Зайчиха в капкане

Зайчиха угодила в капкан.
Это произошло, как многое в нашей жизни, очень даже некстати, так как она готовилась жить дальше, причем, быстро, ловко и хорошо. Она собиралась жить дальше по привычке, но сейчас вдруг поняла, что дело не в привычке, а в том, что она очень, очень, очень хочет жить! Шерсть у нее восстала от страха, её передёрнуло. Жить бы и жить, а тут капкан, который сулил лишь одно: смерть.
Зайчиха в мгновение ока завяла, как цветок без воды. Если б мы её увидели в этот момент, было б жалко на неё смотреть: она стала спутанным комком белой шерсти, воющим от жуткой боли, потому что капкан сообщал невыносимую боль. Этот кричащий от боли комок шерсти еще и барахтался вокруг места крепления капкана, капкан же был привязан к дереву железной мелкой цепью.
Когда прошла первоначальная боль, зайчиха начала лихорадочно думать, что делать. Можно было бы опустить руки и смиренно ждать смерти в лице человека или еще кого-то, скажем, прохожего волка. Но это было не в характере зайчихи, нет, смерти она не хочет и ждать ее смиренно не будет! Стала зайчиха искать способа избежать смерти.
Можно было бы перегрызть дерево и уйти с капканом, но это был не выход, потому что прежде всего надо было избавиться от капкана. Его не разжать. Остается лишь одно: отгрызть свою лапу, защемленную капканом.
Надо быть спешить. Зайчиха начала отгрызать свою лапу. Мясо далось легко, с костью пришлось повозиться. Мешала боль, но жажда жизни оказалась сильнее боли! Несчастная лапа осталась в капкане, а зайчиха вскоре оказалась без одной лапы. Ртом, полным собственной крови, она стала зализывать рану. Это заняло несколько секунд, кровь была остановлена, рана затянулась тонкой пленкой.
Освобожденная зайчиха побежала, но тут же сковырнулась, стала барахтаться в снегу, еще не поняла, как можно бежать, опираясь не на четыре, а лишь на три точки опоры.
Пока разбиралась с бегом, угодила в пасть волка.
Волк был бирюк, сжал шею зайчихи своей мощной челюстью, окончательно задушить её, перегрызать её дыхательное горло не захотел, потому что успел заметить, что зайчиха необыкновенная, трехлапая.
И что-то было в ней такого, что тянуло волка к ней, привлекалось и утоляло в нем тоску.
А зайчиха очнулась в пасти волка и пожалела, что очнулась, потому что угодила в пасть самой своей смерти и очень даже скоро уснет навсегда. А она не хотела умирать, это не входило в её планы.
Тогда зайчиха прохрипела волку:
– Волк, ты одинок, я вижу. Тебе нельзя меня есть, потому что я могу вылечить тебя от одиночества.
Волк очнулся и выпустил зайчиху из пасти. Зайчиха, освободившись, хотела было дать дёру, но остановилась и стала говорить – словно петь:
– Тебе бы перестать думать только о себе и, причем, много думать о себе. О себе главном среди мелких, о себе голодном, алчущем. Надо стать проще, увидеть в себе просто волка, без претензий и гордости, мол, царь полей и лесов. Никакой ты не царь полей и лесов, ты просто волк, едящее и бегающее существо. А как поймешь, что ты ординарен и прост, так ты сразу сдуешься, станешь нормальным волком, а не волчищей. И тут же потянешься к другим волкам, и они ответно потянутся к тебе. Не отталкивай не только волков, но и других, например, зайцев, они ведь тоже люди. И одиночества у тебя поубавится, и ты станешь немного счастливым. Мы ведь в одиночестве рождаемся, в одиночестве потом умрем к праотцам, а проживать жизнь в одиночестве нельзя, это противоестественно! Вон гордыня, вон обиды, вон предвзятость! И думай о других только хорошо! Вот и не станет одиночества!
