Анархист М. Бакунин

Цитаты. М. Бакунин "Государственность и анархия". Избранные сочинения.

Знание и невежество:

«Знание - сила, невежество - причина общественного бессилия. [...} Невежество главным образом мешает народу осознать свою повсеместную солидарность, свою громадную численную силу; мешает ему сговориться, и создать организацию бунта против организованного грабежа и утеснения - против государства.»

Государство - Господство - рабство:

«Если есть государство, то непременно есть господство, следовательно, и рабство; государство без рабства, открытого или замаскированного, немыслимо - вот почему мы враги государства.»


О иллюзиях абстракции:

«Кто опирается на абстракцию, тот и умрет в ней.»

О торговле и государстве:

«Не станем говорить также об открытии новых торговых путей в Индию. Торговая политика — это политика Англии, она никогда не была русскою.

Русское государство по преимуществу и, можно сказать, исключительно — военное государство. В нём все подчинено единому интересу могущества всё насилующей власти.

Государь, государство — вот главное; все же остальное — народ, даже сословные интересы, процветание промышленности, торговли и так называемой цивилизации — лишь средства для достижения этой единой цели.»

О армии, солдатах и офицерах:

«"Чтоб овладеть душою солдата, надо прежде всего овладеть его телом":

Как же овладеть его телом? Посредством беспрерывного учения. Вы не думайте, чтобы немецкие офицеры презирали шагистику, ничуть не бывало
 — они видят в ней одно из лучших средств для того, чтобы выломать члены и для того, чтобы овладеть телом солдата, а потом ружейные приемы, уход за оружием, чистка мундиров;
- надо, чтобы солдат был с утра до вечера занят и чтобы он не переставал чувствовать над собою и за каждым шагом своим строгое, холодно-магнетизирующее око начальства.

Зимою, когда времени остается побольше, солдат гонят в школу, там их доучивают читать, писать, считать, но главное;
 — заставляют твердить наизусть военный устав, проникнутый боготворением императора и презрением к народу:
- императору делать на караул, а в народ стрелять. Вот квинтэссенция нравственно-политического учения солдат.

Проживя три, четыре года, пять лет в этом омуте, солдат не может иначе выйти из него, как уродом. Но и для офицеров то же самое, хотя и в другой форме.

Из солдат хотят сделать палку бессознательную; офицер же должен быть палкою сознательною, палкою по убеждению, по мысли, по интересу, по страсти.»

О империи:

«Мы, русские, все до последнего, можно сказать, человека знаем, что такое, с точки зрения внутренней жизни ее, наша любезная всероссийская империя.

Для небольшого количества, может быть, для нескольких тысяч людей, во главе которых стоит император, со всем августейшим домом и со всею знатною челядью, она:
 — неистощимый источник всех благ, кроме умственных и человечески-нравственных;

Для более обширного, хотя все еще тесного меньшинства, состоящего из нескольких десятков тысяч людей, высоких военных, гражданских и духовных чиновников, богатых землевладельцев, купцов, капиталистов и паразитов, она:
 — благодушная, благодетельная и снисходительная покровительница законного и весьма прибыльного воровства;

Для обширнейшей массы мелких служащих, все-таки еще ничтожной в сравнении с народною массою, — скупая кормилица;

- А для бесчисленных миллионов чернорабочего народа:
— злодейка-мачеха,
- безжалостная - обирательница,
-  и в гроб загоняющая мучительница.

Такою она была до крестьянской реформы, такою осталась теперь, и будет всегда. Доказывать это русским нет никакой необходимости. Какой же взрослый русский не знает, может не знать этого?

Русское образованное общество разделяется на три категории:

- на таких, которые, зная это, находят для себя слишком невыгодным признавать эту истину, несомненную точно так же для них, как и для всех;
- на таких, которые не признают её, не говорят о ней из боязни;
- и наконец, на тех, которые за неимением другой смелости, по крайней мере, дерзают её высказывать.

- Есть еще четвертая категория, к несчастью слишком малочисленная и состоящая из людей, не на шутку преданных народному делу, и не довольствующихся высказыванием.
- Есть, пожалуй, пятая, далее и не столь малочисленная категория людей, ничего не видящих и ничего не смыслящих. Ну, да с этими и говорить нечего.

Всякий сколько-нибудь мыслящий и добросовестный русский должен понимать, что наша империя не может переменить своего отношения к народу. Всем своим существованием она обречена быть губительницею его, его кровопийцею.

Народ инстинктивно её ненавидит, а она неизбежно его гнетет, так как на народной беде построено все её существование и сила.
Для поддержания внутреннего порядка, для сохранения насильственного единства, и для поддержания внешней даже не завоевательной, а только самоохраняющей силы ей нужно:
- огромное войско, а вместе с войском нужна полиция,
- нужна бесчисленная бюрократия, казенное духовенство...
Одним словом, огромнейший официальный мир, содержание которого, не говоря уже о его воровстве, неизбежно давит народ.

