В Белоруссии. Август 2015

    День снова выдался невероятно жарким, но в целом, в этом году август не радовал нас горячим солнцем. Мы приезжаем в Беларусь каждый год, сколько я себя помню, летняя погода баловалась солнечными днями, пропитанными горячим воздухом, которые сменялись душными вечерами и бесконечными грозами по ночам. Молнии сверкали каждую секунду, разливая свой фиолетово-розовый цвет по тёмной комнате, чтобы на мгновение осветить её, а после насытить наш слух громом, от которого тряслись стёкла в бабушкиной хате. Я всегда любила грозу, просто обожала, я могла без всякой боязни выйти ночью на порог с веранды и любоваться грозовым небом. Молнии здесь другие, если у нас они напоминают ледяные синие прорехи, в расколотом на несколько осколков небе, то здесь – это яркие и быстрые розоватые или оранжеватые тонкие змеи, бегущие меж облаков. Помню, как такая «змея» разделилась на несколько ярких лент, одна из которых убежала в облако и подобно искре фейерверка на мгновение застыла в нём, когда остальная часть молнии погасла. Да, эти грозы для меня были символом летней Беларуси, и их отсутствие в этом году сильно меня расстраивает.
   Этот год выдался очень засушливым. На пути в Новодворцы мы пересекли множество рек по всей стране, видели, как они обмелели, особенно мне запомнился Неман, с сухими песчаными островами посреди реки. Во дворе нашей бабушки пересох колодец, что явилось совсем неприятным известием для всей нашей семьи.
   Во второй день по приезде мы собрались купаться на речку. Известив родителей о наших намерениях, мы взяли наши полотенца и пошли.
   – Алёнка, ты помнишь, как надо себя вести: на глубину не заплывать, во время ныряния за ноги меня не хватать, на сваи не залезать.
   – Настя, что ты со мной, как с маленькой. И вообще, в моём возрасте тебе уже разрешали ходить купаться одной. Почему меня никто не пускает?
   – А ты вспомни себя дома, когда мы поехали купаться на море. Ты чуть в Швецию не уплыла.
   – Не уплыла бы я в Швецию, – ответила Алёнка, надув губки.
   Наконец, мы дошли до реки. Перед нами открылся потрясающий вид на реку и заливные луга, сливающиеся с лесами на горизонте. Мы стояли на старой железнодорожной насыпи, из реки торчали деревянные сваи от старого железнодорожного моста, точнее то, что от них осталось. Самая высокая свая, которая с каждым годом становилась всё выше и выше, терялась в густых зарослях камыша. Его шуршание на ветру сливалось с плеском воды. Позади нас оставались новая насыпь и новый мост. Вдали слышался грохот грузового состава. Я помню, как в один из жарких летних дней несколько лет назад я пришла сюда, поднялась на эту старую насыпь. Запомнилось мне то ясное небо, зелень повсюду и тысячи звуков... Я сейчас уже не могу сказать, было ли то пение птиц или кукареканье петухов в деревне, шелест листвы или лёгкий плеск воды. Я помню гул, гул деревни, а больше, райцентра в нескольких километрах от деревни и... стук поезда... едва слышный, незаметный, звук невидимого, далёкого, будто призрачного поезда, не имеющего никакого отношения к железной дороге позади нас. Может быть, именно поэтому этот далёкий стук поезда, едва различимый за шумом природы, показался мне таким загадочным...
   Мы с сестрой с удовольствием прыгнули в прохладную, немного мутную воду. Случь не явилась исключением среди множества обмелевших рек Беларуси. Там, где раньше вода нас накрывала с головой, теперь она едва могла достать до наших плеч. Мы медленно прошли к сваям, аккуратно ступая по дну, распугивая маленьких рыбок. Вода не казалась нам с сестрой холодной, волны серой Балтики, на берегу которой мы выросли, намного холоднее, они совсем ледяные, поэтому в Случи нам было очень тепло, несмотря на уже прохладные летние ночи.

