Глава III

Поблекшая вывеска вырвалась из дымки и возвысилась надо мной. Я даже не заметила, как ноги принесли меня к пункту назначения: гордо втиснувшемуся между домов заведению общественного питания, именованному по какой-то заблудившейся во времени причине «Герберой». Не думаю, что хотя бы половина посетителей кафе знала, что такое гербера. Но я видела настоящие растения. Пару лет назад мне довелось побывать на верхнем ярусе, в главном парке. Эти незамысловатые, в основном красные или оранжевые цветы росли там прямо под небом! До сих пор мне иногда снятся пятна их сочных красок.

Я подняла глаза на вывеску. Разительное отличие. Ее забывшие свой первоначальный цвет буквы заимствовали краску от ржавчины, расползшейся по ним как плесень. О чем думала Кернски, когда выбирала название? Может, будучи как я, под впечатлением, она решила вырастить в трущобах собственный цветок? Я никогда ее об этом не спрошу.

Я что, все еще топчусь у дверей? «Прямо как в первый день, когда пришла устраиваться сюда» — подумалось. Я оглядела обласканные временем и дождевыми потеками испещрённые мелкими царапинами не самые чистые пластины стекла медного оттенка, заменяющие нам окна, завешанные рекламными голограммами настолько, что изнутри меня не увидеть. Может постоять еще?

— Эй!
Я обернулась. Вскинув руку в приветственном жесте ко мне навстречу широким шагом приближалась высокая фигура в грязно-бежевой куртке, олицетворенное воплощение этого города: тощий, бледный, с растрепанными каштановыми волосами молодой парень. Акерс.

— Дверьми разучилась пользоваться? — подлетел он ко мне, выставляя ладонь. Я хлопнула по ней, такое уж было у него приветствие.

— Оценивала шансы выжить, если зайду с таким опозданием — пожала плечами, переводя взгляд на дверь.

— И поэтому решила по максимуму опоздание увеличить? — усмехнулся парень, еще ярче включая прожектор улыбки, и так бывшей частым гостем на его лице. Я подняла на него взгляд. Какая же светлая!

— Ты как оказался на свободе так рано? — только сейчас я сопоставила время суток и его рабочий график администратора систем обслуживания клиентов заведения, никак не позволявшие ему вот так внезапно передо мной появляться.

— Знаешь, как говорят: «хорош тот админ, которому работать не приходится». Менюшки не сбоят, заказики обрабатываются. Но вот почему ты, персонал рабочий, их не разносишь, а дверь гипнотизируешь — это вопрос! Но, если серьезно, то я за кофе бегал. Будешь? — проговорил он, кажется, вырабатывая энергию на произношение слов жестикуляцией.

— Ладно, «одмин», не занудствуй. Настоящий? — рот улыбнулся, я кивнула на стакан из псевдопластика в его руках, выпускающий тонкую струйку пара через проковырянное в крышке отверстие. На нижнем уровне города подавали и пили только синтетические напитки, чай и кофе в том числе. Трата денег на естественные не предусматривалась бюджетом жителей, потому за поставки никто и не брался. Не бог весть что. «Горячее и ладно». Но Акерс держал в руках настоящее сокровище. — Откуда?

— Друг подогнал — черты коварства навестили его улыбку.
Стакан перекочевал в мои руки.


***
Едва теплая, оттого по ощущениям еще более сладкая жидкость пробежалась по рецепторам во рту. Последний глоток кофе направился в пищевод, а стакан опустился на стул передо мной. Я сидела на полу в подсобке. Небольшой комнатке-хранилище, куда была отослана на инвентаризацию после приветственного нравоучительного монолога от Кернски, который должен был бы выдернуть меня из обывательского и воткнуть в механизм заведения для лучшей его работы, но винтик не подошел. Выскочил и валялся рядом. Погруженный в мысли. Теперь я смотрю на мир не просто как сквозь воду, а скорее, как сквозь масло. И оно густеет. Интересно, если сошел с ума после получения письма, все равно не исключат из программы? Вот прямо со всеми печатями и справками от психиатра? Мне, наверное, и подделывать их не придется. Или из психопатов получаются лучшие убийцы? Может совесть атрофируется. Я еще не работала с ментальными больными.

Слишком быстрый поток мыслей. Я поднимаю голову.

На меня смотрит лицо Акерса. Какой же он весь угловатый. Скулы торчат, подбородок острый и нос этот, с горбинкой, на которой, наверное, и держатся очки. Глаза тоже острые. Резкие какие-то, как маркером выделенные синяками. Не от недосыпа, они просто есть. Серые такие глаза, кажущиеся меньшими, чем они есть из-за стекол. Смотрят на меня. Как давно? Он что, стал еще бледнее, чем обычно? Имя моё назвал, что-то спрашивает, бумажку протягивает.

Нужно посмотреть, и я смотрю. Обычно, когда люди тебе что-то протягивают, они ждут, что ты на это отреагируешь. Вот что мне ему сказать? Как мне всё равно, что за бумага у него? Бумага. На бумаге сейчас мало чего встретишь. Я только разрешения видела. Одно вообще-то. Своё. Он тоже получил? Тогда зачем мне показывает? Я бы не стала показывать, если бы это было моё. Только если бы нашла чужое. Но он не мог. Я оставила разрешение дома. Нет, не так. Я НЕ оставила своего разрешения дома!

Подскочила с места, кажется, стул задела, и он упал. Какая часть мозга отвечает за дурость? Зачем я ей думала, когда покупала документу билет на поездку в своем пальто?! Прямиком до остановки «Чужие руки» через перевал «Выроненной из кармана во время переодевания бумажки»! Выхватила из руки листок, прочла раза два, для верности, и убедилась, что сценарий, рожденный в моей голове давно вырос, сходил в школу, институт закончил и уже обеспечивает семью.

— Черт возьми, Моран, тебе не здание уничтожить надо, а только одного человека — кто-то включил звук на Акерсе. Циничный урод возвращал стулу и чашке прежние настройки положения в пространстве.

— А ты не можешь не лезть в чужие дела, верно? Не прописано таких скриптов в твоем коде — если бы взглядом можно было убивать, то сейчас я бы… всё рано не стала. Но понять, насколько отвратной была шутка, дала. Акерс от стыда даже узнал, что такое румянец.

— Мы заметили это на полу, рядом со шкафом. Я думал сперва, что это розыгрыш или вроде того, но потом тебя нашел — его широкие руки неловко, как ветки не гнущиеся, но тёплые, обхватили меня, из обиды и негодования перетаскивая на сторону удивления. Что? Акерс может быть понимающим? Милым? Эта его нетактичность тоже была защитным механизмом, а он не так равнодушен, как обычно думают о техниках? Своего рода открытие.

Кажется, по его мнению, не так это было важно, как то, что я могла теперь порыдать в жилетку, а не в колени. Жилетку, до сегодняшнего дня не проявлявшую подобной теплоты. Я задумалась, это ли мне мешает расслабиться и довериться ей.