Нужно быть:
- Ослом, Невеждою, Сумасшедшим, чтобы вообразить себе, что какая-нибудь "Конституция", даже самая либеральная, и самая демократическая, могла бы изменить к лучшему это отношение государства к народу;
- ухудшить, сделать его еще более обременительным, разорительным — пожалуй, хотя и трудно, потому что Зло доведено до конца;
- но освободить народ, улучшить его состояние — это просто нелепость!

Пока существует империя, она будет заедать наш народ. Полезная конституция для народа может быть только одна — разрушение империи.»

О истории образования империи:

«Ну, а историю образования всероссийской империи все знают:
- тут участвовали и татарский кнут,
- и византийское благословение,
- и немецкое чиновно-военное и полицейское просвещение.
Бедный великорусский народ, а потом и другие народы, малороссийский, литовский и польский, присоединенные к ней:
- участвовали в её создании только - своею спиною.»

О сути государства:

«Итак,
- удовлетворение народной страсти и народных требований для классов имущих и управляющих решительно невозможно;
- поэтому остается одно средство — государственное насилие , одним словом - Государство,
- потому что Государство - именно и значит - Насилие,
- Господство посредством насилия, замаскированного, если можно,
- а в крайнем случае, бесцеремонного и откровенного.»

«Образование великого славянского государства есть не что иное, как образование громадного славяно-народного рабства.»

О народном терпении и революции:

«Но нищета самая ужасная, даже когда она поражает многомиллионный пролетариат, не есть ещё достаточный залог для революции.

Человек одарён от природы изумительным и, право, иногда доводящим до отчаяния терпением, и черт знает, чего он не переносит, когда вместе с нищетой, обрекающей его на неслыханные лишения и медленную голодную смерть, он ещё награжден:
- тупоумием, тупостью чувств,
- отсутствием всякого сознания своего права,
- и тем невозмутимым терпением и послушанием,
- которыми между всеми народами, особенно отличаются - восточные индейцы и немцы.

Такой человек никогда не воспрянет; умрет, но не взбунтуется.»

Бог и государство. М. Бакунин

О религии:

«А религия есть коллективное безумие, тем более могущественное, что оно — безумие традиционное, и что её происхождение теряется в чрезвычайно отдаленной древности.
...
В самом деле, нужны были:
- весьма глубокое недовольство жизнью,
- великая жажда сердца,
- и почти абсолютная нищета ума,
чтобы принять христианскую нелепость, самую отважную, и самую чудовищную из всех религиозных нелепостей.»

О Боге славян:

«Бог, которому они поклоняются, или которого они представляют себе, поклоняясь, именно тем, и отличается от действительных богов истории:
- что он вовсе - не положительный Бог,
- и не Бог, каким бы то ни было образом определенный теологически,
- или хотя бы даже метафизически.

Это:
— не Высшее Сущее - Робеспьера и Жан-Жака Руссо,
- не пантеистический Бог - Спинозы,
- и даже не имманентный, трансцендентальный и весьма двусмысленный Бог - Гегеля.

Они весьма остерегаются, давать ему какое-либо позитивное определение, прекрасно чувствуя, что всякое определение отдает их в жертву разрушительной критики.

Они не скажут о нём:
- личный это Бог или безличный,
- создал ли он, или не создал мира.

Они даже не станут говорить о его божественном провидении. Все это могло бы их скомпрометировать.
Они удовлетворяются словом «Бог», и это все. Но что такое - их Бог?

Это даже не идея, а лишь — стремление души. Их Бог — общее название для всего, что им кажется великим, добрым, прекрасным, благородным, человечным.»

О рабах божьих:

«Рабы Бога, люди:
- должны быть рабами и Церкви, и Государства, поскольку оно освящено церковью.

Вот что христианство поняло лучше всех существовавших и существующих религий, не исключая и древние восточные религии, которые, впрочем, охватывали лишь народы отдельные и привилегированные, между тем как христианство имеет претензию охватить все человечество.»

О значении идеи бога для паразитов:

«Есть разряд людей, которые, если и не верят, должны по крайней мере казаться верующими.

Это — мучители, угнетатели, все эксплуататоры человечества, священники, монархи, государственные люди, военные, общественные и частные финансисты, чиновники всех сортов, полицейские, жандармы, тюремщики и палачи, монополисты, капиталисты, ростовщики, предприниматели и собственники, адвокаты, экономисты, политиканы всех цветов, до последнего бакалейщика,

— все в один голос повторят слова Вольтера: «Если бы Бог не существовал, его надо было бы изобрести».»

О наших предках:

«Да, наши первые предки, наши Адамы и Евы, были если не гориллы, то по меньшей мере очень близкие родичи гориллы, всеядные, умные и жестокие животные, одаренные в неизмеримо большей степени, чем животные всех других видов, двумя ценными способностями:
- способностью мыслить
- и способностью - потребностью бунтовать.»

Исповедь. М. Бакунин О себе:

«В моей природе был всегда коренной не­достаток:
- любовь к фантастическому, к необыкновенным, неслыханным приключениям, к предприятиям, открывающим го­ризонт безграничный, и которых никто не может предвидеть до кон­ца.

