8 дней, 9 ночей. Глава 14

[Глава 14]

Я смотрела на Настю влюбленным и полным нежности взглядом, в котором, вероятно, отражалось еще столько всего, что я и сама этого целиком не понимала. А она сидела напротив, не в силах сдержать улыбки. Наверное я выглядела слишком счастливой. Настолько, что даже готова была сиять ярким светом.
- Тебя совсем не печалит, что мы уезжаем? – спросила она, глядя мне в глаза.
Я перевела взгляд вдаль. Там, почти у самого берега Сены, над золотыми деревьями Марсового поля возвышалась величественная громада Эйфелевой башни. День выдался теплым и солнечным, и это место было поистине волшебным и умиротворяющим.
Мы уютно расположились в небольшом ресторанчике под открытым небом, наслаждаясь, возможно, последним теплым днем этой осени и, увы, последним днем пребывания в Париже.
Да, мы осуществили свою маленькую мечту. Пусть это и получилось сделать лишь в конце сентября. Золотая осень в Париже была прекрасна, и мы провели здесь целых пять чудесных дней. Всего лишь пять, но и этого было достаточно, чтобы набраться сил и приятных впечатлений.
Лето выдалось насыщенным, особенно его окончание, когда в августе заработал московский авиа-космический салон. На протяжении недели я в буквальном смысле жила на аэродроме летно-исследовательского института, на территории которого проводилась выставка. А потом, почти сразу после этого, была недельная командировка в Штаты, полная нудных совещаний по подведению итогов в заключениях контрактов.
Когда все закончилось, и я наконец вернулась домой, похожая на выжатый лимон, Настя, поглядев на все это, решительно велела мне как угодно перекраивать свой график, потому что в течение ближайшей недели мы улетаем в Париж.
- Я нисколько не грущу по этому поводу, - улыбнулась я, снова поглядев на Настю. – Эти мгновения останутся на всю жизнь, и это прекрасно! Да стоит ли грустить, если мы сможем вернуться сюда, как только захотим?
- Ты права, - согласилась она, поднимая бокал с рубиновым вином. – Это просто инстинктивное желание продлить прекрасные мгновения хоть немного… Я люблю тебя, Ксюша...
- И я люблю тебя, моя милая, - ответила я, и наши бокалы звонко соприкоснулись.
Поздним вечером, уже почти в полночь такси доставило нас к аэропорту Шарль де Голль. Обратно мы вылетали ночным рейсом.
Добравшись до первого терминала, мы прошли регистрацию на свой рейс, сдали багаж и, поглядев на билеты, отправились искать свой выход на посадку. Настя вполне прилично владела французским, и потому отыскать дорогу для нас не составило труда. Впрочем, все схемы и указатели были продублированы по-английски, и потому я и так была уверена, что мы не заблудимся. Аэропорт был очень большим и считался одним из самых загруженных в мире. Здесь мне бывать еще не приходилось. Даже прилетали мы сюда на другой терминал – поменьше…
- Нам вон туда, - сказала Настя, глядя на указатель. – Выходы с семидесятого по семьдесят восьмой.
- А у нас семьдесят третий?
- Да, идем.
Пройдя в нужную часть терминала, мы поднялись на посадочный уровень. Возле выхода «73» уже начинали собираться пассажиры, хотя до вылета оставалось еще около часа и посадку пока что никто не объявлял.
Настя отправилась за кофе, а я подошла к широкому окну неподалеку от нашего выхода. Отсюда отрывался отличный вид на летное поле, сверкавшее ночными огнями. Но мой взгляд привлек самолет, который уже ожидал нас, и к которому уже подкатывались сцепки из багажных тележек. Это был новенький «787» компании «Аэрофлот».
Припомнив, сколько было возни с поставкой этих самолетов, я подумала, что данная машина вряд ли еще успела совершить больше пары десятков рейсов.  К тому же это дальнемагистральный самолет, и используют его на таких недлинных маршрутах видимо исключительно для освоения перед серьезной и интенсивной эксплуатацией.
«Лайнер мечты»… Красивое, очень романтичное название. И мне была очень приятна мысль о том, что мы полетим домой именно на нем. Через несколько минут Настя присоединилась ко мне, предложив кружку ароматного напитка, и я поделилась с ней своими размышлениями.
Пока мы с ней говорили, любуясь крылатой машиной, по громкой связи объявили:
- Внимание! Начинается посадка на рейс двадцать четыре пятьдесят один компании «Аэрофлот», следующий по маршруту Париж – Москва. Пассажиров просят пройти на посадку к выходу семьдесят три.
Объявление прозвучало по-английски, после чего его повторили по-французски и по-русски. Мы с Настей переглянулись и, допив кофе, отправились к выходу.
К моему удивлению пассажиров оказалось немногим больше сотни, в то время как модификация «787-8» принимает на борт свыше двухсот человек. Странно… Может быть просто это не час-пик на данном маршруте? Однако раздумывать об этом всерьез я не стала. Мы с Настей предъявили свои билеты и направились к самолету по длинному посадочному «рукаву».
Шаги гулко отдавались в нешироком коридоре с прорезиненным полом, и я вдруг почувствовала, что мне стало холодно. Будто ветер подул из какой-то невидимой щели. Я поежилась, накидывая куртку поверх кофточки.
- Ты замерзла? – спросила Настя, заметив это.
- Так, слегка. Прохладно немного, - рассеянно отозвалась я, ощущая какое-то странное чувство тревоги.
- Когда поднимемся в воздух, закажи еще чего-нибудь горячего. Как бы не стало у нас с тобой традицией – приземляться в аэропорту и сразу с температурой падать! Ветер сегодня был все-таки сильный…
Да, ветер… Я немного зависла, с трудом переваривая эти ее слова и почему-то концентрируясь лишь на отдельных из них. Ветер… Аэропорт… Падать… Эй, я не хочу падать! Так не пойдет!
- Ты не слышала метеосводку? – еще более рассеянно проговорила я.
- Что? – переспросила она, удивленно уставившись на меня. – Прогноз погоды, в смысле? Где именно?
- Не прогноз – сводку… - машинально повторила я, и мы уставились друг на друга.
В Настиных глазах отразилось недоумение, а в моих, вероятнее всего, какая-то необъяснимая тревога.
- Ксюшик, что с тобой? – спросила она, приостанавливаясь.
Я помотала головой, сбрасывая какое-то легкое оцепенение.
- Ничего, - я поспешила улыбнуться. – Все в порядке! Просто так, мысли…
Настя приподняла бровь, слегка нахмурилась, но ничего не сказала, и мы пошли дальше. Коридор впереди делал небольшой поворот, после которого мы сразу увидели входной люк, возле которого стюардессы приветствовали пассажиров и указывали им на их места в салоне.
Подошла и наша очередь. Но переходя на борт самолета с металлической подножки посадочного «рукава» я вдруг оступилась и едва не упала… Настя успела меня поддержать. Выпрямившись, я что-то виновато пробормотала и внезапно осознала, что у меня немного кружится голова, а сердце отстукивает немного учащенный, беспокойный ритм.
- Вы не ушиблись? – спросила одна из стюардесс, поддерживая меня за локоть и при этом внимательно глядя мне в глаза.
Разумеется, техника безопасности. Она хочет убедиться, что я не пьяна и не под кайфом.
- Все в порядке, спасибо, - ответила я со скромной улыбкой. – Всего лишь каблук зацепился…
Тогда и она улыбнулась в ответ, взглянула на билеты и объяснила, где находятся наши места.
Я и так знала, где они находятся. Я знала этот лайнер не хуже любого из членов экипажа, включая командира. Но пройдя в салон я также знала еще одно – сейчас мне впервые пришлось испытать страх перед посадкой в самолет. И этому страху у меня не было никакого объяснения.
Мы с Настей прошли по проходу и заняли свои места почти в середине салона первого класса по правому борту. Я предложила Насте сесть возле иллюминатора, из которого было видно переднюю кромку крыла и часть массивного двигателя, а сама заняла крайнее место.
Усевшись, я огляделась по сторонам и наконец встретилась взглядом с Настей.
- Ксюшенька, что с тобой такое? – спросила она, придвинувшись поближе. – Ты была такой веселой и счастливой сегодня, а сейчас…
- Не знаю… - отозвалась я, опуская глаза и беря ее за руку. – Сама не пойму… Да не обращай внимания! Может я и правда заболеваю, потому и чувствую себя неуютно… Продуло, наверное, когда гуляли.
- Ну если так, то я с удовольствием поухаживаю за тобой, как ты это делала для меня совсем недавно! – ее глаза хищно сверкнули.
Я улыбнулась. Ее задорные, соблазнительные слова немного привели меня в чувство.
- Но ведь я ничего такого не делала, когда ухаживала за тобой! – несмело возразила я, глядя на нее с легким упреком.
- А я это сделаю, - спокойно ответила она, пожимая плечами.
- Ну и методы у вас, доктор! – я покачала головой, и оставшиеся до вылета полчаса мы увлеченно дразнились шепотом.
Когда капитан поприветствовал пассажиров, после чего загорелся сигнал «пристегнуть ремни», я уже была практически спокойна и, держа Настю за руку, провожала взглядом аэропорт Шарль де Голль. Самолет вырулил на исполнительный старт, свет в салоне погас, и в следующую минуту мы уже понеслись по взлетно-посадочной полосе. Набрав скорость, огромный лайнер мягко оторвался от земли и начал набирать высоту.
- Два девятнадцать. Взлетели почти без задержки, - Настя поглядела на часы. – Очень удобно, приземлимся как раз утром.
Я лишь покивала в ответ. Разница во времени составляла всего два часа, а лететь предстояло около трех часов… Да, если повезет, можем успеть проскочить до утренних пробок.
Самолет наконец выровнялся, заняв свой эшелон, и сигнал «пристегнуть ремни» погас. Я нажала кнопку для вызова и стала ждать стюардессу, а Настя тем временем включила освещение над своим креслом и извлекла из сумочки электронную «читалку».
- Чем я могу вам помочь? – раздался негромкий и вежливый голос.
Я подняла голову и увидела рядом с собой миловидную стюардессу.
- Принесите пожалуйста подушку и плед, - попросила я и тронула Настю за руку.
- Мне пока не нужно, спасибо, - улыбнулась она и добавила, когда девушка удалилась: - Устала? Хочешь спать?
- Да, есть немножко… - ответила я. – Подремлю, если ты не против.
- Разумеется не против! Тебе не мешает лампа?
- Нет, нисколько.
