2. Шахматные игроки

«Сомнению любого рода может положить конец лишь действие».
Томас Карлейль
    Надин ворвалась в комнату, словно вихрь, принося с собою пряной аромат сигарет и роз. Девушка даже не запыхалась, взлетая по лестнице на четвертый этаж многоквартирного элитного особняка, лишь ее щеки немного порозовели, что только добавляло шарма ее красоте.
       - Вы что, рассудка лишились? - в ярости вскричала она, скидывая на руки услужливой Василине пальто, и только тут заметила, что родители не одни.
      Рядом с госпожой и господином Дашковыми, которые оба были худощявыми брюнетами, сидела сестра отца Надин, Мария Шмидт. Это была высокая, суровая на вид женщина с настолько прямой спиной, будто она проглотила линейку. Этим женщина была похожа на строгую учительницу балета, готовую за любую провинность ученицы бить ту по пальцам тростью. Надин редко, почти никогда не встречала сопротивления ни физического, ни морального и была крайне не приятно поражена, когда та встала и отчитала ее при брате и его друзьях Васильевых, как раз подошедших в это время.
       - Имей уважение, борзая девчонка! Как смеешь ты в подобном тоне разговаривать со старшими? Видно, мне придется взяться за твое воспитание, раз родители многое упустили. Розги никогда не бывают опоздавшими!
      Девушка густо покраснела и заскрипела зубами, она была так оскорблена, что даже не сразу нашлась, что ответить. К ее удивлению, в разговор ледяной интонацией вмешалась ее мать, с которой у нее всегда были прохладные отношения.
       - Мари, не смей так разговаривать с моей дочерью. Ей уже не пять лет, и она наследница знатного рода. Кроме того, настоятельно рекомендую заняться тебе воспитанием собственной дочери, - и женщина бросила на ту весьма выразительный взгляд.
      Сперва Надин думала, что ее тетка не дрогнет перед миниатюрной фигуркой ее матери, но потом женщина сгорбилась и как-то стихла. Только тогда Надин увидела рядом с ней свою кузину, о которой знала лишь по рассказам да и то, едва ли вслушивалась. Это была девица ее возраста с волнистым светло-золотым каре, залитым лаком, и пухлыми губами под слоем перламутровой помады. Ее малахитовые глаза, сверкающие озорством и коварством, имели необычайно красивый миндальновидный разрез. На ней было красное платье в пол, расшитое геометрическими узорами, пальцы сверкали золотыми кольцами. Надин, привыкшая считать свои наряды богаче всех, с неудовольствием оглядела свою кремовую юбку-карандаш до колен, с кокетливым разрезом, и бледно-голубую блузку с рукавами-фонариками. Обычно девушка была и самой красивой, но теперь почувствовала себя замарашкой рядом с чопорной элегантной блондинкой.
       - Надин хотела сказать, - вмешался ее брат, - чтобы было весьма неразумно и опасно отправлять одну служанку с дорогим, родословным колье посреди праздничной ночи, кишащей бродягами и пьющими.
      - Мы ни на минуту не обиделись на Надин, Евгений, - улыбнулся их отец. - Она ни в чем не виновата и лишь распереживалась за наше благополучие. Как трогательно, дорогая, - с этими словами господин Дашков нежно обнял дочь и чмокнул ту в макушку.
      От этого привычного жеста та мгновенно пришла в себя и снова нацепила маску надменности. Те, кто видел секунду назад на ее лице хоть какие-то эмоции, начали сомневаться, не был ли это обман зрения. Мари обиженно поджала губы и с укором посмотрела на брата. Для Дашкова-старшего его единственная дочь была любимицей, объектом баловства и любви, она получала от него все, чего хотела и желала. Отец просто не мог переносить ее слезы, потому что его сердце разрывалось при виде ее горя, и, очень скоро это смекнув, Надин начала использовать его чувства в своих корыстных целях. Поэтому она до сих пор и не была насильно выдана замуж за какого-нибудь такого же капризного аристократа. Поэтому она и не получила наказание ни за одну свою проделку, даже когда это касалось репутации семьи. Поэтому она и ходила в одежде от французских дизайнеров и в немыслимо дорогих украшениях, хотя все остальные дворяне переживали далеко не лучший период. Не то чтобы госпожа Дашкова также слепо, но сильно любила дочь, напротив женщина брезгливо относилась к ее поведению и предпочитала правильного сына, пусть и радикала. Но она не желала перечить мужу в такой прекрасный вечер и просто на дух не переносила его сестру. Надин тоже была не рада приезду тетки, ведь в такие дни на ее капризы мало обращали внимания, и она часто получала выговоры. Вот как сейчас. Избалованное сердце ненавидело Мари и ее правильность, и девушка от души желала той скорейшей смерти. Женя же напротив давным-давно мечтал познакомиться со своей кузиной, так как был весьма наслышан о ее добрадетели, хороших манерах, начитанности и музыкальности.