Волк слушал, слушал зайчиху, а сам предвкушал её съедение, так как он был голоден. Но вместе с тем не настолько голоден, чтобы съесть тут же и сразу. Нет, ему еще чего-то хотелось. Он посмотрел на зайчиху и ему, странно так, захотелось с ней секса. Очень давно у него не было связки, он даже во сне стал видеть самку, открывающую ему своё лоно. Он подумал: «Кто этот заяц? Самка или самец?».
Протянул лапу и пощупал у зайчихи между ног, оказалось, что это зайчиха. Волк же был самец. Естественная плоть у волка поднялась, приятно зазудилось у него в этом месте. Тогда, недолго думая, волк пристроился сзади к зайчихе и попытался воткнуть свою естественную плоть в ее половую щель (протянул лапу и нащупал ее).
Плоть немного вошла, но зайчиха так закричала от боли, тут же попыталась вырваться из цепких лап пристроившегося сзади волка. Но тщетны были её попытки, волк цепко держал ее, а сам тем временем начал свой сексуальный танец.
Зайчиха, волк, говорят, несовместимые существа. Но секс их почему-то спаял воедино. Сексуальный танец волка передался зайчихе, и они начали парный танец. Поступательные движения волка служили музыкой зайчихе, она с этой музыкой вступала в резонанс и испытывала колоссальное удовольствие! К тому же трение плоти волка внутри ее щели добавляло ей еще одно колоссальное удовольствие! Получалось колоссальное удовольствие в квадрате!
А волк просто весь с головой погрузился в невиданное удовольствие! Трение его плоти внутри щели, а также видимое наступательное движение своего таза, ответное видимое движение таза зайчихи, жар и приятный дым в голове, – все сладко смешалось в нём и поднимало его вверх, на облако или в синь неба, где солнце и захватывающая высота!
Странно, успела подумать зайчиха, страх смерти быстро сменился у меня колоссальным удовольствием в квадрате! Как такое может быть?!
Когда у волка начался пик страсти, парный танец волка и зайца принял вид радостной лихорадки, продолжавшейся не очень долго. Вскоре волк замер, зайчиха же еще некоторое время продолжала свою часть сладкой лихорадки. Потом и она замерла. Волк и зайчиха откинулись в разные стороны и предались послесексуальному отдохновению.
Когда через несколько минут волк поднялся и притулился к зайчихе, она, дрожа неудержимым страхом, все ж таки преодолела свой страх и ответно притулилась к волку, который не просыпался и потому этого всего, что творилось с зайчихой, не заметил. Когда у зайчихи не осталось ни капли страху, она вдруг почувствовала себя счастливой!
Нельзя было не почувствовать себя счастливой, так как она резко сменила лапы смерти на сладость любви и счастья! И у кого это последнее? У самого волка, природного ее врага и хищника! Такое нельзя специально выдумать!
Волк вскоре проснулся окончательно, его остро мучил голод, открыв глаза, он сразу увидел и услышал носом – зайца! Хотелось тут же наброситься на него и утолить голод.
Но в памяти всплыла зайчиха – его любовь и нежность! Два чувства стали бороться в волке не на жизнь, а на смерть: чувство голода и чувство любви! Какое из них победит?!
Победило чувство любви!
Он с этого времени стал с зайчихой одним целым.
Слушаться волчьего сообщества ему не приходилось, так как он был бирюком, волком без стаи. Однако все равно косые взгляды в сторону его симбиоза с зайчихой замечались. Он на это не обращал внимания, так как такие укоры были не чувствительны. Будь они чувствительны, ему бы пришлось достигать компромисса с волчьим сообществом, а поскольку они не чувствительны, волк игнорировал общественное мнение, запрещающее волку жить одной семьёй со своей потенциальной жертвой.
Жить одной семьей с жертвой – необычно. Так необычно, что он иногда в сердцах восклицал: – Милая, я тебя так люблю, что готов тебя съесть!
