Глава 30. Тарантул

      Данте тупо смотрел то на Эстеллу, то на крысу. По спине побежал холодок, и детский, безудержный страх вновь проснулся в нём. Каменные стены. Каменный ледяной пол. В углу лежит крыса. А он — худенький мальчик двенадцати лет, вжимаясь в стену, умирает от ужаса.

      Крики Эстеллы перешли в нервные всхлипывания. Босая, она металась по столу. Крыса важно ходила кругами, с любопытством глядя на испуганную девушку. Размером она была с небольшую собачку.

      В мозгу у Данте что-то щёлкнуло, и это вырвало его из объятий страха. Нет, он больше не маленький забитый мальчик! Это было давно, теперь он взрослый. Он не боится оседлать дикую лошадь и один побороться с разбойниками. Смешно, если он испугается крысы. В этот момент Эстелла, плача, закрыла лицо руками.

      Шлёп! Раздался звук, напоминающий тот, с которым вонзается нож в плоть. Бульк! Что-то зажурчало.

      Эстелла отняла ладони от лица. Крыса утопала в крови, в боку у неё торчала серебряная рукоять с изображением Парадисы — райской птицы с длинным пышным хвостом. Это кинжал Данте! Эстелла обернулась. Бледно-зелёный Данте, стоя в дверях, в упор смотрел на крысу.

      — Она сдохла? — медленно выговорила Эстелла.

      — Кинжал смазан ядом кураре, — отозвался Данте безэмоционально. — Индейцы и гаучо окунают в него стрелы для охоты на животных. Это смертельный яд. Убивает сразу.

      — Так то стрелы. Зачем же мазать ядом кинжал? Вдруг ты сам поранишься? — рванув к Данте, Эстелла обняла его и почувствовала: он весь натянут как струна.

      — Я умею обращаться с кинжалом. Мало ли с кем столкнёшься на пустой дороге, — тембр юноши звучал хищно, а глаза чернели, как два уголька. — Откуда взялась крыса? Как сюда попала?

      — Понятия не имею. Я спустилась вниз приготовить чай, и она упала мне под ноги.

      — Что значит «упала»?

      — Прямо сверху. Я стояла под лестницей. Наверное, она спрыгнула с перил.

      — Или её сбросили. И даже подозреваю кто.

      — Пия? Но твой брат запер её в комнате, — усомнилась Эстелла.

      — Значит, так запер. Эта богомолка хочет сжить нас со свету!

      Эстелла взяла Данте за руку. Поцеловав его тонкие заострённые пальцы, заметила на них когти.

      — Данте, а у тебя ногти опять выросли, — сообщила она весело. — Как в тот раз, когда ты был у меня дома. Ты превращаешься в кота. Нет, я не против, если ты станешь чёрным пушистым котиком. Я бы тебя гладила по шёрстке и клала с собой в постельку, — девушка захихикала.

      Но Данте наблюдал её в каком-то тумане — перед глазами чётко стояла мёртвая крыса, а в душе плескался злорадный восторг. Он убил крысу! Убил! И ему хорошо. И если бы на её месте оказался человек, враг, он бы с удовольствием полюбовался, как тот корчится в муках.

      — Милый, что с тобой? Не пугай меня, — Эстелла потрепала Данте за подбородок. — Не превращайся в кота, не надо, я пошутила! Ни в кого не превращайся, я люблю тебя таким, какой ты есть. Слышишь? Я тебя люблю! — встав на цыпочки, Эстелла поцеловала его в губы.

      Это подействовало мгновенно. По телу разлилась истома. Красная дымка перед глазами спала. Данте вздрогнул и очнулся. Увидел Эстеллу в своих объятиях. Глаза его посветлели, а когти укоротились.

      Заметив на полу кровавое месиво, он испытал приступ тошноты. Что это с ним было? Транс, словно его загипнотизировали. С ним случилось подобное в детстве, когда Сильвио бросил его в подвал, и Данте не сопротивлялся, обратившись в истукан. Вот и сейчас. Он помнит, как вынул кинжал и метнул его в крысу, и дальше будто провалился в яму. И эти когти… Неужели он опять трансформировался в Салазара? А он думал, с этим покончено, когда после сватовства в доме Эстеллы возвратился в «Маску», снял перстень и тут же обернулся в себя. С того момента Салазар не являлся, а перстень Данте больше не надевал. Но, может быть, его магия действует и без этого? Тибурон сказал, это сильнейшая штука. Наверное, от перстня действительно лучше избавиться, пока он не превратил своего хозяина в монстра.