      - Евгений, - обратилась к сыну с мягкой гостеприимной улыбкой госпожа Дашкова, - ты не представил нам своих гостей.
      - Разумеется, прошу прощенья, - спохватился тот, отдавая пальто и шляпу-котелок служанке. - Сударыня, я имел честь познакомиться на празднике с господином Васильевым и его сестрой, Софи. Друзья мои, - он сделал поклон в их сторону, - это моя матушка, Елизавета Дашкова.
      - Можете звать меня, как хорошие друзья, Лизетт, - услужливо предложила та, разглаживая складки на темно-вишневой юбке.
      - Сударыня, - Паша галантно коснулся губами ее ладони, а Софи присела в реверансе, как всегда, покраснев при огромном скоплении людей.
      Лизетт, как и положено, представила всех остальных членов семьи: мужа, его сестру и племянницу, и пригласила на праздничный ужин.
      - Вместе с вашей мамой, госпожой Васильевой, я училась в женской гимназии, - добавила она. - Между прочим, вы унаследовали от нее красоту.
     - Благодарим за приглашение.
      Надин была совершенно не в восторге от этого знака вежливости, особенно, когда увидела, какие взгляды бросает на Павла ее кузина, Аврора. Но она ничего не могла поделать и лишь кинула выразительные взгляды на своих подруг.
      Квартира Дашковых была богата обставлена: дубовая мебель, кресла и софы, обитые бархатным гобеленом, электрические жирандоли и настоящие подсвечники. На стенах висели черно-белые фотографии и портреты умерших Дашковых. Всюду стояли зеркала и хрустальные вазы с цветами, на полах были мягкие ковры. Здесь даже была настоящая чугунная ванна, водопровод и канализация. Словом, один из элитных домов Петрограда. Гости расселись за длинный стол из слоновой кости на стулья с высокими изогнутыми спинками. Стол, покрытый кружевной кипельно-белой скатертью, был прекрасно сервирован посудой из тончайшего фарфора и серебряными столовыми приборами, начищенными до блеска. Вдоль блюд тянулись сверкающие красным стеклом графины с водой, ажурные салфетницы с накрахмаленными платочками, бокалы и свечи. Столичная аристократия никогда не скупилась, когда дело казалось бахвальства перед себе подобными. Лизетт и господин Дашков сели во главе стола, слева от них расположилась вдовствующая Мари с молчаливой Авророй. Женя занял место справа от отца, следом за ним шла Надин с подругами. Круг замыкали брат и сестра Васильевы. Слуги подали еду: печеный картофель, рыбу, яблочный пирог, фруктовое желе. Дашков-старший открыл принесенную пузатую бутылку белого вина из южного аббатства Франции и разлил по бокалам. Павлу была оказана честь сказать тост, и тот от души поблагодарил хозяевов дома, смотря лишь на одну Надежду. Девушка отвечала ему таким же страстным взглядом. Между ними пробежала искра душевного понимания и вожделения, и ее щеки запылали огнем то ли от этого, то ли от выпитого алкоголя.
     Надежда была женщиной интересной и привлекательной, умеющей поддержать светскую беседу. Ее смех был заразителен и звучал весь вечер за столом, к вящему неудовольствию чопорной Мари. Девушка, не смотря на свое легкомысленное поведение и развязной образ жизни, была весьма начитана и могла дать содержательный, незаурядный ответ на любую тему. Как только гости ушли, Надин вытерла губы салфеткой и пошла к себе в комнату, сославшись на головную боль. К ее удивлению, возле самых дверей, в коридоре, с совсем не женской силой Мари, неслышно кравшаяся за ней, вжала ее в стенку. Надин ударилась затылком о лампу и начала задыхаться, когда женщина с безумным, зверским выражением лица нажала ей на шею.
