Предприниматель и рыбак

На заранке, в субботу, когда город еще спит после блудной пятницы, а старушки и забитые мужьями молодайки по утру спешат на Комсомольский рынок за дешевым прикупом, чтобы успеть покуда азеры-перекупщики и местные балахманные товарки не успели прихватить оптом у заезжих селян фрукты, овощи и прочую снедь, Ванька Прыщ, собственник двух жактовых комнат в планкованном домишке на углу переулка Красного и улицы Розы Люксембург (а еще и дворового туалета , который он приватизировал по случаю годовщины шунтирования всенародного Ельцина), стоял у зеркала и, крутясь на босых пятках перед отражением, осматривал только что одетый костюмчик, купленный вчера вечером на Александровской площади у пройдохи-торгаша с Полукружного ряда Кольки Михельсона по прозвищу Укромный. Он стоял, чмокал губами, всё время хватал с маминого старенького трюмо щербатую расческу и ловко пушил ею чуб на голове. После двух-трех скребков бросал её на трюмо, потом вновь хватал и дыбил усердно волосья.

- Любка, стерьва, как увидит меня таким сердцеедным, с ног свалится..., - замечтал, выгнув дугами брови, Ванька Прыщ. - Уже я ей покажу... Ходит, понимаешь, по двору, носом крутит и не видит во мне персону, которую бы в соседских переулках зараз захомутали и в ЗАГС утащили. Такого добра, как я, на дорогах мало. Дефицит !

В тот момент, когда он проговорил слово "дефицит" в дверь ошалело постучали.

- Заходи, я уже проспамшись ! - Крикнул в ответ Ванька Прыщ.

В дверную прорезь со двора, сверкнув народившимся утром, ввалилась в комнатную духоту свежесть и смуглое вытянутое и охудалое лицо дворового собутыльника Сережки Дады.

- Ваньк, на рыбалку идем ? - Спросил он, недоуменно осматривая костюм и начесанный вихор на голове. - Мешковато выглядишь. На базарь что ли собрался ?

- Какой там на базар ! Мне там среди балахманных и ушибленных не прижиться ! У меня не абы что, а дело своё. Владею средне предпринимательской деятельностью... Просто решил перед зеркалом жизнь поитожить, узнать чего я достиг за многия годы приватизаций и обновлений.

Сережка Дада раскрыл шире дверь и внес на тонких и кривых ногах в старый, с высокими потолками жакт тощую и длинную как китайское удилище и очень шеестую фигуру, при этом голова его, почти доставая до люстры, дергалась, ехидно лыбилась и похохатывала:

-Ой, держите меня, не могу, гы-ы-ы... думаешь, кустюмчик у жлоба Михельсона краденный срубил, отбрухал карманЫ от катышек мышинных, сдохших мух, и жизнь можно суммировать... гы-ы-ы... Да ты хоть тыщу кустюмов на нос себе натяни, Любка, дворня наша, никогда гляделки на тебя не положит. Потому что у нее пять жактных комнат приватизировано, а у тебя только две плюс ещё мешочный кустюм снятый по воровски с забулдыги в ночном скверике и тебе по дешевке сбагренный.

Замигав глазами, и нервно, неосознанно махнув левой рукой, как бы отгоняя от костюма мух, Ванька Прыщ недовольно заговорил, разбрызгиваясь слюной:

- Не дрейфь за мое нажитое... У меня еще - туалет муниципальный приватизирован... Балабонить будешь, билет тебе, утренний, в него не дам ! Заметаешься потом под деревами дворовними, обсыкаясь и хоронясь от зоревых бабок и чувячниц, обглыдок...

Сережкин рот еще больше растянулся в улыбке.

- Брось ! - Отмахивается он. - Я не обглыдок, а результат кесарева сечения ! И пока ты тут с кустюмом маялся, я на стадийон "Динамо" слётал в туалет, бесплатно. Нафиг оно мне нать, 25 рублей за посрать тебе платить...

- Ты мне еще за прошлые года должен, согласно тетрадочной записи пятихат и осмьнадцать тыщь рублёв. Забыл!? - Пробурчал недовольно Ванька.