                *   *   *

   Колодец у нас во дворе, как и у многих в деревне, пересох. Воды оставалось совсем немного, лишь на дне, и то она была мутной. Насос висел над её поверхностью, мы то и дело доставали его ведром, когда набирали воду, доставали не специально, конечно. Нашли всё-таки несколько непересохших колодцев в Новодворцах, баньку затопили на летней кухне.
   В тот вечер, когда всё семейство уже улеглось спать, я удобно устроилась в прихожей, которая по совместительству служит ещё и маленькой столовой, зачиталась до середины ночи, сидела до тех пор, пока глаза не стали слипаться. Уже собралась спать, только мысль мелькнула, читать ли мне вечернюю молитву, ведь нет у бабушки именно тех икон, которые я так люблю. А, в общем, зачем иконы? Я тихонько подошла к входной двери, через тёмную кладовую вышла во двор. Холод этой летней ночи, казалось, пронзил насквозь, но после жаркого дня мне он был приятен.
   Достаточно было поднять взгляд вверх и... посмотреть на звёздное небо... сколько же в нём было звёзд! Через весь чёрный небосвод туманной дымкой проходил Млечный путь... Это храм, это гармония и умиротворение. Я долго стояла, задрав голову... В довершение молитвы я увидела падающую звезду, она, словно сверкающий алмаз, скользнула по небу и погасла навсегда. Я даже растерялась, какое желание мне загадать, чего же я хочу? Может быть, счастья... всем. Но все счастливы всё равно быть не могут, и войны бесконечные не закончатся. Внутренний голос строго ответил мне: «Проси меньше». Ладно, пусть война не коснётся близких мне людей, пусть все будут живы и здоровы. Как только я произнесла эти строки, на душе стало необыкновенно тепло, в моих мыслях осталась твёрдая уверенность, что всё так и будет. Это убеждение не покидало меня ни на одно мгновение, пока я была в Беларуси, выходила вечерами, чтобы глядя на небо, читать молитву, и почти каждую ночь видеть очередную упавшую звезду, а то и две...

                *   *   *

   Целыми днями мы с Алёнкой ходили по слуцким музеям и нашим родственникам. Иногда мы оставались в хате, прячась от летней жары, я включала какой-нибудь фильм, брала в руки альбом и рисовала... Но даже эти занятия нам надоедали.
   В один из таких жарких августовских дней мы собрались сходить на железнодорожную станцию, этот маленький поход – один из неких обрядов, которые нужно совершить, пока мы находимся в Белоруссии. Дорога проходила между путями и военной частью; трава, в отличие от прошлого года, была полностью скошена. Издали был виден какой-то красных прямоугольник, а шла я с биноклем, в который увидела, что этот прямоугольник – передняя часть вагона тягача. Солнце пекло как никогда, Алёнка ехала на велосипеде, то и дело, возвращаясь ко мне, потому что я шла пешком, естественно, не успевала за ней. В багажник велосипеда она набрала раскрывшихся шишек, которые лежали на дорожке рядом с двумя огромными ёлками. Я помню эти ёлки ещё с тех пор, когда мы ходили по этой тропинке на станцию с ныне покойным дедушкой Колей... Пути стали расходиться на несколько веток, я пошла по деревянным шпалам, наслаждаясь запахом железной дороги. Как только мы вышли на открытую местность, я смогла разглядеть состав за вагоном тягачом. Поезд стоял на путях, видимо, выходящих с предприятия по переработке зерна. Наконец, мы пришли на перрон, сжарившиеся под солнцем, уставшие. Как же мы обратно доползём? Алёнка гуляла по платформе, я продолжала смотреть в бинокль. Этот бинокль мне подарили родители на прошлый новый год. Я часто брала его на море, чтобы рассматривать корабли на горизонте, теряющиеся в дымке мысы, маяки...
   Мы уже собрались уходить, но тут объявили, что приходит дизельный поезд, какого направления ни я, ни Алёнка не расслышали, но поезд решили встретить и проводить... Проводили, стояли до тех пор, пока он не стал виден только вооружённым глазом. Снова собрались уходить, но тут тронулся грузовой состав, тот самый. Но как не понаблюдать за ним, тем более, что ехал поезд медленно, даже для грузового. Машиниста было рассмотреть сложно, но для нас нет ничего невозможного, разглядели. Тут поезд остановился прямо перед переходом, из него вышел тот самый машинист и направился к нам. Чего же он хотел мы поняли через несколько мгновений:
   – Девчонки, а бинокль хорошо приближает?
   Алёнка хохотнула.
   – Да, хорошо, – ответила я, улыбаясь.
   – Насколько?
   – Ну...
   – А можно я посмотрю, путь проверю?
   Люди, вы когда-нибудь видели грузовой поезд, который остановился у пассажирской платформы, для того, чтобы из него вышел человек попросить у вас бинокль? И я не видела... раньше.
   Несколько минут машинист что-то высматривал. Вернул бинокль, сказал, что очень хороший. Ну, так, знали, что брали.
   Да... Так мы же ещё решили другую дорогу домой разведать, но когда поняли, что другая дорога ведёт через распаханное поле мимо кладбища, пришли к выводу, что старая дорога всё-таки лучше.
На обратном пути я наблюдала в свой новогодний подарок за уходящим поездом. Ну и насмотрелась же я в тот день в мой бинокль!