      - Что...
     - Молчи, несчастная, - прошипела та, надавливая сильнее. Перед глазами Надин начали плясать черные точки. - Розги и лавка по тебе плачут! Я не могу изменить тебя, но могу следить за каждым твоим шагом. Какая несправедливость, что колье досталось именно тебе! Подобная реликвия заслуживает более достойной владелицы! Ты ведь его сопьешь за одну ночь! В твоей пустой голове нет понятий ни о морали, ни о долге, ни о любви!
      На глаза Надин навернулись слезы, ей казалось, что сейчас ее трахея треснет.
      - Сумасшедшая... - прохрипела девушка.
      Мари рассмеялась дьявольским хохотом.
      - Возможно, но ты в моих руках. Запомни: не смей переходить моей дочери дорогу. Ее желание - закон для всех. Забудь раз и навсегда о своих капризах, ты здесь больше не хозяйка. Теперь место царевны займет Аврора.
      - Нет...
    Надин нашла в себе силы и грубо оттолкнула женщину. Лицо Мари исказилось в гримасе ненависти. Волосы девушки растрепались, в гневе она размахнулась и дала пощечину тете.
      - Ты! - процедила она. - Не смей больше ко мне приближаться! Твоя замарашка ни рубля от меня не получит! Это мой дом и мое колье!
      Мари хотела еще что-то сделать, возможно, ударить в ответ или продолжить душить, но из дальнего конца коридора донеслись веселые беззаботные голоса подруг Надежды, и ей пришлось быстро ретироваться. Девушка шокировано припала к стене и спрятала лицо в ладонях, ее всю трясло. Впервые за всю жизнь Надин смогли напугать и унизить, и это стало серьезным ударом для нее. Казалось, привычная почва ушла из-под ног, но Дашкова-младшая ничего и никого не забывала. И не прощала. Ее месть была изощренной даже для такого алчного существа, как женщина. Как только подруги приблизились, Надежда схватила их за запястья и молча втащила в свою комнату, закрыв дверь на замок.
      Внутри было уютно. Не смотря не холодный неприступный вид, Надин тоже нуждалась в убежище, в месте, где она могла дать волю эмоциям и просто тихо посидеть. Без актерской игры, в тишине, скинув все маски и парики. Двухместная кровать под балдахином цвета слоновой кости, ограниченная ажурными поручнями, была застелена кашемировым красным покрывалом. Белье было соткано из нежнейшего шелка, подушки и матрасы набиты пухом. В углу стоял красивый шкаф из красного дерева, сверкающий лаком, две его створки поддерживали зеркала, в которые так любила по утрам смотреться хозяйка. В серванте, маленьком и изящном, как и подобает женщине, стояли графины с красным вином и пуншем, серебряные, инкрустированные рубинами пепельницы и флакончики с духами. Девушка была падка на них и не скупилась, приобретая все новинки. Здесь были и те, которые раньше принадлежали царским особам разных династий, но Надежда не пользовалась ими. Она предпочитала более тяжелые и густые ароматы, ароматы цитрусов, мускатного ореха, кофе.
      - Дай мне ларец, - велела Надежда Василине и повернулась спиной к Натали, чтобы та могла расстегнуть пуговицы.
      Как только юбка и блузка скользнули на пол, девушка достала из шкатулки ленту и связала ее волосы. Послав выразительные взгляды на подруг, она упала на кровать и растянулась на ней звездочкой. Девушки в глубоком молчании стянули с себя платья, чулки и перчатки и прильнули к Надин. Василина достала из того же ларца недлинную, но весьма тяжелую цепь и приковала ими Надежду за запястья к поручням. Натали проделала те же манипуляции с ногами, только разведя каждую к противоположному столбцу таким образом, чтобы они находились на далеком расстоянии друг от друга. Надин в сладком предчувствии задрожала и выгнулась дугой, из ее губ вырвался прерывистый стон. Василина наложила ей повязку на глаза, а Натали прильнула языком к грудям подруги. Надежда почувствовала, как кровь прилила к ее щекам от запретного удовольствия, и застонала громче. Девушка отображала все оттенки порочности. Василина протянула руку вверх по бедрам, но Надин напряглась и прошептала:
      - Только не сюда...
