13. 1. После Сахлинский период

1.

В самой начале марта семьдесят шестого года я устроился в НПО "Океанприбор" на работу в качестве наладчика. Надо сказать, что преподавателем где-либо, а тем более в мореходные училище, мне устроиться не удалось. Учебный процесс был в разгаре, все вакантные места заняты. Даже если бы в какой-то из мореходок и можно было устроиться, то не смог бы там долго работать, так как мне пришлось бы много времени тратить на дорогу, поэтому я даже не пытался устраиваться в ленинградские мореходные училища. Инженером на какое-нибудь предприятие расположенное близко к моему дому я сам не захотел устраиваться - не устраивала маленькая зарплата инженера. Было бы желание, я мог без труда устроиться в Управление Гидрометеослужбы, откуда я был переведён по трудовому договору в Сахморучилище и теперь, на основании закона, имел право туда возвратиться на бывшую свою должность. Но туда также мне было не удобно добираться транспортом – далеко, да ещё с пересадками.

Новая работа меня сразу же увлекла и захватила. Дело было новое, сложное, интересное, связанное с морем, с подводными лодками. Не в последнюю очередь в выборе работы, были приличная зарплата и хорошие командировочные. В этот период, как никогда нашей семье были нужны деньги. После приезда из Сахалина в Ленинград, в ноябре прошлого года, мы с женой до сих нор не работали и сильно порастратились. Деньги были нужны чтобы оплачивать кооперативную квартиру, обзавестись обстановкой и просто на жизнь.

Единственное "но", пожалуй, работа была связана с длительными командировками. Для данной работы, как ни дли какой другой, пригодились мои знания гидролокации и гидролокационных установок и систем, опыт подводника и знании радиоинженера широкого профиля. И всё же, прежде чем я согласился на данную работу, я посоветовался с Любой. Мы решили, что пока Саша (наш сын) ещё в начальных классах и управляемый, пока Любе в воспитании сына особая помощи не нужна, - годика три я могу отлучаться в командировки. Уже в конце апреля меня послали в первую двухмесячную командировку в город Горький на завод "Сормово".

2.

С тех пор, как и в последним раз был (ещё во времена Хрущева) в Горьком, город сильно изменился, особенно его новые районы возле авиазавод и Сормово, прямо стали неузнаваемы. Конечно же не мог не поразить воображение сам завод с его огромными корпусами, стапелями и прочее. По привычке, но скорей из любознательности, при первом же удобном случае, как например, обеденный перерыв, я познакомился со всеми корпусами, цехами и мастерскими. И всегда я многое интересного для себя открывал, узнавал нового. Оказалось, например, что во время Великой Отечественной войны на Сормовском заводе изготовлялись танки и другие виды оружия. Но странно было наблюдать рядом с современнейшей техникой, устанавливаемой на кораблях, допотопную технологию её изготовления. В литейных и прокатных цехах я видел, например, прокат тонкого профиля (прутки, стержни и т.п.) производился вручную при помощи клещей, как видимо, изготовлялись еще в петровские времена. Жалко и жутко страшно было смотреть, как здоровый на вид детина (слабому не управиться), обливаясь от жары потом, при страшной грохоте валков, ловко, надо сказать, выхватывал длинными щипцами (клещами) до бела раскалённую ленту металла и быстро, почти бегом, делает огромную петлю и заводит ленту в другие вальцы. И так, в таком аду - другого слова не скажешь - рабочий почти без отдыха работает всю смену крутясь, как белка в самой настоящем пекле. И это в век автоматизации и электроники. Я подумал про себя, что не согласился бы на такую работу ни за какие деньги. На такую каторжную работу идут либо полные идиоты, либо невольники, если их подстегивают кнутами. Ленты, раскалённого до бела металла, напоминающие огромных змей, со свистом, лязгом, грохоча, пулей вылетают с определённым интервалом из одних вальцов. Их необходимо успеть подхватить клещами за самый конец и описав огромную петлю завести в другие вальцы. Не дай бог, промахнешься или не успеешь подхватить – тогда беды не миновать. У рабочего должна быть большая сила, выносливость и сноровка и главное, как мне кажется, должно быть хорошее здоровье, чтобы выдерживать изо дня в день весь этот ад: жару, загазованность, сквозняки, лязг и грохот.

