Легенда гор

                Легенда гор
 
Солнце клонилось к закату, теплый ветер шевелил листву кизиловых кустов, близилась осень. На склоне горы выделялся огромный камень. Он походил на птичий клюв и если пофантазировать, можно было отыскать в очертаниях горы и голову, и оперение, и много, что ещё.
 На верху этой диковины сидел старик. Он перебирал струны диковинного инструмента, не походившего на шихапшину, саз и все известные в округе. Толи он аккомпанировал ветру, толи ветер подпевал странному музыканту, было не понять.
  Далеко внизу раскинулось большое селение, он был там целых два дня, пел на свадьбе. Старый, уважаемый во всей округе кузнец женил своего младшего сына. Вроде все обычаи были соблюдены. Невесту украли, потом обе стороны долго сговаривались, как и что делать. Всё, да не совсем всё, было в порядке.
 Жених и невеста учились в городе в одном институте, давно уже сами всё решили. Родителям оставалось только довершить события, придав всему видимость старых обычаев.
 Это печалило старого певца, прошли времена, когда он пел, видя настоящий адат, настоящие подвиги похищавших невест парней. Новые времена, мало отразились на его песнях, пела душа.
 В памяти возникали и вновь пропадали картины прошлой жизни.  Сколько всего пережитого легло в основу его песен. Единственное, о чём ни когда не пел поэт, это родной дом, руки матери, строгие глаза отца. Всё это он не помнил, этого просто у него не было.
 Вчера на свадьбе ему рассказали предание.
 У старого кузнеца Салима, был старший брат. Но произошло что – то малопонятное, мальчик исчез из колыбели среди бела дня. Всё селение искали несколько дней пропажу, так и не нашли. Горе родителей несколько убавилось, когда у них появился новорожденный мальчуган, это и был Салим. Судьба старшего, так и осталась загадкой.
 Как и водилось в роду кузнецов, малышу сделали на лопатке тавро, две перекрещённые стрелы. Это тавро было знаком, который ставили кузнецы этого рода на всём оружии. Мальчику помыли лицо, руки и ноги водой из тёплого источника. Ещё с языческих времён, этот родник считался священным.
 Ружья, сделанные  мастерами этого рода, отделывали лучшие мастера Дагестана, персидские купцы хорошо платили за них. Сабли и кинжалы заказывали горские князья и турецкие купцы, род был знаменит.
 Старый ашуг пел на свадьбе о величии рода мастеров, величии гор, которые вдохновляют живущих в теснинах людей. Хорошо прошла свадьба, теперь путь поэта лежал в равнину, там будет праздник в большом селении, его уже позвали.
 До ночи было ещё далеко, память снова увела путника в далёкие времена.
 Помнил он какой – то большой дом, там было много таких же, как он  детей. Помнил большую женщину, она кормила их, кричала очень громко, наказывала, если разбегались. Когда уже он подрос, стал более самостоятельным, просто сбежал из этого дома. Вместе со стайкой таких же беглых ребятишек кормились воровством, попрошайничали на базарах.
Попался на краже, привезли его в закрытую школу, там были такие же беспризорные дети, воришки, налётчики, шныри базарные. Учиться ни кто не хотел, сбегали при первой возможности.
 За кавказскую внешность и упрямство, его прозвали Абреком. Карцер стал его почти постоянным местом обитания, это было даже благом, мальчишка пел воровские песни, там ему не мешали.
 Потом была война, его отправили на Север вместе со  многими, кто казался врагом воюющему государству. Пришлось работать, копал траншеи, смотрел за лошадями, паёк надо было зарабатывать. Многонациональная толпа ссыльных, позволила научиться нескольким наречиям, кавказцы, Поволжские немцы, охотно учили парня своему языку. Сами общались на смеси многих языков.
 Имя своё Абрек вспоминал, когда начальство устраивало переклички, хотя бежать было не просто. Дороги проверялись, в тундре выжить чужаку невозможно.
 После смерти Сталина, стали отправлять на Родину ссыльных, но многие просто были отправлены ещё дальше, за колючую проволоку, повод всегда был. Абрек попал в Магадан. Жизнь научила отстаивать свою независимость в воровской среде, иногда даже с кровью.
 Среди заключённых были люди разных профессий, национальностей, порой уникальные мастера.
 Старый, больной туберкулёзом зэк, на Родине был мастером, делал балалайки, домры. Неплохо играл в тюремном оркестре. Абрек слушал его игру, иногда подпевал, когда исполняли тюремные песни, других он не знал. Мастер рассказывал ему, как делать инструменты из материалов, доступных в заключении.
 Потом была амнистия, Абрека просто вывезли к ближайшей железнодорожной станции и предупредили, как можно быстрей убираться куда подальше. Воля оказалась с острыми клыками.
 Что – то тянуло его на Кавказ, может зов крови, может воспоминания детства, когда они воровали яблоки в садах. По рассказам заключённых, Кавказ был почти райским местом, фрукты росли, куда не кинь глаз, даже воровать не надо.
 Солнце склонилось к острым пикам Кавказского хребта, стало прохладней, это сменился ветер. Теперь остывший на ледниках воздух стекал в долину, вытесняя дневное тепло. Пора было устраивать ночлег.
 Много лет назад Абрек отыскал в скалах тёплый родник и всегда, когда бывал в этих местах, приходил к нему. На Кавказе не принято раздеваться на виду, надо было дождаться темноты и устроить купание в тёплой воде, уставшие ноги перестанут ныть на какое – то время и сон будет крепок.
 Пока солнце пряталось за скалы, путник собрал сухих веток, несколько пучков сухой травы, этого хватит для костерка. Спать он будет, завернувшись в потёртую бурку, её ему подарил много лет назад, мастер по изготовлению этой универсальной одежды горцев. Раньше бурка была лохматой, согревала в холод, летом в горах, тоже не была лишней.
 Если бы в ту ночь была на небе Луна, она осветила бы одинокую фигуру, плескавшуюся в парящей воде, слышала бы песню, посвящённую древнему роднику. Старый певец плескался в воде, не опасаясь, что его, обнажённого, кто – то увидит. Увидит множество наколотых на теле фигур, шрамов, оставшихся от шомполов, которыми пьяные конвойные учили покорности. Среди всего этого затерялись две перекрещённые стрелы, историю которых он даже не знал.
 Перед сном, Абрек прочитал несколько молитв, благодарил Аллаха за то, что жив, за то, что может радовать людей своими песнями. Уже засыпая, подумал, почему его всегда тянет к этому роднику, и сам же себе ответил, на всё воля Аллаха.