    Она знала, что все, случившееся в этих стенах, останется тайной. Подруги, которых девушка презирала за слабоволие и скучность, не посмеют выдать ее. Достигнув точки кульминации и вскрикнув от восторга, Надин зевнула и встала. Тысячи неприятных мыслей крутились в ее голове, но она приказом оградилась от них. Не стоило в такую ночь предаваться заботам и печалям, когда можно дать волю телу и душе.
      - Наряжайтесь, - отрывисто бросила она и скрылась за дверями ванной.
      Надежда любила сидеть в ванне, ласкаясь ароматной пеной. Любила видеть, как вода блестящими каплями стекала по тяжелой массе волос, любила слушать журчание струи, выходящей из крана. Казалось, вода смывала с нее все плохое, что произошло за все день, все негативные эмоции и отрицательные чувства. Здесь, в клубах пара, среди многочисленных тюбиков с эфирными маслами, накрахмаленных полотенцев и колючих мочалок, девушка могла забыться, предаться спокойному сну, без тревожных мрачных видений, ласкать себя и глядеть в потолок до изнеможения. В этом месте, как и в ее комнате, никто не мог отчитать Надежду, накричать на нее, напомнить о манерах, о долге. Тут она могла быть естественной, вести себя так, как присуще ее темпераментной харизматичной натуре. Надин могла смотреть на свое отражение в запотевшем зеркале и, щурясь, вглядываться в каждую мелочь: ямку между выпирающими ключицами, красиво очерченные запястья, рельефный изгиб талии, проступающие вперед из-под молочно-белой кожи ребра, темную впадину пупка, маленькие коленки, ямочку на подбородке. Надежда могла стоять так, не стесняясь никого, наслаждаясь своей красотой и идеальностью, и расчесывать длинные густые локоны цвета топленого шоколада. Они были гордостью девушки и не без причины, - душистые, шелковистые, волнистые, яркие.
     Когда Надежда, завернувшись в нежный халатик из лилового шелка, вышла с покрасневшими щеками и блестящими глазами, подруги уже ждали ее в креслах, попивая красный чай из фарфоровых чашек. Сквозь прозрачную материю были видны все возвышения и линии стройного тела, ткань обтягивала грудь и расходилась от нее лучами, топорщась. На Василине было голубое платье с синим кушаком, сзади белела кружевная шнуровка. Русые волосы она собрала на затылке в прическу и собрала гребнем с аквамаринами в виде птицы, расправившей крылья в полете. Натали предпочла наряд более броский и смелый: кроваво-красную юбку и такого же цвета бархатную безрукавку, отороченную жемчужными нитями. Пепельные кудри были рассыпаны по оголенным плечам и накрыты черной шляпкой с короткой вуалью. Надин открыла створки шкафа и, остановив через несколько минут свой выбор на черном облегающем платье со спущенными на плечи бретельками, одела его. Платье идеально сидело на ее фигуре, выгодно подчеркивая все достоинства, к тому же, этот цвет весьма шел девушке.
     Надежда устроилась за туалетным столиком и приступила к макияжу. Взяла тонкую кисточку, набрала ею красной помады и, нанеся ее на губы, промокнула их салфеткой. Карие глаза она подвела черным и завила ресницы, на щеки нанесла толстый слой персиковых румян. Из зеркала на нее глядела властного вида красивая женщина, уверенная в своей неотразимости и незаменимости. Надин любила заниматься красками и парфюмерией, ей нравилось рисовать скулы, делать ярче глаза, оттенять что-либо. В такие минуты она чувствовала себя художником и черпала вдохновение из любых деталей. Из абстрактного узора на китайской вазе, из снежных узоров на окнах, из игры теней в полуденный час. Весьма не прав был тот, кто утверждал, что у этой женщины не было увлечений, что она была пуста и прозрачна, как начищенный до блеска хрустальный бокал. Это было ложью; ложью, сказанной с целью обидеть, задеть за живое, оклеветать или насмеяться. Надежда любила рисовать, танцевать, читать, беседовать на испанском и французском, девушка также могла составлять искусные композиции из живых цветов, заниматься тонкой вышивкой и высчитывать сложные алгебраические уравнения. Она была через чур умна для женщины закатной царской эпохи и человека того времени вообще. Просто Надин предпочитала скрывать это за жеманством и актерской игрой, что тоже давалось ей с легкостью. Она ошибочно предполагала, что тогда мужчины отвернуться от нее, посчитав нудной и неинтересной.