Глядя со стороны, поражается как можно ни о чём не задумываясь, с тупым остервенением выполнять одно и то же движение руками и ногами с идеальной точностью до доли секунды, как механизм часов. Тысячи одинаковых движений за смену, миллионы - за жизнь в адских условиях. Эти рабочие рано старели и рано умирали. Героями соцтруда и орденоносцами - в лучшем случае, в худшем случае - спивались. В других цехах, производствах труд тоже был тяжелый, но был хоть творческим, интересный. Взять хотя бы сварщика или трубоукладчика, корпусника, того же маляра на строящемся судне. Все судостроители фактически работают в адских, тяжёлых условиях. Тот же грохот кувалдой, задымлённость от газосварки и нехватка кислорода (вентиляция как таковая отсутствует), испарения краски, нитроэмали повышенная влажность, полумрак, порой страшная стеснённость и неудобства. Пока отработаешь смену, проклянёшь всё на свете - работа в угольном забое покажется домой отдыха. Я всегда преклонялся перед рабочими тяжёлых профессий, восхищался ими. По мне - они заслуживают лучшей доли. Нельзя жалеть для них ни похвалы, ни доброго слова, ни орденов, ни денежных вознаграждений. Это должен быть самый привилегированный состав людей.

3.

Мне, как наладчику гидроакустических систем, работать было несравненно легче, чем рабочим других профессий, строящих корабли, но тоже было не сладко. Спускалась серия новых субмарин и нам приходилось настраивать состыковывать, регулировать, запускать новую аппаратуру, новые системы гидролокации. Всё начиналось с проверки наличия и "прозвонки" всех кабелей, соединяющих приборы и отдельные узлы и блоки между собой и с другими системами. Необходимо было иметь, по меньшем мере, два человека - по одному на оба конца кабеля - и переговорное устройство при "прозвонке".

Прозвонка всех жил кабеля - довольно нудное, кропотливое и очень ответственное занятие, на которое уходит порой несколько дней. Я придумал производить прозвонку кабелем с помощью одного человека, что ускоряло саму прозвонку, сам процесс. Прежде чем внедрять своё рацпредложение, я проверил его эффективность сам, для этого мне пришлось изготовить для разных разъёмов перемычки, соединяющие последовательно все контактные выводы каждого разъёма, отдельно для "бабок" и "дедов". Перемычки устанавливаться на одном конце кабеля (в одном отсеке), а на другом конце кабеля (в другом отсеке) производится прозвонка, для чего достаточно подсоединиться индикатором к первому выводу разъёма и второму, затем к третьему и четвертому, пятому и шестому и т.д. пока не будет прозвонена последняя жила в разъёме. При такой методе прозвонки отпадает необходимость переговорного специального устройства - раз, вместо двух человек требуется один – два, и значительно убыстряется сам процесс проверки всех жил питания. Так что экономическим эффект получается значительный. Правда, возникает теперь необходимость каждому наладчику иметь при себе несколько различных типов разъёмов с перемычками.

На заводе в Сормово наша контора разместилась на огромной старом пароходе, стоящем у стенки на "вечной приколе". Каково же было моё удивление и моя радость, когда, выйдя однажды в боковую дверь на палубу, я увидел знакомые и до слёз родные и любимые очертания подводной лодки нашего "Лембита", на котором я прослужил четыре года в Кронштадте. Глазам своим не верилось - ещё "живой", хоть и стоит в самой дальнем углу, зажатый такой громадиной. Я знал, что его отбуксировали в Сормово, но никогда не думал, что ещё встречусь с "Лембитом" вот так, в другом качестве через столько лет. Без малого, прошло двадцать лет с тех пор, как в последним раз на его борт ступала моя нога. Судьба вновь свела нас. Несколько секунд я стоял и молча смотрел, а в памяти пронеслись целые годы службы проведенные не этой легендарной подводной лодке, с которой, как бы сроднился за эти годы и прикипел сердцем.

Сошёл по трапу на буль лодки и поднялся на рубку. Вахтенного нет. Спустился по знакомому вертикальному трапу, вниз, во мрак, царивший внутри лодки. В центральной посту меня встретил мичман. Я представился и мы разговорились. Мичман сверхсрочной службы Бажуков Аркадий Александрович, житель Горького (живёт на улице Героев Космоса). На лодке представляет в одном лице и командира и сторожа (при уходе с корабля, люк запирается на замок). Мичман рассказал мне, что до последнего времени "Лембит" использовался для учебных целей по отработке "выхода из затонувшей лодки" через "артиллерийский" люк шлюзованием. Способ шлюзования через рубку мы впервые проверили на практике в 54-55 годах, когда в составе двенадцати человек вышли из глубины двадцать пять метров.

