О вампирах, или Сага об одной семье - серия Лютые

О вампирах, или Сага об одной семье*

(Психологическая сказка для взрослых)


(серия Лютые)


Жила-была Настенька. В непростой семье жила. Дед Настеньки был запойный, бабку с матерью гонял почем зря. Вроде бы из семьи верующих, баптистов, но что было, то было. За такой "веселый" нрав звали его в родне Балдой. Бабка терпела-терпела, да не вытерпела: написала заявление в милицию, а родственников попросила подтвердить, как пьяный муж за ней с дочерью с топором бегал. А в то время это еще была милиция, поэтому заявления не только принимали, но еще рассматривали и даже на них реагировали. И загремел дед по этапу. Я почему про деда и мать так подробно сказывать буду? Важно это, чтобы понимать, почему насилие в этой семье всегда на подсознании воспринималось нормой, и "настучать" с одной стороны нормой считалось, а с другой чувство вины культивировало, которое в свою очередь провоцировало агрессию по отношению к людям. Мама Настеньки Наталия то ли от своего такого детства, то ли от зависти к нормальным семьям подруг и родственников, очень радовалась насилию в окружении, слащавенько так радовалась, считая, что всем это по заслугам, и сама его не гнушалась. Очень раздражала ее семья двоюродной сестры, доброжелательностью и уважением родителей, что дочку сестра Галя воспитывала. Так раздражала, что однажды приехав в то время еще пионерский лагерь из-за своего раздражения начала бить свою племянницу на глазах ее матери. Мать-то ребенка закрыла, а потом девятилетней девочке начала объяснять, что мол у Наташи нервы и обижаться на нее не надо. Не нервы это были, а склонность к насилию, агрессия. И зависть.

О, как она завидовала. Был такой случай. Рухнул пятиэтажный дом, вернее один подъезд дома. Людей расселили сначала в заводском профилактории, а потом и квартиры давать стали, денежную помощь оказывать. Звонит этой Гали, а у самой аж слюни от эмоций в телефонную трубку брызжут. А Галя ее и спрашивает: "Наташ, а ты бы хотела, чтобы твои дети из-под обломков выбегали?" Вроде смутилась: "Нет, конечно," - пауза. - "Но им такие деньги теперь дают..." Да и семья у Наталии не складывалась. Вроде бы и мать продуктами в дефицитное время обеспечивала, и отец после отсидки мастером стал, дочке деньги присылал, чтоб ни в чем не нуждалась, по белу свету поездила, людей посмотрела, себя показала. Да только детская травма от постоянного насилия свое брала, люди зависть вызывали немереную, семью свою создать не получалось. Обратилась мама Наталия к бабке сведущей, чтоб тоску-кручину-одиночество снять. Ну, та и помогла. Вроде бы своя семья образовалась, живи да и радуйся, строй свое счастье, ан нет. Муж мастер дюже крутой, но разведенный и высшего образования-то не имеет. А рядом двоюродные сестры-братья с мужьями да женами, врачи да инженеры. Стали завидовать вместе с мужем. Девочки у них родились, дочки. А здесь и лихие 90-е пришли. Все с ног на голову перевернулось. Дефицит страшный, денег постоянно не хватает. А Наталии-то это дело в диковинку. Да еще и ее мамы не стало. Кто виноват? Правители-повелители само собою, родня почему-то не помогает, а Наталия-то все-е помнит, что им делала. А они так, по мелочи, ни памяти, ни разговора не стОит. А получать-то эти профессора стали больше токаря высокоразрядного, где ж справедливость-то? Изнутри травмопомнящий опыт гложет, а снаружи возраст свое берет. Травма есть травма, вместо того, чтобы дочек развивать-воспитывать, мать бьется внешние связи налаживать: где к родне претензии, что с ее девочками никто не занимается, а она людям "СТОЛЬКО добра сделала", где учителям что-то подарить, для класса что-то сделать. А все опять для чего? Чтобы к дочкам по-лояльнее были. Квартиру деда в сибирском городе пришлось продать, его самого к себе взять. А отношение-то к людям по наследству передается: не складываются отношения у внучек с дедом. Особенно младшая разошлась: курит он в квартире, пахнет плохо. А дед-то, тоже с душой израненной, терпел. А потом лег спать и не проснулся. Младшую-то быстро к родне отправили, чтоб лишний раз не травмировать. А матери Наталии пришлось похороны-поминки организовывать. Родню поблагодарила от души: "Вы мне только гробы выносить помогаете." Ну, а уж в день похорон, после поминок, нашла кого послабее-побезответнее, кто на нее в ответ орать не будет, и оторвалась по полной программе на своей двоюродной сестре Гале. Мол, ты почему, на каком основании родственные тайны от меня скрыла, плевать я хотела, кто и о чем тебя просил, как посмела?! Чувство вины всегда обязательно выбрасывать на другого надо, пусть он болеет, а себя надо обезопасить. Через несколько дней как ни в чем не бывало звонит этой сестре Гале, а трубку дочка взяла и в ответ только "да" да "нет". Ах, с ней за такую мелочь, еще и так...
- А ты почему со мной в таком тоне разговариваешь? Я тебя старше.
И чужие личностные границы можно игнорировать, извиняться нужным считать не надо, да и гордыню надо подкормить.
- А в каком ТАКОМ тоне? А ты почему на мою маму, которая тебя старше, орать себе позволила?
И трубку положила. Не понравилось это Наталии, что люди свое чувство собственного достоинства и свои личностные границы отстаивают. Какое они право имеют?! Это ей, Наталии, определять, кто какого отношения достоин, а они этот вердикт принять должны смиренно. Ну, Наталия-то в долгу и не осталась. Дочка Гали в силу своего воспитание ни звонок, ни разговор от матери не утаила. Та, через какое-то время сестре и позвонила. А в ответ получила обвинение в краже. И трубку бросили. Правильно. А нечего здесь чувство собственного достоинства отстаивать, если его другие не имеют.

