Дружбаны

          Мне в институте не повезло. По-моему я внятно расцветил ситуацию  с двумя вышеописанными недугами и их влиянием на моё повседневное поведение, взаимодействие с окружающим обществом. Правда, «запорные» дела в значительно меньшей мере мешали моему  общению с людьми. Но постоянный  туалетный ритуал, последующее после него колдование  над  своим  кровоточащим, остроболевым  телом  создавали свои неудобства в этом плане. Одно препятствие да плюс ещё половина подобного – это уже полтора их. Такова арифметика.
          Шурка Плескач, изводя себя каким-то  патологическим стыдом и срамом, загнал себя в «кокон», добровольное изгнание.  Он  позволил  внутренней рефлексии, нервнопсихической чувственности  довести  себя до глубокого обособления от окружающей человеческой среды. Словом,  шустряга  «умер», он уполз  в своё нутро.  И понёс имярек бремя уединения.
          Ну не был же я «изоляционистом» по натуре! Возьмите мой школьный период. Там  был совсем другой пацан! А как только вылез на жизненную площадку Политехнического - мгновенно завяз в этих прыщах.  Мной овладел страх  «публичности». На свою общительность  «повесил»  вериги – «Не моги!». 
          Я себя теперь извожу обвинениями в неиспользовании и потере  возможностей, что предоставляла институтская жизнь. Насколько же правомочно  « судить»  себя задним числом? И смог бы действовать иначе, вернись с помощью «машины времени» в прошлое?  Нелепый вопрос. Сослагательное наклонение применительно к своим нынешним самотерзаниям, нравственным пыткам бессмысленно. Что было, то было. И оно, прошлое, неизменяемо.
          Эти сегодняшние попытки хотя бы в рассуждении перелицевать прошлое – философия абсурда. Признаюсь в своей дури: тогдашней - уже свершившейся, и нынешней – в этом мерзопакостном самокапании.  «Если бы,  да кабы … - так во рту бы выросли грибы», говорят так люди.
          Более продуктивны просто (без варьирования) мои воспоминания о том времени. И пусть происходящее тогда с моим участием или безучастием(!) не всегда столь самоценно, как хотелось бы.  Но это - большой кусок моей жизни. Отсюда и интерес к тому периоду.
          Итак, вперёд за новыми сказками о себе. На очереди  вопрос о друзьях. К нему и переходим.

 

Вова Волошин – «Вовичек»