Готовность съесть предмет своей любви – стал критерием его любви: чем сильнее хочется съесть предмет своей любви, тем сильнее его любовь!
Но все равно приходилось сдерживать себя, так как фраза «я готов тебя съесть» была отнюдь не метафорой, имела не переносное, а самое прямое значение.
Но дабы случайно не сдержаться, он ходил в поле и давил других зайцев, или иную живность, а зайчиха щипала траву и кору. А поскольку их земля была территорией ее любимого волка, никогда у нее не было встречи с чужим волком или с кем-нибудь еще.
У них было счастье.
Пусть и разбавленное внутренним страхом – у зайчихи, а у волка – внутренним превосходством, но все-таки счастье, ими прежде не виданное и не слыханное.
Но потомства у волчьего-заячьего семейства не было. Прошел год, другой, пятилетие. Тоскливо стало их счастье.
Сходили они на приём к сове. Та высказала вердикт, не терпящий инакомыслия: волк и зайчиха полностью несовместимы. Не удовлетворил ответ молодую чету, они стали думать пойти к кому-нибудь еще, чтоб все-таки найти выход из тупика, поскольку семейная жизнь без детей – самый настоящий тупик и бессмыслица.
Пошли к медведю. Тот посмотрел на молодую чету и сказал:
– Ты, – он показал на зайчиху, – боишься его, – он показал на волка, а ты, – он показал на волка, – считаешь себя выше её, – он показал на зайчиху. Если хотите детей, вам нужно преодолеть страх и гордость. У вас появятся дети сразу, как только вы почувствуете, что равны друг другу. Только любовь и равенство плодят детей, – так говаривала моя мама, известная повивальная бабка в округе.
– А как мы можем преодолеть страх и гордость? Подскажите путь, способ, рецепт. – воскликнул волк, почувствовав, что этот медведь им может помочь.
– Равенство – это когда один считает не себя, а другого выше себя, другой же приписываемую ему вышину не берет себе, а передает другому, и так далее эстафетно. Никто себя не считает высшим, всякий видит другого выше себя. Такая всеобщая скромность может дать результат под названием равенство. Равенство или отсутствие гордости. Вам надо забыть о себе – как о чем-то высоком, гордом, самомнительном, уникальном, неповторимом, а все, что вы прежде думали о себе – перенести на другого, стать так думать о другом, как вы прежде думали о себе. Как только вы перестанете думать о себе, перенеся своё «я» на другого, любимого, так сразу же уйдёт из вас страх, потому что страх – от эгоизма, точнее, от эгоцентризма, от многого думания о себе, от гипертрофированной самооценки, от того, что вы считаете себя как бы пупом земли. Так что, – заключил медведь свою речь, – вам нужно внутренне перестроиться, измениться, преобразиться. Только тогда будет дитё – как результат.
Зайчиха и волк задумались, ушли молчащими. Что между ними и внутри них происходило – неизвестно, но через два-три месяца зайчиха забеременела, а еще через такое же время разродилась семью живыми существами, трое из которых родились зайцами, а четверо – волками. В одной семье и такие разные существа.
Не было метисов: либо чистокровные зайцы, либо чистокровные волки. От этой необычной семьи плакала округа, потому что они имели семейное представление о том, какие они волки, и что есть особенного в зайцах, имеются в виду слабые их стороны, на которые можно давить, либо которые можно затушевать.
Вот такая семья началась с капкана, в который попала зайчиха, а потом встретила волка, который был одинок и голоден в обоих смыслах, и между которыми вспыхнула любовь не равных, а разных.
Сказать бы, чтоб не попадали в капкан, но ведь наша жизнь вся – капкан, вернее, капканчик, капкан или капканище, который никак не минуешь. Не вообще не минуешь, а свой капкан не минуешь. Так что я промолчу лучше. Упомяну лишь о любви неравных, которая их все-таки уравнивает.
                4 октября 2015 г.