Когда принесли подушку и плед, я немного опустила назад спинку кресла, и Настя собственноручно, с нежностью и заботой укутала меня и поцеловала в щечку. Подушку я обхватила руками, а голову положила Насте на плечо… Так было значительно уютнее.
Мне казалось, что после своих странных тревог я не смогу уснуть нормально. Но прикрыв глаза, я через несколько минут почувствовала, что сон начинает овладевать мной. Я всегда хорошо спала в воздухе, а после стажировки, с множеством различных по продолжительности перелетов, это уже вошло в привычку. Вот и сейчас организм отреагировал будто по налаженной схеме, позволив отключиться от реальности и от каких-либо мутных мыслей.

***
Во время полета я никогда не видела снов. Не знаю почему, но так всегда получалось. Или же я попросту ничего из них не запоминала… Но не в этот раз!
Будто сквозь серый туман я видела, как девушка в оранжевой форме медленно идет по салону бизнес-класса, окутанного полумраком. Ее фигурка словно плыла по воздуху, чуть растворялась в нем и слегка колебалась, искажая свои очертания. В руках у девушки фонарик. Вот она останавливается, склоняясь над чьим-то креслом, говорит что-то, будто бы извиняясь, вглядывается в иллюминатор. Затем она включает фонарик и снова пытается что-то разглядеть там, за бортом, в непроглядной темной ночи. Она проходит дальше по салону, где кресла пустуют, и все повторяется – наклон к иллюминатору, внимательный взгляд, свет фонаря…
Я поняла, что это не сон лишь в тот момент, когда стюардесса, та самая, что поддержала меня за руку перед посадкой в самолет, коснулась моего плеча и тихо произнесла:
- Простите. Вы позволите?..
Туманная пелена, висевшая перед глазами, почти полностью пропала. Я зашевелилась, несколько раз моргнула, стараясь прогнать остатки сонливости.
- Да, конечно же… - пробормотала я, чуть подвинувшись.
Настя, которая к этому времени уже и сама успела задремать, тоже открыла глаза и непонимающе поглядела сначала на стюардессу, потом на меня.
Девушка снова, как уже делала это несколько раз, принялась разглядывать что-то за стеклом, где было очень темно, так что с трудом угадывались даже очертания предкрылка. Лишь изредка в темноте коротко моргали бортовые огни на невидимой отсюда законцовке крыла.
Через полминуты стюардесса, извинившись за беспокойство, направилась дальше по проходу, для того, чтобы по-видимому еще не раз повторить свои несколько странные действия. Я обернулась и проводила ее недоуменным взглядом. Два или три пассажира бизнес-класса, которые бодрствовали и над креслами которых горел неяркий свет, сделали тоже самое. В нашем салоне вообще было не более двадцати человек, и большинство из них уже давно мирно спали… Давно? Сколько мы уже в полете?
- Насть, который час? – спросила я, потому как часы из нас двоих носила только она.
- Ох… - она все еще была сонная и с трудом понимала, что вообще происходит вокруг. Впрочем, не она одна. – Подожди…
Она протянула руку, включая освещение и поглядела на часы:
- Без двадцати четыре… Но это еще парижское время.
- Спасибо… - отозвалась я, беспокойно оглядываясь по сторонам.
Значит мы летим уже примерно полтора часа. Интересно, где мы сейчас находимся?
- Что-нибудь случилось? – спросила Настя, и в ее голосе тоже проскользнула некоторая тревога.
- Пока не знаю, - сказала я, прислушиваясь к окружающим звукам и собственным ощущениям.
Все вроде было нормально. Самолет летел плавно, тихий и ровный шум двигателей не вызывал никаких опасений. Однако что-то было не так… Что-то неявное. На борту произошла нештатная ситуация, это точно. Но вот в чем она заключается? Ведь не просто так отправили стюардессу с фонариком…
Послышались шаги – девушка возвращалась. Когда я вновь повернула голову, она как раз появилась из соседнего салона и вскоре прошла мимо нас.
- Но хотелось бы это выяснить, - сказала я, расстегивая ремень и выбираясь из-под пледа.
Настя попыталась удержать меня за руку, когда я встала на ноги.
- Ксю, что ты задумала?
- Побудь пожалуйста здесь и не отстегивай ремень, хорошо? – прошептала я, мягко высвобождая запястье. – Пообещай мне.
- Ксения, ты меня пугаешь, - сказала она, покачав головой. – Что происходит?
- Это я и намерена узнать, - терпеливо ответила я. – Просто сделай, как я прошу, пожалуйста.
Она вздохнула и затянула потуже свой ремень. Настя была не тем человеком, кто станет метаться в панике и орать на весь салон, но ее вполне естественное беспокойство усиливалось, и мне очень не хотелось оставлять ее сейчас. Но я должна… Я чувствовала, что должна… И потому, задержав свой взгляд на ее прекрасных, несколько взволнованных глазах, я улыбнулась ей нежно и насколько могла естественно, хотя и сама уже чувствовала нарастающую тревогу.
Не слишком торопливо, чтобы не привлекать внимания, я пошла по проходу в сторону передней кухни, за шторками которой скрылась стюардесса. В отсеке кухни находились две девушки, одна из которых, та, что ходила по салону с фонариком, при моем появлении положила трубку внутренней связи на базу. Когда я вошла, легонько постучав по стенке переборки, они обе обернулись в мою сторону.
- Простите, - негромко сказала я, подходя ближе. – Вы не объясните мне, что произошло? Возможно я смогла бы вам помочь…
Девушка, исследовавшая что-то за бортом самолета, видимо была старшей бортпроводницей. Она держалась весьма спокойно и уверенно, улыбнулась мне и ровным голосом ответила:
- Нет никаких поводов для беспокойства. Пожалуйста, займите ваше место и ни о чем не волнуйтесь. Если вам что-нибудь нужно…
Но я прервала ее, решительно покачав головой, и вытащила из кармашка свое удостоверение, которое еще заранее достала из сумочки:
- Я работаю в «Боинге» и хорошо знакома с этим самолетом.
Вторая стюардесса тоже приблизилась. Они переглянулись в нерешительности и вновь уставились на меня.
- Послушайте, Юлия, - произнесла я, поглядев на пластинку, прикрепленную к ее форменному жакету, - мне хочется верить, что ситуация находится под контролем. Если так оно и есть, и если вы с полной ответственностью мне сейчас об этом скажете, то я готова немедленно вернуться на свое место и более не беспокоить вас вплоть до благополучной посадки в Москве.
Она была немного старше меня, но по ее поведению, а также и по самообладанию, я догадалась, что она летает уже не первый год и знает, как нужно поддерживать порядок на борту, знает о чем можно говорить и о чем стоит умолчать. Однако сейчас эта девушка заколебалась, видимо поняв, что я пришла сюда не из праздного любопытства и не ради того, чтобы поднимать панику на борту.
- Мы в точности ничего не знаем, - проговорила она наконец, поглядев сквозь щелку между шторами и убедившись, что я пришла одна. – Капитан просил посмотреть, не стекает ли что-нибудь с крыльев… Если обнаружится струя или брызги, нужно было немедленно об этом доложить.
- Утечка горючего? – спросила я, еще понижая голос.
- Прямо нам об этом не сказали, - девушка пожала плечами. – Просили лишь оценить обстановку.
- И вы ничего не обнаружили? – произнесла я, и сама догадываясь, что она ответит.
- Снаружи слишком темно…
Конечно, попробуй там что-то разглядеть. Днем это не было бы такой проблемой, но в кромешной тьме увидеть, не течет ли что-то из-под крыльев, практически невозможно.
- Пожалуйста, сообщите капитану, что я хотела бы с ним поговорить, - попросила я.
- Да, разумеется… - уже с готовностью стюардесса вновь взялась за трубку: - Капитан, на борту специалист компании «Боинг». Предлагает помощь… Да, хорошо. Сейчас…
Она кивнула мне и жестом пригласила пройти к входу в кабину пилотов. Когда я приблизилась, щелкнул электронный замок, блокирующий бронированную дверь, которая по правилам во время полета должна быть закрыта.
Пройдя в кабину, освещенную лишь многочисленными огнями приборов, я притворила за собой дверь и произнесла:
- Доброй ночи. Спасибо, что согласились принять меня…
Оба пилота оглянулись. Капитан, подвижный и энергичный молодой человек лет тридцати, и второй пилот, как ни странно, старше командира лет на десять, полноватый с широким добродушным лицом. Однако увидев меня, оба они нахмурились.
- Ух каких красавиц берут в авиастроительные компании! – заметил наконец второй пилот, поднимая брови, в то время как капитан уже отвернулся. – Сдается мне, Алексей, мы не на ту работу пошли…
- Зато в каждом рейсе можете любоваться длинноногими стюардессами, - парировала я, с досадой осознавая, что вряд ли они примут меня всерьез. – Давайте ближе к делу! Что случилось? Могу ли я вам чем-то помочь?
Второй пилот повернулся к капитану, а тот в свою очередь снова воззрился на меня.
- Вы в своей компании наверное профессионально варите кофе? – иронически произнес он. – Не обижайтесь, но я сомневаюсь, что вы в состоянии…
Раздался недлинный сигнал бортового компьютера, и капитан оборвал свою речь. Второй пилот склонился к приборам перед собой и сказал:
- Давление растет. Поднялось еще на два пункта.
Они переглянулись, я же в это время стояла молча, ища на экране бортового компьютера то, что не соответствовало нормам. И нашла почти сразу – сообщение о повышенном давлении масла в правом двигателе, а одновременно с этим – о падении температуры масла.
- Вероятно, это какая-то ошибка… - проговорил капитан и добавил, явно не обращаясь ко мне: - Полчаса назад компьютер выдал такое же предупреждение.
- Вы искали в справочнике информацию по этому сообщению? – спросила я.
- Да, но ничего не нашли, - капитан покачал головой. – Это ошибка компьютера. Температура масла в двигателе не может падать. Датчики в маслопроводной системе неисправны, иного объяснения я не вижу. Как и датчик уровня топлива в правом баке – он засбоил еще до вылета.
- Тогда почему стюардесса искала за бортом утечку топлива? – произнесла я.
- Расход, - сказал второй пилот. – Он увеличивается. Так тоже не может быть. Все системы работают нормально, двигатели не дали ни одного сбоя. Вероятно, это все же ошибка компьютера…
- Еще пятнадцать минут назад было сообщение о дисбалансе топлива, - произнес капитан. – Это очень странно. Раньше с этим сталкиваться не приходилось.
- Дисбаланс? – отозвалась я. – Сколько на борту горючего?
