Сто двадцать писем к маме

   Русские эмигранты могут прожить в Америке пять, десять, пятнадцать лет, но так и не узнать американцев. Да, мы говорим по-английски, работаем в американских конторах и на заводах, живем с ними в соседних квартирах. И это создает у нас иллюзию того, что мы их  ЗНАЕМ. Но в итоге, мы  знаем об американцах только то, что  они  всегда улыбаются, разговаривают о погоде, о гольфе, о баскетболе, делают шопинг раз в неделю и на все вопросы отвечают "о’кей!». В святая святых Америки, в СЕМЬЮ, в ЛИЧНУЮ ЖИЗНЬ американцев, нам доступа нет.  Тем не менее,  есть русские люди, которые день за днем, месяц за месяцем, год за годом пристально наблюдают за американцами ИЗНУТРИ, находясь рядом с ними на кухнях, в спальнях и даже, простите, в ванных комнатах! Эти люди не российские шпионы, а простые домработницы, бэбиситтеры, компаньонки. Им есть о чем рассказать!
   Надежда К-ова, бывшая учительница истории, пять лет трудилась домработницей в семье "средних" американцев Джексонов. Как она говорит, "отсидела «пятерик» в зоне с усиленным питанием". Все заработанные деньги Надежда отправляла домой, где остались мама и маленький сын. И еще писала письма. Каждые две  недели - одно письмо. Надина мама сохранила все 120  писем дочери, и разрешила мне часть из них напечатать.   
                ***
   Семья Джексон, в которой работает Надя, относится к "мидл-классу". Заправляет в доме Джексон-мама, Джулия. Ей 45 лет, она корпорэйт-лоер и зарабатывает 9 тысяч в месяц. Джулия происходит из семьи трансильванских евреев, третье поколение. Сомнительность происхождения, Джулии компенсирует стопроцентной стервозностью. Джексон-папа, Робер, 52 года. Профессор биологии в одном из калифорнийских университетов. Ездит туда два раза в неделю читать лекции, остальное время сидит дома, ползает по Интернету, выуживает оттуда материалы для своей книги, под которую получил деньги вперед. Робер вырос в богатой семье, где царил полнейший матриархат. Отец, генеральный поставщик овощей для сети одного крупного супермаркета, трудился с утра до поздней  ночи.  Тремя сыновьями занималась мать - властная громогласная женщина, которая полностью подавляла волю мужа и мальчиков. В результате, выросли три безвольных мужика, которые просто не могли не попасть в руки женщин, таких же хищных и властных, как и мать.
Робером командует жена и дочка, Глория, восьмилетняя копия своей матери. И быть бы Глории в жизни такой же стервой, как и ее мать, но судьба послала девчонке Надежду. Общаясь с культурной, доброй русской женщиной, девочка поневоле стала меняться к лучшему...
   
 Письмо первое. 1992 г. Январь.   

   Сегодня приступила к работе. Хозяйка спросила, говорю ли по-английски. Я не стала говорить, что моя мама была преподавателем английского языка и я знаю его в совершенстве.  Просто  сказала, что немного понимаю и говорю. И правильно сделала! Это она меня проверяла, понимаю ли я достаточно, чтобы при мне можно было с мужем разговаривать.
   Хозяйка провела меня по дому, командует - то надо сделать, это поправить, тут застелить, обед приготовить. И все с улыбочкой. Они здесь все улыбаются, улыбки заученные, отрепетированные перед зеркалом. Вернулись на кухню, она мне сквозь зубы:
   -Вам все ясно?!!
   А я сделала книксен, как в лучших домах Лондона, улыбаюсь и отвечаю ангельским голоском: -Йес, мэм!   
   Надо было видеть лицо  хозяйки!
   На следующий день, хозяйка вернулась с работы и увидела, что я с домом сотворила. Что тут началось! Хозяйка полчаса бегала с разинутым от удивления ртом из комнаты в комнату, из дома в сад. Наконец, пришла на кухню, А там стол накрыт, посреди супница дымится с борщиком, салатики стоят, салфеточки...
     -О, Надия, вис из вери найс! -  И тут же  испугалась, что я буду просить добавки денег:
   - Но вы больше не убирайте в саду! Для этого есть садовник, он сейчас заболел, а мы не можем вам платить больше, чем двести в неделю!
   Не можешь и не надо, чего говорить-то! Но не могла же я видеть такое запустение в саду! У меня сразу наша дачка трехсоточная перед глазами встала - грядки ровненькие, яблоньки выбеленные, веточки с подпорками, кусты от малины перезрелой сгибаются...
   Пишу эти строчки и плачу. Ах, судьба-злодейка!
      