      — Надо убрать отсюда крысу, — сказала Эстелла.

      — Угу…

      Проглотив комок в горле, Данте подошёл к крысе. Взмахнул рукой. Хлоп! Тушка и кровавая лужа исчезли.

      — Здорово! — Эстелла сразу успокоилась.

      Она имела в характере чудесное качество: легко забывала о проблемах, когда они оставались позади. В душе же Данте любая неприятность поселялась надолго, поэтому он иногда завидовал возлюбленной. Сама Эстелла называла эту свою черту легкомыслием, уверяя, что не может долго заниматься чем-то одним, не может думать об одном и том же или неделями расстраиваться. Правда, чувства к Данте — исключение, она думает о нём всегда.

      — Милый, а где ты был?

      — Ходил к Тибурону договариваться о нашей свадьбе. Думаю, она будет через пару дней.

      — А он правда колдун?

      — Да, настоящий колдун. Как и я. Идём в комнату, я тебе всё расскажу…

      В обнимку они поднялись наверх и даже вечером из спальни не вышли. Данте только на пять минут спустился вниз. Поприветствовав Клема, взял поднос с ужином и снова заперся с Эстеллой. Про крысу он ничего не сказал, но заснуть не смог. Эстелла же вырубилась сразу, как голова её коснулась подушки. А Данте до утра перебирал её мягкие локоны. Да, ради этой девушки, ради того, чтобы быть с ней, любить, оберегать её, он пойдёт на всё.

      Проснулся Данте рано от звуков чьего-то голоса:

      — Данте… Д-данте…

      Ещё не открыв глаза, он определил: голос принадлежит Эстелле, и она чем-то напугана. Данте резко подался вверх.

      — Что случилось?

      Эстелла сидела на кровати, прижимаясь спиной к стене, и попискивала, как мышка.

      — Данте… — шепнула она, подняла палец, указав себе на голову. Там сидел паук размером с ладонь. — П-пожалуйста, уб-бери его… Я ненавижу их… ненавижу…

      Эстелла находилась на грани обморока, и в её взгляде Данте прочёл тот же страх, что он сам испытывал при виде крысы.

      — Подожди, не дёргайся! Сейчас…

      Он быстро подполз к девушке и снял насекомое с её волос. Паук не был страшным или отталкивающим, напоминал скорее краба, — мохнатый, серовато-серебристый с розовыми, оранжевыми и чёрными пятнышками, лёжа у Данте на ладони, он шевелил лапами.

      Эстелла притянула колени к груди.

      — Убери его отсюда, пожалуйста! — взмолилась она. — Я смертельно боюсь пауков, а он такой большой… Он тебя не укусит?

      — Нет, не думаю, — Данте осмотрел паука. — Это тарантул. Он не опасен для человека. Тарантулы не нападают на тех, кто крупнее их, только обороняются.

      — Ведь он, наверное, ядовитый…

      — Не опаснее пчелы, даже кошку не убьёт. Укус вызовет жжение или боль, и всё. Он убивает только насекомых.

      — Всё равно выкинь его, он ужасен, — всхлипнула Эстелла.

      — А мне он кажется красивым, — усмехнулся её реакции Данте.

      Она сморщилась.

      — Красивым? Какая гадость! Данте, убери его!

      Данте хотел выбросить паука в окно, но передумал — завернул его в тряпку и быстро оделся.

      — Ты куда?

      — Отдам паука хозяйке.

      Эстелла глянула на него вопросительно.

      — Думаешь, это она?

      — Радость моя, а кто ещё? Сеньор Анхель тут не живёт, только в гости ходит. И не думаю, что Клем стал бы подкладывать нам пауков. Тарантулы не водятся в домах и не ползают по улице. Даже если бы мы улеглись на ночь под деревом, вероятность того, что он свалился бы нам на головы, стремится к нулю. Таких пауков выращивают на продажу для коллекционеров, которые разводят редких насекомых, или для того, чтобы сдавать их в аптеку — из их яда и лапок делают лекарства. Таких совпадений не бывает: вчера крыса, сегодня паук. И где она умудрилась его достать? Ну я ей устрою! — и Данте, прихватив тарантула, выскочил за дверь.