Уже теперь лодка напоминала скорей музей, чем боевой корабль. На самодельных витринах были выставлены документы, книги командира времён ВОВ А. М. Матиясевича, фотодокументы. Я решил подарить подводному музею две своих фотографии, сохранившиеся у меня. Эти фотографии были сняты на "Лембите" в День Военно-морского флота" в пятьдесят пятой году, в одной из последних "боевых" походов лодки, перед тем как "Лембит" разоружили осенью в этом же году. На одной фотографии была запечатлена почти вся команда лодки стоящая на левом буле возле рубки, на котором красовалась звезда с цифрой восемь, что означало число потопленных немецких кораблей. Как потом оказалось их в полтора раза больше (всего двенадцать). Вторая фотография была сделана в центральной отсеке "Лембита", на которой командир капитан-лейтенант А. Иванов смотрит в перископ, штурман за штурманским столом, инженер-механик и старшина трюмных возле системы открытия кингстонов и я - сижу за управлением вертикальным рулём. Снимки были сделаны фотокорреспондентом одной из газет. В этот день из нашей лодки вели фотосъёмки, а накануне производили запись репортажа для радио. Так вот, я пообещал, что в следующую командировку на Сормово привезу эти фотографии для музея. Хоть мне и жаль было расставаться с ними, но я подумал, что музею они нужнее, ведь на них не только я, но и многие другие, память о которых должна быть для потомков сохранена.

4.

Мы прошли с мичманом по отсекам "Лембита". Лодку трудно было теперь узнать, так всё внутри лодки изменилось, отсеки были опустошены. В четвёртом отсеке даже один из двигателей был снят с места и вытащен из лодки. От Аркадия Александровича я узнал и о судьбе моего бывшего командира, командовавшего "Лембитом" до пятьдесят четвёртого года, Кирток Александра Наумовича. Я знал, что он закончил Академию и работал на Северной флоте, но оказывается, что он впоследствии служил в Горьком в чине контр-адмирала, частенько бывал в Сормово на заводе и даже посещал "Лембит". В начале семидесятых годов он был уволен в запас. Теперь Кирток живёт в городе Одесса.

Я неверное, ещё с час ходил по лодке один, переходя из отсеке в отсек, пытаясь до мельчайшим подробностям вспомнить, что где находилось, о назначении каждой магистрали, каждого клапана, как бы навсегда прощаясь вновь с тем, с чем сроднился, со своей молодостью, с тем местом, где прошли, неразрывно почти, четыре года жизни. Всё здесь, даже воздух, сам специфическим запах, свойственный только "Лембиту", было до боли родной и узнаваемый. Вообще, надо сказать, половина считай моей сознательной жизни было, каким-то образом, связана с морем, с подводными лодками (служба, работа). Так что в душе я моряк-подводник.

5.

Жили все командированные, в основной это люди из Москвы и Ленинграда, в специальной гостинице без всякой вывески. Гостиница находилась на втором этаже, над гастрономом, с окнами на площадь с фонтаном. Напротив был Дворец культуры. Рядом с площадью - парк с искусственным озерком, на котором плавали лебеди. За Дворцом культуры не то речка, не то канал, любимое место отдыха горожан в летним период. За речкой стадион. Из сказанного видно, что место расположения нашего жилья, как нельзя, хорошее и довольно уютное. В парке и особенно на канале я любил часто проводить свободное время. По выходным дням в тёплый и солнечные дни обычно сюда приходят отдыхать целыми семьями: купаться, загорать, кататься на лодках.

Один раз, ещё в мае, я ездил на катере за Волгу отдыхать. Красоты заволжские - чарующие. Май был тёплый, солнечный. Природа оживала, всё цвело и благоухало. На деревьях распускались сочные ярко зелёные листочки на земле пробивалась свежая трава. Припекало жаркое солнце, а главное не смолкая поют соловьи. За эту командировку несколько раз побывал в старой части города, в центре. С тех пор, как я здесь был в последним рез (ещё во времена Хрущева) мало что изменилось - провинциальные города изменяют свой облик очень медленно. Каждый раз при выходе с проходной завода, идя "домой", мне почему-то припоминались картины из жизни сормовских рабочих, описанных в романе М. Горького "Мать". Как тогда, так и теперь - кончается смена и из проходной завода валит усталый, изнурённый работой народ. Вся улица вмиг заполняется тысячами людей с серыми, усталыми лицами.