   Письмо второе. 1992 г, март.

   Работы у меня невпроворот. Утром подъем в 7 часов, готовлю завтрак  хозяйке и ее дочке. Обоим  надо подавать "сириал", кукурузные хлопья, с подогретым молоком. Когда открываю коробку, оттуда мушки вылетают. Взглянула на дату - этому «сириалу» еще в прошлом году надо было на пенсию! Как можно такое есть?
   -Ну, что же ты стоишь, Надия, насыпай!      
   Сыплю в тарелки, мушки вылетают. Мать с дочкой сожрали эту гадость и  уехали.
   В восемь утра просыпается хозяин, спускается на кухню. Худой, бледный, в очках, спортивный костюмчик помятый. Не профессор, а чучело гороховое! Когда я ним  знакомилась, хозяйка рядом стояла и бдительно за нами наблюдала. Поэтому, он на меня никак не отреагировал, вяло мазнул взглядом, представился и все.  А когда жены дома нет, смотрит на меня, как кот на сало! И хоть бы мужик был ничего, а то - каша манная!  И потом, я ведь понимаю, чем такие дела обычно кончаются, в агенстве  по найму меня строго-настрого предупреждали...   
   Спрашиваю, что ему приготовить на завтрак.
    -Омелет энд бейкон, Надья! Это есть лучший америкен завтрак!
   Разбила одно яйцо, беру второе.  Робер кидается ко мне с криком:
   -Ноу, ноу! Оунли уан плиз!
   Одно, так одно. Достаю пакетик с беконом, вопросительно смотрю на хозяина, сколько кусочков класть?
    -Два... А потом вздохнул тяжело: -Три, плиз... Только не говори Джулии, о-кэй?

Письмо пятое. 1992 год, декабрь.
   
   В семье две машины. У Джулии голубая "Ауди", красавица. Ей такая машина для престижа нужна. Робер ездит на джипе "Форд-Эксплорер", ему тоже нужно свою марку держать! Обе машины никогда в гараже не стоят, перед домом есть площадка, там и ставят. В гараже у них хранится всякий хлам - мебель старая, одежда, детские игрушки, книжки. Причем, все это валяется, где попало.
   Сегодня, Робер затеял уборку гаража и позвал меня помогать.  Вижу, в углу огромный морозильник, фризер называется. Открыла, а там лежат  банки русской икры  с этикетками "Астраханский совнархоз". Представляешь, мама, когда эта икра была куплена?!!
Говорю хозяину:
     -Робер, давайте выбросим банки!
А он рукой машет:
     -Ноу, ноу! Итс о-кэй!
     -Как это "о-кэй"? Здесь же все давно просрочено!
     -О-кэй, окэй! - сердится Робер, - Это все стоит денег!
   И стал  объяснять, что сегодня должны приехать из Армии Спасения и он им отдаст все старье. Скоро надо будет заполнять налоговую декларацию, и накладная, которую они получат за этот хлам, будет зачтена при списании налогов.
   Сортируем старье по ящикам, оба пыльные, чумазые. Ну, я прислуга, а он сам-то зачем пачкается?
     -Робер, зачем вы сами работаете, можно ведь было нанять пару мексиканцев?
   На лице хозяина неподдельный ужас:
    -Нанять? Но ведь это же стоит денег!
   Подъехала машина "Сольвейшен Арми". Робер дал им вещи и опись, в которой оценил каждую вещь. Рабочие выписали квитанцию на общую сумму и отдали хозяину.
   -Видишь, Надья? Тысячу триста пятьдесят долларов спишу с налогов!
   Тысячу триста баксов - за поломанные стулья и рваные штаны?!
  Робер видит мои круглые глаза, принимает это  за восхищение и довольно улыбается.  А я спрашиваю, глядя на Робера невинными глазами:
     -А сколько я получу за дополнительную работу?
  С Робера вмиг слетает веселье.  Он сообразил, что я права, и жалеет о своем хвастовстве. Наконец, жалобно лепечет:
     -Вечером придет Джулия, мы посоветуемся...
   До вечера он ходил сам не свой, боялся. И не зря! Разъяренная Джулия утащила его в спальню и так орала, что дрожали стекла. Вечером, на моем столике возле кровати появился конверт, а в нем... десять долларов!
 