- В Шарль де Голле приняли на борт одиннадцать с половиной тонн в левый и одиннадцать и две десятых в правый, - капитан еще раз, видимо желая удостовериться, просмотрел бумаги и сверил их данные с показаниями компьютера. – Расход соответствовал пройденному расстоянию. Мы проверяли. При дисбалансе, согласно инструкции, рекомендован перепуск топлива. Но это не устранило проблему.
Я мысленно нарисовала себе схему самолета, расположение топливных баков, основные узлы топливной системы. И похолодела.
- Вы включили перепуск топлива, не убедившись, что нет утечки?! – воскликнула я, согнувшись и бросив взгляд на блок контроля топливной системы. Перепускной клапан был открыт. – При отказавшем датчике уровня топлива?!
- Признаков утечки не было, мы проверили все, как только могли, - сказал второй пилот.
Нервно сглотнув, я в каком-то оцепенении смотрела на них обоих. Нештатная ситуация была на лицо, но пилоты как будто бы и не подозревали об этом. Видя нетипичные показания бортового компьютера, они решили, что он ошибается и стали руководствоваться лишь имеющимися на борту техническими рекомендациями, которые в данном случае могли не только не помочь, но и усугубить обстановку…
И тогда я сделала то, что возможно не стоило бы делать, но интуиция подсказывала, что бездействие сейчас будет самой большой ошибкой в моей жизни. Я быстро протянула руку и нажатием кнопки прекратила перепуск топлива.
- Вы что себе позволяете?! – крикнул капитан, резко поворачиваясь ко мне. – Кто разрешил вмешиваться?! Немедленно выйдите вон!.. Михалыч, выгони ее нахрен отсюда!!
Второй пилот принялся расстегивать ремни. Я отступила назад, выставив перед собой руку.
- Не прикасайтесь ко мне! – произнесла я по возможности спокойно и холодно. – Я уйду сама! – и обращаясь к капитану, добавила: - А ты сделай еще раз расчет оставшегося горючего! И продолжай сливать топливо, чем так успешно и занимаешься уже больше четверти часа!
- Идиотка!
- Кретин…
Разблокировав дверь, я вышла в тамбур и в негодовании захлопнула ее за собой. Ноги подгибались, и я, почувствовав внезапную слабость, ухватилась рукой за переборку.
Ко мне поспешила старшая стюардесса вместе со своей помощницей.
- Господи, да что там у вас произошло?! – воскликнула она, стараясь не повышать голоса.
В ответ я лишь помотала головой, приложив ладонь к виску, в котором вдруг застучала тупая боль. Дышать от волнения было очень тяжело, и сердце гулко колотилось в груди.
Они вдвоем подвели меня к откидным сиденьям для бортпроводников и усадили меня в одно из них.
- Может быть что-нибудь успокоительное? – предложила вторая девушка.
- Не нужно, - проговорила я, прикрыв ладонями лицо и стараясь немного прийти в себя. – Со мной все нормально.
- Посмотри, все ли в порядке в салоне, - сказала Юлия, и девушка, кивнув, удалилась. – С вами точно все хорошо? – спросила она, когда мы остались одни.
- Да, - ответила я, вздохнув. – Кажется, да…
Тогда она достала из холодильника пластиковую бутылочку с питьевой водой и протянула мне:
- Вот. Попейте… Все будет в порядке. И я провожу вас к вашему месту, окей?
Сделав несколько глотков, я постаралась сделать все, чтобы успокоиться и взять себя в руки, но при этом почему-то была уверена, что сейчас, минута за минутой, утекает драгоценное время. И драгоценное топливо, возможно.
Повернувшись к стюардессе, я спросила тихим голосом:
- Юлия, сколько ваш капитан уже летает?
Она пожала плечами, немного удивленная, и ответила:
- На этом самолете недолго – он совсем новый, а до этого он три или четыре года летал на семьсот шестьдесят седьмом. Еще раньше, кажется, работал на недлинных маршрутах, на небольшом «Аэробусе». Я точно не знаю, но не волнуйтесь – он хороший пилот. Я летаю в его команде уже восемь месяцев, и никогда ничего…
- Скоро произойдет, - хмуро пробормотала я, прерывая ее. – Все это хорошим не кончится…
Она хотела было что-то сказать, но я поднялась и подошла к носовому запасному выходу, расположенному по правому борту, и поглядела в иллюминатор. Кромешная тьма медленно отступала, в густом предрассветном сумраке теперь угадывались очертания облаков. Некоторое время я безуспешно пыталась различить очертания земли.
- Понемножку, но уже начинает светать, - сказала я и снова повернулась к Юлии: - В эконом-классе много народу?
- Салон заполнен примерно наполовину, - отозвалась она.
Я немного пришла в себя и отдышалась, сердце вроде бы успокоилось, хотя коленки все-таки еще слегка дрожали. Поставив бутылочку с водой на столик, я решительно подошла к стюардессе и сказала:
- Найдется у вас еще один фонарик? Давайте попробуем еще раз все осмотреть…
- Вы думаете, что все серьезно? – произнесла она, услышав в моем голосе нотки отчаяния.
Сейчас мы тоже вряд ли что-то сможем обнаружить, но сидеть без дела, с чувством надвигавшейся неминуемой опасности было невыносимо.
- Да, - сказала я. – Самолету угрожает опасность. И если мы можем сделать хоть что-нибудь, чтобы ее предотвратить, то мы должны это сделать.
Она согласно кивнула, собираясь достать для нас фонари, как вдруг освещение в тамбуре заморгало и погасло, откуда-то снаружи послышался прерывистый шум, а затем почти сразу стих. И после этого самолет незамедлительно начал заваливаться на правый борт.
Что-то гулко покатилось по столу и со стуком упало на пол. Я ухватилась за спинку ближайшего кресла, а Юля вцепилась руками в переборку. Звонко раздался сигнал «пристегнуть ремни».
Самолет вскоре выровнялся, но я почувствовала, что он теряет высоту.
- Приехали… - проговорила я, встретившись с Юлей взглядами. – Минус один двигатель.
Она не успела ничего ответить – прозвучал сигнал вызова по внутренней связи. Девушка бросилась к трубке:
- Да, слушаю!
Я стояла совсем недалеко от нее и услышала, как в динамике раздался голос капитана:
- Юля, пусть все займут свои места! Отказал один из двигателей! Возможно придется срочно садиться… Да, и найди мне эту девчонку! Быстро тащи ее сюда!
- Все поняла, - ответила она, повесила трубку и обернулась ко мне: - Капитан просит вас зайти...
Не теряя времени, я поспешила к двери и, распахнув ее, снова вошла в кабину.
Сигнал тревожного зуммера работал не переставая. Глянув на приборы, я увидела, что обороты второго двигателя упали до нуля. Капитан сам держал в руках штурвал, и, судя по показаниям искусственного горизонта, нос самолета был опущен.
- Двадцать четыре пятьдесят один, - торопливо говорил второй пилот, видимо, вызывая диспетчерскую службу. – Отказал один двигатель. Не можем сохранять заданную высоту! Вынуждены уходить на девять тысяч! Запрашиваю срочную смену эшелона по курсу…
Я не слышала, что ему ответили, но через несколько секунд он повернулся к капитану и быстро сказал:
- Добро! Свободно.
Капитан бросил на меня короткий взгляд и произнес:
- Похоже, вы были правы. Расчет показал, что горючего в левом баке практически не осталось…
- Значит, все же утечка… - пробормотала я, нащупывая позади себя дополнительное откидное сиденье. – И где-то по правому борту…
- Да, - сказал капитан. – Когда перепуск был отключен, двигатель номер два выработал остатки доступного топлива и остановился. Сложно сказать, сколько мы пролетим на одном двигателе, но горючего до пункта назначения нам не хватит, это точно...
Вздрогнув, я помедлила немного и спросила с едва теплящейся надеждой:
- А центральный?
- Там пусто…
Ну разумеется – центральный топливный бак не заполняют при таких непродолжительных перелетах. Осознав это, я почувствовала, как похолодели пальцы на руках и ногах.
- Посчитай еще раз, - сказал капитан второму пилоту. – Нужно знать, сколько мы еще протянем.
Тот принялся за очередной расчет количества топлива, а капитан добавил, повернувшись ко мне:
- Извините… Боюсь, что если бы перепускной клапан остался открытым, мы к этому времени уже остались бы без обоих двигателей.
Скривив губы, я покачала головой и произнесла в ответ:
- Лучше скажите, где мы сейчас находимся?
- В сорока километрах от белорусско-российской границы.
- И где вы планируете совершить посадку?
- До Минска мы уже не долетим… Есть вариант поворачивать на Витебск, или же продолжать идти в сторону Смоленска.
- До Смоленска выйдет короче, - вставил второй пилот, отрываясь от расчетов. – Я только что проверял.
- Паш, ты лучше считай, считай…
- Там есть аэродром, способный принимать самолеты такого класса? – с сомнением спросила я.
- Нет, но других вариантов все равно не будет, - отозвался капитан. – Смоленск-Южный – небольшой аэродром для спортивной авиации. Смоленск-Северный – военный аэродром, принимающий гражданские самолеты только по специальному согласованию.
- А сигнал бедствия не является достаточным основанием для посадки на этом аэродроме? – с ноткой язвительности в голосе спросила я.
- Разумеется является. Это единственная достаточно длинная полоса на нашем пути. Две с половиной тысячи метров будут очень кстати, если мы останемся без последнего реверсора и, что еще опаснее, без гидравлики, - он потянул на себя штурвал, выравнивая самолет и сказал в микрофон, включив радиосвязь: - Двадцать четыре пятьдесят один. Вышел на девять тысяч. Запрашиваю срочную посадку. Топливо на исходе. Повторяю, топливо на исходе, прошу посадку…
Капитан, похоже, включил громкую связь, чтобы я могла услышать ответ диспетчера:
- Смоленск-север, подход. Двадцать четыре пятьдесят один, видим вас на радаре, удаление сто пятьдесят… На сколько вам еще хватит топлива? Можете удерживать текущую высоту?
Второй пилот торопливо протянул капитану результаты своих расчетов.
- Двадцать четыре пятьдесят один. Топлива осталось ориентировочно на двадцать минут. Удерживаю высоту, пока есть тяга. Жду указаний, прием!
Я нервно сглотнула, бросая взгляд на указатель воздушной скорости. На одном двигателе и на этой высоте, которую теперь придется понижать для захода на посадку, мы можем попросту не долететь до аэродрома и не успеть выйти на курс для посадки. Мурашки побежали по спине при этой мысли, и я нервно стиснула пальцы, стараясь ничем не выдать своего волнения.