Вся - эта огромная толпа безмолвно, медленно движется к центральной улице, на всём протяжении которой расположены десятки разных забегаловок. Одних только пивных около десятка. Пока рабочий человек доберётся до своего дома все деньги, что были в кармане уходят, домой он приносит в лучшем случае, гроши. После работы улицы и дворы Сормово наполняются пьяными, руганью, драками, матом и всё это под залихватские, весёлые песни под гармошку - сплошная беспросветность. Люди побогаче тоже пьют, но в кафе или в ресторанах.

6.

Первая двухмесячная командировка на завод Сормово подходила к концу. К окончанию командировки необходимо было закончить наладку и регулировку гидроакустической системы, подготовить её к швартовым испытаниям, убедиться, что всё работает нормально во всех режимах, аппаратура не подведёт.

Всё это время мы часто писали друг другу и всё же тянуло домой в Ленинград. Когда долго находишься в разлуке с семьёй, теряется смысл семейной жизни, особенно если эти разлуки бывают часто и продолжительное время. Это я вскоре понял, когда спустя всего неделю или две меня снова послали в Горький в двухмесячную командировку. Надо сказать, что в первую командировку на завод Сормово я поехал не имея понятия о системе, которую мне предстояло вводить в рабочее состояние, не было опыта. Пришлось на ходу, как говориться, разбираться со схемами, чертежами, изучать руководство по эксплуатации, инструкции, описание работы и взаимодействия блоков и узлов. Пришлось много работать последние две недели - даже в две смены, чтобы успеть к сроку и не опозориться. В меня поверили и поручили сходу такое ответственное дело и это доверие я должен оправдать. Здесь я столкнулся с двумя неисправностями, когда по отдельности приборы (стойки, блоки) функционируют нормально, а вместе с другими - вся система работает со сбоями, ненормально. Что я только не делал: прозванивал всё заново, проверял в работе отдельные узлы и блоки, но неисправность обнаружить не мог - по отдельности всё было в порядке.
Но как говорится, кто ищет, тот всегда найдёт. Во время очередной прозвонки кабеля, подходящего к "подозрительной" стойке я случайно обнаружил в разъёме на стойке, что один из его штырей был согнут, а после выпрямления он вообще сломался. Пришлось менять на стойке контактный разъём, после чего проблема исчезла.

В другом случае было ещё не понятней и сложней. Весь день и вечер я бился в поисках неисправности. Ночью чертовски усталый, сильно расстроенный, злой и голодный, как волк, я пришёл в гостиницу. Лёг в постель и тут же уснул "трупом”. Всю ночь снились кошмары, связанные с работой. Вдруг, я сам собой стал рассуждать и явно стал понимать в чём дело, что необходимо сделать, чтобы всё стало на своё место. Дело в том, что на пульте управления в центральном посту был переключатель режимов работы гидроакустической системы, от которого зависела подача того или другого сигнала (импульса), а следовательно, зависел режим работы.

Во сне я заподозрил, что клювик переключателя режимов смещён с правильного положения на оси и теперь получается, что при установке его в нужное положение режима (подача сигнала) не соответствует требуемому. Проснувшись и наспех собравшись, поспешил на работу проверить идею, которая мне пришла во сне. На этот раз интуиция меня не подвела. Всё оказалось именно так - клювик переключателя был смещён на оси на одно деление и закреплён винтом. Этот случай для меня стал поучительным. Про себя я решил впредь, первым делом, проверять правильность установки (закрепления) клювиков на любом блоке. Так же я внёс рацпредложение - все клювики на переключателях устанавливать с жёсткой фиксацией исходного положения на оси, чтобы была исключена возможность неправильной его установки.

После успешного проведения швартовых испытаний, я с лёгкой душой возвратился в Ленинград, но уже через полторы недели меня снова направили в двухмесячную командировку в город Горький. Необходимо было готовить гидроакустическое оборудование к ходовым испытаниям. Не этот раз всё было значительно легче и проще.