                *   *   *

   В один из вечеров я собралась полежать на гамаке, с него посмотреть на звёзды. Я взяла одеяло, планировала завернуться в него, чтобы не замёрзнуть и не быть съеденной комарами. Пробралась через огород, улеглась как можно удобнее, закутавшись в одеяло, стала ждать появления звёзд. Но, как назло, не было ни звёздочки на потемневшем небе, всё было затянуто облаками; облаками, из которых мы так и не смогли дождаться дождя. Я развернулась на другую сторону гамака, в надежде, что с другой стороны небосвода всё же загорелись эти алмазные огни, но тщетно. Гамак был привязан с одного конца к столбу, с другого – к большой старой груше, чьи ветви, висевшие надо мной, образовали огромный шатёр, и между листьев, казалось, не было просвета. Я взялась за ветку, которая висела ближе всего, все груши с неё я слопала ещё днём, когда валялась на гамаке, поэтому теперь я могла спокойно раскачиваться, дёргая за эту ветку. В какой-то миг я подняла взгляд вверх, сквозь чёрную крону и бесконечное обилие листьев груши проглядывали невероятно большие, как мне показалось, звёзды, словно яркие фонари, светили сквозь крону. Они прятались и появлялись через мгновение из-за листьев, гамак раскачивался. Я повернула голову. Всё небо было усыпано звёздами: когда они успели возникнуть? Ведь всего несколько мгновений назад не было даже намёка на их появление. Как была чудесна эта ночь, эти звёзды... этот гамак... Во дворах лаяли собаки, по дороге проносились автомобили, шумно проносились, с вызывающе ярким светом фар, но воздух был наполнен прохладой, запахом земли... тишиной... звёздами...

                *   *   *

   Следующие несколько дней мы были целиком погружены в работу. Я ходила на кладбище зачищать и красить ограду. Родители делали ремонт. Но, когда обои на веранде были поклеены, плинтуса окрашены, а я докрасила ограду, мы решили выполнить следующий обряд, без которого поездка в Белоруссию была бы неполной – съездить в Солигорск. Что же, город, в который ездишь каждый год с раннего детства, не может быть чужим, даже если зачастую приезжаешь туда меньше, чем на один день. Солигорск ещё совсем молодой, поэтому, как мы любим сказать в шутку, каждое здание там можно считать историческим. Нравится мне там парк сосновый, всё никак не можем собраться погулять по нему. Из года в год смотрим мы на эти сосны, но есть бесконечное множество вопросов, которое нужно разрешить в Солигорске за один день, поэтому год за годом этот парк проплывает мимо нас и наших планов.
   Но особенно интересной для меня всегда была дорога в этот город. Соляные горы теперь видны даже с окраин Новодворцев, но в моём детстве они были значительно меньше, и самих их было не так много. Нам с сестрой тогда казалось, что они настоящие, потому что в настоящих горах мы тогда ещё не побывали. Издали они были похожи на светлый, почти белый шифон с розовыми, фиолетовыми и оранжевыми оттенками. У нас с Алёнкой была мечта доехать до этих соляных гор, походить по ним. Как интересно было бы увидеть вблизи, как чудесно они переливаются.
   Со временем горы разрослись, стали намного ближе к автотрассе, на них теперь можно разглядеть служебные дороги, подъёмные краны. Единственное, о чём я жалела в этот день, что не взяла свой бинокль. Приходилось всё приближать фотоаппаратом. В кадры то и дело попадали деревья, машины и стога сена... Но это не помешало мне наделать интересных фотографий. Более того, стога на фоне соляных гор – это особая картина.
   Да, я, конечно, понимаю, что эти соляные горы наносят серьёзный вред окружающей среде, расползаются, словно огромные неведомые слизняки. Но они – неотделимая часть нашего детства, той его части, которая проходила в Белоруссии, как и многое другое: поход на слуцкий рынок, на новодворцевское кладбище, на речку, станцию...