Письмо восьмое. 1993 год, март

По пятницам я ужин не готовлю. Мои хозяева ездят "аут» - в ресторан ужинать, или на вечеринку, которая называется "парти". Для меня наступает передышка. Моя комната на третьем этаже, я ухожу туда и ложусь на кровать, читаю газеты.  Вернее, одну газету, «LA TIMES», ее каждое утро подбрасывают под дверь.  После того, как ее прочтут хозяева, газету читаю я, затем Робер бережно ее складывает и выносит в гараж. Точно также туда выносятся пустые пластиковые бутылки и алюминиевые баночки.
   Читаю я газету, наслаждаюсь тишиной в доме. И вдруг слышу:
    -Нади-и-и!
   Они меня зовут каждый на свой лад.  Робер - "Надья", Джулия на румынский манер - "Надия", а Глория зовет  "НадИ", с ударением на последний слог.
   Спускаюсь вниз.  Глория на диване, в маечке и трусиках, смотрит телевизор.            
    -Дай мне джус!
   Девчонка наглая, как танк, вся в мать - и лицом, и повадками. Но даже ее мамаша такого себе не позволяет, всегда добавляет «плиз».
   Я иду на кухню и наливаю из большой пластиковой емкости бледно-розовую жидкость, в которой плавают комочки – это у них называется "орандж-джус". Эта гадость покупается в замороженном порошке и разводится водой. Я пробовала, меня чуть не вырвало.
   Подношу стакан Глории. Девчонка тянется к стакану, но я отвожу руку, наклоняюсь к самому ее лицу и, глядя в глаза маленькой бестии, говорю голосом бандита из второй серии  "Терминатора":
    -Ты забыла сказать "пли-из"...
  Лицо девчонки белеет. Она сжалась в комок и с ужасом  смотрит на меня. Наконец, выдавливает:
   - Плиз...
   -Ваш сок, молодая  леди! - говорю я ангельским голоском и делаю книксен. Глория дрожащей рукой берет стакан и смотрит на меня изумленно. И вдруг начинает хохотать, а я вслед за ней.
   С этого началась наша с ней дружба.
   Мне ее жалко. Мамаша и папаша сами г-но  жрут и ребенка своего тем же кормят. На ужин заставляют разогревать в майкровейной печке большие картофелины, по одной на каждого, или мороженые "равиоли", вроде наших пельменей, только внутри зелень со специями. Гадость редкостная! У несчастного ребенка от них запоры. Бедная девочка!
   Я не выдержала и как-то раз слепила наши, руские пельмени. Подаю им на ужин, они обалдели. Сидят, никто не ест, смотрят на меня. Джулия нахмурилась:
     -Зачем вы это сделали, Надия?!  Это же большой расход! Мясо, мука...Прошу вас больше этого не делать!   
   А Глория  схватила пельмень, жует:  -Вкусно!
Тут и Робер потянулся к тарелке:
     -Джули, надо съесть, все равно продукты потрачены...   
   А сам уже за обе щеки уплетает. Жена на него покосилась, помедлила и съела один пельмень. Выпила "орандж-джус" и еще раз повторила:
     -Прошу вас больше этого не делать!!!
   Ну, я конечно, опять, с улыбкой - "Йес, мэм!"...
   Как-то Робер увидел, что я сделала Глории морковный сок. Только собралась жмых выбросить в мусор,  он кричит:
     -Вай?!!
     -Что значит, «зачем»? Это же отходы!   
     -О, ноу! Это можно съесть!
    И съел!
    Господи, ну и жизнь! Зачем же они такие большие деньги зарабатывают? Чтобы дерьмом питаться?!

Письмо одиннадцатое. 1993 год, сентябрь.

