Войны больше не будет, Мирослава

Помещение наполнялось людьми. Уровень за уровнем она  неуклонно двигалась по лабиринтам лестниц то вверх, то вниз, то выходя на очередной этаж, чтобы увидеть толпы вновь прибывших,  то оказываясь на площадке открытого лифта, который медленно скользил вверх, показывая людское течение вокруг, освещенное электрическим  тревожным светом. В начале она еще помнила, что зашла в библиотеку за какой-то книгой, теперь пространство разворачивалось перед глазами фантастическим торговым центром, с путаными переходами, лестницами, лифтами, незнакомыми людьми. Никого, кроме себя, она здесь не узнавала. 
Наконец, она попала в зал, похожий на кинотеатр:  множество сидений, выстроенных в ряды, полутьма, люди собирались, словно на сеанс, группами, переговаривались,  о чем –  неслышно, невнятно, смутно. Она  осмотрелась и увидела на своем ряду человека, который что-то держал в руках. Повинуясь импульсу, она приблизилась к незнакомцу, нагнулась, чтобы лучше рассмотреть то, что было у него в руках. Перед глазами возник светящийся экран, похожий на монитор ноутбука, черным аккуратным шрифтом – текст:

«Не рассматривай сбоку то, на что нужно глядеть в упор. Силы никогда не приходят сами, они приходят на зов. Пустяками сыт не будешь. Говори о том, что хочется, не жди, что придет сразу, но жди – и придет. Будь любопытным бережно. Снаружи никто не воюет. Обними свою смерть».

Дочитав последнее, она несказанно обрадовалась и, отойдя от человека, вдруг поняла, о чем говорили люди: в мире войны не бывает. В то же мгновение пространство раздвинулось до огромной комнаты, где вместо стен по всему периметру ширились окна, она вместе с людьми увидела незнакомый, но почему-то до остроты родной город с многоэтажными домами напротив через улицу, глядящими в пустое голубое небо, темные деревья внизу, тротуары, ни души на них. Внезапно чудовищно огромный белый самолет, раскинув неправдоподобно широкие крылья, тяжко и стремительно, едва не задев крышу ближайшего дома напротив окон, пролетел в дальние дворы. Она зажмурилась, сжалась вся, все живое и неживое затаило дыхание:  секунда, вторая, третья...  Взрыв, задрожала земля, в небо поднялся драконий черный столб дыма, но ближняя высотка скрыла от людей в комнате наступившую катастрофу. От ужаса внутри что-то оборвалось, она в отчаянии оглянулась: там, напротив, в молчаливый высотный дом из коричневых моноблоков летел второй самолет поменьше, но так же стремительно, неумолимо, неотвратимо. «О пожалуйста, нет!!!» – завопила она внутри, и перед столкновением самолет, словно услышав ее молчаливый крик, из последних сил рванул вверх, словно пытаясь перескочить через крышу. Слишком поздно... раздался взрыв, люди бросились на пол, она тоже – сверху посыпались стекла, камни, огонь ворвался в помещение.
...Рыдая, она шла по темной безликой улице, мертвые черные глазницы разрушенных домов смотрели на нее сверху угрюмо, безжалостно, окончательно. Она не видела – чувствовала убитых, раненых, искалеченный город, по которому прошлась дикой холодной пляской  смерть. И еще – вопреки опустошению и боли все ее существо дрожало от бешеного чувства близости, родства со всем миром, с теми, кто остался в живых, с теми, кого уже не было... «Боже, что я наделала, Боже, как же это, – шептала она, за ручьями слез не разбирая дороги. –  Я просто хотела... посмотреть... Боже мой, простите меня...»

 Подушка была вся мокра от слез. Она открыла глаза, все еще чувствуя огненную жалость, сбитую в крепкую пену печаль пережитого во сне. 
– Я больше никогда не буду воевать, – тихо сказала она кому-то в темноту. – Войны больше не будет. С этой ночи меня зовут... Мирослава.
– Да, –  кротко ответил кто-то из темноты.