                *   *   *

   Через несколько дней закончились университетские каникулы, вместе с ними закончилось календарное лето, но я продолжала оставаться у бабушки. Впервые в это время я была в Беларуси. Но много событий произошло за те несколько дней. Мы отвозили Алёнку в Москву, в Долгопрудный: теперь она там учится. В пути я как всегда любовалась окружающим миром, Белоруссией и Россией. Особенно Россией – она для меня незнакома, мы живём на эксклаве, далеко от неё. У нас в области даже есть выражение: побывать в Большой России, или просто, в России... А дорога шла по холмам, уходила далеко в небо серебряной лентой, в обрамлении белых тонких берёзок, малахитовой, местами, янтарной, листвы...
   Алёнка осталась в Долгопрудном, в общежитии. Раньше я не могла понять, как сильно я люблю свою сестру, нам никогда не приходилось расставаться на такой продолжительный срок. Она стояла у дороги, плакала, махала рукой мне и родителям, пока наша машина не скрылись за поворотом.
   Обратно в Слуцк мы ехали через Минск, ещё один город, в котором мы бывали практически каждый год, с самого раннего моего детства. Но я не помню, чтобы я ездила через Минск поздним вечером, когда он весь залит вечерним светом ярких фонарей. Лунный свет терялся в нём, облака лежали на крышах домов, сливаясь с этим светом. Здания, восхитительные здания, прекрасный город! Потрясающий город! Ночной Слуцк иной, но он тоже прекрасен. Его освещение – больше луна и звёзды... Когда мы въехали в этот город, увидели на улицах толпы людей, они гуляли без поводов и городских мероприятий. Они гуляли по ночному городу, небольшому городу, чья жизнь идёт медленно, идёт своим чередом. Его величие потерялось в глубине веков... Я никогда не уезжала из Слуцка так далеко, чтобы вернуться так скоро, только из Калининграда; впервые я въезжала в Большую Россию на машине, впервые видела вечерний Слуцк...
   Мы вернулись ненадолго. В скором времени нужно было возвращаться домой, в Калининград, но много нужно было дел переделать. Вот так и сидели мы с родителями на следующий вечер на веранде, оценивая, что мы сделали, сколько работы ещё оставалось. В темноте сидели. Я с мамой – на диване, папа расположился на табуретке рядом с дверью, напротив нас. Разговаривали, порой, на повышенных тонах: все устали от дорог и от бесконечной работы. Было душно, на веранде форточек не было, папа приоткрыл дверь, чтобы проветрить, приоткрыл на несколько секунд, но этих секунд хватило, чтобы в комнату вбежал какой-то кот. В темноте только и было видно, что это не бабушкина трёхмастная Дуська – уж больно тёмный, и не серая Лапушка – хвост слишком пушистый. Я встала с дивана, мама включила свет, кот или кошка (но как выяснилось впоследствии, всё-таки кот) сразу выбежал, чёрный-чёрный. Я вышла на порог, позвала, он замешкался.
    – Не бойся, иди сюда, давай познакомимся.
    Он подошёл ко мне, мурлыча. Я взяла его на руки, он посмотрел на меня своими зелёными глазами, продолжая мурлыкать. Он был пушистым и ласковым, но, несмотря на его нежность, суеверный страх объял нас всех. Я перекрестилась, прочитала про себя все молитвы, которые только смогла вспомнить, но кот продолжал ласкаться и мурлыкать. Он сидел у мамы на коленях, тёрся о мою спину и шею, к папе он никак не хотел идти. Может, это булгаковский Бегемот? Может, кто-то из тех, кто ушёл навсегда, но захотел нас увидеть в эту ночь? Я захотела покормить этого кота, но папа утверждал, что он не за тем пришёл, что он исчезнет так же неожиданно, как и появился. Я не соглашалась с ним. Кот не хотел уходить, хотя раньше он даже во дворе не появлялся. Мы вышли с веранды во двор, кот пошёл за нами, нашёл у порога блюдце с молоком, которое мы оставили для наших кошек. Рядом в огороде орали коты. Я предположила, что, возможно, он пришёл в гости к одной из наших кошек, но, как выяснилось на следующий день, ни с Дуськой, ни с Лапушкой кот не был знаком. Более того, первое время серая Лапушка старательно прогоняла его с нашего двора, ревновала, начинала мяукать, когда мы брали его на руки.
Кот пошёл за нами на летнюю кухню. Странно, что там, пока кот гулял вокруг меня, я не могла зажечь бумагу, спички погасали мгновенно. Вроде бы ерунда, но с котом штук пять спичек погасли практически сразу, а, когда я выставила его за дверь, первая спичка зажгла бумагу, и я бросила её в печь...
   На следующее утро я вышла из хаты, солнце стояло довольно высоко, но на улице ещё сохранялась утренняя прохлада. Кота не было. Он словно испарился, словно его и не было. Позвала – нет. Посмотрела по сторонам – нет! И тут я вижу – идёт, ласкунчик. Я взяла его на руки, он замурлыкал, стал тереться о мою руку. Я принесла его к папе:
   – Смотри, кто к нам пришёл.
   Папа посмотрел на кота на моих руках, и сказал:
   – Так значит, ты не ночное чудо, а просто котик!
   Такой милый, целый день ласкался, мы брали его на руки, он обнимал лапами, не выпуская когти, игрался, как маленький котёнок.