      - Чего-то не хватает, - пробормотала Надежда и, резко встав, подошла к серванту.
     Сегодня она решила одеть серьги и подвеску из белого золота и анфраксов. Камни были красны, как вечерняя летняя заря, как спелые гранаты, как роза, королева цветов, распустившаяся под ласковым солнцем. Надежда любила анфракс, потому что это был камень любви, гнева и крови, и насколько она помнила из древнегреческих легенд, на руке человека, опьяненного желанием, он становился теплее и горел красным светом. Девушка любящим взглядом скользнула по остальным украшениям, лежащим на лоскуте черного бархата: по браслету с Шамиром, играющему на свету всеми цветами, но остававшемся прозрачным, по кольцу со смарагдом, зеленому чистому, нежному, как майская трава на лугах Петрограда. Ей улыбались бусы с сардониксами, покрытыми необычайно прекрасными разводами, а диадема с нефритами своей зеленью напоминала смеющиеся изумрудные глаза Павла. Девушка тряхнула головой, пытаясь избавиться от наваждения, и закусила губу, все внутри нее бушевало и пело романсы в первобытном желании. Надежда дрожащей рукой, избегая взглядов, протянула подругам сережки из аметистов, похожих блеском на индиговые фиалки с оттенком кобальта, и ожерелье из зеркального бериллия.
      - Оденьте их, - сказала она и, вскочив в туфли на платформе, накинула на плечи меховой кипельно-белый полушубок.
      Ее взгляд упал на то самое сапфировое колье, и прежняя дрожь пробежала по храброму телу девушки, а в сердце вновь забрался суеверный страх, тяжелый, как свинец. Колье лежало среди прочих украшений, в пышности, роскоши и блеске, но выделялось своим величием и ценой. Прямо как я, со внезапной теплотой в душе подумала Надин, она тоже была жемчужиной среди других девиц, не уступавших друг другу по части женских достоинств. Переливаясь, одни камни в ожерелье были похожи на васильки в пшенице, другие - на море в хорошую погоду, третьи - на осеннее небо. Придется за него бороться, нехотя осознавала Дашкова-младшая, но фамильная реликвия, стоящая немыслимо дорого, реликвия, некогда принадлежавшая бабушке и прабабушке Надежды, достойна того. Девушка станет их преемницей и с гордостью будет носить колье, а перед смертью передаст своим детям с напутствием беречь и хранить память о ней, дворянке, сломившей стереотипы старой эпохи о женщинах. Эйфория затопила сердце Надин, и она прерывисто вздохнула, на миг прикрыв глаза. Ее ладонь замерла на груди, возле глубокого декольте, где гулко билось сердце.
     Надежда лихорадочно перевела взгляд и увидела шахматную доску, расставленную вместе со всеми фигурками на журнальном столике. Играть в шахматы, как и многому другому, ее научил отец. Ну что ж, на ее личном фронте появилась новая соперница, враг, фигурка королевы. Да не одна, а вместе со «слоном», помощником, то есть с фанатичной матерью. Но ничего, она справится, в конце концов, вся жизнь это не что иное, как игра в шахматы.
      - Ты оставишь волосы распущенными? - с удивлением воскликнула Натали.
      Надежда ленивым взглядом посмотрела на нее и медленно, задумчиво кивнула. Ей не хотелось отрываться от таких увлекательных мыслей и выходить в январский холод, но аристократка есть аристократка.
      - Значит, мы идем не на чопорный великосветский прием, - обрадовалась Василина и изящно захлопала в ладони.
      - Куда же тогда?
      - В одно очень интересное место, - хитро улыбнулась Надин, и в глазах ее заплясали смешинки. - Сегодня там соберутся все сливки петроградского общества. Будет... Весело.