          В принципе, всё  ясно. У автора сложилась в этот период  улиточная жизнь.  Нервно-паралитический настрой  каждодневно толкал его в свой неразрушаемый защитный панцирь. В таких условиях трудно было ожидать развития дружеских отношений с теми или другими  окружающими  меня людьми.
         И всё же скажу, что стена самоизоляции не была совершенно непроницаемой, непреодолимой. Какие-то зачаточные, более близкие, чем с другими людьми, взаимосвязи всё же кое с кем развивались или, точнее, ограниченно проявлялись.
          В этом ряду первым хочу назвать Володю Волошина. Это с ним мы в начале 1-го курса спали «валетом» на одной односпальной кровати в частном секторе Киева. А потом, уже во 2-м общежитии  в комнате с 22-мя жильцами  наши койки стояли рядышком. Последние же три года проживания в 3-м общежитии его и моя комнаты были расположены на одном, четвёртом этаже.
          Но это, так сказать, всего лишь «география». Главное же, что мы были близки психологически, эмоционально, если хотите – душевно.
          Это же великолепная основа дружбы. Неужели не сложился прочный дружеский тандем?
          Ответ ясен. Причина  во мне. Более тесные отношения неизбежно означали частый «выход в люди». Мне это было неприемлемо. Наверное, лишь под дулом пистолета можно было бы подвигнуть меня на такое. Дружеская теплота между нами так и осталась на все годы  в «тлеющем» виде.
          Предпоследняя наша встреча в жизни состоялась через 20 лет после окончания института. Это уже было  Запорожье, где Вовка работал  на одном из мощных и престижных заводов. Я же в это время  служил в обкоме и в «его»  город  прибыл в командировку. Тепло отметили встречу в его квартире. Участие приняла и жена Володи, которую я хорошо знал ещё по институту. Повспоминали прошлое, поностальгировали.
          Последний раз  я с ним увиделся ещё через 30 лет. В КПИ  собрались все бывшие студенты факультетского курса  на 50-летие нашего выпуска. Обнялись Сашка с Вовкой (точнее, с Вовичком – так я его называл в годы учёбы), с трудом опознав друг друга. Но не утратилось взаимное сердечное расположение. Двух граждан теперь уже разных государств – России и Украины. И «разделённых»  полувековым временем взрослой жизни.
          Кутил, празднуя такое знаменательное летие, ещё живущий на этом свете наш курс. И мы не отставали от всех. 
          Но отметить свою встречу «на пару»  мы так и не «сообразили».
          А вот ещё один вариант дружественности.
          Среди студентов нашей группы ИУ-10 сложился «треугольник». Образовалась  тройка друзей – Толя Арутин, Толя Мартынюк и Костя Гирка. Последние три года они жили на «моём» этаже.
          Нравилась мне эта троица. Хорошие, надёжные парни. Трудяги. Оптимисты. Всегда доброжелательны. Открытые характером.
          Так бы и хотелось  сказать – «и примкнувший к ним  Сашка Плескачевский». Но, увы - не сложилось.
          Могу ошибиться, однако, думаю, они были не прочь со мной образовать квартет. Ну и в чём же дело? Всё в том же, как и с Вовичком Волошиным.
          С содроганием вспоминаю один эпизод. Дело было в какой-то большой праздник. Кажется, на Новый год. Эта троица взяла меня на «буксир»: пригласила пойти на это торжество к их знакомым девчатам в «женский» институт, к студенткам не то Технологического, не то Медицинского института. В их общагу (или, быть может, квартиру - точно не помню).

 

На фоне памятника Богдану Хмельницкому.
Справа - К.Гирка

          Как я согласился на это – не знаю.  Может быть, не захотел проигнорировать их намерение присоединить меня к их дружеской команде?
          Целый «мешок» мучений я там перенёс. Я чувствовал себя там, как «змея  на сковородке» (при желании можно вместо гада поставить любой половой орган – часто  именно так и говорят). Меня даже сейчас, вспоминая те несколько часов среди прекрасных девчат, передёргивает от обуявшего меня тогда ужаса. Я пылал, полыхал своим замордованным лицом. Чувствовал себя изгоем на фоне женского великолепия.
          Готов был провалиться сквозь землю.
          Издёрганный до предела, наконец-то дождался конца этой экзекуции.
          Подвёл себя, подвёл всю нашу компанию.
          Дальнейшее моё поведение вполне предсказуемо.
Дружеский квартет существовал в те годы лишь виртуально.
          Прошли годы и годы. Мой телесный оживляж сработал и на этом направлении. Как говориться – лучше поздно, чем никогда.  Сейчас  детальнее об этом.
         После  института все четверо разбежались по стране: у меня – Красноярск и Луганск, один  из  Толянов - Арутин «застрял» в Киеве, дослужившись до главного инженера НИИ, что работал на «космос»,  другой – Мартынюк на всю жизнь осел в Красногорске под Москвой, став видным спецом на одном из  «королёвских» заводов. 
          Костя Гирка же (на фото первый справа) делал самую среди нас  сногшибательную карьеру, сначала в Красногорске, а потом в  столице, в одном  самом  знаковом в Совете Министров  СССР отраслевом  штабе – в Министерстве приборостроения и средств автоматизации. Там он прошёл по всей карьерной вертикали – снизу доверху. И уже назрел вопрос о назначении его Министром, да рухнул СССР.
         Коль я здесь отметил знаковые карьерные взлёты моих друзей, то хочу, нарушив логику изложения (прошу за это прощение у читателя), привести необычную  жизненную «пробежку» ещё одного из наших «иушников» - Лёшки Никифорова.
          В годы учёбы он занимал в группе несколько особое место. Способный в разнообразии увлечений, раскованный и внутренне уверенный в обычном поведении и действиях. Результативный, успешный даже там, где особых усилий и не прикладывал (по крайней мере так казалось со стороны). Скажем, вроде бы к учёбе особого усердия не прикладывал, а учился хорошо.
          С девушками – никаких проблем. Внешне - вполне приятный молодой человек. В разговоре – точен, юмор адекватен ситуации. И всё это как-то легко у него получалось.
          Женился уже на 2-м курсе на нашей же «иушнице» - Володиной Гале. В качестве семьянина он оказался единственным в группе.
          Все 5 лет в Политехе «отработал» футболистом в институтской команде (кстати, одной из самых сильных вузовских на Украине).          
          А теперь внимание – начинаю говорить о самом главном.
          Получив диплом инженера и направление на работу в один из больших столичных заводов, он на многие годы стал служить здесь  … футболистом в команде предприятия. С ней  вышел как профи на просторы республиканского первенства по футболу.  И где-то лет до 30-ти играл там в своё удовольствие. Отыграл. Поставил точку на этой карьере.
          Занялся дипломной профессией. Да так, что пройдя нужные (и считайте – почти обязательные) ступени инженерного роста, стал где-то лет через 20 Генеральным директором этого, теперь уже колоссального по своим параметрам промышленного гиганта на Украине, работающего и на космос. Влиятельного на самом верху республиканской власти. Опекаемый аж самим 1-м секретарём ЦК Компартии Украины  В.В. Щербицким.