Через несколько мгновений мы уже услышали ответ диспетчера:
- Смоленск-север, подход. Двадцать четыре пятьдесят один, снижайтесь до шести с половиной. Левый поворот на два восемь пять. Следуйте этим курсом, мы освободим для вас коридор.
- Двадцать четыре пятьдесят один. Снижение до шести с половиной, поворот на два восемь пять, подтверждаю, - капитан начал поворачивать самолет на заданный курс. – Паша, что там у нас?
- Высота восемь девятьсот, воздушная скорость пятьсот семьдесят. Плавно снижаемся. Сигнал посадочного маяка наблюдаю. Рассчитываю выход на глиссаду…
Пока они переговаривались между собой, спешно решая вопросы предстоящей посадки, я немного пришла в себя. Видя, что экипаж держит ситуацию под контролем, я решила, что находиться в кабине и докучать своим присутствием более не стоит. Я вряд ли могла еще чем-то помочь. Самолет был в пригодном для полета состоянии. Лишь топливо, необходимое для успешного осуществления этого полета, стремительно убывало, и с этим поделать уже ничего было нельзя. Главное долететь… Посадка с одним отказавшим двигателем – достаточно частное явление, и пилотов обучают, как нужно действовать в такой ситуации. Потому мое присутствие здесь – лишний отвлекающий фактор.
Собираясь уведомить пилотов, о том, что намереваюсь их покинуть, я приподнялась, но капитан вдруг спросил, обращаясь ко мне:
- У вас есть еще какие-нибудь идеи или рекомендации?
Я снова села и пожала плечами:
- Все что возможно вы и так делаете. Разве что на вашем месте я отключила бы автомат тяги и регулировала бы режим вручную, компенсируя асимметричную тягу. Так, возможно, удастся немного поберечь оставшееся горючее. Впрочем, эффект вряд ли будет значительным.
- Возможно, - капитан кивнул. – Вы случайно не пилот? Как вас зовут?
- Ксения, - отозвалась я. – Нет, я не пилот. Вообще моя специализация – это системы безопасности аэронавигации. Но я стажировалась на этом самолете в некоторых его испытательных полетах и знакома с принципами работы большинства бортовых систем.
- Что ж, спасибо вам, Ксения, - он повернулся ко мне. – Надеюсь, что все пройдет благополучно. Еще раз благодарю вас за помощь и прошу прощения за резкость.
- Не за что благодарить, да и не извиняйтесь, - ответила я. – Ситуация нетипичная и самолет совсем новый. Вы все сделали по инструкции… Теперь просто посадите нас как-нибудь помягче, и считайте, что разногласия между нами исчерпаны.
Он снова покивал:
- Идите в салон, мы сделаем все, что в наших силах, обещаю вам.
Поднявшись, я повернулась к двери, но в этот момент второй пилот уже пару минут с сомнением поглядывавший на показания бортового компьютера, заметил:
- Здесь что-то не так.
- Ты о чем? – капитан повернулся к нему, а я приостановилась и тревожно оглянулась.
- Датчик уровня топлива в левом баке. Он не меняет значения.
- Уверен?
- Да. С момента последнего расчета показания не изменились. Будто бы завис…
- И это означает… - начал капитан.
- Что эти расчеты не имеют никакой силы, - закончила я, подходя поближе. – Это очень странно, что оба датчика вышли из строя. Попробуйте перезагрузить систему.
Второй пилот выключил и снова включил соответствующий тумблер, отчего экран мониторинга топливной системы погас, а затем засветился снова. Показания по датчикам количества топлива в правом и левом баках были одинаковыми – ноль.
Я не могла поверить своим глазам, в ступоре глядя на прибор, и в это время раздался сигнал тревожного зуммера. Бортовой компьютер выдал сообщение о низком уровне топлива.
- Этого не может быть! – сказал второй пилот, качая головой. – На чем мы тогда летим?!
Новый частый сигнал зуммера заполнил кабину, и вместе с этим самолет слегка качнуло. Я отступила назад, ища за спиной откидное кресло и чувствуя, что пол слегка ушел из-под ног.
- Падают обороты двигателя номер один! – сказал капитан. – Тяги нет!
- Да неужели мы остались совсем без топлива…
Я поспешно села на свое место, и в этот момент кабина погрузилась в странную и непривычную тишину. Все приборы отключились, освещение погасло, не было ни одного звука, никакого шума, никаких сигналов… И я внутренне вся похолодела, понимая, что произошло то, чего я опасалась больше всего. Топливо закончилось, самолет превратился в гигантский планер.
А затем где-то что-то коротко щелкнуло и через пару мгновений часть приборов вновь засветилась.
- Мэйдэй, мэйдэй, мэйдэй! – донесся до меня голос капитана. – Аэрофлот двадцать четыре пятьдесят один. Отказали оба двигателя, перешли в планирование. Повторяю, отказ обоих двигателей!
- Смоленск-север, подход. Двадцать четыре пятьдесят один, вас понял! Удаление сто десять. Освобождаем для вас зону аэропорта, даю экстренный и аварийный приоритеты. Есть ли возможность контролировать планирование? Сколько человек на борту?
- Двадцать четыре пятьдесят один. На борту сто двадцать шесть человек. Псевдотурбина питает основные электро- и гидросистемы. Пока сохраняем контроль над планированием.
- Смоленск-север, подход. Принял, пятьдесят первый. Правый поворот на ноль шесть ноль. Плавно снижайтесь, следите за скоростью. Коридор ваш, полоса ноль восемь.
- Ноль шесть ноль, полоса ноль восемь, принял.
Пока происходили все эти переговоры, я, сверяясь с показаниями приборов, лихорадочно старалась посчитать, хватил ли высоты и скорости, чтобы дотянуть до аэропорта, но второй пилот управился с этими расчетами значительно быстрее меня.
- Должны дотянуть до полосы. Запас высоты и скорости достаточен. Сейчас на семи тысячах. На каждые десять километров будем терять по шестьсот метров высоты.
- Понятно. Следи за скоростью и уточни удаление до аэродрома, - сказал капитан и снова повернулся ко мне. – Сожалею, Ксения. Посадка обещает быть жесткой…
- Я догадываюсь, - пробормотала я в ответ, не чувствуя собственного сердца и осознавая, что быть может этот полет станет последним в моей жизни.
Однако капитан вел себя уверенно, и его твердый взгляд немного придал мне сил.
- Мы сделаем все, что возможно, - добавил он. – Вряд ли на испытаниях имитировали подобные ситуации, не так ли?
- Такого практически никогда не происходит, - сказала я, стараясь, чтобы голос при этом не дрогнул. – Но конструкция допускает планирование, а псевдотурбина будет питать системы от набегающего потока. По крайней мере самолет не лишился основных элементов управления…
- Это самое главное, - произнес капитан. – У нас нет права на ошибку. Шанс приземлиться есть только один.
- Я верю, что вы сможете… - сказала я, делая попытку улыбнуться.
- Если вас не затруднит, побудьте здесь на всякий случай. Перед приземлением вы успеете занять свое место.
- Да, разумеется, - ответила я, поднимаясь. – Я отойду лишь на пару минут.
- Конечно. И предупредите пожалуйста старшую бортпроводницу. Пусть начинают готовить салон к аварийной посадке.
- Непременно. Я скоро вернусь.
Капитан кивнул и снова принялся вызывать диспетчерскую службу, а я, поглядев вперед, через лобовые стекла кабины заметила, что над кучевыми облаками, сквозь верхушки которых сейчас летел самолет, забрезжил рассвет. И рассвет этот не сулил нам ничего хорошего.
Выйдя в тамбур и сделав несколько глубоких вдохов, чтобы немного успокоиться, я увидела стюардессу Юлю, которая уже спешила ко мне навстречу.
- Отключилось все электричество, - сказала она, подходя. – Я так понимаю, что мы лишись последнего двигателя?
- Да, это так, - проговорила я, но постаралась произнести это по возможности безразличным тоном и даже добавила, усмехнувшись: - Отчасти в этом есть и свой плюс – нам больше не нужно искать утечку. Если что-то и оставалось в баках, то теперь там уж наверняка пусто.
Юля задержала на мне свой слегка взволнованный взгляд, по которому я догадалась, что она подозревает будто я сошла с ума. Но убедившись, что это не так, она тоже горько усмехнулась.
- Нужно заняться подготовкой салона, - сказал она.
- Все будет в порядке, - ответила я. – Ничего еще не потеряно, у нас есть шансы на успешное приземление.
Верила ли я сама в то, что говорила? Не знаю. Вполне возможно, что я просто усиленно гнала прочь от себя тяжкие мысли о худшем сценарии. В любом случае, поддаваться бессмысленной панике я была не намерена, хотя и дрожала от сильнейшего нервного возбуждения.
Я прошла по проходу погруженного в полумрак салона к нашим с Настей местам. Тишина, царившая на борту, была страшноватой и немного угнетающей… Кое-где слышались чьи-то взволнованные голоса, кто-то привстал, пытаясь что-то спросить у сновавших туда сюда бортпроводниц.
Настя сидела в своем кресле, и ее беспокойный взгляд был устремлен в иллюминатор. Заметив меня краем глаза, она подняла голову:
- Ксюша… Где ты была? Что происходит? – проговорила она, протянув мне руки.
Я опустилась в кресло рядом с ней, сжимая ее руки своими пальцами и глядя ей прямо в глаза, тускло мерцавшие в этом густом сумраке.
- Осенний Париж был великолепен, - произнесла я, улыбнувшись ей насколько могла естественно.
Настя в шоке уставилась на меня, потеряв все слова, которые, возможно, готова была выпалить, потому как нервы ее понемногу начинали сдавать. Это было заметно, и это можно было понять. Так мы просидели с минуту или две, глядя друг на дружку не отрываясь, а в салоне самолета постепенно усиливался шум беспокойных голосов.
- Мы разобьемся?.. – наконец тихо проговорила она, видимо сумев на время овладеть собой.
Проглотив какой-то неприятный комочек, застрявший в горле, я собралась с силами и ответила, сильнее сжав ее руки:
- Даже если так оно и будет, стоит ли сильно из-за этого переживать? Разве есть что-то, о чем мы должны жалеть? Жизнь прекрасна, и все то время, что я провела рядом с тобой, было самым счастливым…
Она привлекла меня к себе и крепко обняла.
- Ксюшка, о боже…
- Успокойся, любимая, - прошептала я, с привычным наслаждение зарываясь лицом в ее пышные волосы.
- Я не боюсь, даже и не думай, - сказала она. – Я лишь не могу смириться с мыслью, что наше счастье закончится вот так… Резко и внезапно, в один миг… Я не могу смириться с тем, что тебя может не стать! Это какой-то дурной сон! Поверить не могу…
- Хотелось бы, чтобы это был всего лишь сон, - отозвалась я и вдруг вспомнила.