   К нам приехала мать Робера, высохшая словно мумия, старуха, увешанная бриллиантами. Ей восемьдесят два года, но у нее ясный ум и она все также держит в страхе своих трех сыновей. Один из них, Артур, приехал вместе с ней. Он точная копия Робера, такой же тощий и унылый. Пока мамаша в гостиной громогласно песочила Робера и поджавшую хвост невестку, Артур притащился на кухню и попросил сок со льдом. Я налила ему «орандж-джус» и предложила бутерброд с тюной (тунец). Артур как-то странно дернулся и внимательно посмотрел на меня. Видя мое недоумение, он  грустно поведал мне историю из своего детства...
   Однажды, его отцу, который поставлял продукты для универсамов, вернули назад грузовик, набитый ящиками  консервов с тюной. Что-то там было не то по срокам хранения,  и  супермаркет отказался брать консервы.  После этого, отец долго пытался пристроить консервы. В итоге, часть ящиков он кому-то загнал, но несколько сотен банок осталась. И мамаша Джексон, целый год - каждый день!!! - давала своим сыновьям в школу бутерброды с тюной...
   Теперь понятно, откуда у Робера такая скупость! Или это самоограничение? Но как это может быть, при таких деньжищах? Ничего не понимаю. Неужели, все богачи в Америке так живут?!!   

Письмо двадцать первое. 1994 год, май.

   У нас сегодня "пати", вечеринка. Будут важные гости. Джулия дом обошла, мебель проверила, нет ли пыли. Мне приказала запечь в духовке микроскопические бутербродики с сыром, размером чуть больше монетки в один доллар.
   Робер возится в саду возле "барбекью".  Эта машина для жарки мяса на углях - всенепременный атрибут любой американской "пати".  У нас она месяцами стоит в саду, накрытая чехлом.
   Наш прохфессор  даже огонь толком разжечь не может, хотя угли здесь продаются специальные, легковоспламеняющиеся. Моя помощь отвергнута, здесь принято, что барбекью занимается лично хозяин!      
   Подъехали гости. Из большого, сверкающего кадиллака, выходит седой важный господин, лет шестидесяти, в дорогом темном костюме. Вслед за ним на свет божий появилась его супруга, вся в сверкающих камнях.  Джулия вылетела навстречу:
      -Хай, хау ар ю?
   С мужиком за ручку, с дамой пощещилась - здесь женщины так целуются, щека о щеку, чтобы не измазать лицо помадой. Все идут в гостиную. Я в передничке белом, делаю книксен  и протягиваю поднос с бокалами, наполненными вином, колой и соками. По случаю приема гостей, куплена бутылка вина и настоящие соки!
   Седой меня глазами общупал, я физически почувствовала его толстые лапы на своей груди! Дамы рассыпают улыбки, щебещут :
    -Ах, погода, ах домик, ах, новые гардины купили, ах, недавно в Париж летали...
   Я бутерброды принесла, гостям предлагаю. Дама головой мотнула и снова щебетать. А мужик взял, откусил - вкусно, говорит. И за новым тянется, а сам глазищами мне за вырез кофточки лезет. Вдруг, его супружница поворачивается и медовым таким голоском поет :
      -Дорогой, пойди в сад, помоги Роберу делать  барбекью...
   Оказывается, она все время своего мужа держала в поле зрения и теперь сплавляет в сад, подальше от соблазна!
Вслед за седым,  дамы тоже выходят в сад. Мясо подгорело, Робер суетится, машет лопаточкой, разгоняя дым. Я пришла ему на помощь. Взяла лопатку, сняла мясо, разложила на бумажные тарелочки. Робер наливает гостям в бокалы вино,  буквально на палец и отдает бутылку мне - уноси. Несу бутылку назад, седой провожает вино тоскливым взглядом...        Надо думать, гости действительно важные, если Джулия купила новую бутылку вина! У нас это не принято, редких гостей потчуют из стоящих в баре початых бутылок неизвестно какой давности.
   Съели гости важные по куску горелого мяса, выпили по двадцать граммов  вина. Несу кофе и тарелочку с печеньем. По приказу Джулии, я спекла печенье таким же крошечным, как и бутерброды. Влетает Глория - ей приказано было до сладкого сидеть в своей комнате. Хватает печенье, торопливо запихивает в рот. Глаза светятся - когда еще такое счастье выпадет, печенца моего отведать!
  Пати окончено. Гости прощаются, садятся в свой кадиллак. Седой снова облапал меня глазищами. Сквозь окно вижу, как дамочка начинает мужику сердито выговаривать. Оказывается богатым тоже невесело...   

Письмо тридцатье. 1994 год, декабрь.