      Найти Пию оказалось не трудно — на втором этаже находились три спальни: комната Клементе, гостевая и комната Пии. Данте дёрнул дверь — она была не заперта — и без стука ввалился внутрь. Пия, укутанная во всё серое, молилась, перемещаясь на коленях от одной иконе к другой у импровизированного алтаря.

      — Эй ты, радушная хозяйка, забери-ка свой подарочек! — грубо сказал Данте. Развернув тряпку, он бросил паука на Пию.

      Тот зацепился за её шаль и повис на ней. Пия не заорала и не запрыгала — продолжила в молитве шлёпать губами.

      — Оставь нас в покое! Не трогай Эстеллу или я тебя убью!

      — Ты мне угрожаешь? — подняв глаза, девушка перекрестилась и сбросила паука с себя.

      — Именно. Оставь в покое мою жену!

      — Она тебе не жена.

      — Эстелла моя жена, и я никому не позволю над ней издеваться! Если ты продолжишь, с тобой произойдёт то же, что с крысой, которую ты вчера сбросила на Эстеллу!

      — И что же ты с крыской сделал, с бедняжкой? — ехидно поинтересовалась Пия.

      — Я её убил. Кинжалом, обмазанным ядом, — со смаком объявил Данте. — Хочешь, могу проверить и на тебе действие этого чудесного снадобья?

      — Хм, интересно. И кто это недавно меня называл убийцей? Ты же любишь животных, а крысу убил. А это тоже животное. Какая-то избирательная у тебя любовь.

      — Да! Так и есть! — выкрикнул Данте. Он буквально задыхался — то ли от присутствия Пии, которую люто ненавидел, то ли от большого количества икон и крестов. — У меня избирательная любовь. Я люблю только моих животных и Эстеллу, а остальных ненавижу! Ясно?

      — Любить надо Бога, — спокойно сказала Пия, — а иное — грех.

      — Да пошла ты к дьяволу, больная! Ты не знаешь что такое любовь! И никогда не узнаешь! Так и будешь молиться своим богам и гнить в этой конуре. А Эстеллу ты ненавидишь, потому что завидуешь ей! Она любит и любима, а ты — нет! Она счастлива, а ты — нет! Ты похоронила себя в этих тряпках и иконах! Никому ненужная богомолка! Даже мужа своего не в состоянии ублажить! — Данте выскочил в коридор, как ошпаренный, и тут же напоролся на Клема.

      — Что-то случилось? Что за вопли с утра? — удивился тот.

      — У жены своей спроси! Кто-то мне говорил, что наказал её. Оно и видно! — Данте с размаху захлопнул дверь, едва не расквасив Клементе нос.

      К обеду он решил пойти к Тибурону, хотя и опасался бросать Эстеллу в одном доме с Пией — мало ли что ожидать от этой сдвинутой.

      Разговор со стариком был непродолжителен: они сошлись на том, что Данте отдаст перстень, когда Тибурон проведёт свадебную церемонию.

      — Мне нравится твой подход, — сказал колдун. — Это разумно. Никогда не верь людям на слово, особенно магам. Свадьба состоится завтра. Кстати, помнишь, что я вчера говорил: в тебе живёт не только Свет, но и Тьма. А сейчас на тебе кровь. Кого ты убил?

      Данте вздрогнул, быстро оглядев руки и одежду — крови не было.

      — Вы что-то путаете, — фыркнул он. — Я никого не убивал! Только крысу, подумаешь, мерзость какая. Может, мне ещё раскаиваться из-за каждого убитого москита?

      — Дело не в крысе, а в тебе, — Тибурон смотрел на юношу не мигая. — Ты становишься жестоким. Убив крысу, ты испытал удовольствие от вида её крови. Злорадное чувство мести, превосходства, желание уничтожить врагов…

      — Прекратите! — рассвирепел Данте.

      — Люди всегда злятся, когда им говорят правду.

      — Вы упрекаете меня в том, что я убил крысу? Да она напала на Эстеллу! — возмущению Данте не было предела; ему хотелось затопать на старика ногами.