Я вспомнила один из своих ночных кошмаров, который пришел ко мне еще летом, на пикнике, на лесистом берегу чудесной и тихой речки. Я вспомнила, как увидела самолет, бесшумно обрушившийся с неба, и чем это закончилось для меня и для Насти. Озноб прошел по телу от мысли, что давний кошмар вдруг стал реальностью. В реальности он даже оказался намного страшнее.
Настя немного отстранилась, и я заметила, что она стала значительно спокойнее. Я не могла не восхищаться ей… Маловероятно, что внутренне она дрожит и трепещет также, как и я, но ведь теперь даже и  внешне она была серьезна и решительна! Я люблю ее… Безумно люблю!
- Ладно, - сказала она, переведя дыхание. – Объясни, что произошло? Я готова это услышать, не сомневайся. И я приму все как есть.
Отведя взгляд в сторону, я вдохнула и произнесла:
- Все до глупости банально. Закончилось топливо, самолет планирует.
- Как в самолете может просто так закончиться топливо?! – с ноткой протеста спросила она.
- Из-за утечки, из-за неисправности датчиков и из-за множества сопутствующих факторов, - ответила я, пожимая плечами. – Специальное устройство питает основные системы управления, и потому планирование управляемое. Мы снижаемся по направлению к ближайшему аэродрому… И даже с большой вероятностью не рухнем на землю раньше, чем достигнем полосы. Но успешно приземлиться без двигателей… Это очень и очень непросто, Насть, - я снова взглянула на нее.
- Что ты там столько времени делала? – произнесла она, немного помолчав. – Ты смогла чем-нибудь помочь экипажу?
Я виновато опустила глаза и уставилась на свои коленки, которые вроде бы перестали предательски дрожать. Рядом с Настей я чувствовала себя намного спокойнее и увереннее.
- К сожалению, я бессильна что-либо сделать… Лишь дала пару рекомендаций по контролю над самолетом. Возможно это мало чему поможет, но у меня здесь, в моем планшете, есть наиболее полная документация по семьсот восемьдесят седьмому. Сейчас я возьму это с собой и вернусь в кабину.
Настя беспокойно зашевелилась, когда я взяла свою сумочку и извлекла из нее планшетный компьютер.
- Ты уходишь? – тихо проговорила она, с тревогой глядя на меня. – Знаешь… Если произойдет неминуемое… Ну… Я хотела бы по крайней мере, чтобы мы были рядом друг с другом… Вот так.
Я взглянула на нее, пытаясь всеми силами скрыть свое отчаяние и не показать той боли, что пронзила меня насквозь при этих ее словах.
- Я тоже хотела бы этого, - сказала я после тяжкой паузы, которая потребовалась мне, чтобы набраться сил. – И перед приземлением я непременно вернусь к тебе! А дальше… Дальше, как повезет. Но пока есть хоть самая малая возможность повлиять на что-то, нужно сделать это…
Настя смотрела на меня с печалью в глазах, но возражать не стала. Она даже улыбнулась и проговорила:
- Декларацию Независимости, по-видимому, тоже писала ты.
Я непонимающе уставилась на нее, силясь сообразить, в чем тут суть, но она не стала дожидаться, пока до меня дойдет, схватила меня за руку и притянула к себе. А в следующее мгновение наши губы уже слились в безумно страстном поцелуе!
И я ответила ей со всей готовностью! Я вложила в этот поцелуй всю свою любовь, всю нежность и страсть, которые сейчас безудержно засияли во мне, затмив все остальные чувства и переживания! Пусть даже этот самолет обречен, пусть мы летим навстречу своей гибели и пусть этот поцелуй – последнее, что нам осталось! Но я ни о чем не пожалею и буду помнить, что если нам и предстоит сегодня погибнуть, то с осознанием того, как мы были счастливы вместе…
Никому в салоне самолета, терпящего бедствие, не было до нас дела. Да меня и нисколько не волновало это. Волновало лишь то, что сейчас этот поцелуй закончится…
И он закончился. Я отнялась от сладких губ и взглянула в любимые и прекрасные глаза.
- Я люблю тебя, - прошептала я, едва слыша собственный голос.
- И я люблю тебя, Ксюша…
С немалым усилием над собой, я сжала Настину руку, взяла планшет и встала на ноги. В проходе, через пару рядов впереди, стояла Юля и в недоумении глядела на нас с Настей. Может то, чему она стала свидетельницей, и шокировало ее сильнее, чем предстоящая аварийная посадка, но я не стала концентрировать на этом свое внимание.
Подойдя к ней, я произнесла негромко:
- У меня с собой технические данные по модели семь восемь семь. Возможно, это чем-нибудь поможет.
Она кивнула в ответ и сказала, немного помедлив:
- Да, да, конечно… Пройдите в кабину, капитан вас ждет.
И тогда я, больше не теряя времени, пошла по проходу в переднюю часть самолета.
В кабине, когда я вошла, царило оживление.
- Землю не наблюдаем, - говорил второй пилот в свой микрофон. – Высота пять четыреста, в зоне облачности.
- Вышка, северный. После выхода из зоны облаков доложите еще раз. В окрестностях полосы небо чистое, боковой ветер не более полутора метров в секунду.
- Двадцать четыре пятьдесят один, вас понял, следуем тем же курсом. Наблюдение продолжаем.
Тихо присев на откидное кресло и пристегнув ремень, я произнесла:
- Сколько осталось до аэродрома?
- Не более семидесяти, - ответил капитан. – Скорость растет. Часть механизации крыльев нам недоступна. Придется маневрировать, чтобы сбросить скорость.
Я открыла документацию по рекомендациям к посадке в нестандартных условиях и проглядев таблицы, проговорила:
- Рекомендованная скорость касания без закрылков и на одном двигателе – от двухсот шестидесяти до двухсот семидесяти.
- Уложиться в этот диапазон будет непросто, - капитан покачал головой. – Если перестараемся и сбросим больше, чем нужно, то рухнем раньше. Если же сбросить недостаточно, удар будет слишком сильным. Возможно разрушение фюзеляжа…
Я вздрогнула, представив, что из всего этого может получиться в итоге и лихорадочно размышляя о том, насколько безопасно Настино место в салоне при таком аварийном приземлении. А второй пилот сказал тем временем:
- Если дойдет до разрушения, то, возможно, пострадавших будет не так много… Топлива нет, потому не будет ни взрыва, ни пожара. В любом случае, при превышении посадочной скорости и без возможности использовать тягу двигателей, мы можем потерять стойки шасси, свалиться на брюхо и улететь с полосы.
- Постараемся не слишком превышать посадочную скорость, - резюмировал капитан, поглядывая на указатель воздушной скорости. – Наземные службы в полной готовности. Главное – выйти на полосу. Кругом лес.
За лобовыми стеклами были видны лишь туманные сгустки облаков, сквозь которые самолет летел уже несколько минут. Видимость была нулевой, и потому сейчас не было речи о том, чтобы визуально определить, где мы находимся.
Мы продолжали снижаться, непрерывно и неумолимо. В кабине стояла зловещая тишина. Лишь второй пилот периодически связывался с диспетчером, уточняя удаление до аэродрома. Ожидание неизбежного было настолько томительным, что я чувствовала – еще немного, и мои нервы начнут сдавать.
- Вышка, северный. Двадцать четыре пятьдесят один, как у вас дела?
- Двадцать четыре пятьдесят один, следуем через облачность курсом ноль два пять, высота три восемьсот. Видимость улучшается, повторяю – видимость улучшается.
- По данным наших радаров вам осталось до аэродрома около двадцати километров. Вы видите взлетно-посадочною полосу?
- Пятьдесят первый. Полосу пока не наблюдаю.
Мы выходили из облаков. Немного привстав, я увидела землю, лесистые островки, поля и извилистые линии автомобильных дорог. Окинув взглядом всю доступную мне панораму, я пыталась разглядеть полосу аэродрома. Но сделать это было несколько затруднительно – капитан, стараясь немного стабилизировать скорость, начал периодические маневры отклонения от курса, продолжая при этом аккуратно снижать самолет.
- Вижу полосу! – сообщил второй пилот. – Вот она, справа по курсу!
И мы все посмотрели туда, где на земле, будто покрытой сероватой дымкой, обрисовались очертания аэродрома. Вот и долетели…
- Двадцать четыре пятьдесят один, вижу полосу, - капитан сам вышел на связь. – Начал маневры по гашению скорости с последующим выходом в створ полосы ноль восемь.
- Принял, пятьдесят первый. Об изменениях ситуации доложите немедленно.
- Скорость продолжает расти, - заметила я, взглянув на приборы.
- Сейчас сделаем полный разворот, - сказал капитан. – Сбрасываем высоту и гасим скорость, после чего выходим на полосу. Ксения, как только я закончу маневр, идите в салон. Там больше шансов.
- Хорошо, - проговорила я.
- Может лучше зайти с другой стороны? На два шесть? – предложил второй пилот. – Получится более широкая петля, плавно сбросим высоту и скорость.
Капитан покачал головой:
- Это займет больше времени. Может подняться ветер, а для нас это критично. Будем садиться на ноль восемь.
И он повернул штурвал, немного опустив нос самолета, начиная последний сложный маневр перед посадкой.
Я затаила дыхание и вцепилась в сиденье своего кресла. Даже глаза прикрыла, пока самолет разворачивался и, как казалось, терял высоту со скоростью свободного падения. Когда с трудом управляемая машина медленно и неохотно выровнялась, я осмелилась открыть глаза и увидела вдалеке и чуть правее по курсу взлетно-посадочную полосу.
- Выпустить шасси, - скомандовал капитан, и второй пилот опустил рычаг на панели управления.
Я в этот момент уже собиралась пожелать им удачи и присоединиться наконец к Насте.
- Шасси выпущены… Нет, стоп! – услышала я тревожный голос второго пилота. – Два зеленых! Нет подтверждения фиксации передней стойки!
Господи, боже мой! Да что же за день сегодня такой!!! Я едва не застонала от отчаяния!
И в самом деле, этот рейс будто был обречен на бесконечные неудачи… Расстегнув ремни, я торопливо встала и, держась за спинку кресла второго пилота,  посмотрела на индикаторы фиксации стоек шасси. Так и есть – лампочка передней стойки не горела.
Капитан не повернул головы, не отвлекаясь от управления самолетом, но заметил глухим голосом:
- Прет нам сегодня по-крупному. Какие идеи? Время на исходе.