- Какой там ! - Снова махнул рукой Сережка Дада.- Я все твои тувалетные вопросы рыбой закрыл еще в прошлом годе... Бартерный обмен ! Ты стока выжрал моего улова, что ещё должон остался ! Ежели ты бы не присоседился к морской добыче, я б на ней много денег поимел и не хуже, чем у тебя кустюмчик сварганил… Хоть я из кесарева сечения, но не такой как ты недоношенный. Тебя тетка Нюрка шешть месяцев носила, а седьмым скинула. Все вы, коммерсанты и другие жлобени, вперед честных лезете из брюха. Вылупитесь обглыдками и трухонцами раньше сроку и потом во взрослости на дерьме ворожите и работяг грабите. Так что сядь и сиди !

Ваньки, слушая, покраснел, щеки его надулись, губы запузырились будто у грудного ребенка перед кормлением. Ему захотелось смять ладонь в кулак и опустить его на заросшее слипшимися черными, блестящими от жирноты волосами темечко Сережки Дады. Примерив расстояние взглядом до верхушки головы, он понял, что рука его не дотянется, слишком шееста и длиннонога у Сережки фигура. Даже подпрыгнув, - не достать.

- Тю на тебя ! - только и смог сказать в ответку Ванька. - Так мы ж ту рыбу вместе бреднями ловили. Ты с одного края тянул по мелкоте, я с другого...

- Извини, пожалуйста ! - передернул Сережка Ваньку, - А бредни чьи? Мои! Ты в тот момент подсобным работником был ! Это во-первых ! А во-вторых, у тя всегда в одной руке бредень, а в другой - бутылка пива ! Делал все отдыхаючи, а я горбатился, пятки на устрых камнях мозолил, потнился в воде, мордой шелушился, обгорал на солнце, хлеб свой труженицкий отрабатывал.

-Погодь, братэла, так ты отказываешься от долга !? Э-ээ... забыл, что с такими должниками государство делает !? Не слыхал, что батька Путин вчерась по телеку стриганул о должниках...?

- И шо?

- Ну слухай сюды, рыбачок. С 1 октября 2015 году вступает в силу Зако-он(!) - подняв палец вверх, важно голоснул Ванька. - О банкротстве физлиц. Теперь увсе, которые должники с суммой 518 косарей будут иметь дело с государственным преследованием. По миру пойдешь, рыбачок ! Забомжуешь !

- Ге... напужал ! Не посмеет товарищ Путин меня лучшего рыбака с Кирпичной улицы на понт взять. В нашем окружьи, начиная от забора раздербаненного завода "Роботизированная техника" до обворованного кирпичного завода, со мной никто рядом не становись, всех рыбьими хвостами забью... Оно ему, Путину, надоть в дерьме твовом копаться, эксприменты должников разгребать. Честному президенту щас не до твово дворовнего дебета с кредитом. Ему надоть Обаму через Сирию опустить; научить употелых хохлов уму-розуму, а то возгордились там: поля потравили, коров не доють, в хатах вениками не метут, самогоху из травы гонють, газ оренбуржский по-жлобовски нюхнут и на майданах кувыркаются. И ты, скажешь, не такой ? Одинаковый с ними, одним словом - придурь. Тувалет по дешевки хапнул и ходишь, каблучишь зимлю ридну - метаешь разговоры о великой дворовой державе. Тьфу ты ! Аж противно!

Слушая речь Сережки Дады, Ванька Прыщ, слегка подрагивал. Влажные его ладони судорожно гладили отвороты пиджака.

- Ну так ты пойдешь на рыбалку !? - Неожиданно для Ваньки срезал разговор Сережка.

Испуганные глаза Ваньки забегали, веки захлопали как ставни на ветру. Он, глядя на ухмыляющегося Сережку, начал снимать пиджак. Остановившись на секунду, говорит:

- Пойду, потягаю с тобой бредень, только с условием моим, одним, предпринимательским: я вначале выйду за свой палисадник в костюме как бы туалет осмотреть на предмет капремонта и дворню, нашу, опросить об улучшении качества обслуживания, а ты в этот момент Любку кликнешь с хаты во двор, шоб поговорить. Пока ты будешь мозги забивать ей пошлостями, нехай она мени побачить в костюме и при хальстуке.

-Ладноть, сделаем... а ты мне за эту помощь дай контромарку безвозмездно до тувалета, по большому хочется усладиться... И в тетрадь мою фамилию не пиши...

- На, бери контромарку...месячную, можешь опорожняться бесплатно.

Ванькина грудь вздыбилась и тяжело, сожалеючи выдохнула.