 

«Парочка» из ИУ-10: Юля и Лёшка (Никифоров)         

Представляю  две фотографии. На верхней - он студент третьего курса (сентябрь 1955г.). Как видим - куражится. Но никакой искусственности. Это уж свойство от природы. На второй – он (уже Генеральный!) в центре выпускников «ИУ-10» (между двумя женщинами), собравшихся на 35-летие окончания КПИ (1993г.).  В этот интервал времени вложилась его такая необычная жизнь, почти с фантастическими «увертюрами».

 

ИУ-шники и преподаватели:  встреча через 35 лет

        Кстати, меня на 2-м фото нет: я в этот момент «валялся» на койке медицинского стационара в Луганске.
          А чего я извиняюсь за этот фрагмент истории нашей институтской группы?
          Дело в том, что наши жизни в КПИ мало пересекались. Во-первых, он жил с родителями в городе (то бишь, в Киеве), а я в общежитии. Но не это главное. Мы по свойствам натуры, или как говорят сегодня – по менталитету были разные. Не стыкующиеся. Не было взаимной внутренней «тяги».
         Мы были равнодушны к жизни друг друга. На этом взаимном  «нулевом» интересе  и прошли 5 лет.
          Ну и за что тут извиняться? - За логику изложения!
          Я обещал писать лишь о том, что непосредственно «входило» в мою жизнь. Здесь этого не было.
          Так почему же тогда пишу о Лёшке Никифорове? Вам не понятно ещё? Он же, как и Костя, оказался по жизни один из самых авторитетных выпускников  ИУ-10. А я патриот группы, как и все другие «согруппники». Мы жили в атмосфере гордости за своих «продвиженцев». Радовались за «наших», за их успехи. Это, ведь, так естественно!
          К сожалению, давно это стало былью. Покрылось пылякой времени.            
          А теперь посмотрим ещё раз на фото. Здесь есть упомянутые выше Толя Арутин (во 2-м ряду второй слева) и Толя Мартынюк (в 1-м ряду третий справа).   Они из тройки друзей, о которых я уже писал. Ещё один угол «тройки» - Костя Гирка (его на другом фото уже представлял выше).
           С каждым из них я почти регулярно и  многократно,  во все десятилетия трудовой деятельности (во время командировок, отпусков) встречался. Тут и Киев, и Красногорск, и Москва. И всегда проявлялась взаимная симпатия, дружеское влечение друг к другу.
          С 2000г. с моим переездом на постоянное местожительство в Санкт-Петербург я с ними почти ежегодно, летом  встречаюсь  на даче Мартынюка в Подмосковьи  по случаю дня его рождения. Сколько радостей даёт нам всем это, считай, всего лишь мгновение дружеских лобызаний да тостирования за праздничным столом! И бесконечные споры на политические темы: как же – все умники, ну почти что непризнанные «эксперты». По крайней мере так считает себя каждый.
          И с нетерпением ждём очередной встречи в «верхах» самых взаимно уважаемых людей.