- Может лампа индикатора испорчена? – сказал второй пилот. – Сделаем тест электроцепей, посмотрим…
- Тест вряд ли сработает. Недостаточно энергии, - проговорила я, отыскав на верхней панели нужный тумблер. – Вы позволите? – и повернула его для включения теста электронных приборов кабины.
Обычно эта процедура позволяет выявить неисправные элементы приборных панелей – загораются все исправные индикаторы, и те, что вышли из строя, видно сразу. Ничего не произошло. Аварийное питание не обеспечивало энергией тестирование приборов кабины.
- Двадцать четыре пятьдесят один, - капитан снова вышел на связь с вышкой. – Выходим в створ полосы ноль восемь, высота две тысячи сто. Нет подтверждения о фиксации передней стойки шасси.
- Вышка, север. Пятьдесят первый, повторите! Отказ передней стойки шасси?
- Двадцать четыре пятьдесят один. Нет сигнала о фиксации, - сказал капитан. – Мы не знаем, вышло ли переднее шасси. Неисправность индикатора в настоящий момент установить не могу.
- Вас понял, пятьдесят первый. Подождите…
Перспектива удариться носом о бетонную полосу и тормозить с его помощью не слишком впечатляла. Я лихорадочно соображала, что могло произойти и снова потянулась за своим планшетом.
- Под нами отсек радиолокационного оборудования, - сказала я, торопливо поглядев схемы самолета. – В переборке, разделяющей его и нишу стойки шасси, есть окошко. Возможно удастся понять, вышла стойка или нет…
Второй пилот повернулся к капитану:
- А она права. Я попробую?
- Давай, - ответил капитан, кивнув.
Второй пилот поднялся со своего места, то же сделала и я. Мы склонились над люком в полу, неподалеку от входа в кабину, и вместе разомкнули крепления. Отложив крышку в сторону, мы поглядели в темный провал люка.
- Ладно, я спускаюсь, - сказал второй пилот и, усевшись на край люка, спустил ноги вниз.
Я тронула его за плечо:
- Подождите! Давайте может лучше я, а?
- Да ну брось, это уж не твоя забота, - сказал он, начиная спускаться. – Наткнешься там еще на что-нибудь. Не надо.
- Зато я как минимум раза в два тоньше, - заметила я, пожимая плечами.
Он только усмехнулся и исчез в темноте отсека.
- Вышка, север. Двадцать четыре пятьдесят один, - раздался голос диспетчера по радио, - к вам направляется один из «Су» тридцать четвертых, выполняющих тренировочный полет. Ребята посмотрят, что там у вас с передней стойкой. Как поняли?
- Двадцать четыре пятьдесят один. Понял вас, вышка, - ответил капитан.
- Пятьдесят первый, время прибытия борта до одной минуты. Связь на общей частоте.
- Понял, ожидаю! - повторил капитан, поглядывая по сторонам через стекла кабины.
Я тоже немного привстала, чтобы осмотреться и заодно понять, насколько далеко мы от посадочной полосы. Но самолет по-видимому сейчас не был повернут к ней носом, и разглядеть я ничего не смогла.
Признаться, нервы были уже на пределе. До посадки оставались считанные минуты, и мне было уже откровенно страшно! Я все больше склонялась к мысли, что в данный момент мне лучше быть рядом с Настей и покрепче держать ее за руку… Ведь если совсем не повезет… Она была права, когда говорила об этом. И я полностью была с ней согласна.
- Темновато, - донесся голос из люка, прерывая мои мрачные мысли. – Можешь дать фонарь? Возьми у стюардесс в тамбуре.
- Да, сейчас… - отозвалась я, поднимаясь на ноги.
Но в этот момент эфир начал быстро наполняться переговорами, и я на мгновение замешкалась.
- Беркут шесть. Гражданский борт наблюдаю. Азимут двести пятьдесят. Выхожу на параллельный курс.
- Вышка, север. Беркут шесть, подойти для визуального осмотра. Доложите о состоянии передней стойки шасси. Как поняли?
- Беркут шесть. Принял, начинаю сближение.
- Вышка, север. Двадцать четыре пятьдесят один, удерживайте текущее направление.
- Понял, вышка, - ответил капитал и, не поворачивая головы, громко добавил: - Эй, ребята, бросайте это дело! Военные подошли! Паша, вылезай оттуда, слышишь?
- Что там происходит? – снова услышала я голос второго пилота.
Ответить я не успела – тишина кабины нарушилась глухим рокотом, самолет слегка качнуло. Наклонившись вперед и поглядев в боковое окно, туда же, куда смотрел капитан, я увидела грозный силуэт здоровенной боевой машины, летящей параллельным курсом слева по борту. Воздушный тормоз бомбардировщика был поднят, нос слегка задран кверху.
- Беркут шесть. «Аэрофлот» двадцать четыре пятьдесят один, слышите меня? Передняя стойка шасси вышла не до конца! Повторяю, передняя стойка не зафиксирована! Как поняли?
- Понял вас, Беркут шесть, - отозвался капитан и мрачно поглядел на меня.
Я опустила голову и отступила назад. Вот и все. Подтверждение есть. Об относительно мягкой посадке можно забыть. Я нервно сглотнула, чувствуя, что уже дрожу каждой клеточкой своего тела.
- Проклятье, - пробормотала я в отчаянии.
Придерживаясь за края люка, в кабине показался второй пилот.
- Что-то мне подсказывает, что отрадного мало, - сказал он. – Остались без передней стойки, так?..
Я протянула ему руку, чтобы помочь выбраться.
- Идите в салон, Ксения, - сказал мне капитан. – Там меньше вероятность пострадать при ударе. Садимся через три минуты.
Снаружи рокот стремительно перерос в грохот. Подняв глаза, я заметила, как бомбардировщик, быстро набирая скорость, на форсаже уходил вперед. Такой тяге и маневренности можно лишь позавидовать… Но позавидовать мы не успели.
Самолет резко бросило влево. Я сразу же потеряла равновесие и, не успев даже вскрикнуть, отлетела к переборке, о которую меня и приложило спиной со всей силы, мгновенно выбив из меня весь дух! В глазах потемнело… Упав на колени и стараясь вдохнуть, я поняла, что никак не могу этого сделать. Шаря  вокруг себя руками в надежде за что-нибудь уцепиться, я сделала попытку приподняться. Но в эту же секунду пол ушел из под ног! Самолет будто докатился до края обрыва и рухнул вниз… Меня снова отбросило куда-то. Ударившись головой обо что-то твердое, я даже не успела почувствовать боль и с ужасом поняла, что сознание выключается. И мрак не замедлил поглотить меня.

***
О, господи, как же больно! Руки, ноги, голова… Все тело ноет и стонет, мерзнет и горит одновременно! И тысячи игл будто пронзили меня насквозь… И пошевелиться совсем невозможно. Я даже не могу понять, открыты мои глаза или нет – пред ними плывет какой-то розовато-серый туман, изредка озаряемый холодными голубыми бликами. Пытаясь хотя бы застонать, я поняла, что и голоса нет… Зато чьи-то чужие голоса глухо звучат где-то вокруг меня, и я это слышу! У меня возникает сильнейшее ощущение дежавю, будто я уже была в таком состоянии… И это меня пугает. А еще я поняла, что чувствую запахи… И запахи эти ужасно раздражающие. От них хочется укрыться, убежать куда-нибудь! Это запахи больницы, какой-то химии, лекарств и еще непонятно чего… Я что, в больнице?!
Растущая с невероятной скоростью активность моего сознания показалось очень странной. На меня нахлынула целая волна мыслей, скомканных и малосвязанных из-за дикой боли по всему телу, но резких и быстрых, словно молнии.
Где же все-таки я сейчас? В какой-то больнице? Когда и как я сюда попала? Что произошло?! Так, стоп… Был самолет. Мы летели на нем домой. Мы с Настей! Отказали двигатели… Да, да, я ведь говорила с пилотами! Самолет как раз готовился к аварийной посадке…
Так неужели посадка вышла настолько неудачной?.. Или мы разбились еще на подлете, не дотянув до аэродрома?.. Господи, Настя! Настенька! Она оставалась в салоне!.. Боже, что с ней? Где она?! Она спаслась?! Я должна понять, должна знать! Я не могу оставаться здесь, пока не узнаю, что она жива!!!
Слышится звон чего-то металлического, отрывистые сигналы каких-то электронных приборов… И эти голоса.
- Вы двое занимаетесь ее ногой, - проговорил кто-то почти над самым моим ухом. – А мы устраняем кровотечение… Не тормозим, работаем.
- Кровопотеря большая, нужно переливание.
- Все готово. Скажете, когда начинать.
Что со мной?! Что они делают?.. Проклятье! Мне нет дела ни до каких кровотечений! Я должна выйти отсюда! Мне необходимо найти Настю! Если она в беде, я должна спасти ее любой ценой! Спасти! Я должна вытащить ее из этого чертового самолета!!!
Даже боль отступила на второй план – настолько захватила меня мысль о том, что с Настей могло произойти что-то ужасное! Я едва не обезумела, пытаясь овладеть собственным телом, издать хоть какой-нибудь звук… У меня возникло ощущение, что мое безвольное тело стало для меня подобием могилы.
Но что-то в конце концов произошло. Я будто прорвала невидимую преграду, и судорога прошла по всему телу! Превозмогая адскую боль, я дернулась изо всех сил, инстинктивно стремясь к какому-то движению, к какому-то действию. И в тоже время мои голосовые связки вдруг ожили! Сначала я сумела издать лишь невнятный хрип, но затем я собралась с последними силами и то ли закричала, то ли зашептала совсем не своим голосом:
- Настя!!!
За мгновение до этого вокруг меня все уже пришло в какое-то ускоренное движение.
- Давление падает, пульс нитевидный…
- Анестезия! Какого черта спим? Вместо нее уснул?! Живо давай!
- Ребят, она двигается! – крикнул кто-то. – Осторожно!
- Держите, черт побери…
На какую-то секунду мне будто бы удалось открыть глаза, которые сразу же ослепило холодным ярким светом, падавшим откуда-то сверху. Я успела разглядеть чьи-то размытые лица, частично скрытые марлевыми повязками. А потом на глаза снова опустился туман… Уже далеко не с такой активностью я подумала о том, что в очередной раз проваливаюсь в пустоту… И снова не могу пошевелиться… И даже звуки приглушились… Сознание еще некоторое время протестовало против этого, но вскоре сдалось. Вместе с этим притупилась и нестерпимая боль, а вскоре погасла совсем. Вместе с моим сознанием.

***
Перед глазами темнота, в голове туман… Первое, что я услышала, приходя в себя это невероятно быструю скороговорку чьих-то голосов, прерываемую треском и шорохом радиоэфира.