                *   *   *

   Вечером последнего дня нашего пребывания в Новодворцах нас всё-таки настигла долгожданная гроза. Она надвигалась с востока. Папа сказал, что здешние грозы всегда приползали с востока, а я, сколько себя помню, замечала, что здешние грозы появлялись именно с запада, со стороны нашего Балтийского моря.
   Парило. Вся природа была напоена ожиданием бури. Вся зелень, трава и деревья завяли и высохли за несколько месяцев отсутствия дождя. Казалось, что каждый листочек и травинка, каждое крошечное насекомое, каждая песчинка и даже сам воздух ожидали этого мгновения целую вечность. Я сама была частью этого огромного организма, организма которому так недоставало дождя, я была той землёй, тем воздухом...
   Продолжало парить. Дождя всё не было, гроза проходила мимо. Где-то вдали... она сверкала и гремела, но проходила мимо. Я стояла у порога на веранду, смотрела на молнии, меня не покидала надежда, что ливень всё-таки хлынет, что он напоет собой пересохшую землю, высохшие водоёмы, обмелевшие реки.
   Наконец, стал накрапывать мелкий дождик, слабый, неуверенный, он словно боялся, будет ли радушно принят здешней природой. Совсем стемнело. Дождь усиливался и, в конце концов, хлынул, что есть мочи. Я стояла, промокая под долгожданным ливнем. Мы все устали от жары, от работы в такую духоту. И тут спасение – дождь! Как его мне не хватало! Я родилась и выросла в городе, который, похоже, состоит из дождя... и огня. Мне казалось, что капли, что стекали по мне, уносили с собою в землю всю мою усталость, все эмоции, чтобы очистить душу и тело. Мои ноги утопали в лужах на бетонной дорожке. Я промокала, замерзала, любовалась грозовым небом. В какой-то миг я увидела проступившие сквозь тучи звёзды. Удивительно! Молнии пробегали меж этих звёзд, дождь не прекращался. Я совсем замёрзла, но лишь насытившись ливнем, который снова превратился в мелкий дождик, я решила вернуться в хату.


   Следующее утро было пасмурным и дождливым, под стать моему настроению – я совсем не хотела уезжать из Слуцка. Да, он провожал меня дождём...
   Я вернулась домой... Наверное, голос крови имеет большое значение. Мы ехали долго, в бесконечном ожидании того, что мы, наконец, окажемся дома. Вот дом... Как мне бросилась в глаза эта «неметчина»... чужая... но самая родная и прекрасная в России и в мире, Малая родина...

    27.08 – 25.09.2015 г.
    г. Слуцк (дер. Новодворцы)
    г. Калининград