  В Калифорнии -  дождь. Здесь это стихийное бедствие. С утра до вечера телевидение передает репортажи о дожде, словно речь идет о театре военных действий. Там залило улицу, тут дом сполз с холма, там крыши протекли... Из-за угрозы землетрясений, дома здесь построены буквально из палочек и досточек. Неудивительно, что если не сделать специальную обработку крыши, здания протекают. Маниакальная прижимистость моих хозяев сказывается и здесь, поэтому, наш дом течет, словно решето! А потратиться один раз на обработку крыши - куда там!
   На втором этаже течет крыша, стоит таз и ведро. Бегаю из коридара в туалет, выливаю воду...

Письмо сорок первое. 1995 год, март.

   Дом у Джексонов большой. Два этажа, внизу кухня, гостиная. Есть и  джаккузи - горячая ванна, в которую подается вода под давлением. Такая ванна отлично снимает нервное напряжение. Джаккузи пользуется только Джулия, Роберу туда вход запрещен. Он ведь сидит дома, какие у него могут быть стрессы?
   Спят хозяева на втором этаже. Моя комнатка в гостевой пристройке, как раз напротив окна хозяйской спальни, так что я в курсе их половой жизни, точнее, ее отсутствия. Секс у них только в ночь с субботы на воскресенье. Если они в субботу уходят в гости, то расписание меняется и утром в воскресенье проходит секс-минутка.
   Однажды, в субботу, хозяева собирались на "Пати воспоминаний".  Каждый участник должен одеться так, каким он был в молодости.  Джулия вытаскивает из шкафа платье, которое она носила двадцать лет назад, когда встречалась с Робером. Платье ей чуточку мало. Я в шутку говорю, что она слегка поправилась. Джулия озабоченно смотрит в зеркало и   на полном серьезе спрашивает меня:
    -Ты считаешь, Надия, что мне нужно похудеть?
  Я подавилась смехом. У нее и так кожа да кости! В это время входит Робер, в старых джинсах и вытцветшей футболке, на голове бейсболка, обмотанная длинной лентой разноцветных презервативов  - так сказать, намек на то, что в юности он был крутым гулякой.   
   Вбегает Глория, заметила ленту и кричит:
    -Дадди (папочка)! Что это у тебя?
   Робер в смятении смотрит на жену. Джулия, не смутившись (адвокат, черт возьми!), отвечает :
    -Это, хани (сладенькая), такие штучки, которые дадди одевает, когда мама и папа не хотят иметь детей.
     -Не поняла?
     -Идем, мы тебе объясним.
   И они увели дочку в спальню. Не знаю, как уж там они ей объясняли - с них станется и наглядно показать! Через полчаса они спустились и Глория была вполне удовлетворена ответом. А этот бесенок, если ей что-то не нравится, такие скандалы им закатывает!   

Письмо пятидесятое. 1995 год, декабрь.   

   Шкаф на кухне забит бумажными трехкилограммовыми мешками с крупой и рисом, купленными, судя по датам, года три назад.  Я как-то насыпала рис в кастрюлю, налила воды - червяки всплыли. Показала Джулии, она спокойно приказала мне воду слить и варить. Варю, знаю уже, что бесполезно с ней спорить. Воду для варки я беру из крана, там стоит фильтр. Но на прошлой недели шли ливни,  и в нашем районе случилась авария. После этого, пришло письмо, где сообщалось, что несколько дней нельзя пользоваться водой из крана. Показываю письмо Джулии, она говорит:
    -Мы же воду все равно кипятим!
   Шопинг, то есть, закупки продуктов, делает Робер. Обычно, Джулия пишет ему записку, что купить. Но тут я не выдержала и дописала, чтобы он купил воду в больших пластиковых коробках.  Он послушно исполнил, думал, что это согласовано с женой. Привез воду, я одну коробку поставила на кухне. В ней есть специальный краник, очень удобно пользоваться.
   Вечером пришла Джулия. Сели ужинать. Вдруг у Джулии глаза на лоб. Кричит:
    -Кто купил воду?!
    Говорю: - Это я Роберу написала. Вы как хотите, а я отраву пить не буду! Так что, могу за воду сама заплатить ( коробка воды стоит 1 доллар).
   Джулия покраснела, но ничего не сказала. С тех пор, раз в неделю, Робер привозит  мне воду. И продукты для меня отдельно покупает, потому что ту дрянь, что у них в кладовке, я не буду есть даже при угрозе голодной смерти...