Доброй ночи, Марк Твен

В ночь на 30 ноября я вновь достала из бабушкиного комода старый кусочек воска и даже припрятала целый коробок спичек в бездонном кармане. Воровато оглядевшись, я скользнула взглядом по окну и, к своему удивлению, не увидела там абсолютно ничего. Казалось, именно в этот вечер небесные светила решили поиграть с человеком в прятки, а тот послушно отправился на поиски, оставив свое жилище, лишенное тепла и света. Это особенная ночь, а в запасе у меня лишь несколько часов.
Стараясь не дышать, я на цыпочках прошла в свободную просторную комнату и опустилась на жесткий диван, вынув из-под подушки старую, потрепанную временем книгу. Даже не зажигая свечу, я видела аккуратные золотые буквы на темно-синей твердой обложке, означающие начало нового приключения. Вокруг было так тихо, что звук от зажженной спички и скромный огонь старой желтой свечи вполне могли выбраться за пределы спасительной комнаты, потревожив мирно спящий дом. По крайней мере, так мне казалось тогда. Перелистнув первую страницу, я открыла дверь. Шуршание бумаги для меня – скрип половиц в уютной квартире. Минуя строчку за строчкой, взбираясь на абзацы, прыгая по заголовкам, я пробиралась по узкой лестнице на второй, третий, четвертый этаж, по пути резко распахивая попадавшиеся мне двери.
Бесцеремонно ворвавшись в просторное светлое помещение, я заглянула прямо в лицо солидному мужчине. Редактор газеты «Утренняя Заря и Боевой Клич округа Джонсон» был одет в длиннополый сюртук черного сукна и белые полотняные штаны. Он вопросительно улыбнулся, неспешно подошел  к деревянному ящику, который стоял у самой двери и хотел было предложить мне сигару, но вдруг, видимо, вспомнил что-то, помрачнел и вернулся к своей работе.
Открыть комнату, принадлежавшую, насколько я поняла, знаменитому чернокожему слуге генерала Вашингтона, я не решилась. Ведь Джордж умирал шесть раз, как сообщали газеты. Вдруг очередное несчастье произойдет именно в эту минуту и именно в этом месте? Нет, извольте, пойду лучше дальше.
Этажом выше я разглядела одинокую комнату. Дверь была открыта, свет приглушен. Второй механик судна «Амаранта» сидел у окна и курил, курил без перерыва. Потухший взгляд был устремлен в одну точку, пока человек не услышал мои шаги. Вздрогнув, мужчина посмотрел мне в глаза и указал на некогда принадлежавшее брату обручальное кольцо,одиноко лежавшее на столе. «Отдай это кольцо моей жене и скажи ей, что она берет его из рук моего убийцы,» - пронеслось у меня в голове, и механик понял, о чем я думаю. «Виновные не обнаружены,» - с трудом выдавил из себя мужчина, и я почувствовала, что пора уходить.
Я многое увидела этой ночью, урвала отрывки разговоров и подглядела в замочную скважину за осколками чьей-то жизни, наслаждаясь дрожащими голосами и яркими жестами. Я бегала от этажа к этажу, переходила от квартиры к квартире, запинаясь о строчки, перепрыгивая абзацы и стараясь не упускать крошечных букв многочисленных сносок. Не бывает незначительных героев–вот что я поняла из своего полуночного скитания по чужим судьбам. Каждый имеет свое предназначение, свою цель, которую он обязан гордо пронести и сквозь роман в тысячи страниц, и через мимолетный очерк.
Если жители дома страдали, то их горе было до того неподдельным и сильным, что при взгляде на этих людей холодело сердце, а разум с отчаянием готов был признать, что все существование человека – лишь череда несчастий и жесточайших разочарований. Когда герой ликовал, я улыбалась вместе с ним, потому что невозможно было оставаться серьезным, взглянув на лицо, сияющее счастьем и услышав звонкий, яркий смех. Подчиняясь отчаянной жестикуляции ораторов, я заражалась общей идеей и выходила из комнаты с теплым чувством уверенности в своих действиях. За дверью я неизбежно оставляла частичку себя, забирая взамен чистые эмоции и искренние слова. К утру я еле стояла на ногах, переполненная чем-то светлым и добрым. Но чего-то не хватало в этой истории. Мимолетной искры, какой-то хитрости, способной решить любую проблему, гордой независимости и особенной, тесной дружбы я не разглядела в десятке различных комнат. Я бродила по этажам, в надежде если не рассмотреть, то хотя бы почувствовать атмосферу ребячества и приключений. Ведь она пахнет яблоками, сырой землей и краской, на ощупь она – как мертвая крыса на веревочке и горсть ценных мелочей в заплатанном кармане, имеющие обидное свойство заканчиваться. И звучат они по-особенному, как быстрые шаги детских ботинок по асфальту, как рассерженный голос чьей-то тетушки и сдавленные смешки твоего товарища. Вот так звучит, пахнет и осязается приключение, совсем не обязательно иметь глаза, чтобы это заметить.
Последняя комната в доме была пуста, я остановилась у порога, стараясь сдержать свое разочарование, но не вышло, и на мой расстроенный вздох собрались почти все жители крайнего этажа. Прервав всеобщее сочувственное молчание, кто-то небрежно бросил: "Уж не думаете ли вы, что этих сорванцов заставишь целыми днями сидеть в своей комнате и заниматься делом? Ищите дальше! " И действительно, как я только могла забыть, кто такие Гекельбери Финн и Том Сойер, а ведь именно их мне так недоставало.
Лестница оказалась, увы, совсем не бесконечной, комнаты перестали появляться снова и снова, и я, наконец, вышла на крышу, будучи уверенной, что кого-нибудь я там обязательно найду. Двое мальчишек и пожилой мужчина с мудрым, задумчивым взглядом, сидели у самого края, наблюдая за тем, как Человек побеждает светила, возвращая яркие звезды, одну за другой, на светлеющее небо. Они оглянулись, когда дверь люка со скрипом поднялась. Я услышала быстрый шепот ребят и спокойный, дружелюбный голос. «Садись рядом, скоро будет светать»
Но времени уже не было. Успев лишь поблагодарить старика, я захлопнула книгу и вновь оказалась перед закрытой дверью бесконечно высокого дома.
«С праздником, Марк Твен, и доброй ночи…» - прошептала я и, проведя пальцем по золотым объемным буквам, успела нырнуть под одеяло до того, как в комнату вошли.