- …пятьдесят один. Попал в турбулентный след! Потерял сто пятьдесят метров высоты! Не могу удерживать машину…
- Беркут шесть! Отойти на дальнюю дистанцию!.. Пятьдесят первый, сбились с курса, внимание!
- Принял.
- Пятьдесят первый, можете восстановить контроль?
- Стараюсь стабилизировать… Скорость растет…
- Пятьдесят первый, по возможности поворот на ноль девять ноль… В противном случае держитесь левее. Тогда останется только поле прямо перед вами…
- Понял вас… - я узнала приглушенный от напряжения голос капитана. – Тяну на ноль девять ноль… Эй, вы там живые?! – последнюю фразу он бросил, коротко глянув через плечо. – Ты цела?.. Где Паша?
Мой взгляд немного прояснился. Я с трудом приподнялась и мотнула головой, сбрасывая остатки наваждения, что мгновенно аукнулось тупой болью в висках и затылке.
- Я нормально… - голос мой оказался каким-то сдавленным, хрипловатым. – А он… Похоже, он еще там…
- Паша, отзовись! – позвал капитан. – Ты живой?
Я встала на ноги, приложила ладонь к виску, а когда отняла ее, то увидела на пальцах кровь. Этого еще не хватало…
- Сейчас попробую его достать, - проговорила я, ощущая, что на ногах стою как-то не очень твердо, а в ушах нудный и противный звон.
- Нет! – резко возразил капитан. – Выходим на полосу! Ты не успеешь! Бегом в салон, и пристегнись покрепче!
Я сфокусировала все еще немного мутный взгляд на приборах и остановилась на указателе воздушной скорости. Триста шестьдесят или триста семьдесят.
- Мы будем садиться на такой скорости?! – воскликнула я, преодолевая нервную дрожь.
- С потерей высоты скорость резко возросла, погасить уже не успеваем. Нет высоты для маневров, до полосы две тысячи метров, - капитан не смотрел на меня, но я чувствовала, что и его нервы уже натянуты как струна. – Иди… Я сделаю все, чтобы касание было наименее фатальным… Последний поворот и садимся! Иди, слышишь?!
Но я медлила. Всем своем естеством я понимала, что он прав и мне пора. Что я должна быть с Настей… И что вот-вот все должно так или иначе закончиться. Но все же я медлила! Сквозь туман, все еще клубящийся в голове после внезапного обморока, пыталась прорваться какая-то мысль…
Сделав шаг вперед и ухватившись за спинку кресла второго пилота, я наконец проговорила:
- На крыло… Положи его на крыло…
Капитан повернул голову и несколько недоуменно уставился на меня, но я сразу отметила, что он понял меня. Тем не менее я добавила:
- Мы сможем сбросить скорость и перед самым касанием выровнять самолет на полосу. Я слышала об этом маневре… Попробуй. Вряд ли мы уже что-то теряем.
Он в мимолетном колебании окинул взглядом приборы, посмотрел наружу, ища глазами полосу и снова повернулся ко мне:
- У тебя кровь… Ты как? Можешь еще держаться?
- Да, - кивнула я со всей возможной твердостью. – Я в порядке.
- Тогда садись! – он показал на кресло второго пилота. – Пристегнись и следи за воздушной скоростью!
Мало отдавая себе отчет в происходящем, я поспешно заняла указанное мне место, вытянула ремни безопасности и покрепче зафиксировала себя в кресле.
- Триста шестьдесят пять, высота четыреста двадцать, - сказала я. – Удаление тысяча пятьсот.
- Начинаем, - сказал капитан и начал поворачивать штурвал влево, одновременно при помощи педали отклоняя руль направления вправо.
Я вцепилась в подлокотники кресла и почувствовала, как самолет кренится на левый борт и  разворачивается боком по направлению к полосе.
- Триста пятьдесят… триста сорок пять… триста тридцать, - машинально говорила я, бросая взгляд то на указатель воздушной скорости, то в боковое окно, мимо головы капитана, который тоже смотрел туда.
Там была земля – желтовато-коричневое, будто перепаханное поле, и она, казалось, приближается настолько стремительно, что мы вот-вот воткнемся в нее левым крылом… Но самолет вошел в скольжение и, стремительно гася скорость, продолжал планировать в сторону взлетно-посадочной полосы.
Эфир тем временем вновь наполнился переговорами, так что я даже вздрогнула от неожиданности.
- Беркут два. Гражданский борт переворачивается! Летит боком, с креном на левый борт!!! Охренеть! Никогда такого не видел…
- Вышка, север. Беркут два, не засорять эфир!.. Двадцать четыре пятьдесят один, уточните намерения!
Капитан в сильнейшем напряжении не отрывался от управления, и я, схватив гарнитуру, поднесла микрофон к губам:
- Двадцать четыре пятьдесят один. Сбрасываем скорость! Последнее торможение перед касанием! После завершения маневра выравниваем на ноль восемь!
- Вышка, север. Кто в эфире?! – воскликнули где-то на том конце. – Что у вас там происходит?! Самолет под контролем?!
- Самолет под контролем, - ответила я, взглянув на капитана. – Садимся через минуту…
- Пятьдесят первый, поняли вас… Наземные службы в полной готовности. Удачи, ребята! Здесь все скрестили пальцы.
Я снова повернулась к капитану:
- Пора… Триста ровно… Двести девяносто… Удаление триста пятьдесят.
- Выравниваем, - сказал он, с трудом поворачивая штурвал в противоположном направлении.
Самолет медленно, нехотя начал выравниваться. Медленно до невозможности! Время словно остановилось, пока мы с трудом поворачивались носом в створ полосы… Когда ее перспектива уже ясно нарисовалась перед нами, крен все еще был слишком велик. Самолет едва слушался управления, и внутри у меня все похолодело…
Настя… Помнит ли она о позе для аварийной посадки? Предупредили ли об этом еще раз стюардессы?.. Боже, что она чувствует сейчас, я даже представить боюсь. Ведь я обещала вернуться!..
Сил не хватало думать об этом, и мои мысли ушли уже совсем в какой-то бред. О том, что скорее всего сувенирная чайная пара для мамы и французский коньяк для папы, лежавшие в моем багаже, вряд ли переживут жесткую посадку. О том, что через три дня я должна была выйти на работу, и что собиралась полировать на этих выходных свою «Снежинку»…
Полоса приближалась. Гораздо быстрее, чем выравнивался самолет.
- Помоги… - хрипло проговорил капитан, с трудом выворачивая штурвал. – Вправо и на себя на пять градусов… Не вытягиваю… Неповоротливая зараза…
Я схватила штурвал и сделала то, о чем меня просили… И поняла, что это совсем не так просто! Штурвал двигался тяжело, и также тяжело поворачивалась огромная крылатая машина.
- Двести восемьдесят… - с трудом проговорила я, видя что под нами уже мелькают направляющие посадочные огни. До полосы осталось всего ничего. – Двадцать пять метров. Двести семьдесят пять… Двадцать два… Восемнадцать…
Самолет выровнялся, перед нами замелькали бетонные плиты полосы, пронеслась и осталась где-то позади подстертая белая  маркировка «08».
- Двенадцать метров… Девять… Семь…
- Отпускай! – быстро скомандовал капитан, и я немедленно выпустила штурвал из рук.
Нос самолета немного приподнялся.
- Двести шестьдесят… Двести пятьдесят пять! Скорость касания!– воскликнула я. – Пять метров… Три…
- Садимся! – глухо проговорил капитан, и в следующее мгновение самолет содрогнулся.
С жестким касанием, от которого задрожал весь фюзеляж, задние стойки шасси тяжело и резко встали на полосу. По всему самолету пошла сильная вибрация, и я поспешила снова покрепче ухватиться за подлокотники кресла. Сердце колотилось как бешеное, а глаза мои скорее всего были расширены от ужаса. Еще несколько секунд мы неслись по бетонным плитам с мелькавшей на ней центровочной разметкой. А потом носовая часть неудержимо начала опускаться вниз, пока из виду не исчез горизонт…
Первое касание было ничем по сравнению с тем ударом, с которым на полосу опустился нос самолета. Сквозь этот ужасающий грохот, гул и скрежет я будто видела, как «Лайнер мечты» разваливается на части! От этого удара я непременно вылетела бы из кресла и убилась бы о приборную панель, если бы не ремни, больно и резко врезавшиеся в тело… Дыхание остановилось. Впереди, за лобовым стеклом, перед моими глазами мелькали серые плиты бетонной полосы, с проносящимися мимо и почти неразличимыми темными швами и трещинами… Металлический скрежет и даже как будто бы вой отвратительно резали слух, и я, не в силах больше это терпеть, отняла руки от подлокотников и закрыла ими уши, заодно зажмурив глаза.
Я вся сжалась в комок. Все это продолжалось будто бы целую вечность!.. Но это лишь так казалось… Вскоре самолет потерял скорость, грохот и вибрация начали спадать, и еще через некоторое время они совсем пропали. Наступила какая-то мертвая тишина. И только тогда я решилась открыть глаза.
Самолет остановился. Капитан все еще сжимал в руках штурвал, низко опустив голову, и тяжело дышал. А затем он качнул головой и посмотрел на меня:
- Надеюсь, вам понравился наш захватывающий полет… - проговорил он, усмехнувшись.
- Да уж… Летайте самолетами «Аэрофлота», - добавила я машинально и дрожащими пальцами принялась торопливо расстегивать ремни.
Капитан уже занимался тем же. И поторопиться стоило – кабина начала наполняться непонятно откуда взявшимся едким дымом.
- Что за черт? Где горит? – произнес капитан, поднимаясь и осматриваясь.
- Вряд ли горит, - сказала я так же вставая на ноги. – Это скорее всего тлеет термоизоляция обшивки… Из-за трения об полосу…
- Скорее! Надо вытащить Пашу, пока он там не задохнулся! – и он бросился к люку.
Через минуту я уже помогала ему вытаскивать второго пилота, который был почти без сознания. Как я успела заметить, он тоже приложился обо что-то головой, только досталось ему значительно сильнее, чем мне.
Пока мы с капитаном спешно проводили свою маленькую спасательную операцию, эвакуация салона уже закончилась. Мы обнаружили это, когда выбрались из кабины в тамбур, поддерживая под руки второго пилота. Все аварийные люки были открыты, к земле спустились надувные аварийные трапы.
К этому времени мы трое уже успели основательно наглотаться дыма… По крайней мере меня уже сильно мутило, и я чувствовала, что сейчас просто необходим свежий, чистый и живительный воздух! Впрочем, в салоне никакого дыма пока не наблюдалось, и я наконец смогла вдохнуть свободно.