Я по-прежнему много времени уделял работе, познавал тонкости системы, где многое для меня было новым, но теперь отпала необходимость работать сверхурочно, по вечерам. Появилось много свободного времени. Как говориться - кончил дело, гуляй смело.

Я по-прежнему любил шляться по цехам завода. Однажды моя любознательность привела меня в огромный цех, стоящий возле стапеля с рельсами спуска в воду. Я сразу был поражен и озадачен при входе в цех. В таком огромном корпусе стояла только одна лодка, видимо поднятая недавно из воды. И главное, в нём не видно было никого из людей, ни единой души. Я взобрался на леса, окружавшие подводный корабль со всех сторон. Корпус субмарины был покрыт ржавчиной и морскими ракушками. Странное чувство охватило меня, когда я обходил лодку вдоль корпуса. Я испытывал на себе какое-то жуткое влияние, от которого, казалось, шевелились волосы на голове и бегали мурашки по коже. Огромные гребные винты, казалось, вот-вот завертятся, и подтянут тебя к себе и перемелют со всеми гостями, как в мясорубке. Я сам себе, в сравнении с такой махиной, казался никчемной букашкой. В порядке самоуспокоения, мне пришла странная мысль. Мне подумалось, что если бы эта глыба железа была бы новенькой, покрашенной и рядом были люди, то она бы не произвела на меня такого ужасающего впечатления и не объяснимого страха. Но, как оказалось в последствии, я не спроста ощущал на себе воздействие какой-то силы и страх, от которого хотелось поскорей и подальше бежать от этого железного чудовища. С каждой минутой, проведённой возле этого огромного "мертвеца" мне всё больше и больше хотелось выскочить из цеха, скорей напоминающего собой покойницкую, на свежий воздух, где светит солнце, порхают птицы, где бьет ключом жизнь. Я почти выбежал из цеха, как из склепа, где чуть было сам не был заживо похоронен. Как я и почувствовал всеми порами своего тела субмарина оказалась атомной подводной лодкой. Её поставили в гордом одиночестве в "отстойник”, где она должна была отстояться определённое время перед ремонтом.

Не знаю облучился я тогда или нет, но видимо моё любопытство мне тогда не пошло на пользу. Мои мужские функции с тех пор стали заметно угасать, постепенно меня перестали привлекать к себе женщины. Хотя внешне физически и умственно я оставался здоровым и никаких хворей особых не ощущаю по сей день, хотя с тех пор прошло почти тридцать лет.

7.

В свободное от работы время, я любил, сидя на скамейке возле фонтана, отдыхать, смотреть на играющих детей, на их счастливых матерей, думать о жене, сыне или писать в Ленинград очередное послание. Любил гулять по парку, смотреть на плавающих, на искусственном озере, лебедей. Но особенно часто приходил на канал, где всегда было многолюдно. Одни купались, катались на лодках, но большинство просто, сидя на траве отдыхали, загорали. Здесь чувствовался простор - душа отдыхала. После восьми часов проведённых внутри подлодки, без солнечного света, без достаточно насыщенного кислородом воздуха, всё время в истощающим мозг, умственном и моральном напряжении - это был настоящий праздник для души.

Большинство же специалистов-командировочных снимали напряжение в пивных, ресторанах или у себя в гостиничном номере, благо спирт всегда был под рукой. Многие в командировках спивались, становились алкоголиками. Очень немногие могли удерживаться от систематического употребления спиртного. Меня спасала от этой дурной привычки любовь к природе, к одиночеству. Я никогда не любил шумных компаний, а тогда особенно, тем более, что центром любой компании было пьянство.

В выходной день, как правило, я уезжал в центр города и долго бродил по старинным улицам, изучая досконально достопримечательности города. Любил смотреть, с крутого берега от кремля на Волгу и Каму, на дали. Красота -простор необозримый. Думалось, сколько на этом месте, где я стою раньше стояло много других людей и среди них. Наверняка, были Шаляпин, Горький, Чкалов, (мог быть и Ленин) и другие знаменитости. Они не могли здесь не быть - ведь они также любили красоту, Родину, любил и жизнь, также чувствовали и понимали красоту природы. Я заметил, что людей одного склада души привлекает и притягивает к себе одно и то же место и при первой же возможности такие люди обязательно посетят это место. Одних тянет в магазины, других тянет рынок, а третьих - на природу, четвертых - в музеи, театры и т.д. А иных не интересует ничего в жизни, кроме жажды наживы денег.