Худо-бедно так время и шло, дочки у Наталии росли. Вот уже и старшей Настеньке в институт поступать надо. Обязательно в институт! В медицинский! Хватит, настрадались! Ущемленными себя начувствовались по сравнению с семьей двоюродного брата-врача-профессора. Настенька с репетиторами занималась, вот где дедова квартира пригодилась. Экзамены-то вступительные сдала, да тройки помешали нужный балл пропускной-проходной набрать. А здесь фея заморская-тетка двоюродная из Германии приехала. Она-то женщина упорная, пробиваться в жизни привыкшая. Посадила она Настеньку перед собою и спрашивает:
- Я тебе помогу, если ты мне слово крепкое дашь, что, когда мне помощь нужна будет, ты мне поможешь. Согласна?
- Да, согласна, - обрадовалась Настенька. Привыкла она, что слово свое держать не всегда обязательно, это сколько еще времени-то пройти может, да и мама всегда выход найдет, как дочку от неприятных обязательств оградить. А мечта вот она, рядом.
Неделю тетушка-фея купеческий город с ног на голову переворачивала, все свои связи подняла, деньги большие заплатила, обещанное выполнила. Кого, из тех, кто честным путем мог врачом стать, из списков выкинули, нам не ведомо, то в 2001 году было.

И пошла учеба. Ну как учеба? Учеба со страховкой: чуть где трудно, недоучено дядюшка-профессор всегда рядом, договорится, все уладит. До 6 курса все так и шло. А в начале 6 курса отправили студентов сердечки детей-школьников обследовать. И все. Поняла Настенька, что диплома-то куплено-схваченного в работе маловато будет. Ну, год-то еще оставался, бросилась наверстывать. Все, что смогла.

Семья-то головы опять поприподнимала. Вроде даже с семьей Гали помирились. Правда, виниться-то не пришлось, к ним шаги на встречу сделали. Только как потом жизнь показала не искреннее это перемирие было. На похороны Гали, обвиненной-оклеветанной в краже, из всей семье только Наталия пришла. Остальным, кому очень душевно больно было кладбище посещать (хотя в отношении других родственников это нисколько не помешало), кому некогда, в институтах занятия... Правда, не пойти в институт, потому что дождь идет, это можно было, а пропустить занятия из-за того, чтобы с человеком проститься, - это ни-ни. Здесь и чувство долга, и искренность сопереживания, которых в последующем от других требовали, проявились. А чего ж на последок-то еще оскорбить не попытаться, на том свете уже не достать.

А там пришло время и фее-тетке ответную услугу оказывать. Мать старуха у нее в купеческом городе осталась. Силы уже уходить стали и болезни все чаще одолевали. И хотя родной сын старухи с семьей недалеко жил и внучка родная, но фея-дочь хотела, чтобы либо ее мать в другую семью забрали, либо кто поселился с ней. Только Настенька очень не хотела в этом участвовать и мать Наталия ее поддерживала. Как посмела эта сестра с семнадцатилетнего ребенка такое слово взять! Подумаешь, услугу оказала! А она, Наталия, сколько всего всем сделала! Пометались, как обычно, кого бы подставить, из кого жертву сделать, в ком бы чувство вины и долга вызвать, кого свои обещания отрабатывать заставить. Уж больно хотелось все на дочку Гали повесить. А что? Она одинокая, чего ей в жизни хотеть-желать, пусть чужие обещания и чужие полученные услуги отрабатывает. А дочка-то Гали опять свои личностные границы стала отстаивать, манипуляциям не поддаваться, возмущаться: "Это с какой стати? А когда моя мама умирала, около нее никто кроме меня не сидел! На ее похороны не все сочли нужным прийти, дань уважения отдать. Я тетке никаких обещаний не раздавала. И вообще, я еще не отчаялась свою семью создать, а не поприщу сиделки себя посвятить." Отказалась, короче.