Мне становилось и душно и тошно в обыкновенном спокойном кругу. Люди обыкновенно ищут спокойствия и смотрят на него как на высочайшее благо;
- меня же оно приводило в отчаяние;
- душа моя находилась в неусыпном волнении, требуя действия, движения и жизни.

Мне следовало бы родиться где-нибудь в американских лесах, между западными колонистами, там, где ци­вилизация едва расцветает, и где вся жизнь есть:
- беспрестанная борьба против диких людей,
- против дикой природы, а не в устро­енном гражданском обществе.

А также, если б судьба захотела сделать меня смолоду моряком, я был бы вероятно и теперь - очень порядочным человеком, не думал бы о политике, и не искал других приключений и бурь, кроме морских.

Но судьба не захотела мне того ни другого, и потребность движения и действия осталась во мне неудовлетворенною. Сия потребность, соединившись впоследствии с демократическою экзальтациею, была почти моим единственным двигателем.

Что же касается до последней, то она может быть выражена в немногих словах:
- любовь к свободе,
- и неотвратимая ненависть ко всякому притеснению, еще более ког­да оно падало на других, чем на меня самого.
 
- Искать своего сча­стья в чужом счастьи,
- своего собственного достоинства в досто­инстве всех меня окружающих,
- быть свободным в свободе дру­гих:
- вот вся моя вера, стремление всей моей жизни.
 
Я считал священным долгом восставать против всякого притеснения, от­куда бы оно ни происходило, и на кого бы ни падало.»

Государственность и Анархия.

Лозунги. «На пангерманском знамени написано:
 
- удержание и усиление государства во что бы ни стало;
 
- на социально-революционном же, на нашем знамени, напротив, огненными, кровавыми буквами начертано:

- разрушение всех государств, уничтожение буржуазной цивилизации, вольная организация снизу вверх посредством вольных союзов» (почти Новый Мировой Порядок)

«Гейне рассказывает, что под конец в целой Германии, только один кенигсбергский философ Кант, сохранил свои симпатии к революции французской, несмотря на сентябрьскую резню, на казнь Людовика XVI и Марии Антуанетты и несмотря на Робеспьеровский террор."

Об опасности из Китая и его намерениях:

«Будет ли какая нибудь возможность остановить вторжение китайских масс, которые не только наводнят всю Сибирь, включая новые владения наши в центральной Азии, но перевалят и через Урал к самой Волге?
Такова опасность, грозящая нам чуть ли не неизбежно со стороны востока.» (Уже практически случилось)

О коррупции в России и Германии:

«Возьмем пример:
- положим, что в одно и тоже время в Германии и в России правительства назначили одну и ту же сумму, положим, миллион, на совершение какого нибудь дела, хоть на постройку нового судна.

Что же вы думаете, в Германии украдут?
- Украдут быть может сто тысяч, положим двести тысяч, за то уж восемьсот тысяч прямо пойдут на дело, которое совершится с тою аккуратностью и с тем знанием, которым отличаются немцы.

Ну, а в России?
- В России прежде всего - Половину раскрадут,
- четверть пропадет, вследствие нерадения и невежества,
- так что много много, если на остальную четверть - состряпают что нибудь гнилое, годящееся на показ, но для дела непригодное.»

О народной борьбе с государством:

«Не говоря уже:
- об отчаянной борьбе Великого Новгорода, Пскова и других областей против царей московских в XVI веке,
- о союзном ополчении велико-русского земства против польского короля, иезуитов, московских бояр, и вообще против преобладания Москвы в начале XVII века,
- вспомним знаменитое восстание малороссийского и литовского населения против польской шляхты,
- а вслед за ним еще более решительное восстание приволжского крестьянства под предводительством Степана Разина;
- наконец, сто лет спустя, не менее знаменательный бунт Пугачева.»

О сути, силе, и слабости новейшего государства:

«Новейшее государство, по своему существу и цели, есть необходимое военное государство, а военное государство с тою же необходимостью становится государством завоевательным; если же оно не завоевывает само, то оно будет завоевано, по той простой причине, что где есть сила, там непременно должно быть и обнаружение, или действие её.»

О Германии:

«Со времени образования новой государственности в истории, с самой половины XVI века, Германия никогда не переставала быть в сущности главным центром всех реакционных движений в Европе, даже не исключая того времени, когда великий коронованный вольнодумец Фридрих II переписывался с Вольтером.

Как умный государственный человек, ученик Макиавелли и учитель Бисмарка, он ругался надо всем:
- над богом и над людьми, не исключая разумеется своих корреспондентов-философов, и верил только в свой "государственный разум", опиравшийся при том, как всегда, на "божественную силу многочисленных баталионов":
 
- "Бог всегда на стороне сильных баталионов! - говорил он,
- да ещё на экономию и возможное совершенство внутреннего управления,
- разумеется механического и деспотического.

В этом, по его, да также и по нашему мнению, заключается действительно вся суть государства.»

О неизбежности войны между Германией  и Россией:

«Существование двух огромных империй [России и Германии], друг подле друга, влечет за собой войну, которая не может кончиться иначе, как разрушением или одной, или другой. Война эта, повторяем мы, неизбежна.»