В начале сентября всё на нашей лодке было готово к ходовым испытаниям. Заканчивался и второй срок моей командировки. Ходовые испытания наша дизельная лодка должна была проходить на месте приписки - в Черном море, а именно в Севастополе, куда её и потащили буксиры.

8.

Перед тем, как меня откомандировали в город-герой Севастополь, я побывал в Ленинграде, в кругу семьи, по которой сильно соскучился. Но уже через несколько дней из Севастополя пришла шифрограмма, в которой требовалось срочно откомандировать к ним специалиста по гидроакустической системе (была названа система). Когда я прибыл в Севастополь, на базу подводных лодок, то узнал, что при проведении ходовых испытаний гидроакустический комплекс дает сбои в работе – "летят" предохранители на силовой установке, не выдерживая нагрузки. Срочно необходимо выяснить, разобраться в чем там дело. Иначе срываются ходовые испытания.

Поселиться пришлось в гостинице, где-то на окраине города. Как всегда обычно бывает - в центральных гостиницах (тем более в "бархатный" сезон на Юге) мест не оказалось. Гостиница, где я поселился, населена была, в основном, одними командированными. Правда, в центре города для нашей фирмы было снято в аренду несколько благоустроенных квартир, но они всегда (постоянно) были занята начальством и их приближенными.

После оформления, необходимых в таких случаях документов прошёл на лодку. Лодка вышла в море, на расстоянии, примерно, пяти миль от берега начали ходить параллельными галсами, отрабатывая задачу - обнаружение подводной лодки "противника". Я один находился в рубке акустика, обеспечивая работу гидроакустической системы. Ответственный сдатчик системы вместе с офицерами, принимающими работу гидроакустической системы - находился на мостике. С мостиком я поддерживал телефонную связь. Пока всё шло хорошо, никаких сбоев в работе системы не было. Как только была обнаружена лодка "противника" я перевёл управление акустическим комплексом в центральный пост и сообщаю об этом на мостик. Прошло ещё несколько секунд и в моей рубке началась настоящая "стрельба". Одна за другой, с треском, похожим на выстрел, на силовой установке начали вылетать плавкие вставки (пробки), которых было не меньше пятидесяти. Я сразу понял в чём дело. Была нарушена, из-за плохого знания, инструкция по эксплуатации, где чётко было оговорено, что посылки сигналов должны производиться с частотой, кажется, не раньше, чем через каждые тридцать секунд - две посылки в минуту, а подавались раз за разом без какого бы ни было перерыва, т.е. с частотой одной посылки в секунду. Меня разозлило больше всего то обстоятельство, что этого требования в инструкции не знал, так называемый, ответственный сдатчик. Вне себя, я схватил трубку телефона и не стесняясь в выражениях, обругал своего руководителя за некомпетентность и напомнил ему правила безаварийной эксплуатации акустической системы. Пришлось приостановить ходовые испытания, заменить выбитые "пробки". Дальнейшие испытания прошли без сучка и задоринки -отлично, чётко. Мой авторитет, как грамотного и знающего специалиста, вырос ещё сильней. Особенно, видимо, я понравился офицерскому составу лодки. Они обращались ко мне на "вы" и относились, как, может быть, только к своему командиру с величайшим почтением и уважением.

Ведь от того как скоро команда сдаст ходовые испытания зависела, по сути, их судьба, их карьера подводника. В основном это были молодые лейтенанты только что закончившие учебные заведения. Все эти дни, пока проходили ходовые испытания лодки, мы жили и питались, как офицерский состав - спали в каютах, а питались вместе с офицерами в кают-компании. Надо сказать, что питались хорошо. Было и вино, и шоколад, копчености, фрукты.

Ходовые испытания лодки закончились с оценкой "удовлетворительно" испытание гидроакустической системы приняли с оценкой "хорошо". Мне дали один день отдыха. Естественно, этот день, как и другое свободное время я посвятил знакомству с прославленным городом. Чтобы как можно ближе и лучше рассматривать городские достопримечательности, приходилось больше ходить пешком, чем ездить на транспорте, прошёл почти по всем улицам. Побывал и не обоих Панорамах - на Панораме обороны Севастополя в 1855 г., на Малаховой кургане и на диораме "штурм горы Сапун", на мемориале освободителям Севастополя.