В итоге старушка почти год брошенная оказалась. Все боялись к ней приближаться, как бы под раздачу не попасть, то есть под манипуляции. А в конце весны-начале лета Наталия начала бурную деятельность имитировать, как будто все время около старухи и была: приезжать стали, пару раз даже переночевали. Правда, от манипуляций другими людьми не отошли. Галина дочка позвонила старушке, с днем рождения поздравила, еще позванивала, а потом спросила, навестить-то, мол, можно? Та не возражала, говорит, ты с Наталией договорись, вместе приедете. А Наталия, как всегда, схитрила, проститься не дала. В последний день около старухи Настенька оказалась (до этого не ездила, но как там говорится про бога и шельму?). Перепугалась, стала вызванивать дядю-профессора-сына старухиного. Ан нет, телефон отключен. В панике позвонила Галиной дочери. Галина дочь нашла куда позвонить, чтобы пропажу найти. А может и зря, как потом жизнь показала, тогда надо было сделать так, чтобы хлебнул каждый по судьбе.

Прошло еще несколько лет. И пришла беда страшная к Галиной дочери. Даже нет, не сама пришла, а привели ее лихие люди-злодеи, среди которых опять и Настенька, и ее мать Наталия оказались. Уж больно они позавидовали, что дочь Гали работой своей скромной очень довольна была, общению с людьми радовалась, над трудностями своими шутила. Жила она не замечала почти семь лет того, что рядом делалось. А как замечать начала что-то неладное, так ей расправу приготовили лютую. Жертвы от своих травм - они как вампиры, хиреют, когда никого укусить не могут, силами подпитаться, жизнь испоганить, себе подобных сделать. Вот и ее семья с детства травмированной жертвы Наталии "укусила" (и травму нанесли психологическую силы немереной, и физическое насилие применили, и от врачей с полицией все скрыли, и манипулировать стали, от нее самой информацию замалчивать о лиходеях и их целях, угрожать оглаской всего и клеветой, и расправой). Как в свое время ее мать Галю "укусили"- в краже обвинили. Только там цветочки были, человека только душевного покоя и равновесия лишили, душевную боль от непонимания за что так причинили. Правда, так лишили, что до болезни страшной дошло. А здесь и грязью облили, и оболгали, и обокрали, и силу применили физическую и психологическое насилие учинили, чтобы человек нигде ни помощи, ни поддержки не нашел. Укус-травма развивались как по писанному. Сначала после такой травмы Галина дочь потеряла свою работу и друзей, боль и одиночество не в счет, это понятия иррациональные, их не потрогаешь-не пощупаешь-не оценишь, а потом ее стали избивать соседи. Один раз избили, дело на тормоза спустили, а ей и настаивать-то было стыдно-неудобно. Конечно, после травмы-то границы проломлены. Через полтора года еще раз избили, до сотрясения, до больницы. Опять за помощью обратилась к властям, все положенное прошла-сделала, а дело опять заминают. А через два с половиной месяца после сотрясения ее опять избили, не короткое время били в подъезде средь бела дня, с удовольствием били, с полной уверенностью в безнаказанности били, по лицу били, по голове били, по носу били, по глазам били. Окружающие люди вид делали, что ничего не знают, ничего не видят, криков о помощи не слышат. В больницу дочка Гали не пошла больше. А что толку лечить синяки от побоев, если избиения так и будут продолжаться. Только у судебных медиков решила все до конца фиксировать. И заявления в теперешнюю полицию всегда подавать. И жалобы на их бездействие и в прокуратуру писать и их начальству. Очень не хотелось Галиной дочери тоже жертвой остаться. Не выдержала, слабину дала - отправила семье травмированной жертвы Наталии, то есть Настеньке, СМСки, высказав все, что думала об избиениях, с чего все это началось, об их роли в этом изуродовании-насилии. А в ответ получила, мол, ты не вякай, мы к людям обратимся, скажем, что ты общественно опасная, и квартира нам твоя не нужна (так вот, где собака порылась, дело-то изначально все-таки в зависти к квартире было!), а напоследок от имени всей родни заявила: "И родственников у тебя больше нет." Ну, Галина дочь про себя добавила, что родственников у нее никогда и не было. Зря она тогда, во время травмы об этих подонках промолчала, родней считала, добиться может ничего и не добилась бы, но хоть огласке беспредел предала бы.

Галина дочь за себя постоять постаралась, на психологическое насилие, манипулирование страхом не поддалась, а по мелочи кое-чего и добилась. И с соседями, и про травмированную семью с оглаской к людям обратилась.

Только вот укусить при случае теперь тоже может.

__________________________________________

* Сага - жанр древнеисландской литературы - исторические рассказы главным образом о родовых распрях (т.н. родовые саги). Большинство записей САГ относится к 13 в. (Крупнейший сборник онлайн-словарей Onlinedics.ru).