стороны с иронично-гордой улыбкой человека, который познал все стороны жизни. «Ну, кто еще так страдает, как я?» - так и говорит ее взор.
Она часами сидит перед дверью, как брошенная собачонка Ей кажется, что сейчас  дверь с грохотом  распахнется  и  войдет отец.
- Вот, уроды! Я им покажу! На кого руку подняли?! – и потрясет кулаком.
И снова все будет как и раньше. Никаких бед! До того дня Людмила действительно не знала горя. Отец всегда был рядом. А теперь его нет. И она - всеми брошена и забыта! Только сейчас она понимает, что любили и боготворили не ее саму по себе, а ее – как дочку своего отца. Нет его -  значит, нет и ее. Вся вышла! Даже слуги, эти жалкие плебеи, это поняли! Уже на следующий день после ареста отца, прислуга, за исключением садовника, не вышла на работу.
 Ох, уж этот садовник! Молодой, с телом Бога, он безумно раздражал Людмилу своим нежеланием ею восторгаться! Возможно, да нет – наверняка, она бы и не думала о нем вовсе, гляди он на нее восхищенно и покорно. Но он всегда был одинаково холоден и вежлив.
Много раз Людмила пыталась спровоцировать его. Ну, не могло такого быть, чтобы она была кому-то безразлична! Тем более, кому – плебею! Отчаявшись, Людмила пол дня загорала в костюме Евы прямо у него перед носом. Но Иван, этот жалкий садовник, даже не посмотрел в ее сторону! Такого Людмила стерпеть не могла!
- Уволь Ивана! – потребовала она у отца в тот же вечер после неудачного соблазнения.
- За что? Он прекрасный человек и работник.
- Он приставал ко мне!
- Не может быть! А ну-ка, посмотри мне в глаза, - отец взял Людмилу за подбородок и внимательно посмотрел в глаза.
- Ну, приврала немного, - отступила под пристальным взглядом дочка, - Но этому плебею не место в нашем доме!
Отец покачал головой и молча исчез за закрытой дверью. А Людмила с того дня просто возненавидела «плебея»!
И вот теперь, как ни странно, он один ее не покинул. Может, он просто не в курсе? Людмила отходит от окна,  направляется к двери, спускается по лестнице и идет в сад.
-Эй, плебей, - она с первых слов хочет задеть его, - Ты в курсе, что все сбежали отсюда, как крысы с тонущего корабля?
Иван невозмутимо продолжает стричь кусты.
- Я к кому обращаюсь? – все больше распаляется Людмила.
Иван поворачивает к ней голову.
- Я не вижу здесь ни плебеев, ни крыс. Извините, мне надо работать.
Людмила задыхается от возмущения! Ей кажется, что все, абсолютно все насмехаются над ней! Она больше не принадлежит к высшей касте! Теперь она тоже жалкая плебейка! И окончательное решение в ее воспаленном мозгу созревает молниеносно! Людмила бежит, не глядя под ноги, спотыкаясь и наступая на подол своего длинного шикарного платья. Она патрицианка, патрицианка! Так было и так будет! И она точно знает, что делать дальше.
Зайдя в дом и взбежав на лестницу,  Людмила запутывается в платье, садится на ступени,  и с ожесточением отрывает подол. Ей нужно как можно скорее сделать задуманное! Войдя в ванную, она набирает воду в джакузи, распускает волосы, срывает с себя остатки платья «Жаль, что сейчас не вечер, - с сожалением думает Людмила, - А еще лучше – ночь! Свечи были бы очень кстати!» Но ждать даже до вечера она не может! Людмила поправляет макияж, одевает на себя золотые украшения. Теперь она похожа на  жрицу. Она вспомнила рассказ профессора о том, что раз в год  жрицы культа (какого именно она уже забыла)  отдавались всем желающим. Некоторых из них желало слишком много мужчин, которые, чтобы вкусить прелести жрицы выстаивали длинную очередь.   «Несомненно, ко мне бы стояла огромная очередь, - бросив взгляд на себя в большое зеркало, - думает Людмила. Но упоминание о профессоре ее снова подгоняет осуществить  задуманное как можно скорее, - Друг называется! Точно также, как и другие -  только жареным запахло, исчез, испарился, будто и не знал нас никогда», - с горечью думает Людмила.
Она долго роется в шкафчике отца, ища лезвия. Аккуратно взяв пару штук, Людмила возвращается в ванную. Бросает на себя последний взгляд в зеркало: «Хороша!». Садится в джакузи и подносит лезвие к вене. Ей совсем не страшно! Скорее, любопытно. Быстрое движение, одно, второе   – и цвет воды меняется. Людмила смотрит на алую воду. «Это из меня уходит жизнь. Капля за каплей,- совершенно спокойно думает она. Нет больше ни боли, ни страха. Ощущение мира, тепла и абсолютного счастья заполняют все ее естество. « Патриции были не дураки», - проносится мысль.
- Идиотка, что ты наделала? – возвращает ее в жестокую реальность чей-то грубый оклик. Возле  нее стоит Иван. Этот чертов плебей постоянно ей все портит!
Он быстро снимает с себя майку, разрывает на бинты. Туго заматывает Людмиле руки. Поднимает ее из джакузи, кладет себе на плечо и куда-то несет.
- Как ты смеешь, плебей! –  Ее возмущению нет предела. Такой чудный план избавления от всего того, что она выдерживать не в состоянии, провалился! Вырываться у нее нет сил. Да и вряд ли бы у нее это получилось. И Людмила делает, что может – ругает Ивана последними словами. Проклятия так и сыплятся на его голову!
Но Иван молчит и совершенно не реагирует на тот поток брани, который Людмила выливает на него в бессильной злобе.  Принеся Людмилу в спальню, он кладет ее на кровать  и уходит. Людмила зарывается в одеяло. Дрожит от холода. Возвращается Иван. В руках у него полотенце и аптечка.
- Вытрись! – швыряет ей полотенце, - И оденься! Я сейчас раны твои обработаю, - говорит Иван, открывая принесенную аптечку. В дурку захотела, да?
- Ты ничего не понимашь!
- Я понимаю только то, что ты должна отца вытягивать, а не вены резать!
- Как вытягивать? Все отвернулись от меня. Бросили. Счета заблокированы. Из гаража исчезли машины.  Даже этот дом… Он больше не мой.
-  Я же не отвернулся! У тебя есть  цацки. Вон, вся ими обвешалась, как новогодняя елка. Их можно продать.
- Этого не хватит. Я узнавала уже. А ты… Чем ты поможешь?
- Я спас твою жизнь. По-моему, неплохое начало, - улыбнулся Иван.
-Даже не знаю, благодарить тебя или ругать?
- Для разнообразия можно и поблагодарить. О, да у нас гости! - говорит он, бросая взгляд в окно.
Людмила соскакивает с кровати, хочет подойти к окну. Иван ее останавливает:
- Не подходи близко!
Но в этом нет необходимости! Людмиле и так отчетливо видны три джипа, подъезжающие к воротам.
- Быстро бери самое необходимое! Выйдем через черный вход.
И она покорно следует его указаниям, так как понимает, этот плебей – единственный человек, который ее не бросил, которому она может доверять. С маленькой сумкой, тайком, через черный ход покидает патрицианка свое родовое гнездо. И вместе с шикарной обстановкой, многочисленными нарядами от кутюр оставляет Людмила в  своем (?) доме  и гордость. Она послушно следует за Иваном.