 

«Бойцы» колхозного десанта. Справа – Толя Шабелян
           К сказанному лишь добавлю, что «заседает» сугубо мужская компания, а в посиделках всегда принимает участие пара-тройка  и  иных «наших» - бывших студентов других  групп  факультетского курса.

 

Жора Козак
           К сожалению, Толя Арутин несколько лет назад покинул сей мир. Ушёл также из жизни и Лёшка Никифоров.  Царства им небесного. Видимо уже недолго до наших встреч там, в потустороннем мире.
          В годы моей учёбы были и другие привязанности. Не знаю как их «обозвать»: не то отличные товарищеские, не то «неоформившиеся» дружеские.
          Частично об этом я уже писал по другому поводу. Я имею ввиду жильцов комнаты, где я жил последние три года. Компашка из 7-ми человек.
           Характерная особенность её – хорошие,  ровные   отношения. Открытость. Компромиссность.   Взаимная уважительность.  Юморная атмосфера.  Ни разу за всё это время не было каких-либо обострений.  А ведь все мы были  абсолютно разные.
          Гордость за «нашу» комнату превращала «семёрку» в некий монолит. Сплачивала воедино. Формировала общий интерес. Не могу не назвать их: Жора Козак (смотри выше), Толя Шабелян (вверху справа со мной), Коля Могильник (к сожалению, у меня нет его фото), Юра Заверин (у нас он был «Сима-Симочка»), Федя Овенко (облик Юры и Феди я привёл ранее), «Кузя» (слева ниже; почему-то  в памяти осталась только кличка).    Ну и автор этих строк.
          Вот такая великолепная 7-ка!
          Кое о каких нравах нашей комнаты и моих «выбриках»  Вы уже знаете. Здесь же вспоминаю совершенно о другой стороне комнатного проживания. О моём тогдашнем самочувствии.

 
               
«Кузя»

          Его можно «обозвать» устойчиво-хорошим и даже, что будет точнее,  великолепным. Как же так? А каждодневные мучения, о которых столь «трогательно» писал выше?
          Два объяснения. Во-первых, во второй половине институтской жизни ситуация с лицом  постепенно улучшалась.  Именно об этом времени я здесь и пишу. Уже оживал, «высовывался» из-под своего панциря, вытаскивал себя наружу.
          Во-вторых, ко мне привыкли в этом тесном «околотке» (комнате). Поэтому моё лицо никого не интересовало. К этому «безразличию» я и привык. Оно меня полностью устраивало. Вот почему в нашей семёрке я чувствовал себя совершенно раскованно. Об этом, кстати, убедительно говорят мои забавы-«дурашки»  там, о которых живописал выше.
          Что или кого я могу ещё здесь вспомнить применительно к раскрываемой теме?  ИУ-10. Нашу учебную группу.
          Думаю, что на курсе среди множества подобных коллективов она была и остаётся самой сплочённой. Компания в более чем 20 человек выдержала проверку временем. На все послеинститутские встречи (их за 50 лет было несколько) наша «артель» являлась в своём большинстве, обходя в этом других сокурсников.
          Группа была  для меня неким кораблём,  на котором я плыл по волнам учебной и не только жизни. Дружные в институтских дебрях,  мы  временами делали коллективные набеги  в окружающие пространства, походы в «культуру».         
          Среди своих согруппников (простите за этот термин) тоже не надо было мне ёжиться из-за лица. Хотя моя свобода здесь в указанном контексте была более ограниченной в сравнении с комнатной «семёркой». Ведь учились, действовали  среди других  больших и малых студенческих коллективов.