      — Нет, я говорю о твоих чувствах. Крысоловы тоже убивают крыс. Раньше церковники их власть над крысами объясняли не иначе, как данную дьяволом, и расправлялись с ними. Пока крысы не разнесли повсюду чуму. Но когда крысолов убивает крысу, испытывает ли он удовольствие? Не думаю. Это его работа. А когда палач по рекомендации церкви и Святой Инквизиции убивает приговорённого к казни крысолова, он испытывает удовольствие? Возможно. Скорее всего, ибо не каждый человек способен быть палачом. Смотри, как бы однажды не пришлось тебе стать палачом или его жертвой.

      Данте стало неприятно. Выйдя на улицу, он почувствовал себя беспомощным. Что за ерунду нёс этот дед? Подумаешь, крысу убил. Не собирается он быть ни палачом, ни жертвой, и вообще у него свадьба. Какого чёрта ему все портят настроение?

      Но Данте осознавал, что Тибурон в чём-то прав. Вчера он ощутил власть над чужой жизнью, испытал наслаждение при виде крови врага — в данном случае крысы. Он победил недруга и, возможно, сам страх. Но жутко, что он слабо помнит миг убийства, зато отчётливо — как крыса истекала кровью. И помнит свой восторг. Неужели он сходит с ума?

      Остаток дня Данте провёл в хлопотах. Арендовал домик для них с Эстеллой; с приятелями-гаучо и их жёнами развешал на импровизированной площади-поляне (месте всех празднеств) ленты, колокольчики, бубенчики и языческие амулеты. Мужчины дружно расставили африканские барабаны, отгородили места для гостей. Назавтра оставалось принести только корзины с цветами и свечи.

      Вернулся Данте к пяти вечера. Умирая от волнения за Эстеллу, он пулей влетел в дом. Клем и Анхель, сидя в гостиной, пили мате и громко спорили. Данте услышал слова: «поставщики», «шкуры», «векселя» и молча поднялся по лестнице, ощутив спиной косые взгляды. Вбежал в спальню. В комнате было чисто, на кровати рассыпаны шпильки и гребни для волос. Эстелла отсутствовала.

      Распахнув окно, Данте глянул вниз в страхе найти там её бездыханное тело. Не нашёл. Но бредовые мысли не покидали его голову, убедив в том, что Эстеллы уже нет в живых. Куда она могла пойти, никого в посёлке не зная? Конечно, Пия что-то с ней сделала.

      Лихорадочно покопавшись в ящиках, Данте отыскал верёвку и выбежал в коридор. Прав был Тибурон. Сейчас он станет палачом — придушит Пию, а потом убьёт и себя. Без Эстеллы он жить не будет.

      Из комнаты Пии звучали голоса. Данте быстро распахнул дверь и… почти обратился в камень. Впервые в жизни Пия не молилась. Она сидела на табурете, а Эстелла, живая и здоровая, с полным ртом шпилек, колдовала над её причёской.

      На щелчок замка девушки обернулись и застыли в немой сцене, увидев Данте, взлохмаченного, с безумными глазами и верёвкой в руке.

      Первой пришла в себя Эстелла. Вынула шпильки изо рта и спросила:

      — Милый, ты уже вернулся? Что-то случилось?

      — У нас завтра свадьба, — изрёк Данте.

      — Уже? Здорово! Завтра… уже завтра… Мне не верится! — Эстелла аж подпрыгнула.

      — А я тебя ищу, — продолжил Данте сдавленно. — Эсте, что ты делаешь рядом с этой сумасшедшей? Отойди от неё, а то она тебя покалечит!

      — Я делаю ей причёску.

      Данте не придумал что ответить, так был изумлён.

      — Ну, чего стоишь столбом? — молвила Пия. — Иди отсюда, не видишь мы заняты!

      — Я не с тобой разговариваю, живодёрка! — Данте в бессильной ярости прикрыл глаза — в груди кипели гейзеры. Как он ненавидит эту Пию! Так и хочется свернуть ей шею!

      — Данте, не груби! — укорила его Эстелла. — Мы с Пией выяснили все недоразумения. Иди в комнату, я потом приду.

      — Эсте, ты уверена, что хочешь остаться наедине с этой особой?

      — Абсолютно уверена.

      Данте закрыл дверь, оставив женщин вдвоём. Приглушённый разговор возобновился. Юноша не разбирал слов, но было очевидно, что Эстелла и Пия не скандалят и не убивают друг друга. Но Данте не ушёл — плюхнулся на пол у двери, готовый в любую секунду броситься Эстелле на помощь. Ведь Пия явно что-то затеяла.