Интересно, что гуляя по Сапун-горе я увидел на одном из деревьев огромный осколок снаряда от "катюши" напоминающий собою осьминога – кольцо, по периметру которого причудливо извивающие ленты разорванной стали. Я снял осколок с дерева, где он провисел много лет напоминая о войне и подарил его ветерану ВОВ, приехавшему посмотреть Мемориал и места, которые он освобождал от фашистов. Он пообещал, что отпескоструит его и будет хранить, как дорогой сердцу сувенир.
Побывал я и на северном кладбище, где похоронены моряки линкора "Червона Украина", взорвавшегося на рейде и затонувшего в пятьдесят пятом году, т.е. ровно через сто лет после войны с французами. Видимо, число пятьдесят пять для Севастополя - роковое.

Побывал и в Xерсонесе, на раскопках, в музее. Центр города очень понравился и запомнился своей чистотой и опрятностью, красивыми, старинной архитектуры, зданиями.

9.

Моя командировка давно закончилась, но ее продлили, ссылаясь на то, что лодок в севастопольской базе много, а специалистов - раз, два и обчёлся. Доходило дело до того, что меня разыскивали по городу, после основного рабочего времени, в связи с тем, что какой-то лодке нужно было срочно устранить все неполадки в акустической системе к утру. Лодка должна была выходить в море для выполнения задачи. Я конечно понимал, что выходить в море, да ещё для выполнения боевой задачи без исправно работающей гидроакустики лодка не может, ибо это уже будет не подводная лодка, а баржа - она не сможет выполнить ни одной боевой задачи. Известно, что гидролокатор - это глаза и уши лодки в подводном положении.

Как-то еду в трамвае по своим делам и увидел там одного из наших наладчиков. Он так обрадовался нашей встрече, говорит: "Слушай, тебя все разыскивают по городу. Хорошо, что я тебя встретил. Срочно иди на базу на лодку номер (назвал номер). Это приказ нашего начальника. От тебя теперь зависит престиж нашей фирмы".

Пришлось, вместо кафе, куда я собирался вечером сходить, идти на указанную подводную лодку. Встретили меня, как долгожданного хорошего знакомого с почетом и уважением. Видимо, слух, что я в пух и прах разнёс своего непосредственного начальника - ответственного сдатчика проекта, облетел весь подводный черноморский флот. Перво-наперво, меня пригласили в кают-компанию поужинать. После хорошего ужина я взялся за дело - разыскивать и устранять неисправности, с тем, чтобы до утра успеть еще немного поспать, зная, что в походе, в море при отработке задачи, спать не придётся, а ясная голова будет как нельзя кстати.

Неисправностей оказалось несколько сразу, но, к счастью, все они оказались незначительными, тем не менее часика два или три пришлось повозиться. Часов в пять утра команда лодки была поднята по тревоге. По привычке, как молодой матрос я тоже было вскочил, но меня срезу же успокоили, чтоб я не волновался и продолжал спать. Пообещав разбудить меня как только придём в точку отработки задач. Но уснуть я уже не мог – сон, как рукой сняло. В связи с этим, вспомнился анекдот про старую кавалерийскую лошадь, которая будучи давно уже списанной на мыло и еле ходила громыхая костями, услышав марш кавалерии, сразу преображалась, выпрямлялась, поднимая понурую голову и пыталась двигать ногами в такт знакомой бравурной музыке, лихо взмахивая облезлым хвостом. Вот что значит привычка.

 В море всё прошло нормально. Поздно вечером лодка возвратилась на свою базу. Сравнивая условия жизни на данного типа лодках с теми, которые я знал, бывая на всех типах лодок начала пятидесятых годов, можно сказать, что многое изменилось к лучшему. Лодки стали более просторными и комфортабельными, но неудобств всё же ещё много. На лодках все и рядовые, матросы, и старшины, и офицеры находятся, примерно, в одинаковых условиях. Только со стороны кажется, что офицер это особый человек. На самом же деле он такой же обычный человек со всеми слабостями, достоинствами и недостатками, который может чего-то не знать, ошибаться и т.д. Важно, чтобы офицер не ронял чести и был настоящим примером для подчинённых ему моряков.

(продолжение следует)