Так как самолет уткнулся носом в полосу, ни один аварийный трап не смог занять надлежащего положения. В этом мы убедились выглянув в ближайший открытый люк по правому борту. Надувной трап, согнувшись почти посередине, большей своей частью лежал на земле. Спускаясь здесь, можно было неслабо приложиться о бетон. Тем более рискованно было пытаться эвакуировать таким образом второго пилота, который все еще находился в полубессознательном состоянии и едва передвигал ноги.
- Выйдем там, - сказал капитан, и мы направились в центральную часть самолета, по пути убеждаясь, что эвакуация прошла быстро и без задержек.
Идя по проходу, я с огромным облегчением отметила, что Настино кресло пустовало, как и все остальные в салоне бизнес-класса. Слава богу! Значит ее спасли, и я очень надеюсь, что она не пострадала…
Через один из аварийных выходов правого борта мы выбрались на крыло и огляделись. Самолет стоял на полосе, ближе к ее правому краю, куда, вероятно, сместился во время неуправляемого торможения. Вокруг скапливались аварийные службы – пожарные расчеты, санитарные машины военных медиков… Пассажиров, как я заметила, отводили подальше от поврежденной крылатой машины, но разглядеть среди них Настю мне не удалось.
Где-то над нами зарокотал вертолет, слышался гул множества двигателей, голоса, чьи-то крики, распоряжения… Но все это на мгновение потонуло в отвратительном звоне в ушах. Я слегка пошатнулась и поспешила ухватиться за край люка.
- Ты в порядке? – спросил капитан, обеспокоено повернувшись ко мне. Но приблизиться он не мог, потому как поддерживал второго пилота под руки, следя за тем, чтобы он не свалился с крыла на землю, где уже собрались военные, готовясь помочь нам спуститься.
- Ничего… - пробормотала я, снова прикладывая ладони к висками. – Голова гудит…
Через минуту к крылу подкатили небольшой трап, люди поднялись к нам. Кто-то помог капитану спустить вниз второго пилота, кто-то взял под руку меня… Лишь оказавшись на земле, на холодном и влажном бетоне посадочной полосы, я наконец осознала, что все действительно закончилось.
Туман перед глазами не желал рассеиваться окончательно. Голова болела все сильнее, ныло ушибленное плечо и спина, ноги плохо слушались. Я боялась, что сейчас начнется ужаснейший отходняк после сильнейшего нервного напряжения. И я опасалась, как бы кто этого не увидел… Да, слезы наворачивались на глаза, сердце свело болезненной судорогой.
Высвободившись из чьих-то рук, я побрела вдоль серебристого борта «Лайнера мечты», безмолвно замершего на этом сером бетоне, в этом прохладном тумане будто бы совсем забытого богом и людьми аэродрома. Мои пальцы скользили по холодному и влажному металлу обшивки, я не слышала ни своих шагов, ни какого-либо иного шума вокруг себя… В мыслях крутилось лишь одно – «Лайнер мечты» рухнул, едва не погубив нас. Я не хотела в это верить, вспоминая свои красивые ассоциации с этой машиной! Но сейчас я уже не знала, что и думать. Мой недавний сон, оказавшийся каким-то грозным знаком, предупреждением, пророчеством или бог знает чем еще, воплотился в реальность! Я никогда не верила в подобные глупости, но сейчас была напугана настолько, что даже с трудом могла соображать.
Впереди пожарные поливали чем-то нос самолета. Меня кто-то остановил, когда я попыталась вытащить огнетушитель из отсека ближайшей пожарной машины. Я уже совсем не отдавала отчет своим действиям.
- Девушка! – послышался чей-то голос. – Да вы что тут делаете?! Отойдите подальше!
Но видимо я никак не отреагировала на это, и кто-то снова взял меня под руки. В глазах начало темнеть, и я с опаской подумала, что сейчас снова отключусь.
- Врача сюда! – снова послышался голос. – Санитары!!!
Меня мутило. Видимо все же много наглоталась дыма. Захотелось прилечь и закрыть глаза. И воды… Холодной. Много.
Но в чувство меня привела не вода, не воздух и даже не какая-либо медицинская помощь.
- Ксю!!! – услышала я любимый голос, раздавшийся где-то совсем не далеко.
И я открыла глаза, подняла их от земли, взглянула туда, откуда донесся этот крик, наполненный радостью и негодованием, болью и счастьем одновременно. Этот голос придал мне сил, вырвал меня из клубящегося тумана и вернул в реальность за какие-то секунды.
Я увидела Настю. Она спешила ко мне, бежала через широкую полосу немного пожелтевшей травы, примятой ветрами и реактивными струями двигателей. Растрепанная и взволнованная, она летела, едва касаясь земли… И я бросилась ей навстречу с неизвестно откуда взявшимися силами! Пару мгновений спустя я уже была в ее объятиях…
- Ксюша… Моя Ксюша… - прошептала она, прижимая меня к себе, но в следующую секунду уже чуть ли не зарычала: - Да какого же черта!!! Я ждала тебя!  Слышишь ты?! Я думала, что потеряла… Я тебя убью, видит бог!
Я ничего не отвечала, только прижалась еще сильнее, чувствуя, что слезы все-таки начинают щипать глаза.
- Ты ненормальная… - Настя бушевала еще некоторое время, а затем вдруг отстранила меня от себя: - У тебя кровь! Ты ранена?!.. Черт возьми… Да где здесь хоть один врач?! Помогите же ей!!!
А потом кто-то попытался принять меня от Насти, но я не желала разлучаться с ней и крепко вцепилась в ее руку. Я держалась за нее и тогда, когда меня уложили на брезент, расстеленный на траве неподалеку от бетонной полосы… Кто-то дал мне дыхательную маску, начал проверять мои зрачки и пульс. Но я ничего не видела, кроме встревоженного Настиного взгляда, и ничего не чувствовала – только ее руку в своей.
- Сотрясения нет, переломов и вывихов тоже, - произнес кто-то рядом. – Но надышалась дыма! Я промою ранку на голове… Все будет в порядке, не переживайте.
- Спасибо… - проговорила Настя и улыбнулась мне, погладив меня по щеке. – Спасибо вам…
Кислород немного прояснил мое сознание, тошнота немного отступила, и я терпеливо ждала, пока врач промывал и обрабатывал небольшую ранку на моем виске. Я даже удивилась, что так легко отделалась.
Через несколько минут я смогла приподняться и, взглянув Насте в глаза, произнесла негромко:
- Ты как?.. Все нормально? Не ударилась при посадке?
- Только при эвакуации немного ушиблась, а так все пустяки, - заверила она меня. – Успокойся, все в порядке. Теперь все закончилось.
- Да… - сказала я, силясь улыбнуться и превозмогая головную боль. – Веселое у нас с тобой получилось путешествие. Тебе теперь будет, что рассказать друзьям. Такие развлечения им и не снились.
Она покачала головой, с укором поглядывая на меня:
- Ты так говоришь, будто с тобой такое случается каждый день по пути на работу!
Я пожала плечами, делая вид, что так оно и есть, и что даже бессмысленно это подтверждать. Бедные нервы… Уже не осталось ничего, кроме как глупо отшучиваться, чтобы не думать всерьез о том, что происходило на протяжении последнего часа.
Вскоре я ожила настолько, что смогла как следует оглядеться вокруг, и Настя помогла мне подняться. Уверив ее, что со мной все нормально, я попросила подождать меня, а сама направилась обратно к фюзеляжу самолета, где заметила фигуру капитана, говорившего о чем-то  с начальником пожарной бригады.
Проходя вдоль правого крыла, я миновала огромный двигатель, который передней частью едва не касался земли, и посмотрела в сторону задних стоек шасси. Они были повреждены, самолет потерял все восемь шин на этих стойках. Но в остальном все выглядело вполне сносно. Ощущение, что машина развалилась на части при ударе осталось только ощущением.
- Капитан… - негромко позвала я, и он обернулся. Как это ни смешно, но я забыла его имя.
- Ну как вы себя чувствуете? – он подошел ко мне поближе, сжал мое плечо и всмотрелся в глаза.
Я улыбнулась, еще раз окидывая взглядом громадный самолет:
- Да вроде бы лучше, чем он.
Капитан усмехнулся:
- Слава богу, обошлось без жертв. Легкие ушибы, незначительные травмы и один инфаркт. Главное, что все живы.
Я согласно покивала и добавила:
- Ну и машина, как кажется, не под списание… Возгорание предотвратили?
- Да, все в порядке.
- А ваш второй пилот? – спросила я.
- Небольшое сотрясение и надышался дымом. Но все будет хорошо! Уже пришел в себя.
- Тогда можно считать, что мы счастливо отделались, - облегченно вздохнув, сказала я.
- Во многом благодаря вам, - произнес он. – Откуда вы знаете о маневре скольжения на крыле? Это игры планеристов, и я, признаться, никогда не предполагал делать это на пассажирском лайнере.
Я пожала плечами:
- Однажды об этом рассказал испытатель этого самолета. Еще на стажировке. Пришло вдруг в голову…
- И весьма вовремя. Вы хорошо держались, Ксения. Спасибо вам за помощь!
Кажется я впервые по-настоящему взглянула ему в глаза. Приятный молодой человек, лицо доброе, вполне располагающее и даже способное улыбаться, когда самолет не падает… И эта его улыбка смутила меня.
- Я буду благодарна, если все, что происходило в кабине, касательно моего присутствия, там же и останется, - проговорила я, отводя взгляд.
Он помолчал, глядя на меня, а затем сказал, отводя в сторону:
- Ксения, ведь вы наверняка знаете, что это невозможно. Бортовые самописцы должны были продолжать работу на резервном питании.
- Да… Это так… - я снова вздохнула, на этот раз уже печально. – Просто это уже вылетело у меня из головы. Нервное напряжение и стресс… Вы правы, разумеется.
- Что вас беспокоит? – спросил он с некоторым недоумением. – Вы оказали значительную помощь экипажу и вели себя очень твердо в катастрофической ситуации. Вы достойны восхищения! Думаю, что авиакомпания, да и ваша собственная корпорация…
- Это уже лишнее, - прервала я его, еще раз встретившись с ним взглядом. – Я должна идти, простите… Спасибо, что сумели посадить нас в целости. Вы хороший пилот. Чистого вам неба…
И не давая поводов для дальнейшего разговора, я торопливо развернулась и направилась обратно, к краю полосы, где меня ожидала Настя, наверное уже начавшая мерзнуть от поднявшегося вдруг холодного и порывистого ветра.